Енох, кардинал Феодосий, был такого маленького роста, что, казалось, еще чуть-чуть — и его совсем не станет видно под лиловой мантией, в которую он был облачен. Он бы выглядел совсем как человек, если бы его лицо под алой митрой не отливало стальным блеском. Только этот отблеск и выдавал в нем робота.

«Хотя, — сказала себе Джилл Робертс, — "выдавал" — не то слово. Ни кардинал Феодосий, ни остальные его собратья вовсе не старались подделываться под людей. Пожалуй, — решила она, — они даже гордятся тем, что роботы». Если судить по тому, чего они добились, чего достигли здесь, на Харизме, — им было чем гордиться.

Робот-послушник, который провел ее в кабинет кардинала, закрыл за ней дверь и встал там, заслонив дверной проем широченной спиной, расставив ноги и заложив руки за спину. В кабинете было темно, единственная свеча мерцала на столе, за которым восседал кардинал.

«Почему свеча? — удивилась Джилл. — Зачем она понадобилась, когда есть электрическое освещение? Показуха, — решила она, — Столько здесь показушного, витринного».

Алые, расшитые золотом занавеси свисали со стен. Если тут и были окна, они скрыты тяжелыми портьерами. Пол был покрыт ковром, в полумраке невозможно различить его цвет. Может быть, он тоже был красный, хотя в тусклом свете свечи казался черным.

«Нет, не может быть, чтобы ковер был черный, — решила Джилл. — Кому придет в голову стелить черный ковер?»

Вдоль стен была расставлена какая-то мебель, но какая именно, было неясно — призрачные тени, похожие на притаившихся перед прыжком чудовищ.

Джилл медленно пошла вперед, к столу кардинала, стараясь соблюдать этикет, с которым ее с утра ознакомили. Ей следовало подойти, опуститься на колени, поцеловать кольцо на протянутой руке кардинала, не вставать с колен, пока он не позволит, а затем стоять, пока он не разрешит сесть. Обращаться к кардиналу следовало «ваше преосвященство», но после первого обмена любезностями его можно было именовать просто «преосвященный». Что-то ей еще передали, но теперь у нее все вылетело из головы.

«Но я справлюсь, — уговаривала она себя, — бывали у меня в жизни переделки и похуже. Ну, подумаешь, нарушу немножко этикет, что такого ужасного может случиться? Не убьют же, в конце концов. Самое большее — сочтут глупой бабой, у которой ничего дурного на уме нет».

Она шла медленно, надеясь, что в таком ее шествии есть некая торжественность, но и это вызывало у нее сомнения. Кардинал запросто мог решить, что она так медленно идет, потому что у нее дрожат коленки. Но она вовсе не дрожала. Бояться робота, пусть даже кардинала, на самом краю Галактики — еще чего не хватало! Кардинал сидел не шевелясь, ждал, пока она подойдет, наверное, разглядывал ее.

Джилл остановилась примерно в трех футах от кресла кардинала. Опустилась на колени. Кардинал протянул ей руку, знаком велел ей встать, и она поднялась с колен.

— Мисс Робертс, — сказал кардинал низким и глубоким голосом.

— Ваше преосвященство.

— Прошу вас садиться.

Он указал на стул по другую сторону стола.

— Благодарю, — ответила Джилл и села на указанное место.

Мгновение в кабинете царила тишина, затем кардинал проговорил:

— Вероятно, из вежливости я должен поинтересоваться, как вы долетели и было ли приятным ваше путешествие. Но поскольку я хорошо знаю, на каком корабле вы добирались, я понимаю, что путешествие приятным быть не могло. Смею выразить надежду, что оно не было таким уж плохим?

— Не слишком плохим, ваше преосвященство. Капитан — очень любезный человек. Он делал все, что мог.

Кардинал склонился к столу, взял несколько сколотых вместе листков бумаги.

— Мисс Робертс, — сказал кардинал, — вы очень настойчивы. Мы получили от вас несколько писем.

— Да, ваше преосвященство. На которые мне не ответили.

