Глава 10
ТИМОТИ
Люк откинулся наружу и превратился в трап. Хорас направился было к выходу, но задержался, едва перенеся ногу через порог. Эмма, следующая за ним по пятам, пронзительно взвизгнула:
— Куда мы попали?
— Не знаю, — бросил Хорас. — Спросить тут не у кого. Сам-то он поставил бы первый вопрос иначе: не «куда», а
«в какую эпоху». Кори себя — не кори, а такому опытному пилоту полагалось бы справиться с задачей получше. Конечно, ситуация сложилась кризисная, и все же он мог бы успеть проложить курс. Допустим, на то, чтобы тщательно продумать все до мелочи, как он привык, времени действительно не оставалось. Но бросаться куда попало, лишь бы удрать от кровожадного страшилища, наседающего на пятки, — нет, это все равно непростительно.
Не то чтоб я и впрямь перепугался, разъяснял он себе. Я всего лишь уступил здравому смыслу, требующему уносить ноги как можно скорее. Знаю, что обо мне говорят разное. Что я самодоволен, а подчас, может быть, и напыщен. Что я упрям, но в большинстве случаев упрямство — добродетель, а не порок. Что я консервативен, а вернее, осмотрителен и нерасточителен. Одного обо мне никак нельзя сказать — что я трус.
В конце концов, продолжал он рассуждать сам с собой, все шло как по маслу до того злополучного дня, когда на сцене объявились эти двое из двадцатого столетия. Впрочем, более чем вероятно, что виновны тут не они, а Мартин. Мартину следовало бы знать, что происходит. А он, очевидно, не знал, даже не догадывался ни о чем до тех самых пор, пока Коркоран не предупредил его, что кто-то рыщет по Лондону, расспрашивая о поместье Гопкинс-Акр. И как этот Мартин поступил тогда? Не придумал ничего лучшего, чем удрать вместе со Стеллой. Стало быть, это Мартин спраздновал труса. Придя к такому выводу, Хорас вмиг почувствовал себя лучше. Он нашел, на кого возложить вину, а следовательно, он лично ни в чем не виноват.
Он спустился еще на два-три шага, но предпочел оставаться на трапе на случай вынужденного поспешного отступления.
Ковчег лежал на склоне холма близ самой вершины. Внизу виднелась долина, где раскинулось черным пятном приземистое одноэтажное сооружение с множеством несуразных угловатых пристроек, будто оно многократно переходило из рук в руки и каждый новый хозяин считал своим долгом присобачить к нему что-нибудь как заблагорассудится. Хорас довольно долго рассматривал нелепый многоугольник, прежде чем его осенило: это же один из монастырей, возведенных бесконечниками! В сущности, они не были монастырями в прямом смысле слова, но люди прозвали их так потому, что сами бесконечники внешне напоминали низкорослых и к тому же прихрамывающих монашков.
В долине ничто не шевелилось, там не было ни души. Отдельные пятна травы, убогие кустики, но ни единого деревца, хотя сохранившиеся трухлявые пни свидетельствовали, что некогда деревья здесь были. Солнце пряталось за тяжелыми тучами, но вот тучи на мгновение разошлись, и тогда по вершинам окрестных холмов и над ними в небе вспыхнули мириады искр, словно кто-то завесил весь небосвод сверкающей мишурой.
За спиной Хораса послышался голос Тимоти.
— Вот видишь, — произнес Тимоти тихо, почти обыденно, — что осталось от миллионов, составлявших человечество.
Каждая из этих искорок — бестелесное существо. Каждой указано определенное место, где она и пребудет теперь во веки вечные…
— Откуда тебе это известно? — взъярился Хорас, ужасаясь жуткому зрелищу, но и любуясь им. — Разве ты видел хоть одно бестелесное существо?
— Я видел нашего братца Генри. Генри представляет собой рой таких искр, но ведь он не достиг полной бестелесности. Достигни он этой стадии, он тоже стал бы одной-единствен-ной искрой, а не скопищем искр, как сейчас.
