22 августа 1952 года, Даука; двенадцатый день Дха'л-Хиджа
Глава 1
Под выцветшим от жары белесым утренним небом паломники высадились на потрепанный временем каменный причал Дауки. Теперь помощники Харита открыто шли с оружием. Паломникам они сказали, что это необходимо на случай возможного налета. Паломники возражать не стали. Ни у одного из них оружия не было. Они доверяли Хариту во время тысячемильного пути через Африку и через красное море, доверяли ему и сейчас, но все-таки вид пистолетов внушал им беспокойство.
В начале путешествия Чад и Судан казались им самыми диковинными и непонятными местами, которые только можно вообразить. И только сейчас, в Аравии, паломники осознали всю глубину своего заблуждения. Аравия была неизмеримо более чужой и угрожающей, чем любые земли, виденные ими до сих пор. И теперь, вместо того чтобы говорить о своих деревнях в Нигерии, Камеруне или Конго, хаджи принялись говорить о самой Африке. Когда они ступили на святую и чуждую землю Аравии, весь покинутый континент стал казаться им хорошо знакомым, близким и дорогим.
Стоя на пристани Дауки, хаджи шепотом переговаривались между собой. Но они не говорили о страхе, который внушало им оружие. Они слишком многим рисковали, слишком далеко заехали и слишком сильно доверились Хариту, чтобы теперь позволить себе терзаться дурными предчувствиями при виде нескольких пистолетов. Они не хотели облекать свой страх в слова. Они не могли поверить, что Харит способен оказаться предателем и обмануть их. И потому каждый из паломников подавлял свой страх и пытался убедить себя, что все в порядке.
* * *
Дхоу приблизилась к берегу на закате предыдущего дня. Она бросила якорь примерно в миле от берега, а с первыми лучами солнца двинулась дальше. Капитан то молился, то проклинал свой путь через песчаные отмели и коралловые рифы, при каждом повороте умирая от страха за корабль. На носу и на мачте сидели впередсмотрящие. Они всматривались в прозрачную воду и выкрикивали предупреждения, завидев темнеющий риф или мель. Капитан с рыданиями уворачивался то от опасности по правому борту, то от беды по левому. Дважды дхоу задевала корпусом за риф, и капитан скрежетал зубами. Потом дхоу каким-то чудом проскользнула в маленький, но глубоководный порт Дауки. Когда корабль причалил, капитан удалился в свою каюту в состоянии нервного возбуждения.
Через некоторое время капитан осознал, какое великое и замечательное деяние он совершил. Единственный из капитанов всего мира, он сумел провести в Дауку океанское судно. Все ориентиры запутанного маршрута накрепко запечатлелись в его памяти — и он единственный владел этим знанием! В настоящий момент оно не имело практической ценности, но зато подтверждало кое-что, о чем он давно догадывался: он — самый лучший и искусный капитан в мире.
Обдумав это, капитан вернулся на палубу и понаблюдал за высадкой последних хаджи. Когда Харит принес ему обещанное вознаграждение, капитан лишь покачал головой.
— Не нужно, — сказал он Хариту. — Честно говоря, для меня не было разницы, куда тебя доставить. Джидда, Лит, Даука или Аль-Квинфича — я могу ввести мой корабль в любой порт, куда только пожелаю. Мне безразлично, большой это порт или маленький. Я только хочу заранее знать, куда плыть — чтоб не беспокоить владельцев судна.
Харит продолжал настаивать, а капитан, сияя от гордости, отказывался дольше, чем того требовали приличия. Наконец он взял деньги со словами:
— Я принимаю это лишь для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Но опытному капитану безразлично, в каком порту причаливать.
Харит поблагодарил капитана и рассыпался в похвалах его искусству. Потом он спустился на причал и присоединился к хаджи.
* * *
Под понукания помощников Харита паломники построились в колонну по четверо. Помощники встали по бокам колонны, а один — сзади. Харит прошел в голову колонны и сказал паломникам, что на окраине их ждут грузовики. Откуда-то появились несколько горожан. Неподалеку остановились два саудовских солдата. На них были белые одеяния, перехваченные нарядными кожаными поясами. Через правое плечо перекинуты ружья. Оба солдата были с непокрытыми головами, и оба носили солнечные очки, такие, какие бывают у американских военных летчиков. Когда хаджи проходили мимо, солдаты усмехались.
