Каша заварилась с traspaso, так что можно с него и начать – в один прекрасный день на Ибице под конец весны. Остров Ибица щедр на прекрасные дни, а уж этот был прекраснейшим из всех: бездонная синева небес, лишь подчеркнутая парой кудрявых облачков, сквозь ветви миндаля проглядывает яркое солнце. Толстые стены просторного деревенского дома сверкают побелкой. Сквозь небольшую арку, ведущую в мощеный дворик, виднеется виноградник. В такой день нельзя не радоваться жизни. И Хоб Дракониан наслаждался, лежа под пестрой сенью деревьев в перуанском гамаке, купленном на рынке хиппи в Пунта-Араби.

Он только-только чудесно расслабился, когда заметил вдали какое-то движение. Сев, увидел двух человек, шагавших среди миндаля. Выбрался из гамака и пригляделся. Кажущиеся издали крохотными фигурками незнакомцы в черных костюмах неспешно шагали вперед, беседуя между собой. Один из них нес сверкавшую на солнце алюминиевую планшетку, второй – большой портфель-»дипломат». Оба были в черных очках.

Хоб сунул ноги в сандалии и отправился выяснять, за какой надобностью они сюда заявились. Обычно в середине июня, в самом начале сезона, к нему никто не вторгался. Наверняка это парочка иностранцев, англичан или французов, пребывающих в счастливом неведении о том, что пересекают частные владения, не испросив предварительно разрешения у хозяина.

Заметив его приближение, мужчины остановились, поджидая. Обоим за тридцать, испанцы, судя по виду, peninsulares, а не островитяне, и нимало не смущены тем, что вторглись в чужие владения.

– По нашим сведениям, эта земля выставлена на продажу, – сообщил обладатель планшетки – высокий, тощий, с волнистыми черными волосами.

– Нет, вы заблуждаетесь, – любезно возразил Хоб. – Это моя земля, и у меня нет ни малейшего желания ее продавать.

Испанцы быстро переговорили между собой на родном языке. Затем первый сказал:

– У вас есть купчая на эту землю?

– У меня имеется traspaso. А вам-то какое дело?

– Я адвокат Молинес, – поведал высокий и тощий с планшеткой. – А это архитектор Фернандес, – он указал на более низкого и более полного спутника, кивнувшего в знак согласия. – Нас наняли для осмотра этой земли с целью выяснения, приемлема ли она для покупателя.

– Я же вам сказал, она не продается.

– Вы не владелец, – уточнил Молинес и постучал по планшетке. – Вы арендатор. У нас имеется разрешение владельца.

– Вы имеете в виду дона Эстебана?

– Семейство дона Эстебана.

– Должно быть, вы перепутали, – предположил Хоб. – Пришли не на тот участок.

Открыв атташе-кейс, архитектор Фернандес извлек геоде-зическую карту Ибицы. Оба заглянули в нее. Затем адвокат Молинес заявил:

– Нет, тот самый. Ориентиры полностью совпадают.

– Повторяю, у меня traspaso. Никто не может продать эту землю.

– Мы понимаем, что у вас traspaso, – не унимался Молинес. – Но его срок скоро истекает.

– У нас с доном Эстебаном полное взаимопонимание. У нас с ним собственное соглашение.

– По моим сведениям, это не так. Вы не уплатили основную сумму своего traspaso. Срок наступает менее чем через месяц. Как мы понимаем, эта земля может быть выставлена на продажу после… – он сверился с бумагами, – пятнадцатого июля.

– Тут какое-то недоразумение, – стоял на своем Хоб. – Я сам все улажу с доном Эстебаном. Но пока что у нас июнь, а не июль, поэтому немедленно покиньте мою землю.

– Мы не причиним ни малейшего ущерба. Мы просто осматриваем участок согласно пожеланиям людей, которые станут его новыми владельцами.

– Вы испытываете мое терпение. Убирайтесь отсюда, или я вызову Гвардию.

Переглянувшись, испанцы пожали плечами.

