Потолок и стены словно давили на него — странное ощущение. Никогда прежде он не испытывал подобного. Впервые за все время, что он прожил здесь — долгие два года, — он заметил, как мала его комнатка, как убога и какой в ней кавардак. Заметил и грязные окна, и потеки на стенах.

Он отпихнул бумаги на угол стола и подошел к окну. Ребятишки играли в какую-то игру, состоявшую из крика и беготни и не имевшую никакого смысла ни для кого, кроме них… Какая-то старуха ковыляла по разбитому тротуару, волоча большущую сумку… На ступенях соседнего ветхого дома сидел ленивый пес… На обычном месте, прижавшись к бордюру, стояла старая колымага с помятыми крыльями…

«Что за чертовщина творится со мной?» — подумал Джерри. Но, задавая этот вопрос, он уже знал, в чем дело.

Все эта история с пришельцем. Она не давала ему покоя с тех самых пор, как произошла. С тех самых пор он постоянно чувствовал себя не в своей тарелке. Постоянная тревога не давала ему заниматься, изводила с утра до ночи. Он был сам не свой. Он не мог сосредоточиться на диссертации, а ее надо писать… Он просто обязан ее написать!

Может быть, лучше решиться и рассказать о случившемся соответствующим властям? Рассказать — и избавиться от всего… Может быть, тогда он освободится от наваждения, сможет отгородиться от воспоминаний, сможет работать… Но это было невозможно. Он убеждал себя, что отказывается от этого потому, что не хочет показаться смешным. Но, возможно, существовала и другая причина. Хоть он и не мог понять, в чем она состоит. Раньше он думал, что ему станет легче, если он расскажет обо всем Барру. Не помогло. Экзобиолог и не думал потешаться над ним, но все равно не помогло. А он рассказал все-все, без утайки, как на исповеди, — все равно не помогло.

А теперь об этом просто невозможно рассказать. Теперь, когда прошло уже столько времени, — уж он точно окажется в числе придурков, которые утверждают, что пришелец забирал их к себе. С тех пор как появились пришельцы, таких стало полным-полно… Нет. Раньше рассказать о происшедшем было трудно, а теперь — и вовсе невозможно.

Хотя, по всей вероятности, ему все равно это предстоит. Ведь рано или поздно следователи, забравшие его машину, определят номерной знак или номер мотора и найдут его. Быть может, уже определили. Он не сделал ничего, чтобы отыскать машину, а, наверное, надо было. Наверное, надо было, но он не мог ни на что решиться. Надо было обратиться в страховую компанию. Но что бы он им сказал? Одно время он хотел заявить, что машину украли, но не поддался искушению. И правильно сделал, а то могло бы быть хуже.

Он отошел от окна и вернулся к столу. Сел, придвинул к себе бумаги. Как бы там ни было, но сегодня он должен что-то сделать. Хотя бы немного. Часов в шесть зайдет Кэти, и они пойдут куда-нибудь обедать.

«Кэти…» — подумал он. Интересно, что бы он без нее сейчас делал? Это ее сила и спокойствие, преданность, любовь и забота помогли ему прожить последние дни.

Зазвонил телефон, он взял трубку.

— Извини меня, Джерри, — сказала Кэти. — Я не приду к тебе сегодня. Я уезжаю. Снова в Лоун-Пайн.

— О черт! А я сижу и мечтаю, как увижу тебя вечером… Что там опять стряслось?

— Они нашли мертвого пришельца. Наверное, опять исследователи из Вашингтона набегут… Надо было кого-то послать, и Джонни выбрал меня.

— Мертвый пришелец? Что с ним случилось?

— Никто не знает. Его уже нашли мертвым. Стиффи Грант нашел. Ты его должен помнить, я вас знакомила.

— Конечно помню. А как Стиффи определил, что пришелец мертв?

— Он холодный. Они всегда были теплые, а этот холодный. И не висит над землей, а стоит на грунте.

— И теперь они собираются разрезать его на куски и посмотреть, как он устроен.

— Наверное, что-то в этом роде, — согласилась Кэти.

— Мне это противно.

— Мне тоже. Но это логично.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю. Наверное, через день-два… Я сразу же дам тебе знать.

— Я так надеялся, что мы сегодня увидимся.

— Я тоже, Джерри. Очень надеялась. И мне очень жаль.