Харит повел паломников на главную улицу Дауки. Улица резко шла под уклон. Город был стиснут между узким побережьем и отвесными гранитными скалами Джабал-Хиджаза. По обе стороны улицы выстроились каменные дома. Их сложенные из грубого камня стены намекали на невероятное постоянство. Но это ощущение постоянства было лишь иллюзией; натыканные вплотную дома опирались друг на друга в поисках поддержки, сцеплялись в отчаянной попытке удержаться и не сползти по крутой, изрезанной глубокими колеями дороге прямо в море. Узкие черные оконные проемы бесстрастно наблюдали, как паломники сражаются с крутым подъемом.
Взобравшись на склон, они оказались на перекрестке. В тени дома отдыхали еще несколько саудовских солдат. В пятидесяти футах от перекрестка возвышалось каменное здание караулки. Харит повел паломников к нему.
Он знал, что наибольшая опасность миновала. Если бы эль-Тикхейми хотел устроить на него засаду, он сделал бы это на узкой, карабкающейся вверх улочке. Харит прикинул, как бы это можно было устроить при условии, что он окружен паломниками и вооруженными помощниками и что сам он тоже вооружен и держится настороже. Впрочем, он знал, что против по-настоящему хорошо подготовленной засады не помогает ничего.
Теперь опасное место осталось позади. Он в безопасности. А завтра вся эта толпа хаджи больше не будет висеть у него на шее. Завтра он сможет отправиться, куда пожелает. Все его обещания будут выполнены, все долги уплачены. Завтра он будет свободен, забудет про льстивых торговцев из Мекки и займется эль-Тикхейми.
Та узкая улочка давала шанс эль-Тикхейми. Но на что рассчитывал Дэйн? Неужели у него хватило глупости полагать, что христианин может арестовать мусульманина в Саудовской Аравии? Нет, этот человек не может быть глупцом. Возможно, Дэйн остался в Африке ожидать возвращения Харита. Но тогда он не сможет ничего доказать европейскому суду.
Входя в караульное помещение, Харит спрятал пистолет под одежду. Теперь все пойдет накатанным путем. Солдаты проверят его документы, потом потребуют документы паломников. Но у паломников никаких документов нет; они въехали в Саудовскую Аравию нелегально. Солдаты их арестуют, а судья назначит штраф. Когда они не смогут заплатить, судья объявит, что отныне они лишаются всех прав и привилегий. По законам Саудовской Аравии нелегальных иммигрантов следует продать в рабство, чтобы оплатить судебные издержки. Харит заплатит за них штраф и станет их первым владельцем. Потом он возьмет эскорт из солдат и отвезет рабов в Эр-Рийяд или в Мекку, в зависимости от того, где в этом году лучше спрос. Но сперва ему следует выполнить то, что он обещал торговцам из Мекки — отдать им лучших девушек и молодых юношей.
В караулке один из солдат взял документы Харита, изучил их, пожал плечами и передал другому солдату. Харит знал, чего они ждут. Он полез в кошелек и достал четыре серебряные монеты — в подарок. Первый солдат вышел из караулки.
Харит раскрыл ладонь, показывая блеск серебра, и собрался произнести любезную речь. Но прежде чем он открыл рот, оставшийся в караулке солдат повернулся, и Харит увидел его лицо. Это был Эчеверрья, невысокий молчаливый парагваец.
Харит потянулся за пистолетом. Он уже почти достал его, когда второй солдат ударил его прикладом ружья по руке. Пистолет упал в пыль. Харит бросился за ним. Приклад обрушился ему на загривок. Харит упал, извиваясь, как червяк, но не оставил своих попыток дотянуться до пистолета. Солдат пинком отшвырнул пистолет прочь и засмеялся, глядя, как Харит пытается подползти к нему. Солдат позволил торговцу приблизиться к пистолету на фут, потом снова огрел Харита прикладом по загривку. Харит рухнул лицом в пыль. Солдат подождал, не продолжится ли развлечение, но Харит не шевелился. Солдат наклонился и подобрал пистолет.
Глава 2
Придя в сознание, Харит обнаружил, что находится в маленькой полутемной хижине. У него ныл затылок и болел позвоночник. Но сейчас Хариту было не до того. Он пытался понять, что же произошло, как и почему.
