25 ОКТЯБРЯ
Прошлой ночью, после проделанной работы, Джилл вернулась вместе с нами и помогла привести в порядок дом. Пока они распивали шерри, мы с Серой Дымкой потихоньку выскользнули на улицу и побежали к дому викария. Окна кабинета были ярко освещены, на крыше, рядом с каминной трубой, засунув голову под крыло, дремала Текила.
— Снафф, я пошла за этой проклятой птахой, — заявила Дымка.
— Не знаю, стоит ли. По-моему, время не самое подходящее.
— А мне плевать, — ответила она и исчезла.
Я остался один. Долгое время я оглядывался по сторонам, но ничего не происходило. Внезапно на крыше поднялась какая-то возня. Послышалось царапанье коготков, вверх взлетел шквал перьев, и Текила, ругаясь во все горло, умчалась в ночь.
Серая Дымка спустилась по водосточной трубе и подошла ко мне.
— Неплохая попытка, — одобрил я.
— Да ну. Я была неуклюжа. Она быстро отреагировала. Черт!
Мы направились назад.
— Так или иначе, пара бессонных ночей ей теперь обеспечена.
— Будем надеяться, — ответила она.
Прибывающая луна. Сердитая кошка. Перо на ветру. Осень наступает. Трава пожухла.
Утро принесло новое развитие нашей вчерашней шутки. В дверь поскреблась Дымка и, когда я вышел, сказала:
— Пойдем-ка со мной. Я послушался.
— А в чем дело?
— Вокруг дома Оуэна пасется констебль со своими помощниками, осматривают следы вчерашнего пожара.
— Спасибо, что зашла за мной. Пойдем полюбуемся. Заодно повеселимся.
— Кто знает, — загадочно произнесла она.
Когда мы добрались до места, я понял намек, заключавшийся в ее последней фразе. Констебль и его люди вышагивали вокруг дуба, что-то замеряя, обыскивая каждую травинку. Обугленные остатки корзин и того, что в них находилось, были свалены на лужайке. Однако всего было четыре корзины, а на дерево мы затаскивали только три, это я хорошо помнил.
— Ой-ой, — вырвалось у меня.
— Вот именно, — подтвердила Дымка.
На земле лежало три обгоревших монстроподобных тела, а вот четвертый труп был самый что ни на есть человеческий.
— И кто это? — поинтересовался я.
— Оуэн собственной персоной. Кто-то засунул его в корзину и подпалил.
— Замечательная идея, — заметил я, — хоть и заимствованная.
— Смейтесь, смейтесь, — раздался над нами чей-то голосок. — Не ваши ведь хозяева погибли.
— Прости, Трескун, — сказал я. — Ну не могу я испытывать симпатию к человеку, который когда-то пытался отравить меня.
— У него были свои тараканы, — признал бельчонок, — но его дуб был лучшим во всей округе. А сколько желудей погибло прошлой ночью!
— Ты не видел, кто это с ним так?
— Нет. Я тогда встречался с Ночным Шорохом.
— И что ты теперь собираешься делать?
— Запасаться орехами. Зима будет долгой, а крыши над головой я лишился.
— Ты мог бы присоединиться к Мак-Кабу и Моррису, — предложила Серая Дымка.
— Нет уж, лучше я последую примеру Ползеца и выйду из Игры. Она зашла слишком далеко.
— Ты не в курсе, кто-нибудь, случаем, не прихватил оуэновский золотой серп? — спросил я.
— На улице я его не видал, — ответил он. — Хотя он может оказаться и в доме.
— Ты можешь пробраться в дом?
— Да.
— У Оуэна был какой-нибудь тайник, где он обычно хранил серп?
— Да.
— Может, ты проверишь, там ли он?
— С чего бы мне это делать?
— В один прекрасный день мы тоже можем тебе понадобиться — объедки, прогнать хищного зверя…
— Я бы предпочел в обмен кое-что другое, — заметил он.
