Книга: Всегда возвращаясь домой
Назад: Приложения
Дальше: Игры

Йойиде

Этот однострунный инструмент, фута четыре в длину, спереди похож на каплю с неровными гранями. Двухфутовый гриф его покрыт красивой резьбой, а единственная струна сплетена из конских и человеческих волос, что, как считают, придает йойиде исключительно нежное звучание.

Веосаи медоуд Тейахи

Каждый ребенок народа Кеш может сделать себе какую-нибудь флейту, и в Долине самых различных разновидностей этого инструмента существует видимо-невидимо – с отверстием на конце трубочки и сбоку, с язычками и без, деревянных и металлических, костяных и из мыльного камня. Костяная язычковая флейта – одна из самых удивительных: пяти или шести дюймов в длину, она сделана из бедренной кости оленя или ягненка. Ряд отверстий начинается на ее более узком конце и спускается к широкому концу, затем снова поднимается вверх. Сделанные из камышового стебля язычки укреплены между держателями из ивового дерева. Звук исходит из проделанного в боку кости отверстия. Несильно нажимая на язычковый держатель, музыкант может извлекать из этой флейты удивительные микротональные звуки, а скользя пальцами по пяти дырочкам, издает странное подобие пронзительных жалобных птичьих криков. Музыкант по имени Табит из Общества Земляничного Дерева в Ваквахе, демонстрируя нам возможности этого инструмента, сказал, что ему приходится прятать его от своей кошки, «которая все время пытается достать оттуда птичку».

Товандоу

Эти девятиструнные ударные цимбалы на самом деле представляют собой два инструмента в одном. Больший из них, в форме полумесяца, длиной около пяти футов, имеет пять струн, меньший – четыре струны и обращен к большему «лицом». Оба укреплены на одной подставке из вишневого дерева. Тело инструмента, формой своей напоминающее каноэ, сделано из покрытого тонкой резьбой и отполированного благородного лавра. Самая длинная струна большей цимбалы, «струна-стержень», не имеет «кобылки»; «кобылки» из древесины грецкого ореха на других струнах расположены по форме хейийя-иф. На товандоу часто играют во время танцев и различных представлений, его звуки означают, что в Долине какой-то праздник. Самые лучшие из этих инструментов хранятся в хейимас Желтого Кирпича в каждом из городов Долины; бродячие музыканты или актеры пользуются этими товандоу или же приносят товандоу с собой, но только меньшего размера.

Боуд

Каждый в Долине умеет играть на каком-нибудь барабане – наиболее популярны маленькие деревянные барабаны, поверхность которых иногда обтянута шкурой; они издают негромкий звук, когда на них отбивают ритм пальцами, или ладонью, или же обернутыми в сыромятную кожу палочками. Эти барабаны используются для аккомпанемента певцам или танцорам, для медитаций или просто когда человеку хочется подумать. Иногда на них играют сразу несколько человек. Кеш называют маленький барабан своим «другим сердцем».
Барабаны, на которых играют профессиональные музыканты, часто очень велики и сложны по конструкции. Вехособоуд, большой деревянный барабан, может иметь до девяти различных «голосов» и множество тонов, обозначенных на его верхней крышке. К нему прилагается также целый набор – по крайней мере, дюжина – различных пар палочек и молоточков из дерева. Это весьма мелодичный инструмент, обладающий чрезвычайной выразительностью звучания. Среди барабанов с эллипсовидной верхней крышкой наибольшее впечатление производит барабан для сакральных церемоний: по сути дела, это пара больших литавр (их диаметр достигает четырех-пяти футов), одна из поверхностей побольше, другая поменьше (примерно в соотношении четырех к пяти), которые соединены так, что при ударе вращаются вокруг центрального стержня, на котором довольно свободно подвешены футах в трех от земли. Это завораживающее зрителей вращение определяет и частоту ударов. Такие ритуальные инструменты, а некоторые из них очень стары, практически никогда не выносятся из хейимас; но даже во время «наземного» исполнения другими музыкантами произведений неформального характера слышен порой доносящийся из глубины хейимас глухой мощный рокот старинных барабанов.

Дарбагатуш

Это слово буквально переводится как «бьющий по рукам». Инструмент используется относительно редко, главным образом для того, чтобы обеспечить ритмичный аккомпанемент певцу или танцору. Его устройство основано на особенностях коры некоторых разновидностей эвкалипта – она сходит с дерева полотнищами или полосами, которые, высыхая, сворачиваются в трубки. Выбирают от пяти до девяти таких ароматных трубочек фута в два длиной и связывают их в пучок стеблями трав, затем берут пучок в одну руку и ударяют им по открытой ладони другой руки, издавая приятный шелестящий, чуть трескучий звук. Если песню или танец исполняют возле огня – возле костра или в доме, возле очага – то, согласно обычаю, потом дарбагатуш всегда сжигают.

 

 

Географические карты

Жители Долины изображают на картах именно Долину. Им явно доставляет удовольствие воспроизводить на чертеже хорошо знакомые местности и объекты. Причем, чем лучше они их знают, тем больше любят их рисовать и наносить на карты. Дети часто рисуют карты отдельных полей и холмов, окружающих их родной город, причем с невероятной подробностью отмечая точкой каждый камень и ласточкой каждое дерево.
Маленькие, схематичные, не слишком точные карты Долины или ее частей берут с собой люди, отправляющиеся в путешествие вниз по Реке На, к океану, или вверх по Реке, к Ваквахе. Поскольку большая часть жителей Долины знает ее во всех деталях – от горных вершин до кротовин – в радиусе по крайней мере четырех-пяти миль от собственного дома, а длина всей Долины составляет менее тридцати миль, то такие карты служат скорее талисманами, чем пособиями.
Карты, охватывающие более крупные территории, выполнены с отменной тщательностью и учетом того, что их главная функция скорее носит эстетический или поэтический характер, тем более что достоверность и точность деталей считаются основополагающими элементами поэзии кеш.
Карты всей Долины всегда включают изображение Великой Реки На и ее притоков, а карты отдельных, внутренних ее участков в качестве оси всегда используют наиболее важную водную артерию данного города или района. Истоки такого ручья или речки всегда помещены в верхней части карты. Могут быть помечены и стороны света, определенные по компасу, однако сама карта всегда сориентирована по течению данного источника, и «низ» всегда находится внизу страницы. Подобные карты всегда обладают также неким элементом перспективы при изображении холмов и гор, однако ракурс никогда не меняется. Города и прочие созданные человеком объекты обычно помечены каким-либо символом (для городов это хейийя-иф); картографы, похоже, не любят делать на своих картах какие-либо надписи, на некоторых из них вообще нет ни одного слова, а на других – только начальные буквы или же вообще какие-то криптографические значки вместо названий городов, водных источников, гор и тому подобного. Поскольку практически все изображенное на такой карте имеет свое название, картографы, возможно из чисто практических соображений, отказываются загромождать ими свое произведение.

 

 

Карта бассейна ручья Синшан, подаренная издателю Маленькой Медведицей из Синшана.
На карте поименованы только гора Синшан, Синяя скала, исток ручья Синшан и некоторые другие источники и холмы.
Пометка в нижней части карты гласит: «На северо-запад пятнадцать под валуном тойон. Перед Травой». Маленькая Медведица не имеет понятия, что этом может означать, и говорит, что «карта давно лежит в ее доме».

 

 

Эта карта основана на карте Синшана и Мадидину, подаренной нам Маленькой Медведицей, но более подробна.

 

Общество Искателей создает и использует карты горных районов, примыкающих к Долине, а также карты местностей примерно в радиусе нескольких сотен миль от нее. Эти карты постоянно обновляются как благодаря походам исследовательских отрядов в тот или иной конкретный район, так и благодаря получаемой через ПОИ информации.
Карты всего континента, а также морей и других континентов Земли и планет Вселенной используются как учебные пособия на занятиях в Обществе Земляничного Дерева. Остальной мир не является предметом насущной заботы для большинства жителей Долины. Им довольно знать, что он существует. Так что в основном они имеют весьма смутное представление о географии Земли; их представления о расстояниях между странами и континентами также чрезвычайно неадекватны. Для большинства из них (но не для всех), «география» ограничивается Страной Вулканов на севере и Пустынными горами на юге; Тихий океан является для них западной границей мира, а восточной – Внутреннее Море и горы Света, за которыми простирается Оморнское Море и – совсем уже далеко! – Райские или Скалистые Горы. А дальше, считают они, «земли продолжаются снова до самого моря и еще дальше, ну вы же знаете… по кругу, так что потом все равно вернешься снова в Долину».

Танец Вселенной

Этот Танец знаменует участие людей в созидании и разрушении, в обновлении и продолжении мира.
Когда жители Долины танцуют Танец Неба от имени всех живых существ на Земле, считается, что жители Неба, в свою очередь, танцуют Танец Земли. Мертвые и нерожденные танцуют на вольном ветру и в море, птицы – в воздухе, звери – в Диком Краю. («Звери танцуют не так, как мы. Нам их танцы неведомы. Они танцуют свои жизни».) Переплетающиеся спирали двух великих космических танцев – это священный образ хейийя-иф.
Танец Вселенной исполняется в «дни черной Луны», то есть в безлунные ночи после весеннего равноденствия, и продолжается трое суток до того момента, когда на закате третьего дня впервые на небе становится виден узенький серпик нарождающейся луны. За этот Танец считаются ответственными Общество Земляничного Дерева и Общество Черного Кирпича.