Подняв голову, он увидел, что в углу хижины сидит парагвайский капитан и держит на коленях пистолет. Эчеверрья крикнул кому-то в дверной проем:
— Он пришел в себя!
— Это вы — агент полиции Дэйн? — спросил по-арабски Харит.
— Нет, конечно, — ответил Эчеверрья. — Вы знаете меня под моим настоящим именем.
— Значит, вы из Южной Америки?
— Да.
— Но вы говорите по-арабски. Сейчас вы даже выглядите, как араб.
— Моя мать была сирийкой, — сказал Эчеверрья.
— Это недоступно моему пониманию, — пробормотал Харит.
— Ничего, скоро вы все поймете, — пообещал Эчеверрья.
Дверь в хижину открылась, и вошел полковник Рибейра. Он кивнул Эчеверрье и посмотрел на Харита.
— Это вы — Дэйн, — сказал Харит, потом повторил то же самое по-французски.
— Совершенно верно. Я — Стивен Дэйн.
— Мы еще в Аравии?
— Мы находимся рядом с Даукой. Вы были без сознания около получаса.
— Я не нарушил ни одного аравийского закона, — сказал Харит.
— В самом деле?
— Да. Во всяком случае, власти Саудовской Аравии не предъявляли мне никакого обвинения.
— Нам об этом известно, — сказал Эчеверрья.
— Значит, вы собираетесь вывезти меня обратно в Африку?
— Нет, — ответил Дэйн.
Харит немного помолчал. Ему не хотелось вот так в лоб спрашивать, что они собираются с ним делать. Он и так мог догадаться, каким будет ответ. Они позволят ему остаться в Аравии, только вгонят пулю в затылок. Но, придя к такому выводу, Харит тут же усомнился в нем. Если его хотели убить, почему они не сделали этого до сих пор? Ответ мог быть только один: прежде чем убивать, они хотели его допросить.
— Полагаю, вы хотите узнать имена моих деловых партнеров, — сказал Харит.
— Мы их уже знаем, — ответил Дэйн.
— Тогда что вас интересует?
— Ничего.
Харит недоумевал. Если они не собираются его допрашивать, то почему он все еще жив? Для чего его держат? Все стало бы ясно, если бы он спросил, что с ним собираются делать. Но Харит пока что не хотел задавать этот вопрос. Сперва следовало выяснить кое-что другое.
— Как вы сумели схватить меня здесь, в Аравии? Откуда вы знали, в каком порту я высажусь? Как вы смогли заручиться поддержкой саудовских солдат? И что с другими европейцами — они тоже в этом участвовали? Скажите мне, какую ошибку я допустил.
— Вы слишком торопитесь, — заметил Дэйн. — Я не могу ответить на все эти вопросы одной фразой.
— Тогда сначала скажите мне, в чем я ошибся.
— Вы не допустили никакой ошибки, — сказал Дэйн, — не считая того, что продолжали делать то, что делали.
— Я думал об этом, — сказал Харит. — Мне следовало остановиться раньше. Но это величайшая из человеческих слабостей — неумение остановиться вовремя. Я продолжал заниматься своими делами, а вы составили план против меня. Что это был за план?
— Ничего особо сложного, — ответил Дэйн. — Когда я взялся за это задание, я прочитал все, что смог найти о работорговле и о здешнем законодательстве. Я понял, как хитроумно организована ваша деятельность и как трудно ей помешать. Честно говоря, сперва я не хотел браться за это дело. Я считал, что это вопрос политический, а не уголовный. Но потом я все-таки взялся за него. В Вашингтон поступило несколько раздутых рапортов о вашей особе, и мне приказали заняться вами, не жалея ни средств, ни усилий, и остановить вас любым доступным мне способом.
— Да, вы действительно не жалели средств, — сказал Харит. — Прежде чем приступить к работе, вы два месяца отдыхали на Тенерифе.
— Строго говоря, я там не отдыхал, — возразил Дэйн. — Во-первых, я ждал начала хаджа. А во-вторых, учил испанский язык.
На лице Харита промелькнуло удивление. Потом торговец расхохотался:
— Испанский язык! Вы готовились к роли полковника Рибейры!
— Некоторая маскировка казалась мне необходимой, — сказал Дэйн. — В частности, потому, что я слышал о судьбе других полицейских агентов, следивших за вами.