– Вам бы следовало вести себя более сговорчиво. Новые владельцы намерены предложить вам компенсацию за преждевременный выезд.

– Вон! – рявкнул Хоб. Испанцы удалились.

Вилла Хоба называлась К'ан Поэта. Он поселился в этом доме пять лет назад, чуть ли не в день приезда на остров, сняв его у дона Эстебана – владельца К'ан Поэта и еще ряда земельных угодий. Хоб поладил со стариком при первой же встрече. Дон Эстебан обожал играть в шахматы перед дверями кафе «Киоско» в Санта-Эюлалиа, под ветвями раскидистого дуба, за стаканчиком терпкого красного вина, производимого на острове. В шахматах он поднаторел за годы службы на иностранных судах вдали от Ибицы.

Они с Хобом частенько отправлялись в долгие пешие прогулки; старик порой прихватывал дробовик, однако охотился редко. Прогулки давали им возможность немного поболтать и – со стороны дона Эстебана – чуточку пофилософствовать о неувядающей прелести общения с природой. На Ибице природа особенно очаровательна, так что слагать оды в ее честь – дело нехитрое. Будь ваша фазенда посреди холодной пустыни гор Ахаггар в Марокко, вы бы вряд ли уподобили матушку-природу благоуханной всеблагой матери. Но на Ибице это излюбленное доном Эстебаном фигуральное выражение казалось вполне уместным и оправданным.

Хоб всегда питал слабость к выспреннему восхвалению природы. Потому-то он и увязывался за хиппи и представителями третьего мира. С ними, но не в качестве одного из них. Всякий раз ему рано или поздно прискучивала царящая среди хиппи атмосфера самодовольной экзальтации. Отчасти из-за этого ему так и не удалось стать одним из благополучных детей цветов, хотя он и пытался время от времени. В какой-то момент его здравый смысл непременно настаивал на возвращении, и тогда – не без сожаления – Хоб выпутывал из волос цветы и возвращался к прежней жизни.

Покупка и продажа земельной собственности на Ибице – дело непростое. Всякий раз тут разыгрывается целая драма. Дон Эстебан сказал, что с радостью продаст участок Хобу. Хотя испанский Хоб оставлял желать лучшего, а каталонский не намечался даже в зачатке, старик уже считал его сыном. Куда более близким сыном, чем два чурбана, живущие в его доме, интересующиеся не возделыванием земли, а иностранками и заключением сделок, занимающие у дона Эстебана деньги, чтобы потратить их на собачьих бегах, в барах, в охотничьем клубе, в ресторане и яхт-клубе – везде, где сыновья преуспевающих местных жителей проживают свою версию «дольче вита».

Traspaso – соглашение, по которому в Испании продается и покупается земля. Что-то вроде закладной, только с латинской спецификой. Островитяне не самого высокого мнения о системе traspaso и склонны к заключению собственных неофициальных договоров, таким образом избегая налогов и прочих официальных неприятностей. Когда Хоб проявил интерес к приобретению К'ан Поэта, здешние цены на землю были невысоки. Дон Эстебан согласился на песетный эквивалент шестидесяти тысяч долларов. За эту цену Хоб получил дом и четыре с половиной гектара земли на северном побережье острова с внесением небольшой ежемесячной аренды вплоть до погашения оговоренной суммы. Хоб даже не знал, сколько еще осталось платить. Но у них с доном Эстебаном имелся договор. И хотя по закону Хоб должен был вносить определенные суммы к определенным датам, приватно дон Эстебан заверил, что он может жить там до самой смерти, если захочет. А после оной, если traspaso не будет погашен, фазенда будет возвращена семейству Эстебана.

Слово старик сдержал – выправил документ. Торжественно назначили и записали даты. И все это за серебряными чашечками лучшего вина дона Эстебана – белой анисовки, настоянной на двадцати одной траве, собранной в строго определенное время по старинному рецепту, передающемуся в семье из поколения в поколение. Но подписали в конце концов – после того, как дело рассмотрели адвокаты – типовую для Испании купчую на дом, предоставленную поверенным дона Эстебана Эрнаном Матутесом, почти все свои дела проводящим из отдельного кабинета бара «Балеар».