— Что же?
Трескун спрыгнул с дерева, но вместо того, чтобы сразу приземлиться, он, казалось, завис в воздухе и медленно опустился на землю.
— Так ты, оказывается, из летяг, вот уж не знала, — удивилась Дымка.
— Да нет, — ответил он. — Хотя приемы те же.
— Не понимаю, — мотнула головой кошка.
— До того времени, как Оуэн отыскал меня, я был обыкновенным, немного придурковатым собирателем орехов, — начал Трескун. — Почти все белки таковы. Мы знаем, что от нас требуется, чтобы выжить, и больше нас ничто не волнует. В отличие ото всех вас. Он сделал меня умнее. Обучил некоторым приемам — вроде того парения. Но не бесплатно. А теперь я хочу получить назад то, что когда-то мне принадлежало, и вернуться к прежней жизни, снова стать беззаботным зверьком, которому плевать на всех открывающих и закрывающих вместе взятых.
— И дальше что?
— В обмен на знания я отдал кое-что и теперь хочу вернуть это.
— Что именно?
— Посмотри на землю рядом со мной. Видишь что-нибудь?
— Ничего не замечаю, — пожала плечами Серая Дымка.
— Я не отбрасываю тени. Он забрал ее. И уже никогда не отдаст, потому что мертв.
— День сегодня пасмурный, — начала было Дымка. — Трудно что-либо утверждать.
— Поверьте мне. Уж я-то знаю.
— Я верю тебе, — сказал я. — Иначе с чего бы тебе так убиваться. Но что такого особенного в тени? Зачем она нужна? Какая тебе от нее польза? Ты все равно постоянно прыгаешь по веткам, тебе ее даже не видно.
— Здесь другое дело, — объяснил он. — Вместе с тенью ушло еще кое-что. Мои чувства притупились. Раньше какие-то основные вещи я просто знал: где растут лучшие орехи, какая погода будет завтра, где в положенное время соберутся наши дамы, как времена года перетекают одно в другое. А теперь мне приходится задумываться обо всем этом. Конечно, я могу вычислить подобные вещи логическим путем и научился строить какие-то планы — на такое я был раньше не способен. Но я лишился того, что и так знал, не тратя времени на раздумья. И много думал об этом. Мне не хватает этих маленьких предчувствии. Уж лучше я превращусь в обычную белку, чем останусь таким, как сейчас. Вы смыслите в магии. Такое немногим под силу. Я поищу серп, если вы снимете с меня теневое заклятие, наложенное Оуэном.
Я взглянул на Серую Дымку.
— Никогда не слышала о таком, — покачала головой она.
— Понимаешь, Трескун, магические системы бывают разные, — сказал я. — Это лишь форма, в которую облечена сила. Мы не можем знать всех видов магии в мире. Я понятия не имею, что такое Оуэн сотворил с твоей тенью и, скажем так, интуицией, не считая остальных подсознательных штучек. И пока мы не выясним, где сейчас твоя тень и как ее вернуть, боюсь, мы ничем помочь тебе не сможем.
— Если вы как-нибудь проберетесь в дом, я покажу ее вам, — протрещал он.
— Да? — задумался я. — Дымка, ты как считаешь?
— Это любопытно, — кивнула она.
— Как нам попасть в дом? — спросил я. — Открытые окна? Двери?
— В мою щелку вам будет не пролезть. Это маленькая дырочка на чердаке. Задняя дверь обычно не запирается, но чтобы ее открыть, потребуется человеческая рука.
— Как знать, — усмехнулась Серая Дымка.
— Придется подождать, пока не уедет констебль, — сказал я.
— Конечно.
