Времени в обрез
Посвящается Джейсон
Глава 1
Дэйн прилетел в Афины после полудня. Деловая встреча была назначена на восемь часов того же вечера. Он остановился в отеле «Георг V» на площади Конституции, принял душ и переоделся в легкий черный костюм. Вышел из отеля и прогулялся по развалинам Акрополя. Перекусил в первой попавшейся таверне. После чего взял такси и вернулся в отель.
Ровно в восемь он направился к гостинице «Де Билль», расположенной всего в двух кварталах от отеля. Стоял тихий и трепетный весенний вечер, повсюду цвели гиацинты и пели соловьи.
Комитет занимал одно крыло на четвертом этаже. Дверь открыл секретарь и проводил Дэйна в гостиную. Из-за закрытой двери спальни доносились голоса, разговор шел явно на повышенных тонах. Когда секретарь постучал в дверь, голоса резко смолкли. Дэйн сделал вывод, что у собеседников было тайное совещание.
— Сейчас к вам подойдут, — сказал секретарь.
— Благодарю.
Дэйн присел на диван, обитый выцветшим зеленым плюшем. Радость от чудесного афинского вечера прошла: он повидал слишком много заговорщиков в гостиничных номерах. У него возникло ощущение нереальности происходящего, все эти бесконечные и едва обжитые комнаты слились в одну безликую, неопределенную Комнату — прообраз всех на свете гостиничных номеров с зашторенными окнами и потертыми коврами, с лампочками на сорок ватт, слабый желтый свет которых рассеивается в облаках застоявшегося сигаретного дыма.
Стивен Дэйн был высоким стройным мужчиной, с темно-каштановыми волосами и приятным, немного худощавым лицом. Его возраст определить было трудно: на первый взгляд — около тридцати, а присмотревшись внимательнее к его серым глазам, дерзким и проницательным, можно было дать и все сорок. Выглядеть так, чтобы после было трудно описать его внешность, стало для Дэйна частью профессии, и он вполне в этом преуспел. Все его достоинства были подчинены практической выгоде, а недостатки искоренены из самолюбия. Работу свою он выполнял хорошо, но, кроме нее, почти ничем не интересовался. Он был больше нужен другим, чем самому себе.
В спальне снова загремели голоса, но тут же перешли в быстрый шепот. Дэйн нисколько не удивился. Люди, занимающие такие гостиничные номера, были однообразны, как и сами эти номера: хомо конспиратор, существо, цель жизни которого — кого-нибудь свергнуть; биологический подвид, характеризующийся ярко выраженной склонностью к повышенной секретности.
Даже их планы не отличаются почти ничем. Дэйн видал-перевидал десятки подобных планов; они уже перемешались у него в голове… Комитеты прошлого и настоящего: за освобождение Анголы, Йемена, Курдистана, Суматры, Целебеса, Танзании, Ганы, Тибета, Дагомеи, Верхней Вольты; комитеты, канувшие в небытие: за освобождение Сербии, Богемии, Савойи, Беарна, Наварры; комитеты будущего: за освобождение Болвании от Раджании, за объединение Нубарии против ига Вазерии, для защиты Трулялябии от Тралялябии…
Дверь спальни открылась. Появился один из спорщиков.
— Добрый вечер. Я — мистер Лахт. Вы, полагаю, мистер Дэйн?
— Именно.
— Могу ли я взглянуть на ваши… э-э… документы? Большое спасибо.
Его тонкие нервные коричневые пальцы завертели бумаги, исподтишка пытаясь прощупать их на предмет подделки. Лахт был высоким и необычно светлокожим симпатягой с большим висловатым носом, с щеками, побитыми какой-то кожной болячкой, и маленьким недовольным ртом. Над ним витала аура силы, нетерпеливости и чувства собственной правоты. Стандартный набор для хромосом Конспиратора. Он выглядел переутомленным и наверняка страдал бессонницей (Лахт был вынужден не спать ночами с тех пор, как решил пробудить мир).