А Тимоти, наверное, прав, невольно подумал Хорас. Тимоти часто бывает прав, до отвращения часто…
— Если я правильно читаю показания приборов, — сказал Тимоти, — мы очутились в будущем, примерно через пятьдесят тысяч лет после времени, из которого бежали.
— Значит, бесконечники победили, — отозвался Хорас. — Таков уготованный нам конец. Мы, люди, не сумели остановить их.
Эмма, стоящая позади у шлюза, крикнула:
— Эй, вы двое, посторонитесь! Колючка хочет выйти. Трап слишком узок, вы с ним не разминетесь.
Хорас быстро обернулся через плечо. Колючка, удивительно похожий на запущенного волчком дикобраза, уже катился по трапу. Хорас поспешно спрыгнул на землю, Тимоти за ним. А Колючка весело понесся вниз по склону.
— Помяни мое слово, он прикатит куда не надо и затеет какую-нибудь канитель, — заявил Хорас. — От него всегда одни неприятности. Бесконечники из монастыря нас пока еще не заметили…
— Может, и заметили, — возразил Тимоти, — А может, бесконечников там уже и нет. Судя по зрелищу над холмами, они завершили свою миссию и отбыли восвояси. Это же, вероятно, лишь один отряд бестелесных, а по миру таких отрядов — великое множество.
— Мы слишком долго оттягивали отъезд, — посетовала Эмма, подходя к ним поближе. — Нам следовало бы улететь давным-давно. Тогда бы мы спокойно выбрали время и место назначения, а не стартовали наобум, не ведая, куда нас занесет.
— Лично я, — объявил Тимоти, — возвращаюсь назад при первой возможности. Я сделал ошибку, что улетел вместе с вами, оставив все свои книги и записи…
— Что-то ты не слишком мешкал при отъезде, — холодно заметил Хорас. — Бежал так, что чуть не сшиб меня с ног. Перепугался до полусмерти.
— Не перепугался, а разве что встревожился. Инстинктивная защитная реакция, не более того.
— Мы не успели похоронить Гэхена, — напомнила Эмма. — Просто стыд, но мы его так и бросили на носилках у открытой могилы.
Колючка скатился с холма и безбоязненно, не снижая скорости, устремился к стенам монастыря. На солнце набежали новые пушистые облака, и алмазная россыпь искр, венчающая холмы и взмывающая в небо, слегка потускнела. Тимоти произнес задумчиво:
— Песчинки разума. Философы размером с пылинку. Теоретики в миниатюре, погрязшие в мечтах о величии. И никаких тебе забот, никаких физических отправлений, лишь отточенная работа мысли…
— Да заткнись ты! — завопил Хорас.
На холме над ними что-то хрустнуло. Сверху сорвался, подпрыгивая, некрупный камешек. Все трое разом повернулись на шум, и что же? С холма спускался робот. Его металлический корпус тускло поблескивал в слабом солнечном свете. Одна рука у робота была занята — он нес на плече топор с длинной рукоятью, а другая поднялась в церемонном приветствии.
— Добро пожаловать, люди, — произнес робот глубоким басом. — Давненько мы не встречали никого из вас.
— Мы? — переспросил Хорас, — Ты здесь не один?
Робот спустился еще немного, с тем чтоб оказаться ниже
людей, а тогда уже позволил себе встать к ним лицом и ответил:
— Нас много. Весть о вашем прибытии распространяется быстро, и другие спешат следом за мной, благодарные людям за появление.
— Разве здесь нет других людей?
— Есть, но мало, очень мало. Люди рассеяны, люди прячутся. Одна группа здесь, другая там. И даже маленьких групп немного. Нас, роботов, тоже становится меньше. И мало кому из нас выпадает теперь честь служить человеку.
— Чем же вы занимаетесь?
— Рубим деревья, — ответил робот. — Валим, сколько можем. Но деревьев много, срубить их все мы не в силах.
— Не понимаю, — заявил Тимоти. — Хорошо, вы валите деревья, а дальше что?
— Складываем их в кучи, а когда высохнут, поджигаем. Уничтожаем бесследно.