Первый день Танца Вселенной

Земной Танец Вселенной начинается на рассвете, под землей, в особых подземных домах Общества Черного Кирпича, всегда находящихся за городской чертой, на «охотничьей» стороне окрестных холмов. Эти дома значительно меньше хейимас Пяти Домов, так что танцоры обычно танцуют группами, каждые несколько часов поднимаясь на поверхность, чтобы уступить место другим. Все участники Первого Дня Танца Вселенной – люди пожилые, то есть такие, «чьи дети уже имеют своих детей».
Хотя многие церемонии и называются «танцами», однако довольно долго никаких «собственно танцев» не происходит: «танец» в подземном доме Черного Кирпича заключается в пении под руководством специально подготовленных певцов из Обществ Черного Кирпича и Земляничного Дерева. Мощные глухие раскаты большого ритуального барабана непрерывно, от зари до зари, доносятся из-под земли подобно ударам огромного сердца. Старики молча ждут своей очереди возле подземного дома, а потом, тоже молча, возвращаются к себе домой; детей специально строго предупреждают, что разговаривать с бабушками и дедушками нельзя, ибо они не ответят. Танец старых людей продолжается весь день. Они привязывают к волосам перышки птиц или же надевают шапочки из тонкой темной шерсти, на которую эти перья нашиты: такие перья не должны принадлежать домашней птице или той дичи, что была подстрелена на охоте, – их все нужно найти. Слова песен Первого Дня Танца записи не подлежат. После заката солнца непрерывный рокот барабана смолкает, и люди начинают собираться на площади для танцев, окруженной пятью хейимас. Они приносят с собой топливо для костров, чаще всего яблоневое дерево, специально прибереженное для праздника: яблоня считается деревом, связанным со смертью.
В сумерки танцоры выходят наверх из подземного дома Общества Черного Кирпича и устремляются на площадь для танцев. Те, кто танцует эту часть Танца, готовятся специально и заранее. Они одеты в черные плотно облегающие тело костюмы, туго закрепленные на запястьях и лодыжках; ноги их босы, а волосы, лицо, руки и ступни густо вымазаны белым и серым пеплом. Это члены Обществ Черного Кирпича и Земляничного Дерева и те жители города, которые попросили обучить их танцу Первого Дня. Они выходят вереницей и поют. Слова этих старинных песен часто никому не понятны, а мелодии чрезвычайно сложны и мрачны, с длительными паузами, которые усугубляют гипнотический, подавляющий эффект этого пения.
Танцоры несут незажженные факелы из яблоневого дерева, повернув их макушкой вниз. Когда все они собираются наконец на площади для танцев, с ее западной стороны появляется спикер Общества Земляничного Дерева с горящим факелом, от него все остальные участники зажигают свои факелы и, танцуя, поджигают дрова в огромном костре, заранее приготовленном посреди площади. (Если идет дождь, то над всей площадью натягивают полотняную крышу на высоких шестах; в каждой хейимас хранится подобное оборудование на случай дождя.) Костер должен гореть тоже особым образом: чтобы пламя не было слишком высоким и мощным, но достаточно жарким. Танцоры окружают костер и движутся цепочкой в несколько странных позах – колени полусогнуты, руки подняты и тоже согнуты, ладони примерно на уровне лица – и ритмично трясутся. Все остальные стоят или сидят на корточках, образуя внешнее кольцо. Большая часть жителей города (или одной из его «рук», если это очень большой город) участвует в этой церемонии; те же, кто в прошедшем году потерял родственника или близкого друга, присутствуют там непременно.
Певцы Смерти трясутся в танце вокруг костра и все время поют, постепенно увеличивая темп и высоту тона, пока внезапно кто-то из молчащих зрителей во тьме внешнего кольца не выкрикивает громко имя какого-то человека, который умер недавно. Остальные повторяют это имя, следуя ритму Песни Смерти. Танцоры как бы «подбирают» его, и имя это повторяется снова и снова, как и все прочие имена покойного, что были произнесены вслух, повторяются до тех пор, когда Певцы Смерти внезапно останавливаются тесной группой вокруг костра, распевая свою песнь очень громко, в убыстряющемся темпе, и быстро делают согнутыми руками такие движения, словно что-то бросают или запихивают в огонь, а потом так же внезапно прекращают петь, падают на землю лицом вниз, скрючившись и дрожа всем телом. И оплакивающие делают то же самое. Затем медленно и тихо барабан снова начинает настойчиво отбивать ритм танца, мелодия которого сначала подхватывается одним голосом, затем другим, танцоры встают с земли и начинают танцевать, их пение звучит все громче, все быстрей, пока в костер не вбросят следующее имя.
В маленьких городках Нижней Долины случаются такие годы, когда не умирает никто и нет необходимости «сжигать» чье-то имя. Однако церемония Оплакивания все равно проводится, но в ней участвуют лишь специально обученные танцоры; остальные сидят молча во внешнем кольце. Такая церемония длится самое большее часа два. В больших же городах всегда за год умирают люди, которых нужно оплакать, и там в церемонии Оплакивания участвует значительно большее число людей, она гораздо эмоциональнее и продолжается долго. Первыми «сжигаются» обычно имена самых старых, последними – имена умерших детей и мертворожденных младенцев, которые всегда получают имя при погребении, чтобы во время церемонии Оплакивания их можно было оплакать всем вместе. По мере развития действа люди из внешнего круга постепенно присоединяются к покачивающимся танцорам, поют с ними вместе и плачут, потому что имена дорогих усопших называются снова и снова, в итоге люди начинают взывать к умершим и рыдать уже во весь голос. И теперь все раскачиваются в печальном танце, поют и плачут, потом снова погружаются в печальное молчание, и снова все вместе вздрагивают от нарастающего грохота барабана и голосов, выкрикивающих имена мертвых. Все барьеры стыдливости и сдержанности сметены, страх, отчаяние и ужас утраты теперь видимы всем, и эти обычно тихие, замкнутые люди, отдавшись боли, кричат во весь голос.
Когда же в огонь «брошено» последнее имя, ведущие танец начинают постепенно замедлять темп, меняется и характер пения – теперь иная, но тоже старинная песня рассказывает о тех местах в Четырех Небесных Домах, куда могли отправиться души умерших, и песнь постепенно перерождается в знаменитую Песнь Дождя. Дровам в костре позволяют догореть самим. Наконец спикер говорит: «Имена произнесены». Танцоры приносят воду в священных сосудах из хейимас Синей Глины и поливают ею догорающий костер, потом вереницей, в молчании, в окутывающей их ночной темноте возвращаются в подземный дом Общества Черного Кирпича. Оплакивающие метят себе лица влажной золой от погасшего костра и отправляются по домам. Прежде чем лечь спать, они съедают традиционную трапезу, состоящую из молока, кукурузного хлеба и весенней зелени. Оставшуюся от священных костров золу танцоры разбрасывают на вспаханных полях на следующий день.

Второй день Танца Вселенной

Обычно люди измотаны мучительной и эмоциональной церемонией предшествующей ночи, и у них на следующий день все валится из рук практически до самого вечера. Пять хейимас – Дома Земли – отвечают за хвалебные церемонии Дня Второго. Составляются процессии из людей от семнадцати до пятидесяти-шестидесяти лет, которыми руководят совсем молодые жители города, еще «живущие на побережье». То, сколько человек присоединяется к процессии и насколько изощренно она организована, зависит, и весьма значительно, именно от этих молодых вожаков, а потому процессии каждый год отличаются одна от другой, отличаются они и от тех, что проводятся в других городах Долины. Следующее ниже описание такой церемонии представляется неким ее усредненным, «идеальным» вариантом, возможно, никогда и не имевшим места ни в одном из городов.
Люди из Первого Дома, Дома Обсидиана, должны отправиться в поля, заглянуть в амбары и в вольеры для домашней птицы с песнями, прославляющими домашних животных и птицу. Эти песни могут быть традиционными или же их может специально сочинить к празднику какой-нибудь местный поэт или музыкант. Они могут быть также импровизацией в чистом виде или смесью традиционного и нового. Они обычно представляют собой простое описание животного и похвалы в его адрес, но не содержат никаких просьб – например, об увеличении поголовья или о чем-либо подобном. Зачастую собственно пения не так уж и много, разве что несколько традиционно исполняемых хором песен, вроде Песни Быка, принадлежащей к так называемым Песням Силы и Здоровья:
Ну и бык! Он едет верхом на корове!
Вот так бык! Он едет верхом на корове!
А корова везет на себе быка всю дорогу,
она согласна везти на себе быка всю дорогу.
Ахо ахей! Вот так упрямый бык!

А вот и баран, верхом на овце он едет!
А вот и баран, верхом на овце он едет!
И овца везет и везет барана,
она согласна везти барана!
Ахо ахей! Наш баран остророгий!

