Солнце, неровный и огромный огненный шар, поджаривало землю, после чего, каким-то странным образом, точно откатилось назад и продолжало жечь с той же жестокостью. В прохладной тени восточных гор Шенн ни за что не поверил бы, что на Колдуне может стоять такая неистовая жара. Еще до полудня они с Торвальдом сняли куртки, чтобы было легче управляться с шестами-веслами. Однако они не рискнули снять остальную одежду, боясь обгореть на солнце. И снова сильный порыв ветра вздымал песок на берегу реки, чтобы спустя некоторое время тот медленно опустился на воду.

Шенн протер глаза, на некоторое время прекратил утомительную греблю, чтобы посмотреть на скалы, которые они проплывали в довольно опасной близости. Ибо русло реки, окаймленное редким колючим кустарником, быстро сужалось. На отвесных стенах совершенно голых скал виднелось огромное количество небольших пещер-убежищ, забитых песочной пылью, хотя дно быстрой прозрачной реки все было усеяно галькой и крупными валунами.

Он не ошибся, их плот несло вперед все быстрее и быстрее, даже несмотря на шесты, при помощи которых они помогали плоту продвигаться по воде. По мере сужения русла течение подхватывало плот со свежей силой и стремительно несло его по воде. Шенн отметил это, и Торвальд кивнул в знак согласия.

— Мы подходим к первым порогам, — пояснил он.

— Где мы сойдем на берег и отправимся пешком, — печально промолвил Шенн. Песок и пыль скрипели у него на зубах, раздраженные глаза слезились. — Мы останемся рядом с рекой?

— Насколько долго это нам удастся, — мрачно ответил Торвальд. — У нас нет ничего, в чем можно нести воду.

Да, человек может жить на очень скудной пище, продолжая пробираться вперед по скверной дороге, если у него есть таблетки-концентраты. Но без воды, и тем более в такую жару, им быстро наступит конец. Довольно часто они прислушивались к очередному вою позади, дикому крику, говорящему им о том, насколько близко от них движутся ищейки трогов.

— Пока сюда не долетели их тарелки, — заметил Шенн. Он как следует успел изучить одну из темных тарелок, появившуюся довольно далеко от них, когда ищейка указала точное направление для преследующих их трогов.

— Они не могут летать в такую погоду, — отозвался Торвальд, еще крепче сжимая шест и указывая подбородком на туман, клубящийся в воздухе над рекой и скалами. Тут река стала еще глубже, и Шенн увидел самое начало каньона. Они могли вздохнуть свободнее. Песочная пыль по-прежнему медленно опускалась на них, но песка было значительно меньше, чем какие-то полчаса назад. Небо над их головами напоминало сероватый колпак, с трудом пропускающий солнечные лучи, и тут путешественники ощутили живительную прохладу.

Торвальд осмотрелся по сторонам, внимательно изучая оба берега, словно выискивал там какой-то особый знак или отметину. Наконец, воспользовавшись шестом как указкой, он ткнул им в направлении большой кучи галечника, виднеющейся впереди. В этом месте когда-то случился оползень, который на четверть засыпал реку, но постоянные сезонные разливы со временем превратили бесформенную кучу камней и песка в узкий стреловидный полуостров.

— Туда...

Преодолевая сильнейшее течение, они вытащили плот на берег. Росомахи, ослабевшие от жары и пыли, подскочили к скалам со скоростью пассажиров тонущего корабля, которые увидели спасательное судно. Торвальд, прежде чем соскочить на берег, крепче прижал под мышкой планшет с картами. Когда все очутились на суше, он снова спустил плот на воду и длинным шестом толкал его до тех пор, пока его не подхватило течение.

— Слушай! — внезапно воскликнул он.

Но Шенн уже уловил отдаленный рокочущий звук, громкий, сильный, точно кто-то бил в гигантский барабан. Безусловно, это не был герольд, возвещающий о прилете корабля трогов, тем более что звук исходил откуда-то спереди, а не из-за их спин.

— Пороги... а может быть, даже водопад, — проговорил Торвальд. — Давай-ка поглядим, где мы сможем отыскать здесь дорогу.

Полуостров из валунов и гальки, который за многие годы нанесло течением, своим узким концом, похожим на язык, упирался в скалу, возле которой протекала река. Но затем он поднимался к расщелине, расположенной несколькими футами выше. А на высоте примерно футов в пятьдесят виднелась полоса земли, идущая параллельно реке. За ней вода ударялась о прочную совершенно отвесную стену. Они могли бы взобраться наверх и следовать за потоком вдоль вершины по этой нерукотворной набережной, но это вынудило бы их намного отдалиться от источника воды.