Сверху тяжелой поступью спустился еще один робот и встал плечом к плечу рядом с первым. Опустив свой топор наземь, он оперся на рукоять и заговорил, словно это он, а не первый робот, беседовал с людьми и теперь продолжает:
— Работа изнурительна, ибо мы лишены чудесных трудосберегающих механизмов, некогда изобретенных людьми. В прошлом среди нас были роботы с технической подготовкой, но их не осталось. Когда люди решили свести свою жизнь к умственному самоусовершенствованию, такие роботы стали не нужны. Люди сохранили лишь самых простых роботов — садовников, поваров и прочих в том же роде. Только такие и были на Земле к тому дню, когда сами люди принялись исчезать.
С холма потоком посыпались новые и новые роботы, каждый с каким-либо инструментом на плече. Они появлялись поодиночке, парами и тройками — и дисциплинированно выстраивались позади тех двух, что беседовали с людьми.
— Но объясните мне, — настаивал Тимоти, — что плохого сделали вам деревья? Зачем вам понадобилось уничтожать их да еще с таким самоотверженным упорством? Древесину вы не используете, да и причин ссориться с деревьями у вас не было и нет.
— Они наши враги, — объявил первый робот. — Мы воюем с ними за свои права.
— Ты мелешь чепуху! — не сдержавшись, заорал Хорас. — Какие они вам враги? Скромные, непритязательные деревья…
— Вы наверняка осведомлены, — вновь вмешался второй робот, — что, как только люди исчезнут — а они уже почти исчезли, — деревья хотят унаследовать главенство на Земле.
— Слышал я что-то в этом роде, — сказал Тимоти. — Досужие разговоры, чисто умозрительные. Я, признаться, не обращал на них особого внимания, хотя наша сестренка Инид находила идею очень привлекательной. По ее мнению, деревья, добившись господства, не будут агрессивными и не станут притеснять другие формы жизни.
— Все это вздор! — не снижая голоса, вопил Хорас. — У вашей Инид, всем известно, в голове полная каша. Деревья неразумны, у них нет даже зачатков разума. Деревья ровным счетом ничего не могут. Стоят себе и растут потихоньку. Растут, а потом падают и гниют, только и всего.
— Есть волшебные сказки, — вставила Эмма донельзя застенчиво.
— Сказки — тоже чушь! — не унимался Хорас. — Все это сплошная чушь, в которую может поверить разве что глупый робот…
— Мы отнюдь не глупы, сэр, — обиженно произнес второй робот.
— Вероятно, — догадался Тимоти, — ваша враждебность по отношению к деревьям связана с убеждением, что наследниками людей должны выступить вы, роботы.
— Ну конечно же так! — воскликнул первый робот. — Вы поняли и сформулировали совершенно точно! Это же логично, что именно нам суждено занять место, покинутое людьми. Мы приложение к человечеству. Мы созданы по образу и подобию человека. Мы думаем как люди, и наше поведение копирует человеческие образцы. Стало быть, мы и есть законные преемники людей, а у нас обманом вымогают наше наследство…
Эмма сказала:
— Колючка возвращается. И не один, с ним еще кто-то.
— Не вижу, — огрызнулся Хорас.
— Они у дальнего угла монастыря. Тот, что с ним, размером больше его. Сам он кувыркается рядом. И они направляются к нам сюда…
Прищурив глаза, Хорас в конце концов разглядел дуэт, о котором говорила Эмма. Колючку он опознал немедля по его хаотичным прыжкам, а вот спутника его определил не вдруг. Потом в слабых лучах солнца что-то блеснуло, и сомнениям пришел конец. Паутина и единственный горящий глаз были узнаваемы даже издали.
— Монстр-убийца! — вскричала Эмма. — Колючка играет с монстром-убийцей! Он готов играть с кем угодно…
— Да вовсе он не играет, — прошипел Хорас, задохнувшись от возмущения. — Он пасет монстра, направляет страшилище в нашу сторону!