Мы затаились под деревом. На лужайке полисмены ломали головы над останками трех очень уж неестественных тел. Подъехал доктор, осмотрел все, покачал головой, сделал несколько заметок и, решив, что человеческое тело здесь только одно — Оуэна, пообещал к утру предоставить официальное заключение и отбыл. Прикатили миссис Эндерби и ее слуга и некоторое время болтали с констеблем, кидая взгляды то на останки, то в нашу с Дымкой сторону. Вскоре они тоже уехали. Трупы зашили в мешки, снабдили ярлычками и вместе с обгорелыми кусками корзин, на каждом из которых также была прилеплена бирка, закинули в повозку.
Скрипя, телега тронулась прочь. Мы с Трескуном и Серой Дымкой переглянулись. Затем бельчонок забрался на верхушку дерева, перелетел с нее на ветку растущего рядом с домом дуба, а оттуда — на крышу.
— Впечатляет, неплохо было бы научиться так сигать, — заметила Серая Дымка.
— Да уж, — согласился я, и мы побежали к черному ходу.
Там я поднялся на задние лапы, покрепче ухватился за ручку и повернул. Еще чуть-чуть. Я повторил комплекс упражнений, и дверь открылась. Мы вошли. Плечом я прикрыл дверь, осторожно, чтобы не захлопнуть совсем.
Мы очутились на кухне, с чердака донеслось царапанье коготков. Вскоре в дверь заглянул и сам Трескун.
— Его мастерская внизу, — сказал он. — Пойдемте, я покажу.
Мы последовали за ним вниз по скрипучей лестнице и спустились в большую комнату, заполненную уличными запахами. Вдоль стен и на скамьях были набросаны свежесрезанные ветки, полные листвы и корней корзины, омела. Столы были завалены звериными шкурами, несколько шкур лежало на стульях. На потолке и на полу были нарисованы голубые с зеленым диаграммы, дальнюю стену занимал рисунок, выполненный в красном цвете. Маленький книжный шкаф у двери был набит книгами на гаэльском и латыни.
— Серп, — напомнил я.
Трескун вспрыгнул на небольшой столик, разбросав лежащие там травы. Повернувшись, он свесился с него и,
подцепив коготками краешек небольшого ящичка, потихоньку начал вытаскивать его.
— Не заперт, — объявил Трескун. — Давайте посмотрим.
Он выдвинул его совсем, так, чтобы я, встав на задние лапы, мог заглянуть внутрь. Ящик был устлан голубым бархатом, на котором еще сохранились очертания серповидной вмятины.
— Как вы уже заметили, серпа нет, — сделал вывод Трескун.
— А может, где-нибудь в другом месте? — спросил я.
— Нет, — ответил он. — Раз здесь нет, значит, он брал его с собой. Другой альтернативы быть не может.
— Вроде, ни у кого из полицейских я его не видала, — вступила в разговор Серая Дымка. — На земле и в той горелой куче тоже ничего не было.
— Тогда можно предположить, что кто-то забрал его, — сказал Трескун.
— Странно, — промолвил я. — Серп, конечно, обладает определенной силой, но в то же время он не является неотъемлемым атрибутом Игры, как, например, волшебные палочки, икона, чаша и, как правило, перстень.
— Значит, кто-то взял серп, чтобы овладеть его силой, — заключил Трескун. — Но мне кажется, они просто хотели вывести Оуэна из Игры.
— Не иначе. Я сейчас пытаюсь связать его гибель с недавней смертью Растова. Вряд ли это проделал один и тот же игрок, поскольку Оуэн был открывающим, а Растов — закрывающим.
— Гм. — Трескун спрыгнул вниз. — Не знаю. Может, да, а может, нет. Последнее время Растов и Оуэн часто беседовали. Я слышал некоторые их разговоры, и у меня сложилось впечатление, будто хозяин пытался уговорить Растова перейти на нашу сторону — либеральные настроения и русские сантименты могли подтолкнуть его на новый, революционный путь.
— Да? — удивилась Серая Дымка. — Раз кто-то устраняет открывающих, значит, и Джилл может быть в опасности. Кто еще мог подслушать их разговоры?