Эта прогулка по амбарам и пастбищам частенько заканчивается катанием верхом на коровах, играми с пастушьими собаками, скачками на ослах или импровизированной демонстрацией выездки любимых лошадей. Дети заранее готовят для своих любимцев нарядные воротники и ошейники, сплетенные из травы и болотной мяты, да и вообще любое домашнее животное может получить ради праздника пучок или стебелек мяты, который втыкают за ошейник, или в гриву, или прямо в густую шерсть. Иногда цветами и травами убирают стойло или же преподносят какое-нибудь лакомство в подарок – лошадям лишнюю горсть овса, домашней птице и химпи вкусные крошки и зерна.
Второй Дом, Дом Синей Глины, посылает людей вдоль речек и ручьев на «охотничью» сторону окружающих город холмов, чтобы они спели там диким животным, на которых ведется охота. Эти старинные песни знают все, и в данном случае процессия никогда не бывает малочисленной – всегда находятся желающие «спеть оленю».
Третий Дом, Дом Змеевика, посылает своих представителей в леса и горы, на луга и поляны, которыми пользуется вся община. Спикер этой хейимас обязан произнести длинный речитатив, перечисляя все дикие пищевые культуры, все полезные травы, семена, коренья, плоды, кору, орехи и листья, которые люди собирают для пропитания, лечения или иных целей.
Люди из Четвертого и Пятого Домов отправляются в сады и огороды с хвалебной песней, обращенной к садовым деревьям и пахотным землям, чтобы перечислить и возблагодарить культурные растения данной местности.
К вечеру все эти группы возвращаются в город, и люди начинают готовиться к церемонии Второй Ночи – Свадебной.
Подобно церемонии Оплакивания, это общественный ритуал, узаконивающий фактический брак. Пары, которые уже начали жить вместе в течение последнего года, не называют себя мужем и женой, пока не примут участия в церемонии Свадебной Ночи. В ней может также участвовать любая супружеская пара, как бы дополнительно подкрепляя свой союз.
Сама церемония довольно проста. Все, кто хочет танцевать Брачный Танец, встречаются на площади, где певцы пяти хейимас поют хором Свадебную Песнь – старинную, довольно короткую и очень веселую песню, которую никогда и нигде более не исполняют. Если погода хорошая и музыканты настроены подходяще, то после этого еще могут состояться танцы; главный Свадебный Танец тоже очень веселый, пары танцуют его, встав в ряд и проходя по очереди под поднятыми руками других пар – когда-то и у нас так танцевали на площадях. После этого все отправляются по домам, к Свадебному Обеду, за которым традиционными считаются горячее вино и скабрезные шутки.
Два города особенно изощряются в проведении этого несложного праздника. В Чукулмасе женихи сперва неспешно и церемонно обедают в своих хейимас, а потом с песнями отправляются каждый к дому своей невесты, в котором отныне должен жить, и только тогда для них исполняется Свадебная Песнь. В Ваквахе, после исполнения всей общиной Свадебной Песни, представители Домов Красного и Желтого Кирпича показывают ритуальную драму «Свадьба Авара и Булекве», сопровождаемую музыкой и танцами, а также другие романтические, эротические или мистические пьесы. Говорят даже: «Ты еще не женат по-настоящему, если свадьбу справлял не в Ваквахе», так что многие пары, рассчитывающие на долгий брак или уже празднующие много лет совместной супружеской жизни, отправляются именно в Вакваху на Второй День Танца Вселенной.

Третий день Танца Вселенной

Задолго до рассвета, еще в темноте, юноши и девушки пятнадцати-шестнадцати лет будят малышей и выводят их на верхние балконы своих домов или даже залезают с ними на крышу или на дерево да на любое возвышенное место, куда могут забраться. Там они танцуют на месте, но не поют, а только поддерживают ритм с помощью погремушек, сделанных из оленьих копыт, наполненных семенами. Их старшие родственники приносят своих младенцев, которые еще не умеют ходить, и учат их, придерживая за ручки, тем простым движениям, которые исполняют все остальные. Они танцуют лицом к юго-востоку и, когда встает солнце, приветствуют его хвалебной песней, слова которой произносят шепотом. Когда солнце поднимается над вершинами гор, они спускаются вниз и разбредаются по городу и по садам в поисках перьев птиц, при этом старшие дети помогают младшим, пока у каждого не будет хотя бы по одному перу и по одному красивому камню – неважно, найденному или подаренному.
Все дети, держа камень в правой руке, а перо в левой – крест-накрест, что означает «брак» этих двух глубоко священных предметов: пера из Домов Правой Руки и камня – из Домов Левой, – снова собираются на площади для танцев и длинной процессией направляются к Стержню города. Там они останавливаются и выбирают одного из самых маленьких детей, чтобы он возглавил процессию и громко кричал, шествуя впереди всех к городской площади: «Впустите детей!»
При этом взрослые, ожидающие у себя дома (причем до этого момента двери домов должны быть крепко заперты), отворяют двери и с приветствиями вводят в дом своих детей.
Завтрак во всех домах вместе с детьми превращается в веселый праздник; и весь остальной день тоже посвящен детям. Взрослые и дети как бы меняются ролями; и те и другие играют с удовольствием: например, взрослый, разговаривая в этот день с ребенком, должен низко поклониться или же встать на четвереньки, иначе его могут наказать за непослушание и довольно сильно отхлестать сосновыми ветками, причем сделать это может любой ребенок, оказавшийся тому свидетелем. В городе откуда-то появляются Зеленые Клоуны, они показывают всякие фокусы и жонглируют. В городах Нижней Долины устраиваются потешные войны – битвы, где оружием служат комки грязи и желуди. «Сражения» эти могут затем перемещаться на оставленные под паром поля и даже на «охотничью» сторону близлежащих холмов и продолжаться весь день; частенько все это заканчивается синяками, подбитыми глазами и всякими менее серьезными увечьями. Особого рода марципаны из миндальных орешков, жаренных в меду, в виде раскрашенных фигурок зверей, птиц и людей, а также в виде цветов раздают детям в каждом уважающем себя доме. Этот день часто называют еще Днем Меда, он заканчивается Танцем Пчелы и Танцем Муравья, которые исполняют самые маленькие жители города. Когда солнце опускается к самым вершинам гор, юноши и девушки снова забираются на крыши и верхние балконы домов и начинают громко кричать: хейя, хейя.
Многие люди присоединяются к ним и тоже залезают на крыши и балконы или же поднимаются на ближайший холм; некоторые подростки и даже взрослые тратят весь день, чтобы взобраться на вершину ближайшей горы. В Ваквахе, например, многие стремятся до заката достигнуть вершины Ама Кулкун. Там они ждут появления молодой луны. Облака и дождь, конечно, зачастую скрывают и солнце, и луну в это время года, однако и облака, и дождь – жители Небесных Домов, так что само зрелище – закат или молодая луна – в данном случае не является главным, особенно если находишься так высоко. Главное – смотреть вверх, на небеса.
Когда меркнут последние краски заката и заходит юная луна, спикер Дома Обсидиана просит луну передать благословения народов Земных Домов всем Домам Неба. Его одинокий голос завершает три дня Танца Вселенной. Люди еще некоторое время стоят в сумерках, «ожидая Людей Радуги», которые могут появиться на склонах горы или в воздухе, ибо они «идут дорогами ветра»; однако с наступлением темноты все спускаются вниз и расходятся по домам, шепча приветственную песнь, когда ступают на порог родного дома.

День после Танца Вселенной

Три дня Танца Вселенной – это как бы обратный ход времени: все начинается с оплакивания умерших, затем следует брак и повседневная жизнь, а завершается все детством и младенчеством. День после Танца Вселенной – еще одно, последнее движение вспять по временной оси.
Все желающие танцевать в этот день рано утром направляются к подземным домам Общества Черного Кирпича, где три дня назад начинался праздник. Члены этого Общества ведут группу, обычно не слишком многочисленную, в определенные места, находящиеся в соседних долинах или ущельях, но обязательно близ источника воды. Эти участки – часто размером всего в несколько шагов абсолютно ничем не примечательны; но они считаются отражением тех мест, что находятся в Четырех Небесных Домах, в Мире Правой Руки, это места, как бы обратные кладбищам, то есть жилища нерожденных. Здесь не рожденные еще дети ждут своего часа, чтобы родиться на свет.
Расположение и значение таких мест – часть тех тайных знаний, которыми обладает Общество Черного Кирпича.
Так вот, в одном из них члены Общества поют сами и учат пришедших с ними людей песне «Сияние солнца», которая как словами, так и мелодией очень похожа на песни Ухода На Запад, что поют умирающим и усопшим. Древним припевом этой песне служит слово хвавгепрагу, что означает «сияние солнца»; остальной текст может исполняться частично, целиком его поют редко, так что приведенные ниже слова специально выписаны для нас Ясенем из Общества Черного Кирпича, жителем Синшана:
Хвавгепрагу, ты идешь.
Ты, конечно же, дойдешь.
Путь нетруден, недалек.
Он по городам пролег.
Приходи, когда захочешь.
Солнце светит и хохочет.
Хвавгепрагу, выходи
и на солнце погляди!