Хоб со стариком знали, что письменный договор существует исключительно в качестве официального подтверждения на случай внезапной смерти дона Эстебана, каковой тот не ждал, но все же предпочел подстраховаться. Хоб и дон Эстебан руководствовались расплывчатыми законами чести, ощущая их в присутствии друг друга. Суть частного соглашения сводилась к тому, что Хоб должен был платить, сколько может и когда может, а если и задолжает – что ж, кому какое дело?

– В чем дело? – спросил Гарри Хэм у Хоба в тот же вечер, встретившись с ним в «Эль Кабальо Негро» – баре в Санта-Эюлалиа, где получала почту почти вся иностранная диаспора.

– Я тут напоролся на пару испанцев нынче днем, – сообщил Хоб и поведал об адвокате Молинесе и архитекторе Фернандесе.

Гарри Хэм – бывший полицейский из Джерси, штат Нью-Джерси – приехал на Ибицу в отпуск и женился на красавице Марии. Хоб подбил его на работу в детективном агентстве «Альтернатива», чтобы как-то скрасить жизнь пенсионера.

Детективное агентство «Альтернатива» Хоб открыл, желая получить работу, не привязанную к определенным часам и приносящую достаточный доход, чтобы можно было протянуть в Европе. Частная детективная практика казалась идеальным занятием для человека, не отличающегося особыми умениями, но весьма везучего и обладающего массой друзей. Это дало ему шанс дать работу друзьям – племени таких же, как и он, бездомных изгнанников, не способных назвать родиной ни одну страну мира и питающих преданность лишь к себе подобным. Друзей у Хоба было множество. С большинством из них он познакомился среди несметных тысяч, ежегодно накатывающих на Ибицу, как прилив и отлив, и, подобно ему, выискивающих Великий Благословенный Край и Налаженную Жизнь. Все они лишились корней и причастности к миру – этакие отбросы научно-технической революции, бессмысленные данные электронного века, лишние люди, и им вовсе не требовалось быть чернокожими или принадлежать к испанскому типу, чтобы вписаться в эту категорию.

Так что Хоб организовал детективное агентство «Альтернатива» в качестве своеобразной блуждающей общины, сосредоточенной вокруг Ибицы и Парижа, с вылазками в прочие места, когда дух гнал его с места или подворачивалась удобная возможность. Штат он укомплектовал людьми вроде себя – бродягами и неудачниками, художниками и богемой, прорицателями, чьи пророчества не обладали ни малейшей коммерческой ценностью, мошенниками, всякий раз попадающимися на горячем, и крутыми парнями, вечно получающими по физиономии. Опыта у Хоба не было почти никакого, но и цены приемлемые. Неустрашимостью и силой он не выделялся, зато был наделен упорством. При весьма среднем интеллекте он отличался изворотливостью ума. Детективное агентство «Альтернатива» не процветало, однако позволяло сводить концы с концами Хобу и еще нескольким людям, да вдобавок хоть чем-то занимало его в те долгие ночи, когда он гадал, что делает на этой чужой ему земле.

– Что-то мне все это не нравится, – проговорил Гарри, крупный, солидный и полный мужчина с коротко подстриженными седыми волосами. – По-твоему, дон Эстебан что-то затевает?

– Ни в коем случае. Старик – человек чести.

– После болезни люди меняются, – заметил Гарри.

– О какой болезни ты толкуешь?

– Когда ты отлучался в Париж, с Эстебаном случился удар. А ты не знал?

– Мне никто не сказал. – Хоб пробыл на Ибице всего неделю. Видно, придется многое наверстывать.

– Раньше я виделся с ним что ни день, – сообщил Гарри. – Но после удара он больше не выходит. Ты заглядывал к нему в последнее время?

– Нет. Я только-только приехал.

– Наверно, заглянуть бы не помешало.