Словно с молчаливого обоюдного согласия мужчины опустились на колени и большими пригоршнями стали черпать воду и жадно пить ее, обливать водой головы и смывать с лица пыль и песок. Затем они начали взбираться на крутой подъем, который уже успели преодолеть росомахи. Наверху было не очень темно, но они снова почувствовали на лицах осыпающийся гравий, застревающий у них в волосах.

Шенн остановился, чтобы соскрести полоску грязи с губ и подбородка. Затем совершил последний рывок, поднимая свое щуплое тело наверх, изо всех сил борясь с жестокими порывами ветра. Но потом ветер подул ему в спину с такой силой, что чуть ли не помогал ему в его сложном восхождении. Шенн старался изо всех сил. Он мысленно отдал себе приказ — подняться во что бы то ни стало! Он понимал, что, как только окажется наверху, он побредет под скалой, аркой нависшей над ним. И Шенн знал, что это нужно сделать как можно быстрее, ибо в любой момент может случиться оползень из песка.

Тут Шенн натолкнулся на огромный камень и, протерев глаза от песка, догадался, что очутился в небольшой нише в скале. Задрав голову, он увидел отблеск янтарного неба, просачивающийся через щель этой крохотной пещеры, но спустя несколько секунд сумерки превратились в кромешную тьму.

Шенн нигде не видел росомах. Он заметил Торвальда, пробирающегося к южной пещере, и последовал за ним. И снова они лицом к лицу столкнулись со смертоносным обрывом. Ибо расщелина с единственным спуском к реке теперь находилась справа; за спиной возвышалась гранитная скала, ведущая к бездонной пропасти, заставившей Шенна упасть на живот, как только он осмелился посмотреть вниз.

Если какой-нибудь боевой корабль межзвездной флотилии прошелся бы энергетическим лучом по горам Колдуна, разрезав то, что покоилось под первым слоем наружной оболочки планеты, то, вероятно, образовавшаяся «рана» очень бы походила на эту жуткую пропасть, на краю которой лежал побледневший от ужаса Шенн. Ему и в голову не приходило, что могло образовать между скалой и торчащим неподалеку горным пиком такую гигантскую трещину? Наверняка некогда здесь произошел невиданной силы катаклизм. Конечно, и речи быть не могло о том, чтобы спуститься вниз и взобраться на гору напротив, стоящую напротив скалы, где лежал Шенн. Беглецам надо было либо возвращаться к реке со всеми ее опасностями и неожиданностями, либо отыскать какой-нибудь иной путь через проем, который теперь являл собой такую мощную преграду на пути на запад.

— Вниз! — резко произнес Торвальд и вытолкнул Шенна из полумрака песочной бури в расщелину с такой силой, что Шенн чуть не упал. И они снова оказались в пещере, в которой уже побывали.

На залитом солнцем небе появилась двигающаяся тень.

— Назад! — Торвальд опять схватил Шенна, и поскольку он был намного сильнее молодого человека, то буквально поволок его во тьму пещеры. Он тащил его без остановки, и Шенн не мог перевести дух, даже когда они очутились снова в укрытии. Наконец они добрались до темной дыры в южной стене, мимо которой уже проходили. И Торвальд снова толкнул Шенна туда.

Внезапно страшной силы взрыв отбросил Шенна к стене. Толчок оказался такой мощный, что молодому человеку показалось, как из его легких вышел воздух. У него перехватило дыхание, и теперь не давала покоя ноющая боль в ребрах. С трудом открыв глаза, он увидел, что расщелина вся охвачена огнем. Из-за яркого пламени Шенн какое-то время ничего не видел. Словно он временно ослеп. Эта вспышка была последним, что он помнил, когда плотная кромешная тьма сомкнулась над ним, погрузив его в бессознательное небытие.

Он медленно пришел в себя и сперва почувствовал нестерпимую боль. Ему было больно дышать; но тут он осознал: раз он дышит, то боль будет продолжаться, потому что он дышит. Потому что он жив. Все его тело представляло собой сплошную тупую боль, а на ногах словно лежало что-то очень тяжелое. Затем он почувствовал на лице прерывистое дыхание какого-то зверя. Шенн, собравшись с силами, поднял руку и коснулся плотной шерсти; потом ощутил влажный шершавый язык, облизывающий ему пальцы.