— Да, маскировка была необходима, — признал Харит. — И все-таки я должен был вас вычислить. Я знал от Прокопулоса, что вы улетели на Тенерифе. Там говорят по-испански; а потом в Форт-Лами появились два господина, говорящие по-испански. Я должен был догадаться, но мне просто в голову не пришло, что агентов может быть двое.
— Я обратился за помощью к капитану Эчеверрье, — сказал Дэйн. — Я знал, что он владеет арабским языком, тогда как я им не владею. Также я знал его как опытного офицера полиции. И, что самое важное, мы с Эчеверрьей служили друг другу телохранителями. Нам хотелось избежать неприятностей того рода, что произошла с ван Хаарнином и чуть не произошла с Мак-Кью.
— Действительно, вы всегда держались рядом, — пробормотал Харит. — Но полицейский с телохранителем — это же смешно.
— Очень смешно, — кивнул Эчеверрья. — Но необходимо.
— Согласен, — сказал Харит и на некоторое время задумался. — Я знал от Прокопулоса, что Дэйн встречался ночью на пляже с каким-то человеком. Это были вы, капитан?
Эчеверрья снова кивнул.
— И вы улетели в Кейптаун, чтобы позже присоединиться к Дэйну?
— Нет, — сказал Дэйн. — Эчеверрья отправился в Кейптаун по другой причине. Он пробыл там только один день, после чего присоединился ко мне в Дакаре.
— Ну что ж, — вздохнул Харит. — А теперь расскажите мне о других европейцах.
— О них нечего рассказывать. Я никогда прежде с ними не встречался. Насколько я понимаю, им ничего не известно об этом деле. У ван Хаарнина и Отта были свои проблемы, но нам это было только на руку.
— Если бы европейцев было меньше, все могло бы обернуться совсем иначе.
Дэйн покачал головой:
— Я связался с французскими властями еще до приезда в Форт-Лами. Если бы там не оказалось достаточного количества настоящих путешественников, направляющихся в Хартум и восточнее, мне пришлось бы кого-нибудь нанять, чтобы запутать вас. Я, собственно, на это и рассчитывал.
— О господи! Вы очень свободно обращаетесь с правительственными деньгами! — воскликнул Харит.
— Вы говорите, словно налогоплательщик, — хмыкнул Дэйн. — Но вы правы. Я не слишком церемонюсь с чужими деньгами. Мое правительство поручило мне работу. И все, что я потратил, я потратил на службе у правительства.
— Хорошо сказано, — произнес Харит. — Не хотел бы я быть вашим работодателем. Но, наверное, американское правительство знает, что делает. А теперь расскажите мне остальное.
— Думаю, в основном вам и так это известно, — сказал Дэйн. — Французские власти помогли мне, задержав ваш отъезд. Из-за этого у вас осталось времени в обрез. Мы с Эчеверрьей сопровождали вас, чтобы быть уверенными, что вы не свернете куда-нибудь в Эфиопию или Эритрею. Не то чтобы мы этого от вас ожидали, а так, на всякий случай. Кроме того, наше постоянное присутствие должно было действовать вам на нервы. Мы не хотели, чтобы вы могли спокойно все обдумать, Харит.
— Мне не нужны были вы, чтобы сбивать меня с толку, — сказал Харит. — Для этого у меня был господин Прокопулос.
— Прокопулос поработал для вас лучше, чем вы считаете, — возразил Дэйн. — Когда мы прибыли в Форт-Лами, он оказался для нас неучтенным фактором. Мы проследили его обратно до Эль-Джезиры. После этого стало очевидно, что часть нашего плана раскрыта, но мы не знали, насколько много ему известно. Некоторое время мы даже считали, что весь наш замысел провалился. Нам повезло, что вы не очень доверяли Прокопулосу.
— Он был для меня таким же неучтенным фактором, как для вас, — мрачно сказал Харит. — Он отчасти понял ваш план, но знал он недостаточно. Почему вы тянули с его арестом до Хартума?
— Я не имею никакого отношения к его аресту, — сказал Дэйн. — Для меня это оказалось не меньшей неожиданностью, чем для вас.
Харит недоверчиво пожал плечами:
— Ну, неважно. А откуда вы узнали, что я высажусь именно здесь?