— Прекрасно, мистер Дэйн. Вы, конечно, понимаете, что проверка необходима. В таком деле, как наше…
В каком деле? Кто он такой и что за дело он задумал? Южные арабы против аденцев? Или бахрейнцы против иракцев? А может, кувейтцы против саудовцев? А-а, на этот раз ракканцы против иракцев… Скорость, с какой множились подобные «дела», вызывала только саркастическую усмешку. Дэйн видел слишком много яростно враждующих сторон в мире. Его чувства говорили об идиотизме происходящего, его разум утверждал, что все это хоть сколько-то, но важно. Приняв сторону своего сердца, он оказался в двусмысленном положении: приходилось служить целям, в которые он сам имеет несчастье не верить.
Теперь из спальни вышли остальные два члена Комитета. Оба натянуто скалились, как школьники, которые подрались в раздевалке.
— Мистер Дэйн, разрешите вам представить моих коллег. Это мистер Бикр…
Высокий мужчина в летах, с квадратными плечами и вытянутой унылой физиономией. Его лицо окаменело в попытке сымпровизировать чувство собственного достоинства.
— …и мистер Рауди.
Мужчина сорока пяти лет, невысокий и пухлый, с желтоватой кожей и редкой бороденкой. Пока его представляли, он взволнованно моргал.
Сели. Секретарь принес сладкий турецкий кофе в крохотных чашках и нырнул в одну из комнат.
Лахт спросил Дэйна, что тот знает об освободительном движении Ракки.
— Очень мало, — ответил Дэйн. — Меня ввели в курс задания всего два дня назад.
— С вами говорил мистер Уэльс из вашего посольства в Париже?
— Он сказал, что обо всем необходимом для моей работы расскажете вы.
Лахт усмехнулся и медленно приподнял свои чудесные изогнутые брови. Это значило, что объяснения были если не невозможны, то уж наверняка излишни. Он повернулся и кивнул одному из комитетчиков, тот сразу же развернул карту района Персидского залива.
— Вот Ракка, — начал Лахт, указывая на обведенную территорию у восточных границ Ирака и Саудовской Аравии. — Она небольшая, ненамного больше, чем штат Мэриленд, и в три раза меньше, чем Ливан. Это земля с выдающейся древней историей, но в настоящем у нес почти ничего нет.
Лахт откинулся на спинку дивана и, заливаясь соловьем, поведал Дэйну о славных страницах истории древней Ракки. Она была независимой частью Вавилонского царства. Некоторые археологические находки свидетельствуют о том, что на месте столицы Ракки некогда стоял город — современник Ура и халдеев.
— Потом, разумеется, было множество нашествий, — продолжал Лахт. — Все древние царства пали под стопой Тамерлана или Аттилы. Ракка была разрушена так же, как Вавилон и Халдейское царство. Но люди выжили.
Ракканцы, как пояснил Лахт, являются отдельной и независимой расой в арабском мире, как, например, курды и туркмены. Их ближайшие родственники — жители болотистой местности, арабы Махдана.
Ракканцы не смирились с османским владычеством, тянувшимся веками. Они сражались вместе с Лоуренсом во времена освобождения Аравийского полуострова от турков. Но позже, когда Британия проводила политическое урегулирование на полуострове, ракканцы так и не получили автономию — их интересами пренебрегли в пользу Ирака и саудовцев.
Но долгому сну пришел конец. Снова — недовольство народа, стремление к независимости. Возродилось освободительное движение, и, конечно, появился Комитет. Одно время Франция, похоже, собиралась их поддержать. Тогда Иран немедленно признал Ракку — это был недолгий период относительной независимости. Но в тысяча девятьсот тридцать восьмом иракские войска «восстановили» свои границы и вновь оккупировали земли ракканцев. Ракканцы сразу же подняли вопрос об автономии в составе Ирака, но так ничего и не добились — началась Вторая мировая война. После войны в восточном Ираке взбунтовались курды, и ни о какой автономии теперь не могло быть и речи.
Мечты о независимости начали таять, но в пятидесятые годы, когда вспыхнул саудовско-иракский конфликт, для ракканцев снова забрезжила какая-то надежда.