Он был близок к ужасу, обуявшему его, ибо в течение нескольких секунд он понял, что ничего не видит! Но тут сквозь тьму начали пробиваться кроваво-красные искорки, и он почему-то решил, что они скачут внутри его глаз. Он начал ощупывать темноту перед собой. Со стороны косматого тела животного, прижавшегося к нему, раздался тихий скулеж. Шенн ответил на это легким движением.

— Тагги? — спросил он.

От довольно сильного толчка он снова вжался в стену и ощутил страшную боль в ребрах, когда росомаха отозвалась на свою кличку. Второй толчок с другого бока и намного мягче первого говорил ему о том, что это Тоги тоже требует к себе внимания.

Что же тогда произошло? Торвальд со всех сил толкнул его назад, как только в небе появилась тень, пролетающая над скалой. Эта тень! Мысли Шенна беспорядочно громоздились в голове, когда он пытался осознать смысл того, что ему удалось вспомнить. Тарелка трогов! А потом этот жуткий удар, нацеленный на них; один-единственный залп, точно такой же, при помощи которых был сметен с лица земли целый лагерь! А он по-прежнему жив!..

— Торвальд? — тихо позвал он своего спутника. Не услышав ответа, Шенн окликнул его снова, на этот раз громче. Затем он опустился на четвереньки, мягко отстранил от себя Тагги и начал ползком пробираться по неровной поверхности скалы.

Его пальцы нащупали что-то, что могло быть только одеждой, прежде чем Шенн ощутил теплоту человеческой плоти. И он в ужасе нагнулся над лежащим навзничь офицером и, только когда почувствовал слабое сердцебиение, понял, что Торвальд жив.

— Что?.. — Тот произнес единственное слово, но Шенн издал что-то похожее на всхлип от облегчения, как только услышал это тихое бормотание. Он присел на корточки и кистью руки с силой надавил себе на ноющие от боли глаза, решив, что от этого он снова начнет видеть.

Вероятно, от этого нажатия временная потеря зрения прошла, потому как Шенн неистово заморгал и теперь вместо кромешной тьмы перед ним появились расплывчатые серые очертания стен, и он не сомневался, что откуда-то слева исходит приглушенный свет.

В них стреляли с корабля трогов. Однако чужаки не сумели использовать свое оружие в полную силу, иначе ни один из терранцев не остался бы в живых. Что означало (разрозненные мысли Шенна постепенно стали облекаться определенным смыслом, который в свою очередь принес с собой дурные предчувствия), что троги, вероятно, намереваются не убить их, а только вывести из строя. Им нужны пленники, как и предупреждал Торвальд.

Сколько же врагу понадобится времени, чтобы поймать их? Для корабля, с которого был произведен смертоносный залп, здесь не имелось места для посадки. И поблизости таких мест тоже нет. Жукам придется садиться на краю пустыни и взбираться на гору пешком. А для трогов это очень сложно. Выходит, у беглецов еще есть некоторое время.

Время для чего? Что они могут предпринять? Сама местность небезопасна для беглецов. На юго-западе возвышается преграда. Если возвращаться на восток, то это означает попасть прямо в лапы охотников. Снова спуститься к реке, где остался плот? Но теперь он совершенно бесполезен, если не сказать большего. Остается лишь единственная пещера в скале, в которой они укрывались. А когда прилетели троги, то они выбили терраицев из их убежища, и наверняка использовали энергетические лучи.

— Тагги? Тоги? — крикнул Шенн, внезапно обнаружив, что уже некоторое время не слышит поблизости росомах.

Ответом ему был тяжелый протяжный рык — и раздавался он с юга! Неужели животные отыскали еще один выход? Неужели

эта ниша оказалась не такой уж простой? Неужели это протяженная пещера или даже проход, через который можно выйти обратно к вершинам с внутренней их стороны? Обуреваемый слабой надеждой, Шенн вновь склонился над Торвальдом, не в силах даже сдвинуть с места его неподвижное тело. Тогда он вытащил из внутренней петли своего плаща сигнальный фонарь и надавил на самую нижнюю кнопку.

Глаза Шенна резко защипало от яркого света, и по запыленным щекам потекли слезы. Но он сумел разглядеть все, что находилось перед ним, и увидел отверстие, ведущее к внешней стороне скалы, отверстие, которое может послужить им своеобразной дверью к побегу.

Офицер пошевелился, приподнялся на руках, глаза его были полузакрыты.