— Я этого не знал, но мог предполагать. Я был на дхоу, которая следовала за вами несколько миль вдоль берега. Капитан проследил ваш курс. Он вел прямо сюда. Конечно, курс можно было и изменить, так что я прикинул, куда еще вы могли направиться. Джидда отпадала. Это лучший порт на всем побережье, но там слишком много европейцев и слишком много мусульман — не арабов. Джидда не используется работорговцами в качестве порта еще с конца Второй мировой.
— Это так. Но как насчет других портов от Хиджаса до Тихамы? Как насчет Йемена и Хадрамаута? Побережье Аравии тянется на тысячу миль.
— Больше, чем на тысячу, — поправил его Дэйн. — Но у вас был ограниченный выбор. Сперва я отбросил все порты севернее Джидды. Ближайший из них, в который может войти океанское судно — это Айюна, а до нее от Суакина семьсот миль. Кроме того, сейчас в Красном море господствуют неблагоприятные ветры. Чтобы добраться до Айюны, вам потребовалось бы несколько недель тяжелого плавания. Я подумал, что этого вы делать не станете.
— А южные порты?
— Это было уже посложнее, — согласился Дэйн. — Но здесь я тоже произвел некоторый отбор. От Дауки до Мекки по суше около ста пятидесяти миль. Если бы вы забрались слишком далеко на юг, в Ходейду, вам пришлось бы по дороге к Мекке проделать лишние три сотни миль — то есть вместе четыреста пятьдесят миль. А для ваших плохих дорог это немалое расстояние. По той же причине я отбросил Йемен и сосредоточил свое внимание на побережье между Литом и Квизаном. Здесь на двести пятьдесят миль береговой линии приходится всего четыре порта, пригодных для океанского судна. Это Лит, Даука, Аль-Квинфича и Квизан. Я послал своих людей во все четыре порта. Но на самом деле я рассчитывал только на два места: на Лит и Дауку.
— Так оно и вышло. Вы были правы, — признал Харит. — Но что, если бы я совершил что-нибудь непредсказуемое? Если бы я поплыл в Ходейду или вокруг Хадрамаута в Мукаллу или Рийян?
— Тогда бы я вас не поймал, — пожал плечами Дэйн. — По крайней мере, в этом году. Но мне повезло, вы пошли предсказуемым путем — в Дауку.
— Я направился сюда, потому что не верил, что вы сможете что-либо сделать со мной в Саудовской Аравии. Мне и сейчас в это не верится. Я не понимаю, как вы заручились поддержкой саудовских солдат — они же все подкуплены.
— Эти люди — вовсе не саудовские солдаты, — сказал Дэйн. — Вы должны были бы знать, Мустафа ибн-Харит, что во время хаджа почти все войска короля Сауда находятся в Джидде, Мекке и Медине. Или вы никогда не совершали хаджа?
— Конечно, совершал! — возмущенно воскликнул Харит. — Давно, правда… Но если это были не саудовские солдаты, то кто тогда?
На порог упала тень. Харит понял, что кто-то слушает их разговор, стоя снаружи. Тень шевельнулась, и человек вошел в хижину.
Харит посмотрел на вошедшего, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Дальнейшие вопросы стали ненужными. Теперь он понял все — но было поздно. Человек прошел на середину хижины.
— Здравствуй, Мустафа ибн-Харит, — сказал он.
— Здравствуй, Салех Мохаммед эль-Тикхейми, — ответил Харит.
Эль-Тикхейми усмехнулся и повернулся к Дэйну и Эчеверрье.
— Друзья, прошу простить меня за задержку. Я получил ваше послание всего два часа назад, а добраться сюда из Лита довольно сложно. Ну как, вы узнали что-нибудь полезное от этой кучи верблюжьего навоза? Вы уже поговорили с ним?
— Мы еще не закончили, — ответил Дэйн.
— Ну что ж, пусть будет так, — сказал эль-Тикхейми. — Но вам следует поторопиться. Все устроено так, как мы и договаривались. Нельзя терять времени.
— Да, хорошо, — отозвался Дэйн и повернулся к Хариту: — Вы хотите еще что-нибудь спросить?
Глава 3
Мгновение Харит молчал. Эль-Тикхейми скалился как волк. Эчеверрья, сидевший в углу с ружьем в руках, напоминал статую, вырезанную из черного дерева. Дэйн стоял прямо и торжественно. Хариту просто не верилось, что это был тот самый человек, который путешествовал вместе с ним по Африке. Полковник Рибейра с его насмешливыми разговорами, с интересом к охоте, с легким намеком на порочность и с безукоризненно аристократическими манерами исчез. На его месте возник незнакомец, называющий себя Дэйном. В этом человеке не было ни легкой общительности Рибейры, ни его бросающихся в глаза мелких недостатков. Возможно, полковник Рибейра — это человек, которым Дэйну хотелось бы быть? «Возможно, — сказал себе Харит. — Возможно».