— Мы сделали это, — объяснил кардинал, — намеренно. Мы не имеем обыкновения отвечать на письма. В особенности на такие, как ваши.

— Мне следует сделать вывод, что мое присутствие здесь нежелательно?

«Ну вот, — вспомнила она, — вот и ошибка — забыла назвать его "преосвященным"».

Было непонятно, заметил ли это кардинал, но замечания не сделал.

— Не знаю, — сказал он, — как бы вам объяснить нашу тактику, чтобы не показаться невежливым.

— Не стесняйтесь, ваше преосвященство, будьте невежливым. Я должна знать правду.

— Мы не испытываем желания, — ответил кардинал, — чтобы о нашем существовании и том, чем мы занимаемся, стало широко известно.

— Но вы могли бы, преосвященный, сообщить мне об этом раньше, до того, как я отправилась в путешествие. Я бы прислушалась к голосу разума, поняла ваше желание, вашу позицию. Но вы, вероятно, рассчитывали, что, игнорируя мои письма, не отвечая на них, вы сумеете разочаровать меня в моих намерениях?

— Мы на это надеялись, мисс Робертс.

— Как видите, ваш психологический трюк не удался, ваше преосвященство. Честное признание своей позиции помогло бы вам лучше.

Кардинал вздохнул.

— Это упрек?

— Не думаю, — ответила Джилл. — Обычно я стараюсь ни в чем не упрекать высокопоставленных лиц. Никогда не была большой любительницей вступать в споры. Но мне все-таки кажется, что я заслуживала лучшего обращения. В своих письмах я была откровенна. Я писала вам о том, что мне хотелось бы сделать, что я надеялась сделать. Вы бы могли, ваше преосвященство, прямо и честно ответить, что мое присутствие тут нежелательно.

— Да, мы могли так поступить, — согласился кардинал, — Это действительно было бы более честно по отношению к вам и более порядочно с нашей стороны. Но… мы полагали, что такой ответ вызовет нежелательный интерес, еще больший интерес к тому, чем мы здесь занимаемся. Отказ принять вас мог означать, что наша работа носит некий секретный характер, а так оно и есть. Вместо того чтобы отбить у вас охоту лететь сюда, мы таким образом создали бы впечатление, что все происходящее здесь еще более важно и таинственно, чем вы предполагали. Да, мы работаем с минимальной оглаской и крайне заинтересованы в том, чтобы все оставалось так, как есть. Мы трудимся уже десять столетий и за это время добились некоторых результатов, но все же продвинулись не так далеко, как надеялись. Для достижения цели могут понадобиться еще многие тысячелетия, и, чтобы выполнить намеченное, мы должны трудиться без помех. Мы не хотим, чтобы про нас узнала вся Галактика.

— Ваше преосвященство, но каждый год к вам прибывает великое множество паломников!

— Это верно. Но это капля в море по сравнению с той оглаской, которая произошла бы, если бы о нас написал журналист с вашей репутацией и квалификацией. Паломники прибывают с разных планет, многие из них — приверженцы тайных культов — и что-то где-то о нас слыхали. Но именно потому, что культы у них тайные, а паломники, исповедующие их, разбросаны по многочисленным планетам и мало кто из них прилетает к нам большими группами с какой-либо одной планеты, можно с уверенностью заявить, что паломничество не носит такого массового характера, как может показаться на первый взгляд. Знания о нас рассеяны, как сами паломники. Мы никого не посвящаем в нашу веру, мы не проповедуем, не осуществляем никакой миссионерской деятельности в Галактике. У нас, собственно, и нет никакого благовестия пока, чтобы его проповедовать. Когда-нибудь настанет время, и мы обретем благовестие, но пока, как я вам сказал, его у нас нет. Однако мы не можем, не имеем права захлопнуть двери перед теми, кто ищет встречи с нами. Мы должны сделать для них все, что можем. Кроме того, честность обязывает меня признаться, что мы рады их пожертвованиям, поскольку нас никто не финансирует…

— Позвольте мне написать о вашей работе, преосвященный, и вы получите финансирование. У вас появится любая необходимая вам поддержка.