— Ланти?

— Да. И прямо за вами туннель. Росомахи отыскали выход...

К его удивлению, на губах Торвальда появилось некое подобие улыбки.

— И нам лучше убраться отсюда до прихода гостей, верно? — бодро спросил он.

Значит, он тоже думал о том, как выбраться отсюда, причем его мысли шли в той же последовательности, как и у Шенна. Он принимал решение в зависимости от того, что смогут предпринять троги.

— Ты что-нибудь видишь, Ланти? — Вопрос был задан до боли небрежно, будто мимоходом, но Шенн все равно ощутил в голосе офицера скрытые нотки тревоги; в нем не звучало ни уверенности, ни одобрения, как тогда в первый раз, когда между ними возникла стена, и это случилось возле поверженного корабля.

— Теперь я вижу лучше, — быстро ответил Шенн. — Я не знаю, смогу ли я так же хорошо видеть, когда пойду первым...

Торвальд открыл глаза, но Шенн догадывался, что офицер временно ослеп, как и он сам, когда только что очнулся. Он взял офицера за ближайшую к себе руку и положил ее на свой ремень.

— Беритесь за него, ну же! — Теперь Шенн отдавал приказы. — Лучше нам попробовать пролезть через во-он то отверстие. У меня есть фонарь.

— Недурно, — произнес Торвальд, и его пальцы обхватили ремень Шенна спереди, затем — со спины. Шенн начал пролезать в отверстие, таща за собой держащегося за его ремень офицера.

К счастью, им не пришлось ползти далеко, поскольку очень скоро они миновали пролом в породе или горной жиле и очутились в некоем подобии коридора, достаточно короткого, что даже Торвальд преодолел его без остановки. Чуть позднее он отпустил ремень Шенна, сообщив, что уже видит достаточно хорошо, чтобы продвигаться самому.

Луч фонаря выхватил стену и исходящее от нее сверкание, от которого становилось больно глазам; это оказалась гигантская друза, состоящая из зеленовато-золотых кристаллов. В нескольких футах сверху они увидели еще одну друзу, вкрапленную в горную породу. Они могли стоить целое богатство, но ни один из терранцев не остановился, чтобы как следует изучить их. Шенн даже не осветил их фонарем. Время от времени он посвистывал. И всякий раз росомахи отзывались на его свист откуда-то спереди. Поэтому люди продолжали ползти, надеясь не попасться вдовушку, расставленную трогами.

— Выруби на секунду свой фонарь! — приказал Торвальд.

Шенн повиновался, и свет погас. И все же какой-то свет был виден — впереди и наверху.

— Впереди проход, — сказал офицер. — Как же нам до него добраться?

Шенн вновь включил фонарь, который высветил им узкую каменную лесенку в том месте, где проход поворачивал налево к югу. Мужчины последовали туда. Впоследствии Шенн вспоминал этот подъем как чудо, совершенное ими. А они действительно совершили его, несмотря на то что оба продвигались очень медленно, то и дело передавая фонарь друг другу, чтобы убедиться, правильно ли каждый из них ставит ногу.

Когда Шенн сделал последний рывок, чтобы подтянуться к проходу, он ощутил себя суперменом. Его руки были оцарапаны, ногти сломаны. Поднявшись, он сел, чтобы отдышаться, и, охваченный слабостью, тупо глядел по сторонам.

Торвальд с нетерпением окликнул его, и Шенн протянул ему фонарь. Торвальд тоже вскарабкался наверх и сел, осматриваясь вокруг с тупым изумлением.

Оба разглядывали высокие горные пики, пронзающие янтарное небо. Они находились в небольшой котловине, напоминающую собой чашу, в которой беглецы нашли себе убежище. Их изумлению не было конца, ибо вся чаша была покрыта буйной растительностью. Их удивленным взорам предстали деревья, кусты и сочная трава, такая же высокая, какую им довелось встретить на лугу. По небольшой аллейке весело носились росомахи, всем своим видом выражая наслаждение от обретенной свободы.

— Превосходное место для лагеря, — заметил Шенн.

Торвальд отрицательно покачал головой и сказал:

— Мы здесь не останемся.

И, словно в доказательство его мрачного пророчества, из пролома, который они только что преодолели, раздался приглушенный, но очень грозный вой ищейки трогов.

Офицер взял фонарь и, встав на колени, осветил внутренности прохода, лучом очертив вокруг отверстия крут. Торвальд вытянул руку и измерил его.