В тысяча девятьсот пятьдесят втором представители британских и датских нефтедобывающих компаний исследовали Тикканскую равнину. И уже к тысяча девятьсот пятьдесят пятому году началась промышленная разработка богатейшего месторождения. В эти годы ракканские патриоты боролись за свои интересы, пытаясь отгородиться от наступающего на страну арабского мира. Решающий удар был запланирован в пятьдесят девятом году при поддержке саудовцев. Но он провалился, когда Саудовская Аравия, под давлением Египта, была вынуждена примириться с Ираком.
С тех самых пор торговые связи на Ближнем Востоке упрочились и кое-где изменились. Этому поспособствовала и общая ненависть к Израилю, который проводил политику отделения от своих соседей. Но в настоящее время идея повернуть вспять воды Иордана из плана активных действий превратилась в недосягаемую мечту. Война в Йемене, казалось, принесла шаткое равновесие, но по-прежнему отвлекала Египет, мешая ему обратить свою разрушительную энергию в другом направлении. Внимание Ирака до сих пор было приковано к северо-западу, где курдские националисты угрожали жадному правительству вооруженным мятежом. А Саудовская Аравия, после многих неудач, наконец получила от Фейсала долгожданные реформы. Теперь саудовцы твердо держат свои позиции и готовы поддержать друзей и вносить смятение в ряды врагов.
— В связи с вышесказанным становится ясно, — закончил Лахт, — что мы живем во времена великих возможностей. Настроения и диспозиция наших ближайших соседей играют нам на руку. Назрел момент для решения вопроса о независимости. Такое может повториться не раньше чем через десять лет, а то и через все сто.
— Верю вам на слово, — сказал Дэйн. — Вы знаете своих соседей много лучше, чем я.
— Я знаю их, — согласился Лахт. — Я знаю всю эту шакалью стаю. В арабских странах, мистер Дэйн, единственным движущим мотивом выступают собственнические интересы. Я полагаю, так же, как везде, но здесь это происходит открыто и бесстыдно. Личные интересы здесь поднялись до культового уровня, а все остальное рассматривается как дурацкое философствование. Конечно, существует определенная шкала ценностей. Никто не вцепится в своих ближних, если можно запустить когти в бок соседа, любой объединится с соседом для того, чтобы разорвать более сильного на стороне. Все дело в степени родства, понимаете ли.
— А как насчет родства со всем человечеством? — поинтересовался Дэйн.
— Сейчас такая постановка вопроса не имеет смысла, — ответил Лахт. — Мы проникнемся любовью ко всему человечеству не раньше, чем на Земле высадятся марсиане. — Лахт улыбнулся и опустил взгляд на свои отполированные ногти. — А поскольку случится это отнюдь не завтра, давайте займемся более насущными проблемами. Час освобождения Ракки пробил. Вы не согласны со мной, мистер Рауди?
При звуке своего имени Рауди нервно вздрогнул.
— Час? А, да. Я полагаю, что пробил. Хотя некоторые ключевые вопросы…
— На эти ключевые вопросы не существует ответов, — оборвал его Лахт. — Когда возникает возможность вмешаться в ход событий, нужно брать дело в свои руки. Но события, как бы хорошо они ни были подготовлены и просчитаны, происходят стихийно. Хотя и кажется, что мы держим ситуацию под контролем, на самом деле это далеко не так; мы можем только нанести удар в наиболее подходящий момент. Как будут развиваться события после этого, нам остается только догадываться.
— Да, конечно, — сказал мистер Рауди, — я так и думал, вам это известно. Я лишь пытался указать на определенные границы наших знаний.
Мистер Рауди покивал сам себе и раскурил сигарету.
— Ваше мнение, мистер Бикр? — спросил Лахт.
Бикр по-школьному втянул голову в плечи и вяло покачал головой:
— Мы должны все точно рассчитать, Лахт. Все зависит от того, как лягут карты. Нужно действовать очень осторожно.
— Терпения вам не занимать, — ответил Лахт, — но это достоинство вы превращаете в недостаток. Может, вы согласны подождать еще тридцать лет, мистер Бикр?