Все океаны и берега морей считаются жилищем нерожденных; видимо, там и полагается им находиться. Так что, когда женщины отправляются к устью Великой Реки На, шутники всегда спрашивают: «А что ты на этот раз принесешь с собой?»
Приведенный ниже отрывок взят из учения Общества Черного Кирпича и произносится в день после Танца Вселенной:
«Пески всех побережий мира, каждая песчинка на этих побережьях и все они вместе – это жизни нерожденных, которые непременно родятся, которые должны родиться. Волны моря, пузырьки пены морской на волнах, что разбиваются о берега морей и океанов нашего мира, каждое пятнышко, каждый проблеск солнечного света на волнах морских – все это обитатели Девяти Домов бесконечной Жизни, исчезающие, рождающиеся вновь и никогда не пребывающие в этой жизни вечно».
К этому учению имеет также самое непосредственное отношение и поэма «Внутреннее Море».

Танец Солнца

Два из семи ежегодных ваква хедоу, или Великих Танцев, исполняются всеми девятью Домами. Во время Танца Вселенной, танца космического обновления, приходящегося на период весеннего равноденствия, Земля и Небеса танцуют одновременно, хотя и не вместе: обитатели Земных Домов предлагают все земное для использования и благословения обитателям Домов Небесных, которые, тоже танцуя в своих заповедных местах, получают благословения и сами благословляют Землю. Церемонии Танца Вселенной классифицируются местными учеными как «сортировка», или «отбор» – то есть приведение всего в порядок, расстановка по своим местам. Во время церемоний, связанных с Танцем Солнца, приходящим на время зимнего солнцестояния, все, что было «отделено и разобрано», снова соединяется. Все существа как Земли, так и Неба, всех планет и уровней жизни встречаются и вместе танцуют Танец Солнца. Для простых смертных это нелегко. Из всех Великих Танцев именно Танец Солнца считается самым колдовским, самым напряженным и опасным. Те, кто желает участвовать во всех его церемониях и таинствах и танцевать Танец Внутреннего Солнца, учатся этому годами; например, о старом, готовящемся умирать человеке говорят: «Он готов танцевать Танец Внутреннего Солнца».
Большая часть людей участвует только в общих церемониях в Танце Внешнего Солнца – и то, насколько активно они желают участвовать в этом, дело их личного выбора. Почти невозможно удержаться от такой вселенской попойки, как Танец Вина, и практически все участвуют по крайней мере в одной из Ночей Танца Вселенной, однако церемонии, связанные с Танцем Солнца, особенно привлекательны, на мой взгляд, для интровертов и мистиков, так что большая часть жителей Долины просто наблюдает их со стороны. Дети и подростки играют весьма важную роль, как активную, так и пассивную, во всем, что связано с периодом, предшествующим наступлению зимнего солнцестояния и длящимся двадцать один день.
В течение Двадцати Одного Дня младшие из детей должны отыскать в лесу подходящий молодой отросток дерева или кустарника, пересадить его в бочку или корзину и прятать до Дня Восхода, то есть до дня солнцестояния, когда они торжественно преподносят свой дар кому-то из взрослых, вызывающих их особую любовь и уважение. Дети более старшего возраста могут сделать то же самое или же посадить и вырастить втайне дикое плодоносящее деревце (орешину, или фруктовое дерево, или чернильный дубок), которое редко встречается в местных лесах; или же они сажают в городском саду плодовое дерево и ухаживают за ним в течение нескольких лет, а результаты своего труда представляют в День Восхода тому взрослому, который достоин подобного дара. Часто такие дарственные деревья украшаются ярко раскрашенными желудями и скорлупками орехов, дутыми стеклянными бусами и перьями птиц, которые привязывают к ветвям. Эти похожие на наши елочные игрушки «перья-слова» зачастую очень изящны и красивы – настоящие маленькие шедевры.
Дети и подростки заботятся и о том, чтобы деревья вокруг городской площади и площади для танцев тоже были украшены к празднику, хотя им частенько мешают характерные для этого времени дожди. Ученики Цеха Мельников из городов Верхней Долины натягивают на ветвях деревьев провода с лампочками и устраивают замечательное световое представление, особенно яркое и красивое в первую из Двадцати Одной Ночи. Однако с течением времени лампочки светят все слабее и постепенно гаснут. Ветки можжевельника, ели, сосны и вечнозеленых диких роз с яркими красными ягодами развешивают на балконах и в дверных проемах, а также сплетают в венки и гирлянды для украшения комнат. Специальные свечи, часто окрашенные в красный цвет и сдобренные эссенцией благородного лавра или розмарина, изготавливаются молодежью и зажигаются в течение Двадцати Одной Ночи; к последней из этих ночей они должны догореть до конца.
В течение Двадцати Одного Дня во всех пяти хейимас интенсивно обучают различной священной премудрости; эти занятия связаны с желанием как можно ближе соединить Левую Руку и Правую Руку, Землю и Небо, пока они окончательно не встретятся в определенном месте и в определенное время в Танце Солнца.
В данном случае внимание не фокусируется на материальном и конкретном – на скалах, растениях, животных, людях, как это делается во время Танца Вселенной, когда все живые существа и предметы перечисляются и прославляются. Теперь главное – это общее для всего рода и духовное, то есть тот аспект, при наличии которого все существа, даже те, что в данный момент еще живы, так или иначе становятся обитателями Небесных Домов, Домов Смерти, Сна, Дикой Природы и Вечности. Мертвые и нерожденные непременно должны быть приглашены на Танец Солнца. Люди Радуги, образы снов и видений, все дикие существа, волны моря, солнечные лучи и звезды тоже должны участвовать в этом празднике. Так что земные, смертные танцоры-люди приглашают как бы свое астральное «я», которое существовало до их рождения и будет существовать после их смерти на Земле. Не «дух» свой, то есть суть собственной индивидуальности, или, точнее, не только свой дух, ибо индивидуальность – это и есть смертность, но скорее свою «душу-дыхание», ту самую, которую можно разделить с кем-то, которую можно отнять, которую можно вернуть, чтобы составить целостное существо; то свое «я», которое находится за пределами тебя самого.
Практические занятия и упражнения по подготовке танцоров Внутреннего Солнца включают обучение особой системе дыхания, подобной йогической, однако в целом это учение и техника упражнений лишь весьма отдаленно напоминают йогу. Атлетическая суровость йоги никогда не казалась жителям Долины достаточно привлекательной; здесь предпочитают скорее «нечто среднее», уббу, для чего ближайшей параллелью является теория и практика китайских даосистов.
Прямой путь, «королевская дорога», самый легкий способ осуществления связи и прочих отношений с Миром Четырех Домов это сон или транс. Непрямое, однако вполне прочное соединение с ними, «нижняя дорога», – это интеллектуальная и физическая дисциплина: обучение знаниям Внутреннего Солнца. Письменных материалов по этим вопросам не существует; обучение всегда было устным или вообще бессловесным и происходило во время длительных тренировок, упомянутых выше.
Я же могу описать далее лишь чисто внешние свои впечатления от практических занятий Танцоров Внешнего Солнца, поскольку видела их собственными глазами и мне достаточно подробно разъясняли их значение сами участники и преподаватели.
Упражнения, связанные с Танцем Внешнего Солнца, и ритуалы Двадцати Одного Дня в общем-то являют собой все углубляющееся состояние коллективного транса, находящееся под контролем.
Средства достижения подобного состояния – это голодание, многочасовая игра на барабане, длительное пение и танцы, а также путешествия.
Путешествия «в поисках Солнца» предпринимаются группой из четырех или пяти человек, которые уходят на несколько дней или даже на весь трехнедельный период в отдаленные дикие районы, на «охотничью» сторону Ама Кулкун или еще дальше в горы, где много узких опасных ущелий и совсем нет людей. Это расширение границ за счет путешествия является как бы подтверждением неколебимости того общества, в которое ищущие возвращаются подобно тому, «как ребенок возвращается в дом матери, как душа возвращается в тело после видения». Эти походы в дикие края зимой считаются весьма опасными – не столько физически, сколько морально или, точнее, социально; а поскольку они часто предпринимаются при условии соблюдения полного молчания, когда нельзя произнести за все путешествие буквально ни одного слова, то действительно, пожалуй, психологическое напряжение должно быть довольно сильным.
Также считаются опасными «путешествия назад» – ритуалы, во время которых обычные пределы, определяющие безопасность и нормы ежедневной жизни, в значительной степени смещены. Подобные «сдвиги» могут осуществляться только под руководством наставников и учеников Внутреннего Солнца, однако зачастую их практиковали и соперничающие учения, например, Союза Ягнят и Общества Воителей, обладавшие собственным сводом эзотерических законов и ритуалов. При «путешествиях назад» ученики подвергаются тяжелым, порой рискованным испытаниям, требующим большого терпения и выносливости; деяний и подвигов такого рода жители Долины обычно осторожно избегают. От учеников требуется принимать различные медицинские средства: слабительное, рвотное, галлюциногены; использовать особую практику аскетизма – длительное голодание, сидение без движения и т. п., а последователи культов Воителей и Ягнят во время своих церемоний, кроме того, еще наносили себе увечья и совершали кровавые жертвоприношения, убивая животных.
Наиболее зловещим и необычным героем церемонии Двадцати Одного Дня является Белый Клоун: ужасающая фигура, в белой маске и белом плаще, футов десяти в высоту. Белые Клоуны в одиночку или группами подкрадываются к детям в лесу или в поле и даже на улицах самого города. Неизвестно, причиняют ли они на самом деле какой-либо физический ущерб детям, однако считается, что это бесспорно, и существует множество легенд и сказок о трагической судьбе детей, повстречавшихся с Белыми Клоунами. По-моему, это обычные «рассказы о привидениях», например: «…И наутро ребенка нашли. Он стоял, прислонившись к стволу яблони, и был холодный, как зимний дождь, и застывший как деревяшка, а глаза его все смотрели в одну точку – но только зрачки стали мертвенно-белыми».
Дети, которым приходится в такой период пасти овец, или заниматься собирательством, или ухаживать за своими «подарочными» саженцами, растущими далеко от дома, испытывают настоящий ужас перед этими незаметно и неслышно подкрадывающимися чудовищами и выходят из дому по возможности только парами или группами в течение всех этих дней.
Остальные церемонии подготовительного периода проводятся в пяти хейимас или же всеми вместе, открыто, на площади для танцев. Любой может присоединиться к игре на барабанах или к танцам, то входя в танцующую группу, то выходя из нее; ритмы и танцы носят самый простой традиционный характер. Я бы охарактеризовала их как довольно монотонные, бесконечные и тем не менее удивительно привлекательные. Стоит присоединиться к танцующим или аккомпанирующим, как уйти уже трудно. Чаще всего поют так называемые долгие песни. Слов в них, по сути дела, нет, это либо «матричные» наборы звуков, либо междометия, окружающие «сердцевину», состоящую из значимых слов. Ведущий запевает такую песню, и те, кто присоединяется к пению, стараются, чтобы песня длилась как можно дольше – столько, сколько будет петь сам ведущий. Такие долгие песнопения в хейимас могут порой продолжаться несколько дней подряд без передышки, и голодающие все это время певцы доводят себя до состояния глубокого транса и полного истощения. Затем они могут отдохнуть четыре-пять дней и возобновить долгое пение.
Ниже приведен «текст» одной из таких песен, я слышала ее в хейимас Желтого Кирпича в Мадидину. Обычно подобные песни записи не подлежат, однако мне объяснили, что это просто потому, что запись их сочтена необязательной.
Хейя кемейя
оу
имитими
оу-а йя.