— Как вы нашли эль-Тикхейми? — наконец спросил он. — Как вы уговорили его сотрудничать?
— Найти его было нетрудно, — сказал Дэйн. — В каждой стране правительственные службы держат досье на известных работорговцев и на тех, кого в этом подозревают. Я просмотрел эти досье и выбрал эль-Тикхейми, поскольку он показался мне умным и честолюбивым человеком, к тому же привыкшим держать слово. Я послал ему телеграмму с Тенерифе. Он согласился встретиться с Эчеверрьей в Кейптауне и выслушать деловое предложение.
— Но что вы могли ему предложить? — спросил Харит. — Что вы могли предложить такого, что удовлетворило бы его честолюбие?
— Я мог предложить ему вас, — ответил Дэйн. — Вас и ваш маршрут через южную Сахару.
Несколько секунд Харит изумленно смотрел на него, потом переспросил:
— Я не ослышался? Вы, агент полиции, отобрали маршрут работорговцев у одного человека, чтобы передать его другому?
— Именно это я ему и пообещал, — сказал Дэйн. — Эль-Тикхейми понравилась эта идея. Ловушка поджидала вас в Аравии еще до того, как вы покинули Форт-Лами. Впрочем, мы не учли возможности покушения, которое произошло в Саллуме.
— Ты вполне мог бы убить меня там, — вмешался в разговор эль-Тикхейми, — если бы у тебя хватило ума нанять мужчину, а не косорукую египетскую обезьяну.
— Я использовал то, что было под рукой, — сказал Харит. — Тебе тоже приходилось так поступать, эль-Тикхейми. — Торговец повернулся к Дэйну. — Я могу понять, почему эль-Тикхейми принял ваше предложение. Как вы и сказали, он умен, честолюбив и пользуется репутацией человека, умеющего держать слово. Но вы, мистер Дэйн… вас я не понимаю.
Дэйн не ответил.
— Вы — слуга закона, — продолжал Харит. — Но для того, чтобы поймать меня, вы заключили союз с другим работорговцем. Это кажется мне невероятным. Может, я ошибаюсь и здесь кроется какая-нибудь хитрость?
— Никаких хитростей, — сказал Дэйн. — Эль-Тикхейми выполнил свое обещание, а я намерен выполнить свое.
— Тогда вы просто отвратительны! — воскликнул Харит. — Вы отреклись от своей присяги закону. Да, вы устранили Харита, которого некоторые считают крупнейшим работорговцем. Но кого вы поставили на его место? Эль-Тикхейми! Умного, честолюбивого, верного своему слову эль-Тикхейми! И что теперь эль-Тикхейми станет делать?
— Может, пнуть эту свинью в рыло? — спросил эль-Тикхейми.
— Не надо, — сказал Дэйн. — Пусть сам ответит на свой вопрос.
— Да, я отвечу, — сказал Харит. — Много лет я проповедовал в Африке, призывая правоверных совершить хадж. Я мирно провозил своих рабов через Африку, избавляя их от голода и невежества, и передавал хозяевам, которые лелеяли их, как родных детей. Но эль-Тикхейми не станет ничего проповедовать. Он будет добывать рабов традиционным способом — налетами. Разве не так, эль-Тикхейми?
Эль-Тикхейми усмехнулся и кивнул.
— Он будет совершать налеты, — продолжал Харит, — и хватать мужчин, женщин и детей, которых можно продать. Он будет убивать стариков, больных и калек и сжигать деревни. Он будет заковывать своих рабов в цепи и гнать их к Красному морю. Он будет двигаться по ночам, а днем прятаться. Он будет идти старыми путями через Сахару, через Ливийскую и Нубийскую пустыни. И сколько же рабов смогут перенести подобное путешествие? Сколько из них останутся в живых к тому времени, как их погрузят на дхоу? Я могу вам сказать, сколько: один из четырех, не больше. А от остальных останутся только скелеты, на которые будут время от времени натыкаться суданские патрули. Вот кого вы поставили на мое место. А теперь скажите мне честно, мистер Дэйн: вы все еще считаете, что сделали хорошее дело?