— Если нужно, да.
— Вы сами решаете, когда нужно, а когда — нет?
— Гм… я человек не очень решительный.
— Никто вас не осуждает, мистер Бикр. Вы инертный, да. Робкий и легко впадающий в панику, пассивный и уклоняющийся от активных действий, это правда. Но никак не нерешительный.
— Это похоже на оскорбление, — тихо произнес Бикр.
— Это констатация факта, — отпарировал Лахт.
Бикр слабо поморгал и повернулся к Рауди:
— А как вы расцениваете обстановку?
Рауди снова смутился. Он громко откашлялся и сказал:
— Ясно одно. Мы должны действовать. Мы просто обязаны использовать выгодную для нас ситуацию. Это понятно. Но нельзя бросаться сломя голову только из нетерпения или немедленной жажды действий. Нужно взвесить все «за» и «против» и отбросить нереальные надежды. Дело, на которое мы идем, чрезвычайной важности, и нужно все тщательно продумать.
Лахт наблюдал за своими соратниками с грустной улыбкой.
— Мои бедные друзья, — сказал он, — какое жалкое зрелище вы представляете — беззубые львы, да и только! Вы слишком долго шептались в закрытых комнатах. Конспирация тянет вас на дно, она стала частью вашей жизни. Вы превратились в профессиональных заговорщиков, которые планируют бесконечно отдаляющуюся революцию! Вы похожи на двух страстно спорящих профессоров, но вся страсть направлена лишь на своего слушателя. Вы слишком долго были оторваны от всего мира, друзья мои! Если бы вам не повезло в том, что именно я взялся за это освободительное движение…
— Мы все знаем о вашем стремлении помогать всем угнетенным земного шара, — перебил его Рауди с неожиданным порывом. — Я считаю, что это похвально для душ наивных. Но мы же не можем начинать, пока не придем к общему согласию.
— Я полагал, вы согласились с тем, что действовать необходимо.
— Согласились, — кивнул Бикр, — осталось только выбрать удобный момент. А это нужно подробно обсудить.
— Мистер Бикр, создается впечатление, что без обсуждения вы и в туалет не сходите. Ваши внутренности дают вам знать, что пора предпринять определенные действия, но ваш могучий интеллект требует сперва все взвесить и тогда уже выбрать подходящий момент…
— Я не намерен здесь оставаться ни минутой дольше! — заявил Бикр и вскочил.
— Перестаньте, — отозвался Рауди. — Он всегда разговаривает таким тоном.
— Я останусь только в том случае, — не унимался Бикр, — если мне принесут извинения!
Лахт церемонно поклонился:
— Мой дорогой Бикр, если я, сам того не желая, обидел вас, прошу меня простить.
Бикр поколебался, прикидывая, стоит ли принимать такие извинения. Наконец Рауди дернул его за рукав, и Бикр сел на место.
— Ситуация в Ракке вполне ясна, — продолжил Лахт. — Иракцы отвели почти все войска на север своей страны, поближе к Киркуку и Ирбилу, чтобы удержать курдов в узде. Саудовцы одобрили наш план. Они признают наше правительство, если мы возьмем Ракку и продержимся у власти хотя бы неделю. Они даже согласны предоставить нам военную помощь. Нас поддерживают Объединенные Эмираты, а также США, Франция и Британия. Даже Советский Союз готов признать наш суверенитет, хотя бы из-за конфронтации между ним и Ираком. Это внешняя сторона дела.
— А внутренняя? — спросил Бикр.
— Даже еще лучше. Граждане Ракки страдают под игом Ирака. Недовольство дошло до высшей точки, почти восемьдесят процентов населения — за независимость, из них двадцать процентов готовы отстаивать свободу с оружием в руках. Да вы же сами все это знаете, статистика вам хорошо извести на. Почему я должен повторяться?
— Нам действительно все это известно, — согласился Бикр. — И, невзирая на вашу склонность к преувеличениям, эти сведения более-менее правдивы. Но ваши выводы не так уж и очевидны. Например, если мы сейчас достаточно сильны, то можно предполагать, что через полгода мы станем еще сильнее. На несколько лет внимание Ирака будет приковано к курдам. Почему мы должны бросаться на приступ именно сейчас?