Внезапно он заметил, что число роботов на склоне уменьшилось. И продолжало уменьшаться. Строй роботов рассыпался прямо на глазах: они не суетились и не спешили, а просто уходили поодиночке, парами и тройками, как пришли, — вверх, за вершину холма. Он обернулся к Тимоти и спросил:
— Какие ружья ты клал в наш ковчег?
— Я? Никаких. Ты позаботился об этом лично. Разграбил всю коллекцию, не сказав мне ни слова. Просто цапнул ружья в охапку и утащил, словно они твои.
— Роботы покидают нас! — взвизгнула Эмма. — Они удирают и не окажут нам помощи!
— А я на них и не надеялся, — хмыкнул Хорас. — Малодушные твари. На них ни в чем нельзя положиться, — Он решительно шагнул вверх по трапу, — Мне кажется, у нас есть винтовка типа «тридцать-ноль шесть». Хотелось бы что-нибудь еще более крупнокалиберное, но патроны с мощным зарядом, так что уложат кого угодно.
— Самое лучшее, — всхлипнула Эмма, — залезть обратно в ковчег и улететь…
Тимоти ответил резко:
— Нельзя улетать без Колючки. Он один из нас.
— Из-за него, — кисло возразила Эмма, — мы опять угодили в передрягу. Из-за него одни неприятности.
Склон ниже ковчега совсем опустел, роботов как не бывало. Ну и ладно, сказал себе Хорас, быстро оглядываясь по сторонам. Что от них проку, даже если б остались! Пугливая куча железок…
А монстр, ведомый Колючкой, все приближался. Странная парочка уже покрыла, пожалуй, половину расстояния от монастыря до подножия холма.
’ Хорас взбежал по трапу внутрь ковчега. Оружие оказалось там, где он и рассчитывал его найти, — ружейные дула торчали из-под кучи одеял. Дробовик и винтовка «тридцать-ноль шесть». Он схватил винтовку, передернул затвор. Патрон был в патроннике, да и магазин полон.
Тут до него донесся какой-то невнятный шум, мягкий топот бегущих ног, перестук потревоженных камешков, прыгающих по склону. Хорас продолжал осматривать винтовку, но шум нарастал, усиливался. По корпусу времялета с громким лязгом садануло что-то увесистое. Снаружи донесся истошный крик Эммы, однако слов было не разобрать.
Тяжело развернувшись, Хорас метнулся к люку. Теперь снаружи доносились не только завывания Эммы, но и грузная поступь множества ног, глухой гул тяжелых предметов, брошенных на землю с размаху. Монстр? Нет, это никак не монстр: когда Хорас нырял в кабину, монстр вкупе с ослушником Колючкой находился еще слишком далеко на равнине.
Как только Хорас выпрямился на трапе, перед ним раскрылась картина, на первый взгляд полностью бессмысленная. Роботы вернулись, сотни роботов толклись на склоне, и не с пустыми руками. Одни тащили бревна, сбрасывали их в определенных местах и без промедления опять бросались вверх за новой ношей. Другие были вооружены лопатами, ломами, кувалдами и топорами и яростно трудились, разбрасывая грязь на многие ярды вокруг.
На холме появилась вереница глубоких ям, и самые длинные бревна вколачивались в ямы под острым углом к склону. Бревна покороче отесывались сверкающими плотницкими топорами и превращались в квадратные брусья. Коловороты впивались в древесину, высверливая дыры для массивных деревянных же крючьев, а затем бригады роботов с натугой поднимали брусья с крючьями и пригоняли друг к другу, собирая из них нечто совершенно несуразное.
Тимоти тихо прокомментировал:
— Понимаете ли вы, что видите? Мы стали свидетелями возведения оборонительной линии в древнеримском стиле. Низкие фланговые укрепления и рвы перед каждым фортом, причем сами форты размещены так, чтоб обороняющиеся могли поддерживать друг друга. Конструкции с крючьями — это катапульты, предназначенные для отражения вражеских атак. Вся система защиты будто скопирована с классической римской модели. Хотя, на мой взгляд, роботы даже перестарались.