Наставник Танцоров Внутреннего Солнца время от времени отбивал ритм на небольшом деревянном барабане и вел основную мелодию. Каждая из четырех фраз (или слогов?) повторялась по меньшей мере в течение часа, а то и в течение нескольких часов, за исключением выражения «имитими», которое повторялось еще чаще и всегда по девять раз кряду. Способность певцов следовать за ведущим и мгновенно менять совершенно неведомую заранее мелодию и ритм объяснялась довольно просто: двое из них, очевидно, наименее одаренные, не пели вовсе, а осуществляли едва заметный «контроль» над ведущим и еле слышно меняли звучание непрерывного о-о-о, когда менялась основная тональность, а также подсказывали остальным нужные слова или слоги или подменяли того, кому требовалось перевести дыхание; все это вместе создавало полную иллюзию непрерывного, идеально ровного звучания в течение часов одиннадцати-двенадцати, пока певцы не сдавались окончательно. Обычно долгое пение продолжается подряд почти два дня и две ночи. Когда у ведущего сдает голос, что происходит чаще всего к середине второй ночи, он, продолжая отбивать ритм на барабане, безмолвно двигает губами, шепотом произнося очередное «матричное» слово.
Долгое пение, продолжающееся более двух суток, обычно осуществляется с несколькими ведущими и затягивается уже суток на пять. Старшие из подростков и многие взрослые, как правило, хотя бы раз принимают участие в таком долгом пении.
Большая часть людей также соблюдает пост и половое воздержание в течение Двадцати Одного Дня, ужесточая строгость запретов по мере приближения дня солнцеворота. Настроение в обществе постепенно становится все более напряженным и мрачно-суровым – «натянутым», как они выражаются.
В канун дня солнцеворота все группы путешественников возвращаются домой, желательно до наступления темноты, и разбредшиеся во все стороны семьи вновь воссоединяются по возможности в доме матери. Женатые мужчины часто на Двадцать Первую Ночь возвращаются в дома своих матерей. Города выглядят так, словно находятся в осаде. На закате все двери и окна плотно закрываются. Выключаются все источники энергии, останавливаются все мельницы и станки; если это возможно, домашние животные помещаются в клетки, загоны, хлева и стойла; и, когда солнце садится, выключаются все лампы и гасятся все огни в каминах и очагах. До заката еще разрешается зажечь в доме свечу, однако согласно традиции, весьма поддерживаемой детьми и подростками, обожающими все традиционное и таинственное, ночью зажигать никакого огня нельзя. Если свеча гаснет сама собой, то потом она так и остается незажженной. Эта самая длинная ночь в году оказывается и самой темной.
В течение последнего дня, еще при свете, Танцоры Внутреннего Солнца успевают вырыть на городской площади довольно глубокую яму шириной фута в два. После заката люди, проходя мимо этой ямы под названием «Несуществование», бросают туда горстку золы из своего очага, немножко пищи, завернутой в кусочек ткани, или перышко, или прядь волос, или даже кольцо, или резное украшение, или же маленький свиток исписанной бумаги, или еще какую-нибудь вещь, представляющую для каждого некую личную ценность. Все происходит в молчании, и песен тоже никто не поет. Люди просто проходят мимо и как бы невзначай совершают это маленькое личное жертвоприношение. Молчаливая процессия продолжается до полуночи, а то и позже. Затем каждый возвращается в одиночестве в свой темный дом по темным улицам или же идет в молчаливую хейимас, где посреди центрального помещения горит одна-единственная искорка огня в этой беспросветной ночи – крохотный масляный светильничек. Позже, ночью, гасят и этот свет. И в один из самых темных часов члены Общества Черного Кирпича засыпают землей яму под названием «Несуществование» и заравнивают поверхность так, чтобы и следов было не отыскать.
Ясень из Общества Черного Кирпича говорил мне: «Это вроде как память города – там, под землей, по которой мы ходим, под нашей городской площадью. Там лежат все те вещи, которые каждый год клали туда в молчании и во тьме, забытые, несуществующие вещи. Их кладут туда, чтобы о них забыть. Они пожертвованы». Итак, Двадцать Первая Ночь проходит во тьме и молчании.
При первых проблесках рассвета, примерно в тот час, когда начинают кричать петухи, исполняется одна-единственная песня. Четыре или пять девочек-подростков, обучавшихся Танцам Внутреннего Солнца, поднимаются на высокую крышу или на башню, если таковая имеется в городе, и там стоя с начала и до конца, но только один раз поют Гимн Зиме.
Тёрн рассказывала мне: «В детстве я всегда собиралась не спать и обязательно дождаться исполнения этого гимна или по крайней мере проснуться и послушать его, но мне это никогда не удавалось. Я умоляла мать и других женщин из нашей семьи разбудить меня вовремя, но если они даже и будили меня, то гимн успевал уже кончиться к тому моменту, когда я окончательно просыпалась и была способна хоть что-нибудь воспринимать. Но когда я стала старше и впервые услышала эту песню, мне показалось, что я знала ее, еще будучи в утробе матери». Слов этого гимна в записи не существует. Рано утром вновь разжигаются огни в очагах и каминах, вновь подземные хейимас освещаются разноцветными праздничными лампочками, и вот наступает час восхода – событие, которое хотя и является центральным для всего празднества, но никак формально не отмечается.
Ясень по этому поводу говорил: «Центральным моментом этой ваквы является заполнение ямы «Несуществование». Да, именно так». При этом он держал руки ладонями друг к другу и чуть согнув пальцы внутрь, так, чтобы ладони были примерно на расстоянии дюйма и большой палец его левой руки показывал вниз, а большой палец правой руки – вверх.
Единственным конкретным событием, отмечающим восход солнца, является исчезновение Белых Клоунов. В этот священный миг их могущество бывает сломлено, и они исчезают до следующего года, освобождая детей от страха перед своим непредсказуемым появлением. Дарственные растения преподносятся с шумным ликованием, но в каждой семье по-своему. Даже во время строгого поста заранее готовится кое-какое праздничное угощение, а уж в День Восхода стряпают действительно сытные и вкусные блюда для тех пиров, которые будут теперь продолжаться четыре дня во всех домах и хейимас.
В самих хейимас утренние Танцы Солнца начинаются почти сразу после восхода и исполняются там в течение четырех дней каждое утро (каждый четвертый год они исполняются в течение пяти дней). Поют только Танцоры Внутреннего Солнца. Некоторые танцы они исполняют в масках. Остальные танцы танцуют все, кто умеет.
Ясень говорил: «Если Танцем Солнца руководят правильно и хорошо его танцуют, то и Небесные Люди будут танцевать вместе с Земными. Вот почему никто никогда не берется за руки, исполняя утренние Танцы Солнца. Каждый оставляет между собой и соседом место для одного из обитателей Четырех Домов, чтобы и они танцевали вместе с нами. Точно так же и в песнях: после каждого маленького куплета делается пауза, чтобы его повторили другие голоса, и неважно, слышим мы их или нет; и барабаны тоже отбивают ритм, делая равномерные паузы».
Пятнадцатилетная Рыбка Верхнего Ручья говорила мне: «Утренние Песни Солнца не такие мрачные, как песни Двадцати Одного Дня, они очень красивые, загадочные. От них на душе делается светлее, их хочется петь, а когда поешь их, то чувствуешь, что кругом поют абсолютно все – живые, и нерожденные, и мертвые, и все собираются вместе в Долине, и никто не забыт, никто не потерян, и все на свете идет как надо!»
А вот слова Тёрн: «Хоть я и знаю, что Танцорам Внутреннего Солнца требуются долгие годы, чтобы выучить и исполнить Утренние Песни, но каждый раз, когда я их слышу, мне кажется, что каждое их слово мне известно. Я их узнаю, как узнаю солнечный свет».
В полдень после Утра Восхода на целых четыре дня в города Долины приходят клоуны-нонете, высокие, белые и страшные, невероятно толстые, одетые в зеленое и без масок, но с замечательно пышными бородами и усами, которые украшены перьями или завиты и свисают на грудь. Бороды сделаны из белой шерсти или древесного мха. Часто впереди всех идут Солнечные Клоуны, они даже пытаются ехать верхом на козлах и всем малышам раздают разные маленькие подарки, в основном сладости. Длительному посту и воздержанию приходит конец, и для гостей в каждом доме накрываются столы. Тёрн рассказывала: «Многие ставят на столы виноградное бренди или крепкий сидр и этим запивают всю еду, так что в итоге напиваются допьяна, и часто вокруг творится много всякого безобразия, но никто не сердится и не выходит из себя, потому что дети веселятся от души и еще потому, что жители Четырех Домов все еще находятся с нами рядом. Всегда следует отставить в сторонку какую-то часть подаваемой на стол еды или специально приготовить угощение – для них – и непременно нужно расплескать первую порцию того, что ты пьешь. А в хейимас в это время еще поют длинные песни, перемежающиеся обязательными паузами».
Неспешно, в течение четырех или пяти дней после Дня Восхода Солнца разъединяются две Руки Мира. Обитатели Четырех Домов постепенно возвращаются к себе, а жители Земли приступают к каждодневным заботам. Тёрн говорила по этому поводу: «Убирая в доме или готовя еду, работая в мастерских или на полях, мы еще долго поем песни, которые нравятся Людям Радуги, ибо они уходят от нас, уходят все дальше и дальше, возвращаются в свои Дома. Мы поем эти песни и отдаем им часть своей души, своего дыхания, посылая его им вослед». И Ясень вторил ей: «Выдыхая, исполняя эти песни, мы как бы частью своей следуем за ними, некоторое время видим мир таким, каким видят его они – глазами Солнца, способными видеть только свет».