— Потому что МЫ не станем сильнее, — ответил Лахт. — Наш народ не настолько одарен бесконечной терпеливостью, как вы. То, чего хотят ракканцы, им нужно немедленно, не через год, не через тридцать лет, а сейчас. Оружие уже роздано, обстановка в городах приближается к критической точке. Как долго, по-вашему, мы можем удерживать их в таком напряжении? Если мы сейчас промедлим безо всякой видимой причины, мы тем самым докажем людям, что наше движение не оправдывает своих целей, и подтолкнем их к другим, более решительным группировкам, например к коммунистам. Друзья мои, либо мы начинаем революцию сейчас, либо мы упускаем ее из рук навсегда.
— Я не против немедленных действий, — сказал Бикр. — Несмотря на все недостатки, которые вы приписываете мне, я стремлюсь освободить наш народ не меньше, чем вы сами. Но это слишком серьезно — призвать к восстанию население небольшой страны против сильного соседа. Это может закончиться ужасно, не для нас с вами, Лахт, а в первую очередь для наших сограждан.
— Я понимаю, — ответил Лахт. — И наш народ тоже понимает это.
— Да, понимает, — вмешался Рауди, — отчасти. И смотрит на нас как на проводников. Мы ведь не только поведем их к независимости, но и укажем наиболее подходящий по всем соображениям момент для выступления. Это наш священный долг.
— Идиоты! — взревел Лахт. — Вы что, решили преподать мне урок школьной этики? Конечно, это наш долг! Естественно, мы обязаны здраво оценить обстановку, прежде чем поднять народ на восстание. Вы, тупые недоумки, почему, по-вашему, я прибег к помощи американцев? Какого черта, как вы думаете, здесь сидит мистер Дэйн?
Дэйн развалился на диване и лениво листал журнал. Он поднял глаза и сказал:
— Я и сам удивляюсь.
— Прошу прощения, — извинился Лахт. — Конечно, нам следовало обсудить все это еще до вашего прибытия. К несчастью, бесконечные споры и дискуссии обязательны для политических ссыльных. Чем меньше у них реальной власти, тем строже становятся их принципы и тем сильнее чувство долга. Но к делу: я просил американцев прислать нам заслуживающего доверия агента, профессионального оперативника ЦРУ…
— Я не из ЦРУ, — перебил его Дэйн.
Брови Лахта поползли вверх.
— Нет?
— Нет. Не обязательно работать на ЦРУ, чтобы заслуживать доверия. У нас есть еще военная разведка, морская и воздушная разведки и много чего другого.
— Откуда же вы, мистер Дэйн?
— Я — из чего другого.
— А у вашей организации есть название?
— Безусловно, — ответил Дэйн. — Называйте, как хотите. Например, Особый отдел, подраздел номер два.
— Что это означает?
— То же, что и Центральное разведывательное управление.
— Но, в таком случае, кто ваш генеральный спонсор?
— Некоторые считают, — угрюмо проронил Дэйн, — что мы давно являемся правой рукой «Корпуса мира». Другие думают, что мы — ударная сила сенатской комиссии по ассигнованиям…
— Мне это не нравится, — сказал Лахт. — Сейчас не время шутить.
— Как раз наоборот, — возразил Дэйн. — Считается, что наша организация секретна. Значит, она секретна и для вас.
— Мы специально попросили помощи у ЦРУ…
— Ну, ЦРУ, по причинам, известным только им самим, не захотело с вами связываться. Мое начальство рассмотрело ваш вопрос и решило помочь вам. По известным только ему причинам. Итак, вы согласны с нами работать или нет?
— Мы предпочли бы ЦРУ, — упрямо повторил Лахт.
— Черт, если для вас это так важно, у меня есть документ, который подтверждает, что я из ЦРУ.