По всей цепочке холмов, опоясывающих долину с монастырем в центре, были видны такие же бригады, работающие не на страх, а на совесть. Там и сям к небу поднимались струйки дыма — роботы разводили костры. Судя по внешним признакам, легион роботов решил окопаться здесь всерьез и надолго.
— Не верится, что роботы изучали древнюю историю, — произнес Тимоти. — История Римской империи в нынешние времена — не более чем щепотка праха в рассеянных ветром горах исторической пыли. Но те же идеи, те же фортификационные принципы действительны ныне так же, как в отдаленные тысячелетия…
— Но зачем? — вопросила Эмма, как всегда визгливо. — Зачем они затевают такое против нас?
— Не против нас, дура! — закричал Хорас в ответ. — Они выступают за нас. Думают нас защитить. Хотя мы в этом не нуждаемся. — Подняв винтовку над головой, он потряс ею в воздухе. — Мы в состоянии сами защитить себя без их вмешательства.
Внизу у подножия холма образовался маленький смерч, шныряющий зигзагами то туда, то сюда.
— Смотрите-ка, — сказал Тимоти, — это монстр и Колючка. Монстр понял, что происходит, и пытается улизнуть, наверное, обратно под защиту монастыря. А Колючка не дает, хочет затащить его сюда, на холм.
— Опять какая-то ахинея, — зарычал Хорас. — Зачем Колючке понадобилось тащить монстра сюда к нам? Он же прекрасно знает, что это за фрукт!
— А Колючка всегда был не в себе, — заявила Эмма. — Дэвид брал его под защиту, и Генри находил для него доброе слово. А для меня Колючка всегда был дрянь дрянью. Большой круглой дрянью.
Один из роботов вскарабкался на склон к людям и замер у подножия трапа, щелкнув железными каблуками и отдавая правой рукой четкий салют. И, глядя на Хораса снизу вверх, доложил:
— Меры безопасности приняты, сэр. Ситуация под контролем.
— О какой ситуации ты говоришь?
— Ну как же! О бесконечниках. О подлых бесконечниках.
— Мы пока не уверены, — вмешался Тимоти, — что в округе есть хоть один бесконечник. Монстр-убийца, правда, есть, но это не одно и то же.
— Внизу монастырь, сэр, — сухо ответил робот, как бы обидевшись, что кто-то подверг его слово сомнению. — А где монастырь, там и бесконечники. Мы следим за этим монастырем много лет. Можно сказать, взяли его под наблюдение.
— И много ли бесконечников вы здесь видели? — поинтересовался Хорас.
— Ни одного, сэр. До нынешнего дня ни одного.
— А давно вы установили это свое наблюдение?
— Сами понимаете, сэр, оно не круглосуточное. Наблюдение ведется лишь время от времени. В общей сложности около двух столетий.
— И за целых два столетия вы не видели ни одного бесконечника?
— Так точно, сэр. Но если бы наблюдение велось круглосуточно…
— Ну и будет, — брякнула Эмма. — Кончайте свои дурацкие игры.
Робот весь напрягся от возмущения.
— Мое имя Конрад, — заявил он, — я командую данной операцией. Обращаю ваше внимание, что мы действуем в соответствии с нашей исходной функцией — заботиться о людях и защищать их. Смею вас заверить, что мы исполняем свой долг со всей доступной нам сноровкой и быстротой.
— Хорошо, Конрад, — подбодрил робота Хорас. — Продолжайте в том же духе.
Монстр с Колючкой прекратили свой пыльный вальс и застыли не шевелясь. А роботы все прибывали, ближние и дальние склоны теперь буквально кишели ими. Не отвлекаясь ни на секунду, они возводили оборонительные сооружения, охватывающие долину с монастырем прочным кольцом.
— С ними, наверное, ничего не поделаешь, — высказалась Эмма примирительно. — Пойду-ка поищу еду. Вы голодны?
— Я — да, — откликнулся Хорас. Другого ответа от него и не ждали: он был голоден постоянно. В ожидании обеда он приблизился к Тимоти и спросил: — Ну и как тебе это нравится?