О поезде и рельсовой дороге

Цех Мельников и Общество Искателей вместе осуществляли работы по прокладыванию рельсовой дороги, ее починке и поддержанию в исправном состоянии. Под их присмотром многие молодые люди тоже часто трудились в течение одного-двух сезонов на дороге, воспринимая это как некое приключение. Вожаки таких молодежных команд, а также мужчины и женщины, управлявшие мулами и быками, тащившими вереницу повозок, а также те, кто водил настоящие Поезда, снабженные двигателем, пользовались не только уважением, но и романтической славой «опасных» людей.
Рельсовая дорога, которой пользовался народ Кеш, тянулась от Честеба, что к югу от Чистого Озера, через Ама Кулкун до Кастохи, затем вниз через Долину мимо Телины и крупных винных заводов, находившихся чуть южнее Телины, затем сворачивала на восток через северо-восточную гряду к портовому городу Сед, что на берегу Внутреннего Моря, где живет народ Амаранта; в общем ее протяженность достигала примерно восьмидесяти миль.
Это была одноколейка с небольшими платформами возле складов и винных погребов и переездами для повозок. Существовало также несколько коротких веток, соединявшихся с основной магистралью – в Кастохе и в Седе (и еще у Чистого Озера возле города Стой, где поддерживалась связь с рельсовой дорогой, ведущей на север, и тягловой буксировкой грузов на восток).
Рельсы были сделаны из дуба, основательно обработанного, чтобы дерево не пострадало от плесени, нашествий термитов и грызунов; рельсы были уложены поверх скрепленных крест-накрест шпал из лиственницы или секвойи, покоившихся на насыпи из речного гравия. Никакого металла здесь не использовалось, рельсы были прикреплены к шпалам выточенными из дерева шпильками. Цех Дерева под эгидой Дома Желтого Кирпича отвечал за изготовление рельсов и за все церемонии, связанные с прокладкой путей и их ремонтом.
Туннелей Кеш не прокладывали; на особо крутых подъемах или в ущельях, как на Ама Кулкун или в северо-восточных горах, строились многочисленные серпантины. Их опоры были массивными, поскольку должны были поддерживать подмостки, по которым животные втаскивали повозки наверх.
Различного типа повозки катились на сделанных из дуба колесах – по четыре колеса у каждой – и сцеплялись между собой с помощью плетеной кожи, иногда усиленной цепями. Повозки, предназначенные для перевозки особенно тяжелых или ценных грузов, имели еще и крышу и напоминали фургоны; те, в которых везли бочки с вином, были разбиты на ячейки с зажимами и специальными гнездами. Имелась также одна крытая повозка со скамьями, окошками и даже печкой – небольшое «купе» для людей, пожелавших путешествовать на Поезде: если вы помните, предельная роскошь по мнению автора «Ссоры с народом Хлопка». Остальные повозки крыши не имели и обладали более легкой конструкцией. Наиболее распространена была обычная телега с воткнутыми в гнезда шестами, на которые натягивалась парусина; груз накладывался на дно телеги. Ни одна из повозок не превышала в длину девятнадцати футов; ширина колеи (стандартная с незапамятных времен на всех дорогах Долины и соседних районов) составляла два фута девять дюймов (на языке кеш основная мера длины, обозначаемая словом херш). Повозки были такими узкими, что чем-то напоминали лодки, как, собственно, и называли их сами Кеш.
В тот период, о котором повествуется в данной книге, существовали два Поезда – один принадлежал народу Кеш, а другой народу Амаранта. Оба Поезда ходили между Кастохой и Седом. Скорее всего (это моя догадка) то были обычные паровозы, работавшие на древесном топливе, мощностью в 15—20 лошадиных сил. Поезд, принадлежавший Кеш, был создан и обслуживался членами Цеха Мельников в сотрудничестве с другими Цехами и Обществами, которые использовали его для торговли с соседними народами. Кеш называли свой паровоз Кузнечиком за его остроугольные поршни и за общее сходство с длинноногим суставчатым насекомым и еще, возможно, за то, что он начинал движение со стремительного рывка. Паровоз был построен из деревянных деталей, очень точно подогнанных, и клепаных железных листов, а трубы были склепаны молотком на деревянной оправке. Топка и бойлер в паровозе стояли на низеньких ножках, прикрепленных к полу болтами, подальше от вагонов; высокую и узкую дымовую трубу сверху прикрывала сложной формы и, по-моему, весьма ненадежная крышка, которая должна была гасить искры. Риск возникновения лесного пожара из-за попадания искр в сухую траву и низкий кустарник на горных склонах вдоль дороги был основным недостатком при использовании паровозов; в засушливые годы ими вообще не пользовались, особенно в период между Танцем Воды и началом сезона дождей. В такие месяцы, а также на коротких перегонах в пределах самой Долины, и севернее Кастохи, на пути через Гору-Прародительницу, весь транспорт тянули быки или мулы: рельсы и само полотно дороги были достаточно удобны для этих целей.
Семафоры включались в периоды особенно оживленных перевозок (то есть совершавшихся чаще чем раз в девять-десять дней). Женщины и мужчины, работавшие на рельсовой дороге, обслуживали заодно и ее сигнальную систему, а путешественники помогали пополнять запасы дров и воды. Сигнальная система Дороги была соединена с ПОИ в Ваквахе, Седе и других городах, прежде всего торговых, где составлялось расписание движения поездов, соблюдавшееся довольно четко.

Некоторые замечания по медицинской практике

Большую часть сведений о медицине Кеш я получила из бесед с Ясенем из Дома Змеевика, членом Общества Целителей Чумо и Синшана. Он сказал, что врач делает четыре вещи: предупреждает, заботится, лечит и убивает.
Превентивная (или профилактическая) медицина включает: иммунизацию, общественную и личную гигиену, советы, касающиеся диеты, рода и места работы, а также физических упражнений, необходимых тому или иному конкретному лицу, практические уроки по снятию различных стрессов и широкий спектр различных видов массажа, мануальной и музыкальной терапии, а также танцев.
В понятие заботы о больном входит лечение конкретных недугов – различных лихорадок, мышечных и невралгических болей, инфекций, а также забота о людях, страдающих от физической немощи и тяжких неизлечимых заболеваний.
Собственно целительская практика включает в себя лечение переломов и вывихов, использование широкого и сложного набора фармацевтических средств, лечебную физкультуру и хирургию. У меня нет списка тех операций, которые Кеш считали осуществимыми. Ясень порой упоминал то об ампутации, то о выскабливании кюреткой, то об удалении аппендикса, то об удалении опухоли из брюшной полости, то о хирургическом лечении рака кожи, то об операции по исправлению «волчьей пасти». Анестезирующие средства чаще всего готовились из трав, эти лекарства давали больному в течение нескольких дней до операции, а также после нее, и еще обезболивание производилось с помощью особых «пик», тонких бамбуковых иголок, втыкаемых в тело больного в строго определенных местах, что – на мой непросвещенный взгляд – выглядело весьма похожим на акупунктуру. (Хотя я никогда не слышала, чтобы Кеш применяли что-либо подобное в терапевтических целях.)
Поскольку в нашей медицине нет места понятию «убить», ибо она считает себя как бы вдвойне противопоставленной смерти, мы вынуждены лишь скромно предполагать возможность такого явления, как «эвтаназия», а также еще кое-каких операций, которые любой врач Кеш считает не только обязательными, но и самыми естественными, не говоря уж о том, что они занимают значительное место в теории медицины и понятиях морали Кеш: кастрация животных, аборты у женщин (ни та, ни другая операция не считаются ни «легкой», ни предосудительной), а кроме того, убиение новорожденных уродов как у людей, так и у животных.
У Кеш не существует разделения на такие «касты», как ветеринар и «человеческий» доктор, хотя терапевты часто специализировались более узко, согласно своему умению и призванию, а также нуждам данного города. Похоже, дантистов там не было вообще, возможно, потому, что у большинства представителей народа Кеш зубы были исключительно здоровыми и в их рацион входило очень мало сахара.