— Думаю, что так оно и есть, — ответил Лахт. — Ладно, в конце концов, это не важно. Какая разница, как называется ваша фирма? Нам нужен американский агент, на которого мы могли бы положиться. Он должен раздобыть кое-что, чего нам не хватает.
— Что именно? — спросил Дэйн.
— Достоверную информацию.
— Мне казалось, что вы в курсе событий.
— Дело вот в чем: восстание должно начаться в столице Ракки. Дата известна; это в любом случае произойдет раньше чем через две недели. Перенести выступление не сможет даже наш Комитет. По нашим сведениям, повода для изменения даты нет. Все играет нам на руку. Но нам нужно еще раз оценить ситуацию. Это поручается вам. Мы вынесем окончательное решение на основе той информации, которую получим от вас.
— Значит, мне нужно пробраться в Ракку, оценить обстановку, выбраться оттуда, доложить ситуацию вам — и все это в течение каких-то двух недель? — спросил Дэйн.
— Точнее, за двенадцать дней.
— Вам не кажется, что срок маловат?
— Отнюдь, — возразил Лахт. — У вас времени более чем достаточно. Даже с запасом на всякие непредвиденные задержки. Понимаете, сведения уже собраны. Кое-кто в Ракке готов нам их передать. Но мы не можем туда поехать, а наш информатор не может оттуда выехать.
— Вы доверяете этому человеку?
— Безоговорочно, — отвегил Лахт и посмотрел на своих коллег. Рауди и Бикр дружно кивнули. — Поскольку он работает на нас втайне, мы дали ему кодовое имя — Радж. Это молодой парень, патриот, но он не связан ни с одним человеком в нашей организации. Его верность делу проверялась неоднократно.
— И почему он не может приехать? — поинтересовался Дэйн.
— Риск слишком велик. Он под подозрением у иракского правительства. Любая его попытка покинуть город послужит сигналом тревоги.
— Тогда почему бы вам не послать к нему связного?
— Вопрос слишком серьезен, — покачал головой Лахт. — Мы доверяем друг другу и Раджу. Мы верим Бену Алиме и еще паре жителей столицы, но все они — влиятельные купцы и банкиры, и их отъезд тоже будет подозрительным.
— Получается, что у вас нет ни одного связного, которому вы могли бы доверять?
— У нас их много. Но связные — это самое слабое звено в любой организации. Мы подозреваем, что иракская тайная полиция раскрыла часть нашей группы. Но не знаем, какую именно часть или какого именно человека. Если информация попадет в руки врагов…
— Итак, вы предлагаете мне сыграть роль «мальчика на побегушках»? — спросил Дэйн.
— Немного больше, — возразил Лахт. — У вас будет возможность увидеть Ракку своими глазами и самому оценить обстановку. Мы согласны положиться на вашу интуицию. Одним словом, мы готовы последовать тому решению, которое вынесете вы.
— Я полагал, что мне просто предлагается приехать в Ракку, найти вашего человека, получить информацию и вернуться.
— Это будет не очень и сложно, — подал голос Рауди. — Иракцы ждут, что приедет араб, а не американец. И, кроме всего прочего, вы будете путешествовать под надежным прикрытием.
— Застрелить человека можно под любым прикрытием, — возразил Дэйн.
— До такого не дойдет, — заверил его Лахт. — Все действительно очень просто, мистер Дэйн. Так как для въезда в Ракку не требуется никакой визы, вы прилетите туда на самолете, как любой другой пассажир. Вы проведете там пару дней, за которые поговорите с Раджем, и вылетите в независимый эмират Катар, который, как вы, наверно, знаете, находится на небольшом полуострове в Персидском заливе. Вы приземлитесь в его столице Доха, где мы уже будем вас ждать. Вся поездка займет дней пять, от начала до конца.
— Хорошо, — ответил Дэйн. — Но что делать, если вдруг иракцы что-то заподозрят и отменят все рейсы?