— Никто. Думаю, Растов даже Ползецу ничего не говорил, и я тоже старался ни о чем не распространяться, вплоть до настоящего момента.
— Где они обычно беседовали? — спросила Дымка.
— Наверху. На кухне или в гостиной.
— А в дом пролезть никто не мог?
— Только кто-то очень маленький и достаточно ловкий, чтобы добраться до беличьей щелки на чердаке.
Я медленно прошелся по комнате.
— Моррис и Мак-Каб — открывающие или закрывающие? — спросил я.
— Нисколько не сомневаюсь, что открывающие, — ответила Серая Дымка.
— Да, — кивнул Трескун. — Ты права.
— А что Дорогой Доктор?
— Никто не знает. Гадание насчет него не дает никаких результатов.
— Здесь замешан тайный игрок, — сказал я.
— Ты действительно считаешь, что кто-то до сих пор скрывается от нас? — уточнила Дымка.
— Ничего другого мне на ум не приходит. Почему мои расчеты никак не могут совпасть?
— Но как нам вычислить его? — задумалась она.
— Не знаю.
— А мне уже все равно, — вмешался Трескун. — Я хочу снова вернуться к простой жизни в лесах. Черт бы побрал все эти заговоры и подозрения! Не по собственной воле я вступил в Игру. Меня силой заставили это сделать. Верните мне мою тень.
— Где она?
— Вон там.
Он повернулся к огромному красному рисунку на дальней стене.
Я долго смотрел в ту сторону, но так и не смог понять, на что он указывает.
— Прости, — сказал я. — Я ничего…
— Да вон же, — снова кивнул он, — на рисунке, у пола, в правом углу.
И тут я увидел ее — тень казалась обыкновенной игрой света. Часть рисунка закрывали прозрачные очертания беличьей фигурки. По периметру тени торчали какие-то металлические штырьки.
— Эта? — уточнил я.
— Ага, — подтвердил он. — Она прибита серебряными гвоздиками.
— И как нам ее теперь отцепить? — спросил я.
— Надо вытащить гвозди.
— А что будет с тем, кто это сделает?
— Не знаю. Он никогда не говорил мне об этом.
Я приблизился к стене и, подняв лапу, коснулся самого верхнего гвоздя. Тот закачался в своем отверстии, и ничего необычного со мной не произошло. Тогда я наклонился вперед, ухватил гвоздь зубами и, вытащив, выплюнул на пол.
Лапой опробовал остальные шесть. Два из них точно так же качались. По очереди я прикусил их и выдернул из стены. Теперь на полу мерцали уже три гвоздя, настоящее серебро. Серая Дымка внимательно изучила их.
— Ты что-нибудь почувствовал, вытаскивая их? — обратилась она ко мне.
— Ничего особенного, — отозвался я. — А ты что-нибудь чувствуешь?
— Нет. Думаю, основная сила кроется в этом рисунке. Так что следи за стеной, неприятностей можно ожидать только от нее.
Я дотронулся до оставшихся четырех шляпок. Эти сидели поглубже тех, с которыми я пару минут назад расправился. Тень пошла складками и немного сморщилась.
— Трескун, а ты ничего такого не ощутил, пока я здесь возился? — повернулся к нему я.
— Ощутил, — кивнул он. — Я почувствовал легкое покалывание в тех частях тела, которые, похоже, соответствуют местам в тени, откуда ты выдернул гвозди.
— Если что-то переменится, скажешь. — Я снова наклонился, взялся за следующий гвоздь и принялся расшатывать зубами.
С ним я управился за минуту. Положив его на пол, я еще раз попробовал один за другим три торчащих в стене гвоздя. Два сидели довольно глубоко, а один — примерно так же, как тот, который я только что вытащил. Им-то я и занялся в первую очередь и раскачивал до тех пор, пока он не вывалился. Тень отлипла от стены и заколыхалась, отдельные ее части начали пропадать.