— Да, — сказал Дэйн. — Я так считаю. Да, вы везли ваших рабов в лучших условиях, но в конце концов они оказывались там же. Вы проповедовали им во имя ислама, побуждали исполнить религиозный долг, а сами порабощали тех, кто вам доверился. Эль-Тикхейми, по крайней мере, не пытается доказать, что он совершает благодеяние по отношению к своим рабам.
— Превосходно! — воскликнул Харит. — Вы ненавидите работорговлю, но при этом заключаете союз с работорговцем!
— Мой выбор был прост, — сказал Дэйн. — Я не могу полностью уничтожить работорговлю. Все, что я мог — убрать одного из двух сотен работорговцев Северной Африки. И я устранил вас, воспользовавшись помощью эль-Тикхейми и передав ему ваш маршрут. Но дал ли я ему хоть что-нибудь на самом деле? С вашим исчезновением он и так захватил бы этот маршрут. А не он, так кто-нибудь другой из этих двух сотен. Пока эта торговля существует, уничтожение одного работорговца создает лишь место для другого. Вопрос лишь в том, кто именно будет занимать это место.
Дэйн замолчал на мгновение, потом продолжил:
— Харит, вы провозили своих хаджи через Африку в соответствии с африканскими законами. Потом в Аравии вы их порабощали, уже в соответствии с аравийскими законами. На мой взгляд, вы — чрезвычайно опасный человек, куда опаснее любого налетчика. Когда страны, граничащие с Сахарой, захотят покончить с работорговлей, они примутся охотиться на эль-Тикхейми, как на дикого зверя. Но что они смогли бы сделать с вами?
— И правда — что? — сказал Харит. — По крайней мере, в одном вы правы: я опаснее, чем эль-Тикхейми.
— Хватит болтовни, — проронил эль-Тикхейми. — Времени больше нет. При всем моем уважении к вам, мистер Дэйн, я все же должен заметить, что вам стоило бы выяснить свои отношения с совестью где-нибудь наедине, а не здесь, при участии Харита.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Дэйн.
— Кроме того, — добавил эль-Тикхейми, — африканская полиция не станет охотиться на меня, как на дикого зверя. Они предпочтут найти себе дело полегче — они знают, что я вооружен и не уклоняюсь от боя. — Он вытащил из-за пояса револьвер и кивнул Хариту: — Пойдем, дорогой мой Мустафа, пойдем со мной.
Харит встал. Эль-Тикхейми подтолкнул его к двери, и Харит медленно двинулся вперед. Проходя мимо Дэйна, он сказал:
— Вы неплохо объяснили все остальное. А как насчет этого? Как это согласуется с американскими законами?
— Никак, — сказал Дэйн. — Но мы сейчас не в Америке, не в Европе и даже не в Африке. А со здешними законами, как мне кажется, все это вполне согласуется.
— Не понимаю, — сказал Харит.
— Сейчас поймешь, — перебил его эль-Тикхейми. — Мистер Дэйн — великий поборник законности. А еще он умеет превосходно торговаться. Он даже уговорил меня отправить твою последнюю группу паломников назад в Африку. А с тобой поступят по справедливости, Мустафа. Давай шевелись!
После того как оба работорговца вышли, Дэйн и Эчеверрья некоторое время сидели молча. Потом Эчеверрья сказал:
— Давай-ка сваливать отсюда.
— А в чем дело?
— Ни в чем. Просто мне кажется, что лучше убраться отсюда, пока этому мяснику ничего не взбрело в голову.
— Эль-Тикхейми выполнит свое обещание, — сказал Дэйн. — Но ты прав — отсюда лучше убраться, и поскорее.
Когда они добрались до порта, люди эль-Тикхейми начали загонять паломников на дхоу. Хаджи шли вяло и неохотно. Если их сейчас вышлют обратно в Африку, они никогда уже не увидят священный город Мекку. Нельзя же всерьез рассчитывать, что найдется еще один такой же великодушный человек, как Мустафа ибн-Харит. Некоторые из паломников хотели остаться, но их со всех сторон окружали люди эль-Тикхейми — толкали паломников, грозили им оружием и вынуждали подняться на борт. Со стороны это напоминало стаю голодных волков, вынужденных охранять овечье стадо.