— Мне их жаль, — молвил Тимоти. — На протяжении веков вокруг не было никого, о ком они могли бы позаботиться…
— И вдруг, откуда ни возьмись, мы сваливаемся на них как снег на голову.
— Вроде того. Не было ни души — и сразу трое. Учти, мы кажемся им совершенно беззащитными, и притом нам, по их разумению, угрожает опасность. Опасность во многом воображаемая, поскольку можно ручаться, что бесконечников поблизости нет. Но монстр-убийца налицо, и он, несомненно, опасен.
— В общем, они в телячьем восторге.
— Вполне естественно, что в восторге. Они же не ведали настоящей работы много-много лет!
— Они не бездельничали. Валили деревья, выкорчевывали пни, разводили костры, на которых жгли бревна.
— Искусственно придуманная работа, — заявил Тимоти. — Чтоб удариться в нее с пылом, им пришлось внушить себе веру, что деревья претендуют на роль наследников человечества.
— Ты-то сам в это веришь или не веришь?
— Ну, говоря по правде, не знаю. Идея, что деревья будут на планете господствующей формой жизни, представляется мне достаточно привлекательной. Может, они используют свое положение удачнее, чем люди, а до нас динозавры и трилобиты — ни у тех, ни у других, ни у третьих ничего путного не вышло…
— Бредовая идея! — вознегодовал Хорас. — Деревья просто стоят себе на месте и ни к чему не стремятся.
— Не забывай, что у них в распоряжении были миллиарды лет. Они могли позволить себе роскошь стоять на месте и надеяться, что рано или поздно эволюция возьмет свое. В том-то и беда человечества, что нам не терпелось и мы подстегивали эволюцию. А ведь это нелепо ругать эволюцию за неспешность. Посмотри, что она натворила менее чем за миллиард лет — преодолела дистанцию от первой слабой искорки жизни до разумного существа. Которому, правда, разум не пошел во благо…
— Опять ты за свое! — возмутился Хорас. — Хлебом тебя не корми, только дай принизить себе подобных!
Тимоти в ответ только пожал плечами и спросил себя: а что, если Хорас прав? Не принижает ли он людей понапрасну? Но, видит бог, люди вполне успешно принизили себя сами. На поверку они оказались не более чем безответственной стаей приматов. Спору нет, на протяжении истории у человечества были славные достижения, но сколько же роковых ошибок! Человек с редким постоянством делал едва ли не все ложные шаги, какие только были возможны.
Солнце собиралось вот-вот закатиться за западные холмы. Оставив Хораса дожидаться еды, Тимоти не спеша спустился по склону. Едва он приблизился к первому из фортов, роботы дружно побросали свои инструменты и замерли по стойке «смирно».
— Все в порядке, — заверил их Тимоти. — Работайте, не обращайте на меня внимания. Вы заслуживаете похвалы. У вас все очень здорово получается.
Роботы послушно вернулись к прежним занятиям. Зато Конрад, приметив Тимоти издали, поспешил подойти к нему.
— Сэр, — доложил он, — мы окружили их со всех сторон. Без преувеличения, взяли их за горло. Пусть только шевельнутся, и мы их задавим.
— Отличная работа, капитан, — одобрил Тимоти.
— Сэр, — поправил Конрад, — я не капитан, а полковник. Скоро стану генералом, сэр.
— Прости, не знал. Приношу свои извинения. Отнюдь не хотел тебя обидеть.
— И никоим образом не обидели, — ответствовал полковник.
Эмма, высунувшись из ковчега, крикнула, что кушать подано. Тимоти не заставил себя упрашивать и поспешил на зов. Хоть он и был намного терпеливее Хораса, а тоже давно ничего не ел и ощущал голод.
Эмма выставила на стол блюдо с сыром, блюдо с ветчиной, большую банку джема и хлеб.
— Ешьте сколько влезет, — пригласила она, — К сожалению, все холодное. То ли плита не работает, то ли я не сумела ее включить. Я уж пробовала и так и сяк, а она ни в какую.
— Ладно, обойдемся, — буркнул Хорас.