— Ничего не поделаешь! У тебя работа… У меня, кстати, тоже. Надо что-нибудь написать, а то диссертация стоит. Попробую.

— И еще, Джерри. Нашу «сто первую» нашли.

— Сто первую?

— Ну да! Ты что, не помнишь? Я тебе рассказывала, как один из вашингтонцев написал зеленой краской номер на самом первом пришельце. Сто один.

— Да, рассказывала. Так, значит, его нашли? Где?

— На ферме возле маленького городка в Айове. Дейвис Корнерс. Фермер думает, что она что-то посадила или посеяла у него на поле, и теперь караулит его. Когда фермер подходит к полю, она его отгоняет.

— Что же он там мог посеять?

— Может быть, и ничего. Но фермер так думает. Джонни собирался послать меня туда, но тут появилось это дело в Лоун-Пайне.

— А зачем он собирался тебя туда послать? Что ты смогла бы там сделать?

— У Джонни бывают предчувствия. Он руководит редакцией по наитию. И иногда его предчувствия сбываются. Знаешь, есть такое, что можно назвать интуицией журналиста. Это действительно предчувствие. Но мне пора. Самолет уже ждет, а Чет стоит рядом и переминается с ноги на ногу.

— Ты мне нужна, Кэти.

— Ты мне тоже. Давай работай. Чтобы к моему возвращению много-много сделал.

— Я постараюсь. Спасибо, что позвонила, Кэти.

Он положил трубку. И остался сидеть у стола; просто сидел и ничего не делал. Комната снова стала давить. И снова полезли в глаза грязные окна и потеки на стенах.

«„Сто первый“, — думал он. — Сидит где-то в Айове и караулит поле. А с какой стати в Айове? В Айове же нет деревьев — во всяком случае, их там немного. Это не Миннесота, там нет лесов. Фермер подумал, что „сто первый“ что-то посадил или посеял у него на поле. А что он мог посадить?» Джерри помотал головой. Нет, наверное, фермер ошибся.

Он встал из-за стола и принялся ходить по комнате из угла в угол, с пугающей отчетливостью вспоминая те часы (или минуты?), что провел внутри «сто первого». Перед глазами снова возникли светящиеся диски, бледный голубой свет, странное мерцание… «Там было что-то, — думал он, — что я должен был понять. И понял бы, если бы пробыл там чуть подольше».

Если бы он пробыл там подольше, если бы мог снова с ним заговорить…

«Стоп! — сказал он себе. — А не дурак ли я? Называть это разговором просто идиотство. Я ведь с ним не разговаривал. Это он мне внушал, навевал какие-то впечатления, и только. Ощущение дома, ощущение чего-то, связанного с деревьями…

И нет никакой уверенности, что это на самом деле исходило от „сто первого“, а не возникло у меня в голове… Почему возникло?..»

Он снова сел за стол, подвинул к себе бумаги, взял ручку — но работать не мог. Из-под пера вместо букв лезли какие-то непонятные закорючки и спирали. Он стал всматриваться в них, пытаясь разобрать, что они означают, но не сумел. Это было так непонятно и неприятно, что он разозлился… В голове была полная каша.

«А может быть, — подумал он, — ответ как раз там, на ферме в Айове?» Но это же чистейшее безумие! Ну поедет он в Айову, придет на поле — а пришелец прогонит его так же, как фермера… Он фантазировал и прекрасно понимал это — но такое понимание не помогало: фантазия не отпускала его. Он должен попасть в Айову. Да, теперь он был уверен: надо ехать в Айову! Хотя у него не было ни малейшего понятия, что он будет там делать.

Он снова поднялся из-за стола и зашагал по комнате, стараясь избавиться от наваждения. Но оно не проходило, оно стучало в мозгу молотом. Ему надо понять, а это единственная возможность, какую он мог себе представить. Только так он может получить ответ. Конечно, может ничего и не получиться, но нельзя упускать такой шанс. Надо попробовать. Надо подчиниться предчувствию. Кэти сказала, что Джонни Гаррисон работает по интуиции и иногда его предчувствия оправдываются…

Он боролся с этой мыслью до самого вечера, но так и не смог одолеть ее. Ему надо ехать в Айову… Он хочет ехать в Айову, но ведь у него нет машины. Но если попросить у Чарли, тот, наверное, даст. Не может же он не позволить взять его машину на день-два!..

Вытерев со лба внезапно выступивший пот, он поднял трубку и начал набирать номер Чарли.