Стиффи Грант прошаркал в Пайн-кафе и взгромоздился на табурет у стойки. На стук двери из кухни выглянула Салли.

— Так это ты с утра? — спросил Стиффи. — Я думал, с утра Джуди работает.

— Джуди простыла. Я ее подменяю. Кроме них двоих в кафе никого не было.

— А где все? — спросил Стиффи. — Сейчас в городе столько народу…

— Дрыхнут еще, — ответила Салли. — Те, что здесь. А многие остановились в Бемиджи и теперь ездят взад-вперед. Здесь им места не хватило.

— Те двое из «Трибьюн» здесь, — сказал Стиффи. — Парень с фотоаппаратом и девчонка, которая пишет.

— Так они ж рано приехали, когда в мотеле еще были места.

— Хорошие ребята, — сказал Стиффи. — Настоящие белые ребята. Девчонка дала мне пять долларов только за то, что по телефону ответил, а после трубку подержал, чтобы линию не заняли. А вчера фотограф выставил мне бутылку за то, что я посмотрел, что творится за рекой, пока он спал. Мы с ним так договорились: если вдруг что — я сразу бегу и подымаю его, бужу, значит… Только ничего не случилось, так я и просидел. А бутылка классная, не то что ваша дешевка.

— Хорошие люди эти приезжие, — сказала Салли. — Мелкую сдачу почти никто не берет. Не то что наши — чаевых никогда не дождешься.

— Однако они немного узнали, — рассуждал Стиффи. — Похоже, они толком ничего и не знают про ту штуковину. Эти парни из Вашингтона крутятся вокруг нее, крутятся — и ни фига. Я с одним намедни говорил. Он копался в мусоре, который выкидывает эта штуковина после белых тюков. Уж так он разволновался. Говорит, нашел там что-то важное, но-я не шибко понял. В том мусоре, говорит, нету сосновых семян. Шишки, мол, все поразломаны, а семян нету вовсе, куда-то подевались. Это, мол, неестественно, говорит. Он думает, что штуковина зачем-то собирает семена. Я ему говорю, может, она их ест, как белки. А он головой качает. Не верит.

— Что тебе принести, Стиффи?

— Наверное, несколько оладий.

— Сосиски, бекон?

— Не-е! Это мне не по карману — слишком дорого. Просто оладьи. И сиропа побольше. Я люблю, когда много сиропа.

— Вот он, сироп, в кувшине. Лей, сколько хочешь.

— А, ну хорошо. И масла побольше. Плесни чуток лишнего. Только не бери с меня денег за это.

Салли сходила на кухню, передала заказ повару и вернулась.

— А пришелец уже далеко в лес забрался? — спросила она. — Я его давно не видела.

— Больше чем на милю, однако. Идет и идет, день и ночь. И все выплевывает белые тюки, каждые несколько минут. Они так и валяются на просеке. Я все удивляюсь, на фига ему это надо. Не понимаю. И вообще ничего не понимаю.

— Должна быть какая-то причина.

— Может, и есть. Только я не понимаю. И еще удивляюсь, почему он выбрал нас, почему именно к нам прилетел.

— Ну куда-то он должен был прилететь. Прилетел к нам… Если он искал деревья, то выбрал хорошее место.

— Должно быть, лесничие не слишком-то обрадовались, — пробурчал Стиффи. — Они с этим лесом носятся, как курица с яйцом. Не понимаю, чего в нем такого. Деревья как деревья, лес как лес…

— Это же заповедник, — сказала Салли. — Островок первобытной природы!

— Да знаю. Дурость все это.