— И запивать придется водой, — посетовала Эмма. — У нас есть чай и кофе, но раз плита не действует…
— Не волнуйся, — молвил Тимоти ей в утешение, — И не расстраивайся по пустякам.
— Я искала пиво, но не нашла…
— Согласен на воду, — перебил Хорас.
В сущности, обед, а вернее, ужин оказался не так уж плох. Сыр был выдержанный, ноздреватый, тающий во рту, ветчина — тугая и сочная. Ежевичный джем отличался некоторым избытком семян, но в других отношениях был превосходен, и хлеб с хрустящей корочкой не оставлял желать лучшего.
Эмма отщипнула сыру, пожевала ломтик хлеба с толстым слоем джема и осведомилась:
— Что дальше?
— Пока что останемся здесь, — объявил Хорас, — Ковчег вполне комфортабелен по любым меркам, он послужит нам укрытием и штаб-квартирой.
— И как долго это будет продолжаться? — спросила Эмма плаксиво. — Мне здесь совсем не нравится.
— Пока мы не разберемся что к чему. Сейчас ситуация кажется невнятной, но через день-другой она разрешится так или иначе, тогда и будет ясно, как поступить.
— Со своей стороны, — сказал Тимоти, — объявляю еще раз, что при первой возможности возвращаюсь обратно.
— Обратно? Куда? — не поняла Эмма.
— Обратно в Гопкинс-Акр. Я и не хотел уезжать. И будь у меня время на размышление, ни за что не уехал бы.
— Но страшилище! — ужаснулась Эмма.
— К тому моменту, как я вернусь, от него там и следа не останется.
— Но зачем тебе возвращаться? — не унималась Эмма, — Не понимаю тебя. Там опасно!
— Там мои книги. И записи, которые я составлял годами. И работа еще далеко не окончена.
— Нет, окончена, — возразил Хорас неожиданно и грубо.
— А я считаю, что не окончена. Осталось много недоделанного.
— Ты же работал, уповая на лучшее будущее! Надеялся указать людям, каким путем идти, какие уроки извлечь из прежних ошибок и как начать все сначала. Ты что, не понимаешь, что все твои старания насмарку? Вот оно, будущее, — Хорас указал на окрестные холмы, — и вот твое человечество, по крайней мере большая его часть. Вон они, люди, — превратились в искорки света в небе. А бесконечники выполнили свою миссию и улетели.
— Но есть и люди, оставшиеся людьми! Можно начать с них.
— Их слишком мало. Горсточка тут, горсточка там, и все прячутся. Кто-то в прошлом, кто-то в настоящем. Начать все сначала? Не выйдет — генетический фонд слишком беден.
— Что толку его убеждать, — заметила Эмма. — Он упрямец. Если уж ему что-то втемяшится, то хоть кол на голове теши. Сколько ни говори, к каким аргументам ни прибегай, будет держаться своего, хоть тресни.
— Ладно, договорим завтра, — сказал Хорас. — Когда как следует выспимся.
Тимоти поднялся с места.
— Дайте мне парочку одеял. Я хотел бы переночевать на свежем воздухе. Погода сносная, холодов не ожидается. Я уж лучше посплю под звездами.
Эмма без возражений подала ему одеяла.
— Не забредай далеко, — попросила она.
— У меня нет такой привычки, — отрезал Тимоти.
Настала ночь. Черное пятно монастыря растворилось в
окружающей тьме. По холмам светились зажженные роботами костры, а над ними в небе мерцали мыслящие пылинки. Меж ними различались и звезды, но только самые яркие, — остальные были стерты назойливым мерцанием.
После недолгих поисков Тимоти нашел на склоне ровную терраску, как бы скамеечку, которая могла служить пристойным ложем. Перегнув одно одеяло пополам, уложил его на терраску, прикрылся другим. Вытянулся на спине и уставился в небо, на россыпь посверкивающих пылинок.