— Мы учли и это, — сказал Лахт. — Тогда будете действовать по плану номер два. Мы хотели нанять скоростное судно, которое доставило бы вас по Персидскому заливу к Доха так же быстро, как самолет. Но мы отказались от этой заманчивой идеи. Ведь если иракцы что-то заподозрят, их самолеты и патрульные катера начнут прочесывать весь Персидский залив. И вас почти наверняка найдут. Сейчас сезон ловли жемчуга, и почти все местные лодки вертятся возле подводных плантаций. Одно небольшое судно, плывущее на юг…
— И еще неизвестно, — встрял Бикр, — будет ли оно плыть в международных водах или территориальных водах Саудовской Аравии, Бахрейна или Катаа.
— Я считаю, что лучше этот план отбросить, — отозвался Лахт. — На месте иракцев я бы сперва стрелял, а извинялся потом. Полагаю, они будут действовать так же.
— Совершенно согласен, — сказал Дэйн. — Так в чем же заключается ваш план номер два?
— Вы выберетесь из Ракки и двинетесь в Саудовскую Аравию. Саудовцы — наши ближайшие союзники. Они, как и американцы, не намерены открыто нас поддерживать прямо сейчас, но они не станут нам мешать. Иракцы прекратят преследование, как только вы пересечете границу.
— Где находится эта граница?
— От центра Ракки вы можете добраться до саудовской границы за полчаса.
— Звучит неплохо. А дальше?
— Через Саудовскую Аравию вы направитесь дальше на юг, к порту Катиф. Там вас будет ждать автомобиль и лодка. Оттуда можно добраться до Доха еще быстрее, чем в предыдущем случае, и иракцы вряд ли будут искать вас так далеко к югу. Но если решите, что лучше ехать на машине, вы направитесь в Салву, а потом — на полуостров Катар, в Доха.
— Сколько времени это займет?
— Около девяти дней — со всеми непредвиденными задержками. У вас еще будет три дня форы, даже если вы изберете самый долгий маршрут.
— Чем больше дней в запасе, тем лучше, — сказал Дэйн.
— Увы, сколько есть, — вздохнул Лахт. — Больше мы не можем вам предоставить, даже если бы и захотели. Успех нашего дела зависит от быстроты и секретности. Если мы затянем все хотя бы на неделю, о надвигающейся революции в Ракке не будут сплетничать на всех базарах от Багдада до Рабата только немые.
— Утечка информации все равно возможна, — сказал Дэйн.
— Я не думаю, — заверил его Лахт. — Дата выбрана со всеми предосторожностями. Сегодня двадцать пятое августа. Мы будем ждать вас через двенадцать дней. Если вы не вернетесь, восстание начнется по плану, то есть утром седьмого сентября.
— Я вернусь, — ответил Дэйн. — Но если придется действовать по плану номер два, я надеюсь на некоторую помощь с вашей стороны.
— Безусловно! Мы все подготовим. Если возникнет необходимость действовать по второму плану, то по дороге к Катару вас будут сопровождать члены нашей организации.
— Вашей организации… — повторил Дэйн безо всякого выражения.
— Поверьте мне, на них вполне можно положиться, — настаивал Лахт. — Мы давно уже укрепили свои позиции на побережье Хаса и на островах Персидского залива. Мы с радостью принимаем помощь местных организаций. Ни в одном из эмиратов или протекторатов Персидского залива не любят иракцев.
— И саудовцев, — добавил Бикр. — Но в данном случае это не важно.
— Мне любопытно вот что, — сказал Дэйн. — Вы говорите, что у вас дружная и крепкая организация. И в то же время нет никого, кому можно было бы доверить передачу этой информации. В этом есть некоторое противоречие.
— Я ведь уже объяснил, — ответил Лахт. — Наши люди надежны, но нам нельзя допустить ни малейшей возможности провала.
Дэйн кивнул, но видно было, что он не удовлетворен ответом.
— Ладно, — сказал он. — Давайте обсудим все детали.
Следующие два часа ушли на сообщение целей и путей, мест и людей и тому подобных сведений. Наконец Дэйн выяснил все, что нужно, чтобы наутро отправляться в Ракку.
Лахт проводил его до дверей.
— Встретимся в Доха, — сказал он напоследок. — Через двенадцать дней.
— Надеюсь, — ответил Дэйн.