Кардинал сделал отрицательный жест.

— Такая поддержка, — сказал он печально, — обойдется нам слишком дорого. Нам еще очень многое предстоит сделать, и мы должны следовать по избранному пути сами, и так, как мы желаем. Вслед за помощью из Галактики на нас неизбежно обрушилось бы давление, а это помешало бы нашей работе. Как бы мы ни преуспели, мы обязаны делать вид, что успехи наши невелики. Любая шумиха, любая реклама сработают против нас. Мы должны быть преданы своей мечте — созданию универсальной религии, а на все остальное просто не имеем права тратить время. Огласка уничтожит нашу цель. Вы понимаете?

— Стараюсь понять, ваше преосвященство, — ответила Джилл. — Но, право же, неужели для того, чтобы добиться цели, стоит окружать себя такой тайной?

— Мисс Робертс, именно этого мы и добиваемся. Если бы мы не скрывались, нам бы очень мешали. Нашлись бы, наверное, не только такие, кто действовал бы из добрых побуждений, но и те, кто желал бы повредить нам. Даже сейчас…

Он оборвал себя на полуслове и не мигая посмотрел на Джилл.

— Даже сейчас, преосвященный, — повторила Джилл.

— Попробуйте представить себе, — сказал он, — что даже сейчас мы обладаем кое-чем, что могло бы быть использовано на пользу Галактике, но пока никому ни при каких обстоятельствах не может быть передано, до тех пор, пока мы не убедимся, что знаем об этом абсолютно все. Существуют силы, я в этом абсолютно уверен, которые мечтали бы похитить у нас то, чем мы обладаем, украсть наши знания для своих корыстных целей, в то время как их совершенно не будет интересовать целостная картина познания, к которой мы так стремимся. Мы боимся не за себя — мы боимся за всю Галактику, может быть за всю Вселенную. Наша структура должна оставаться неприкосновенной. Когда работа будет завершена, мы обретем неделимые, целостные знания, основанные на логике, которую никому не удастся опровергнуть, которая будет очевидна для любого, кто прикоснется к ней. Это Знание, эту Истину нельзя будет растащить по кусочкам и вынести на продажу с лотка. А опасность подобного разворовывания мы осознавали с самого начала. Все эти годы ощущение опасности не покидало нас. Даже сейчас мы боимся этого, даже сейчас, когда трудимся в строжайшей тайне, мы не без основания подозреваем, что кто-то крадет знания, отщипывает по кусочку, как мышка отщипывает крошки от большого куска сыра. Мы не знаем, кто это делает, как ему или им это удается, не знаем даже, какова цель этого мелкого воровства, но мы уверены, что кто-то этим занимается. Конечно, с этим можно было бы и смириться, но если мы раскроемся для всей Галактики, если вы о нас напишете…

— Вы хотите, чтобы я уехала, — грустно сказала Джилл, — Вы хотите, чтобы я повернулась и ушла…

— Мы старались быть откровенными с вами, — сказал кардинал, — Я попытался все вам объяснить. Убеждая вас, я, вероятно, наговорил много лишнего. Мы вообще могли отказаться от встречи с вами, но мы понимаем, что у вас нет намерений навредить нам, что вы, по всей вероятности, даже не задумывались, какие последствия могут повлечь за собой ваши действия. Мы искренне сожалеем о неприятностях и издержках, которые вы понесли. Нам хотелось, чтобы вы не прилетали сюда, но раз уж так вышло, мы чувствуем себя обязанными оказать вам некоторые любезности. Хотя вам, наверное, кажется, что мы принимаем вас не слишком тепло. Мы надеемся, что вы подумаете о том, что я вам рассказал, мисс Робертс. По всей вероятности, вы остановились в Доме Людей?

— Да, — ответила Джилл.