— Покалывание не проходит, — сообщил Трескун. — Теперь оно распространилось на все тело.
— Ничего не болит?
— Нет.
Я ткнул лапой оставшиеся два гвоздя. Крепко сидят. Может, лучше пойти поискать Ларри и какие-нибудь клещи, а не ломать на них зубы? Но попытка не пытка, можно сначала попробовать. С минуту я дергал один из гвоздей, в конце концов он немножко поддался. Челюсти заболели, и я остановился передохнуть, еще раз пообещав себе, что прежде, чем отступлюсь, попытаюсь управиться своими силами.
Еще минуту я потратил на второй гвоздь, который был забит в десяти дюймах слева от первого. Но он даже не покачнулся, поэтому, когда я, наконец, отошел в сторону, положение оставалось прежним.
Нельзя сказать, чтобы вкус штукатурки и краски, которой был исполнен рисунок, привел меня в полный восторг. Я все гадал, что же так крепко держит гвозди. Во рту стоял привкус отсыревшего подвала, а на зубах хрустел песок, но рисунок и штукатурка большей частью не пострадали.
Я отступил. Частично рисунок был обслюнявлен, и я подумал, как собачья слюна может повлиять на его магические силы.
— Пожалуйста, только не бросайте меня, — взмолился Трескун. — Еще немного.
— Я просто перевожу дыхание, — пояснил я. — До сих пор я пользовался передними зубами — так было легче. Сейчас переключусь на коренные.
Я снова склонился над рисунком и ухватился задними правыми зубами за гвоздь, который в прошлый раз, вроде бы, откликнулся на мои потуги. И вот он закачался и вскоре полностью вылез из стены.
Я выплюнул его и прислушался. Серебро при падении издает очень нежный и приятный звук.
— Шесть, — объявил я. — Ну, как ты теперь себя Чувствуешь?
— Покалывание все усиливается, — сказал Трескун. — Что-то вот-вот должно случиться.
— Еще не поздно оставить все, как есть, — пробурчал я, пристраиваясь левыми задними зубами к последней шляпке.
— Давай, тащи, — скомандовал Трескун.
Я вцепился в гвоздь и начал медленно расшатывать его, стараясь не дергать, а потихоньку усиливать давление — из прошлого сражения я сделал вывод, что такая тактика здесь наиболее предпочтительна. Я порядком побаивался за зубы, но пока ничего не хрустело и не крошилось. Насколько мне нравится звук серебра, настолько я не люблю его холодный железистый привкус.
Все это время передо мной парила тень, подобно быстрому облачку набегая на стену. Один раз она даже закутала мне всю морду, но сразу распуталась.
Я почувствовал, что гвоздь чуть подался. Челюсти уже ломило от боли, и потому я ухватил его другим боком. Клыками я без проблем разгрызаю здоровенные кости, поэтому хорошо знаю силу, что таится в них. Но здесь требовалось нечто большее, чем просто взять и перекусить. В процесс были вовлечены не только зубы, но и мускулы шеи, что было немаловажно. Вперед, назад…
И гвоздь начал вылезать из стенки. Я остановился, чтобы передохнуть.
— А что мы будем делать с ней, когда отцепим от стены? — спросил я остальных. — Как она будет держаться? Надо придумать, как прикрепить ее на место.
— Я не знаю, как это сделать, — расстроенно промолвил Трескун. — Никогда не задумывался над этим.
— А как Оуэн умудрился отделить ее от тебя? — поинтересовалась Дымка.
— Он зажег свет и поставил меня так, чтобы тень падала на стену, — ответил Трескун. — После чего прибил ее гвоздями и провел серпом рядом с телом, будто отрезая ее от меня. И когда я отпрыгнул в сторону, она осталась на стене. Я сразу почувствовал, как внутри что-то изменилось.
— Если ты правильно поведешь себя и кто-нибудь накинет на тебя тень, она откликнется на зов твоей жизни, — проговорила Серая Дымка. — Но при этом надо будет открыть те семь точек, на которых она раньше держалась — и она откликнется на зов гвоздей, которыми была прибита.
— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросил Трескун.
— Кровь, — продолжала Дымка. — Ты должен расцарапать по маленькой ранке на каждой лапе, одну — на голове, одну — на хвосте, и одну — посреди спины. Это и есть те семь мест, на которых держится тень. Когда Снафф вытащит последний гвоздь, он должен будет не просто выдернуть его, а осторожно проволочить за собой тень и укрыть тебя ею. К этому времени ты должен стоять на гвоздях, которые держали лапы тени, хвост должен лежать на хвостовом гвозде, и ты должен будешь наклониться и прижаться головой к шестому.
— Но я уже не знаю, какой гвоздь откуда, — сказал Трескун.
— Зато я знаю, — успокоила его Дымка. — Я следила за Снаффом. Затем Снафф накинет на тебя тень и опустит последний гвоздь на спину, на место седьмой ранки. Таким образом ты снова прикрепишь ее к себе.
— Дымка, — изумился я, — откуда тебе все это известно?
— Кое-кто недавно поделился со мной мудростью, — ответила она.
— Это тот Высочайший кот?
— Тс-с-с! — прошипела она. — Здесь не место заговаривать об этом. Потом.
— Прости.
Она пошла устанавливать гвозди, а Трескун принялся расцарапывать себя — лапки, голову и хвост. Мне в ноздри ударил запах свежей крови.
— Мне до спины никак не достать, — пожаловался он. Серая Дымка резко выбросила вперед правую лапку.
На спине Трескуна появилась кровавая полоса в дюйм длиной. Все произошло настолько быстро, что он даже глазом моргнуть не успел.
— Вот, — сказала она. — А теперь вставай на гвозди, как я говорила.
Он подошел и неподвижно распростерся на них.
Я же вернулся к последнему гвоздю, ухватился и медленно потянул. Как только я почувствовал, что он начал выходить, я повел его по стене, а затем по полу к Трескуну. Я понятия не имел, последовала за ним тень или нет: я был не в самом удобном положении, чтобы интересоваться этим вопросом. Впрочем, если бы с тенью что-нибудь случилось, думаю, Дымка немедленно сообщила бы мне.
— Подведи тень к нему и набрось на спину, на место царапины, — руководила она.
Что я и сделал, тут же отступив.
— Ну как, держится? — спросил я у Трескуна.
— Не знаю, — ответил он.
— Чувствуешь что-нибудь?
— Вроде, нет.
— Что теперь делать? — обратился я к Дымке. — Сколько надо ждать, пока она не прилепится?
— Подождем еще пару минут, — отозвалась она.
— Рисунок, — вдруг крикнул Трескун. — Он изменяется.
Я повернулся и взглянул на стену. Краешком глаза я уловил какое-то движение, но когда присмотрелся, все уже встало на свои места. Хотя рисунок и вправду словно уменьшился в размерах, не так далеко заходил на левый край стены и справа был иначе расположен. И цвет его будто стал ярче.
— Кажется, она уже встала на место, — сказал Трескун. — Я хочу подвигаться.
Он подпрыгнул и промчался по комнате, разбрасывая во все стороны гвозди. На середине лестницы он остановился и оглянулся на нас. Было слишком темно, чтобы увидеть, получилось у нас что-нибудь или нет.
— Пойдемте! — крикнул он. — Выйдем наружу! Мы последовали за ним. Я лапой подцепил дверь черного хода и открыл ее. Трескун стрелой пролетел мимо нас.
На небе появилось солнце, и пока он бежал через двор, мы заметили, что за ним шаг в шаг несется тень. Он вспрыгнул на стену, поколебался и обернулся к нам:
— Спасибо!
— Ты куда сейчас? — спросил я.
— В лес, — откликнулся он. — Прощайте! Он спрыгнул со стены и исчез.