— Когда эти твари чувствуют горячий след, — проговорил он, выключая фонарь, — жуки уже не смогут контролировать их. Поэтому им нет никакого смысла даже пытаться лезть сюда. Ищейки запрограммированы только на два приказа: убить или взять в плен. Полагаю, этот выполняет приказ «захватить». Потому троги и пустили его впереди всего отряда.

— А мы можем вырубить его? — осторожно спросил Шенн, на этот раз полностью полагаясь на опыт своего спутника.

Торвальд встал.

— Чтобы уничтожить ищейку, нам нужен бластер с самым мощным и полным зарядом. Нет, мы не сумеем его убить. Однако мы можем установить у пролома своего рода «привратника». Это поможет нам выиграть время.

Он зашагал по аллейке, Шенн пошел рядом. Он ничего не понимал, но по крайней мере догадывался, что в голове у Торвальда созрел какой-то план. Офицер нагнулся, внимательно исследовал землю и начал вытягивать из расчищенной им от грязи поверхности переплетенные друг с другом виноградные лозы, которые они использовали как прочные веревки. Затем бросил Шенну целую груду этого поспешно снятого «урожая» и коротко приказал:

— Сплети из них такой толстый канат, какой только сможешь.

Шенн выполнил приказ и был приятно удивлен, обнаружив, что от сильного нажатия лозы выделяют липкий пурпурный сок, который не только прилипает к его рукам, но и склеивает одну лозу с другой. К тому же эта задача, сперва показавшаяся ему почти невыполнимой, оказалась довольно несложной. Торвальд размахнулся топором и срубил две низенькие чахлые сосенки, тем же топором очистил их от веток и подвесил стволы рядом со входом в отверстие.

Они работали не покладая рук, стараясь успеть покончить с делом к нужному времени, и, глядя на Торвальда, Шенн восхищался его практическим опытом. Дважды раздавался жуткий вой ищейки, он доносился из глубины пещеры где-то у них за спиной. Когда солнце пошло на закат и теперь уже почти село, едва освещая аллейку, Торвальд наконец соорудил каркас для своей ловушки.

— Мы не сможем поразить ищейку, как не сумеем поразить любого трога. Но удар шокера должен задержать его на некоторое время, если это сработает.

Тагги с какой-то целью рылся в траве, приближаясь к отверстию. Тоги бежала за ним справа. Обе росомахи уставились на дыру; их поза страстного ожидания чего-то, когда они охотились, была уже знакома Шенну. Он вспомнил, как впервые вой ищейки прогнал обоих животных из оккупированного лагеря.

— Они тоже были с нами, — сказал Шенн Торвальду, имея в виду росомах в ночь их вылазки.

— Возможно, ищейки собираются захватить и их, — отозвался офицер. — Но нам ни в коем случае нельзя смешиваться с ними; иначе это приведет к роковому концу.

Вой раздался во внутреннем коридоре. Тагги оскалил зубы, отступил на несколько шагов и только после этого издал свой боевой рык.

— Приготовься! — Торвальд подскочил к подвешенным стволам; Шенн поднял свой шокер.

Тоги вторила кличу своего друга. Она издавала подряд несколько пронзительных угрожающих криков, с каждым разом крича еще громче. Из ее горла исходил странный, плачущий, леденящий душу вопль. Вдруг в отверстии, словно черт из табакерки, появилась чудовищная отвратительная голова, и Шенн выстрелил в нее из шокера. В ту же секунду Торвальд отпустил свою ловушку.

Тварь пронзительно закричала. Толстые веревки, опутавшие ее, натягивались с неимоверной силой. Росомахи отскочили от огромных челюстей, угрожающе щелкающих без всякого результата. К облегчению Шенна, его звери, казалось, радовались ловушке с попавшимся в нее пленником. Его голова оказалась в ней словно в воротнике. Шенн ощущал страх, без которого не бывает ни один ближний бой. Но вскоре он справился с ним. Вероятно, удар шокера замедлил все рефлексы ищейки, поскольку жуткие челюсти лязгнули в последний раз, а морда, смахивающая на маску ящерицы (голова ищейки по виду не гармонировала со всем остальным его телом, насколько это было известно терранцам), бессильно повисла на толстых веревках; остальная часть тела закупоривала отверстие, как пробка. Тагги только этого и ждал. Он прыгнул, выставив вперед смертоносные когти. А Тоги ринулась за своим другом, чтобы принять участие в сражении.