— Пожалуйста, — сказал кардинал, — не откажитесь быть нашей гостьей. Вам будет предоставлен номер, и вы можете оставаться в Ватикане сколько захотите. Естественно, мы возместим все расходы, связанные с вашим перелетом сюда. И выплатим что-то вроде командировочных за каждый день вашего пребывания здесь. Окажите нам такую любезность: будьте нашей гостьей, и у вас будет время подумать над тем, что я вам рассказал.

— Ваше приглашение — большая честь для меня, преосвященный, — сказала Джилл, — Но я не собираюсь так сразу отказываться от задуманного. Уверена, что мы еще раз встретимся и поговорим.

— Да, мы сможем еще поговорить. Но думаю, что это ничего не даст. У нас слишком разные взгляды, мисс Робертс.

— Но, может быть, вы могли бы мне рассказать о каких—то аспектах вашей работы, которые можно поведать миру без опаски. Не всю историю, конечно, но…

— Мисс Робертс, у меня к вам другое предложение.

— Другое, ваше преосвященство?

— Да. Не хотели бы вы поработать для нас? Мы можем предложить вам неплохое место.

— Место? Я не ищу работу.

— Не торопитесь отказываться, мисс Робертс. Позвольте, я кое-что вам объясню. Уже многие годы мы говорим о том, что было бы крайне желательно написать общую, авторизованную историю Ватикана-17, исключительно для внутреннего пользования. В течение столетий мы копили данные, которые должны войти в историю, — фиксировали все события с того самого дня, когда высадились на этой планете, писали отчеты о нашей работе, обо всех успехах и неудачах. Все это лежит здесь и ждет изучения и обобщения, но так уж вышло, что мы сами никогда этим не занимались. С одной стороны, руки не доходили, а с другой — у нас не было человека или робота, кому была бы по плечу такая работа. Но теперь…

— Теперь, преосвященный, вы думаете, что я могла бы написать для вас вашу тысячелетнюю историю. Детально, подробно, насколько я понимаю. Сколько же это будет страниц рукописи? Как вы себе представляете, сколько времени на это уйдет? Одна жизнь, две? Сколько вы мне за это заплатите?

— Мы заплатим хорошо, не сомневайтесь, — ответил кардинал, — Больше, гораздо больше, чем вы зарабатываете, порхая по всей Галактике и разыскивая темы для книг и статей. У вас будут оптимальные условия для работы. Любая помощь. Удобное жилище. Торопить вас никто не будет.

— Заманчиво, — сказала Джилл.

— А пока как минимум примите наше гостеприимство. Вам покажут свободные комнаты. Выберите те, которые вам больше понравятся. В Дом Людей вам возвращаться нужды нет. Мы можем забрать ваш багаж и перенести сюда.

— Мне нужно подумать, ваше преосвященство.

— Прекрасно, вот здесь и подумайте. Наши комнаты гораздо удобнее…

«Боже милостивый, — думала Джилл. — Все данные здесь, все, о чем я мечтала! Все лежит, разложенное по ячейкам памяти, и ждет своего часа!»

— Вы не ответили, — сказал кардинал.

— Ваше предложение очень мило, — ответила Джилл. — Вашим гостеприимством, я, пожалуй, воспользуюсь. Что же до остального, я должна подумать.

— Думайте сколько вам угодно. Мы не будем торопить вас с ответом. Об этом можно поговорить позднее. Но позволю себе еще раз настоятельно напомнить, что ваша помощь очень, очень нам нужна. История должна быть написана. Но для того, чтобы написать ее, нужен особый талант — человеческий талант, которым здесь, пожалуй, никто похвастаться не может. Здесь, на Харизме, с талантами не густо. Планета слишком далека и примитивна, чтобы привлекать людей. Выйдите на улицу ночью, поглядите на небо, и вы увидите, как мало на нем звезд. Галактика — не более чем далекая туманность. Но в этом есть определенные преимущества. Простор для деятельности, новизна. Первозданность, которой не сыщешь на других планетах. И горы. Для наших людей, мисс Робертс, горы — постоянный источник высочайшего наслаждения.

— Не сомневаюсь, ваше преосвященство, — ответила Джилл.