Гедвеан – «Вынесение приговора»

Это одна из наиболее характерных черт медицинской практики Кеш. Она может быть названа «исцеляющей церемонией» (однако «исцеляющей церемонией» может быть названа и сложнейшая операция на сердце). Современная высокотехнологичная медицинская практика в хорошо оборудованных клиниках скорее назовет так последнее, медицина Долины – первое; в обоих случаях привлекаются хорошо обученные профессионалы, деятельность которых отражает некий моральный аспект и определенные суждения данного общества относительно средств и конечных целей медицины. Статистические данные по сравниванию результатов обоих способов исцеления, быстроты или замедленности выздоровления, а также неудачных случаев применения той или иной практики были бы весьма интересны, хотя, наверное, неуместны.
Поскольку каждое «вынесение приговора» осуществляется для каждого отдельного больного при вполне конкретных обстоятельствах и условиях течения болезни или развития стрессового состояния конкретным врачом или группой врачей, я не могу дать общего описания этой процедуры, а описание какого-нибудь конкретного случая противоречит представлениям Кеш о личной и священной тайне каждого. Поэтому я даю несколько «абстрактное» описание «вынесения приговора»: задействованы две группы людей годдве, или «те, кому выносят приговор», и двеш, или «те, кто выносит приговор». Годдве – это чаще всего один человек, но могут быть и супруги, или родители с ребенком, или два кровных родственника – остаются на период гедвеана в четыре, пять или девять дней в своей хейимас или же в доме, принадлежащем Обществу Целителей. За годдве там внимательно наблюдают, им предлагается специальная диета или лечебное голодание, и они следуют четким предписаниям медиков в плане активного труда и отдыха; их тело и лицо раскрашены и буквально испещрены специальными пометками, они одеты в специальную одежду: длинную, свободно подхваченную в поясе рубаху из шерстяной материи. (Эти изделия ткачи дарят Обществу Целителей в виде «платы», иногда предварительной, за собственное лечение и медицинское обслуживание. В противоположность тем обществам, где практикуется лечение у шаманов или психотерапевтов, для которых гонорар является существенной составляющей в отношениях между врачом и пациентом, Целители Кеш не требуют за свою работу ничего; их деятельность – это составная часть того непрерывного процесса обмена услугами и товарами, который и лежит в основе деревенской экономики Кеш. Стоимость успешного лечения у конкретного доктора может быть и такова, как ее описывает Говорящий Камень, рассказывая о пациентах своего второго мужа в Чумо и Синшане.)
Двеш, или «выносящие приговор», один из которых должен быть «поющим доктором», вырабатывают общий план лечения/ ритуала, который мог включать: лекарственную терапию, использование наркотиков, погружающих в транс, гипноз, возникающий под воздействием игры на барабане и пения целебных песен, массаж, ванны, специальные физические упражнения, обучение символам и фигурам, которые рисуют в пыли или красками на бумаге или на коже, и обсуждение значения подобных символов, а также длительные беседы о том, какое значение имели песни, истории и различные события в жизни того конкретного человека, которому «выносится приговор»; иногда имеют место особые ритуалы, традиционные или представляющие собой интеллектуальную собственность конкретного Целителя (узнанные во сне или полученные в качестве дара от другого Целителя); также исполняются особые песни, танцы и музыкальные произведения, чаще всего под аккомпанемент барабана, пациентом и врачом вместе. Годдве покидает гедвеан, получив рекомендации для дальнейшего лечения, если это необходимо, или для дальнейшей повседневной жизни и работы, чтобы исцеляющее действие процедуры сохранилось как можно дольше.
По мнению Ясеня, благотворное влияние «вынесения приговора» заключается прежде всего во внимании – в том внимании, которое уделяется конкретному пациенту, становящемуся на какой-то период как бы центром интересов всех присутствующих, избавленному от стрессов и окруженному ободряющей, спокойной, теплой атмосферой доверия, тихого барабанного боя и пения, а также в том, что и сам пациент (или пациентка) должны уделить своей жизни и мыслям достаточно внимания. Ну и, разумеется, в том несколько мистическом «внутреннем видении», которое достигается совместными усилиями всех участников «вынесения приговора». Это действительно очень хороший пример того, что Кеш подразумевают под словом уврон, что значит «заботливость, забота о ком-то».
Многие люди подвергаются этой процедуре несколько раз в жизни, другие же лишь однажды или совсем никогда. Некоторые члены Общества Целителей выступают в роли двеш по чьей-то просьбе, другие – только в тех случаях, которые считают действительно серьезными; и хотя первых любят за их отзывчивость и сочувствие, уважают больше все-таки последних. Все врачи, участвующие в церемонии, до этого непременно исполняли и роль годдве, так что им тоже «выносили приговор» – как для тренировки, так и в порядке подлечивания.

Смерть

Смертельно больные люди – обычно это страдающие севаи, ведет или раком – остаются жить в больницах под присмотром Целителей; к ним применяется хеагедвеан, или «продолжительное вынесение приговора». На первое место при этом, как правило, ставится избавление от унижений, а не продолжение жизни как таковой. Если пациент просит о смерти и его семья и ближайшие друзья согласны, то этот вопрос выносится на обсуждение всего Общества Целителей. Если оно приходит к решению, что в данном случае смерть является наиболее благоприятным исходом, то выделяются четверо Целителей; эвтаназия представляет собой сложный ритуал (как, впрочем, и аборт или убийство чудовищно уродливого новорожденного). Осуществляется она с помощью яда, который принимается оральным путем, или с помощью инъекции. Аборты представляют собой выскабливание кюреткой с предварительным и последующим лечением травами. Новорожденные-уродцы (если они не умирают сами от несовместимых с жизнью уродств практически сразу после родов) умирают просто от голода: за ними присматривают, но не кормят.
В ответ на возникшие у меня несколько недоуменные вопросы по поводу этого последнего случая Ясень передал мне следующее письменное заявление:
«К существам (человеческого и животного происхождения), которых мы убиваем и которым позволяем умереть при рождении, относятся исключительно носители следующих врожденных пороков: родившиеся с двумя головами или сросшимися телами; родившиеся с дусеваи (то есть с признаками развитой болезни севаи: слепыми, глухими и страдающими такими судорогами, которые не дают им даже сосать грудь); родившиеся с чудовищно изуродованными телами или же с полным отсутствием головного мозга, кожи или какого-либо другого жизненно важного органа. Такие существа, родившиеся только для того, чтобы умереть, получают эту возможность. Человеческие детеныши, появившиеся на свет нежизнеспособными, получают возможность умереть, окруженные заботой и лаской, а также пением песен Ухода На Запад, и матери дают им имена, чтобы они могли быть оплаканы у Погребальных Костров во время равноденствия. Животные, что обитают в Доме Обсидиана, родившись нежизнеспособными, умерщвляются благородным и гуманным способом с соблюдением необходимого ритуала, и трупы их сжигаются».

Роды

Это, похоже, единственная область, где врачи разделены по половому признаку. Что касается животных, то, например, при тяжелых родах у коровы или овцы может присутствовать примерно столько же специалистов-мужчин, сколько и женщин. Однако врачи-мужчины редко присутствуют при родах у женщин; и некоторые Целительницы – итатеншо, или «посылающие», – специализируются почти исключительно на уходе за беременными и кормящими женщинами, а также на родовспоможении. Сложные и очень красивые церемонии, посвященные беременности и родам, проводятся под руководством женщин-Целительниц из Общества Крови. Уход за беременными и обучение их тому, как надо себя вести во время родов, осуществляются самым тщательным образом, включая целую систему различных ритуалов и церемоний. По мере приближения родов гигиена в доме соблюдается все строже. Если не удается выделить для роженицы отдельную комнату и содержать ее в абсолютной чистоте – выскоблив песком полы, покрасив заново стены, прокипятив постельное белье и так далее, – то Общество Целителей может настаивать, чтобы роды происходили у них. Мать остается в стерильно чистой, очень тихой и слабо освещенной комнате вместе с младенцем в течение девяти дней, необходимых для отдыха. Отец в это время занят подготовкой торжественной встречи жены с новорожденным и «отсортировыванием» бесконечных посетителей; вместо него этим может заниматься и другой мужчина из его Дома, если в данный момент сам отец отсутствует, или уже успел развестись, или по той или иной причине не считает себя ответственным за ребенка. Сам отец или его заместитель непременно должны помогать молодой матери в ее заботах о новорожденном и в работе по дому и не позволять ей переутомляться, пока она кормит младенца грудью, хотя на самом деле семья обычно так опекает молодую мать, что та сама начинает настаивать на возвращении ей свободы передвижения и любимой работы. Тёрн, которая проходила подготовку в качестве итатеншо у Целителей Синшана, говорила, что тяжелые роды случаются довольно редко, однако многие беременности заканчиваются, к сожалению, преждевременными родами или рождением мертвого или серьезно изуродованного ребенка. По всей очевидности, в этом виноваты генетические нарушения. То же самое относится и к крупным животным; в гораздо меньшей степени страдают от этого более мелкие животные, которые размножаются куда быстрее и успевают за множество поколений избавиться от тяжкого генетического ущерба, явившегося результатом давнишнего отравления окружающей среды и прочих неприятностей, оказывающих влияние на изменение генетического кода любого вида живых существ.

Различные заболевания

Список заболеваний, приведенный ниже, является далеко не полным, не очень точным и, возможно, даже во многих случаях неправильным. Я не могла соотнести признаки некоторых заболеваний с теми, которые были мне известны, хотя Ясень и пытался мне все объяснить. Мы с ним практически ни разу не были полностью уверены, что говорим об одном и том же. Вирусные и бактериологические мутации, которые к этому времени имели место, без сомнения, изменили характер многих заболеваний. Но главной проблемой была нехватка слов и терминов. Медицинская теория и методы диагностики Кеш существенно отличаются от наших. Так, например, имея вполне ясное представление о той роли, которую бактерии и вирусы (причем последние совершенно не видны в их микроскопы) играют в качестве разносчиков и возбудителей заболеваний, Кеш не воспринимают заболевание как нечто существующее само по себе. С их точки зрения, это не то, что с человеком случилось, а то, что он делает сам. Самым близким термином, который я подобрала для перевода нашего слова «здоровье» на язык кеш, было слово ойя – «покой или благодать», или же слово гестанаи, что означало «жить хорошо и поступать хорошо при наличии таланта, удачи и умения». Чтобы перевести наше слово «недуг» или «болезнь», мне приходилось пользоваться отрицательной формой пойя – «непокой» (что в общем-то не так уж и далеко от английского слова dis-ease) или же словами «трудность», «тяжесть» и «бремя», а также я пользовалась словом гепестанаи, что означает «жить больным, делать все плохо, неудачливо, неумело». Эти понятия Кеш доказывают, что, с их точки зрения, больной человек – это не «пациент», не «потерпевший», а «агент», не просто человек, страдающий от вторжения болезни откуда-то извне, но «делающий болезнь», заболевший сам. Довольно забавно, по-моему, но подобная точка зрения замешана на меньшем чувстве вины, чем наше представление о некоем теле, ставшем жертвой зловредных сил, и при этом подразумевается, что мы вообще не всегда делаем то, что хотели бы, надеялись или должны были бы сделать, и что жить не всегда легко. Деятельность Общества Целителей направлена отнюдь не на служение некоему идеальному или совершенному здоровью и вечной юности или на искоренение болезней как таковых; Целители лишь пытаются убедить людей в том, что жить вовсе не так уж трудно, не труднее, чем это и должно быть.
Общество Целителей проводит настоящие церемонии по иммунизации младенцев, которым от роду 9, 54 и 81 день, детей 2, 4, 5 и 9 лет и взрослых – по их собственной просьбе или по необходимости. Болезни, которые врачи Кеш могут предупредить с помощью прививок или иммунизации, – это столбняк, бешенство или водобоязнь, малярия, бубонная чума – четыре заболевания, которые, как мне кажется, я могу назвать с уверенностью. Для них существует строгая система прививок, которые делают как младенцам, так и детям постарше, а также взрослым в случае необходимости. Малярия – настоящий бич огромных болот и эстуариев, и, хотя иммунизация проводится достаточно эффективно, она все же не дает полной гарантии, и Кеш никогда не стремятся путешествовать по заболоченным районам Долины. Впрочем, они вообще без всякого восторга относятся к любым путешествиям. Разносчиками чумы по-прежнему являются бурундуки, на которых поэтому никогда не охотятся и шкурки этих зверьков никогда не обрабатываются. Тем не менее отдельные случаи чумы встречаются более или менее регулярно как в самой Долине Реки На, так и поблизости от нее, хотя эпидемий на памяти здешних жителей не было.
Мои вопросы относительно оспы и туберкулеза оставили Ясеня в полной растерянности: он так и не смог определить эти заболевания по перечисленным мной признакам. Мы действительно, казалось бы, говорили об одном и том же, когда я перечисляла те болезни или те состояния, которые возникают в результате заражения организма герпесом: сыпь, лихорадка на губах, герпес половых органов, опоясывающий лишай… Ясень все это узнал и счел родственными заболеваниями, группирующимися под общим названием чемхем. Ветряная оспа считается в Долине достаточно серьезным заболеванием как у детей, так и у взрослых, и иммунизация против нее проводится в обязательном порядке и, на мой взгляд, очень эффективно.
Венерические заболевания – главным образом различные виды сифилиса и гонореи – называются «любовными ссадинами» или же «бедой чужеземцев», что вполне соответствует истине, ибо ни одна из этих болезней не имеет эндемического характера. Еще одна причина для обитателей Долины не любить путешествия. Ясень знал несколько способов лечения этих заболеваний, но никаких мер предохранения от них, кроме гигиены, ему известно не было.
Остальные упомянутые далее болезни мы смогли определить весьма приблизительно.
Детям делают прививки от чего-то вроде дифтерии и еще от какой-то болезни, сопровождающейся высыпанием сыпи, явно не кори, однако вполне возможно, что какой-то разновидности скарлатины.
То, что Ясень называл «сырым легким», – это, разумеется, одна из форм пневмонии. Пенициллин или лекарство из древесных грибков, родственное ему, весьма эффективны при лечении. Я даже не пыталась разобраться в их невероятно сложной фармакологии, основанной главным образом на травах.
Инфекционный гепатит и некоторые формы инфекционной желтухи также весьма распространены. Ясень считает болезни печени наиболее часто встречающимися и плохо поддающимися лечению. Основная тактика борьбы против них – соблюдение правил гигиены.
Кеш проявляют прямо-таки страстную заботу о воде вообще, а также о состоянии своих источников и колодцев, а потому знают брюшной тиф только по книгам и сведениям, полученным по Обмену.
Различные виды рака кожи встречаются часто, реже – другие формы рака, и все это вместе – значительно реже, чем у нас; однако и в этом случае различное восприятие и подход к онкологическим заболеваниям чуть не завели меня в дебри. Заболевания сердца, которые Кеш лечат с помощью лекарств и гедвеана, считаются, по-моему, болезнями пожилого возраста, если, разумеется, не связаны с врожденными пороками сердца.
Однако некоторые болезни, от которых весьма страдает народ Кеш и соседствующие с ним народы, нам пока совершенно неведомы. Это прежде всего севаи и ведет: врожденные, неизлечимые, дегенерирующие процессы, поражающие нервную систему. (Различные формы обоих заболеваний люди в Долине делят со всеми крупными домашними и дикими животными; говорят, что лоси, например, вымерли во всех прибрежных районах Внутреннего Моря из-за того, что «были больны ведет».) Насколько я смогла установить, оба заболевания отражают генетические (на уровне хромосом) уродства, вызванные долговременным отравлением местности ядовитыми веществами, или радиоактивными отходами, или тем, что в изобилии осталось на Земле после военно-индустриальной эры и широко распространилось как в почве, так и в воде и неудержимо просачивалось с грунтовыми водами из зараженных до сих пор районов. Ведет сопровождается распадом личности и слабоумием, севаи – слепотой и атрофией других органов чувств, а также нарушением мышечного контроля. Оба заболевания сопровождаются сильными болями, уродливыми изменениями тела и конечностей, оба неизлечимы и кончаются смертью. То, насколько мучительно и долго протекает такое заболевание, в каждом конкретном случае зависит, и весьма сильно, от того, что Ясень называл «серьезностью» состояния: иногда общее поражение организма приводит к смерти плода еще во чреве матери; зато более легкие формы могут вообще не проявиться до глубокой старости.
Глубокой старостью в Долине считается возраст после шестидесяти. Средняя продолжительность жизни, таким образом, представляется достаточно низкой – не более тридцати или сорока лет. Слишком многие дети с рождения поражены севаи или же иными страшными генетическими заболеваниями, что приводит к высочайшей детской смертности. Однако же, с точки зрения Кеш, человек, родившийся ойя и живущий гестанаи, способен дожить и до семидесяти, а то и больше. Старость воспринимается в Долине легко, и очень часто старики живут с заслуживающим особого уважения мастерством и изяществом.
Назад: Приложения
Дальше: Игры