Наблюдать было удовольствием, потому что наблюдение вело к раздумьям. Шутка ли — он видел над собой финальную фазу развития человечества! В таком облике, как частички чистой мысли, люди способны пережить конец Вселенной, пережить исчезновение времени и пространства. Разум человечества останется в неприкосновенности в великом ничто, которое продлится вовеки. Останется — во имя чего? Тимоти попробовал вообразить себе, что произойдет, когда не станет ни времени, ни пространства — и может ли произойти вообще что-нибудь? Ответа не было, воображения не хватало.
Час назад он заявил Хорасу, что человечество не проявило должного терпения, не пожелало ждать естественного хода эволюции. Полно, не ошибся ли он сам? А если творения рук человеческих, дерзновенные человеческие мечты — такие же проявления эволюции, как медленное развитие от первого крохотного биения жизни к разумному существу? А если вмешательство бесконечников всего-навсего подтолкнуло людей в их направлении, предопределенном изначально? Что, если первое шевеление жизни на древнем мелководье со всей неизбежностью вело к этой россыпи искр над головой? Что, если Вселенная со всем своим величием и чудесами — не более чем оранжерея, где выращивается разум?
Если так, тогда человечество поистине является избранным народом. Хотя вполне может статься, что избранный народ не один, что их много. Чем возлагать все надежды на одну-единственную расу, разве не лучше создать разумные расы во множестве? Одна-единственная может и не выжить, более того, часть рас обязательно сойдет с дистанции на полдороге. Разум склонен совершать нелепые, а может, и неминуемые ошибки, способен и свернуть в такую скверную сторону, что останется разве что истребить его без следа. Иные птицы, и не только птицы, откладывают тысячи яиц в расчете, что хоть отдельные их потомки дорастут до зрелости. Так и эволюция должна была породить целое сонмище разумных рас во имя уверенности, что хотя бы некоторые достигнут полного совершенства.
Ерунда, перебил себя Тимоти. Безумная идея, не стоящая обдумывания даже ради развлечения на досуге.
Но почему, почему человечество предприняло такой шаг как раз тогда, когда освоило межзвездные путешествия, когда могло пожинать плоды долгого технического прогресса? Почему человек вдруг запнулся? От усталости, уклоняясь от потенциальной ответственности, которую он, в свете прежних достижений, вроде был готов и способен принять? Неужели, оказавшись лицом к лицу с необозримым космосом и с открывающимися впереди возможностями, человек отступил из боязни, что не справится? Или из страха, что столкнется с другими, еще более разумными существами?
Тимоти попытался положить конец раздумьям, очистить мозг — ведь прийти к каким бы то ни было выводам все равно не удастся, удастся разве что внести в душу полное смятение и разлад. Закрыв глаза, он вступил в борьбу со своим напряженным состоянием, и мало-помалу буря под черепом начала стихать. На него навалился сон, нет, прерывистая дремота: он то и дело, полупроснувшись, спрашивал себя, где находится. Потом вслушивался в шарканье роботов, по-прежнему копошащихся на своих укреплениях, вглядывался в мерцающие сполохи на небе, припоминал события последних часов и отключался опять.
Внезапно кто-то ухватил его за плечо и стал трясти, приговаривая жалобно:
— Тимоти, проснись! Проснись, Тимоти! Колючка исчез…
Он сел, отшвырнув одеяло и недоумевая, что же тут особенного и неотложного. Разумеется, только Эмма могла разбудить его из-за того, что Колючка исчез, и все-таки недоумение не проходило. Колючка давно взял за правило исчезать. В Гопкинс-Акре он исчезал постоянно, не показываясь иногда по нескольку дней подряд, — и никто не волновался: в свой срок объявится, игривый как обычно и ничуть не пострадавший от длительного отсутствия.
Земля была посеребрена первыми лучами рассвета, но на дне долины еще лежала полутьма. От костров, разложенных среди укреплений, к небу сочился дымок. Интересно, спросил себя Тимоти, откуда у роботов такая страсть разводить костры? Понятно, что это делается не для приготовления пищи, пища роботам не нужна. Скорее всего, костры — лишнее свидетельство неутолимого их желания подражать своему создателю, человеку.
Футах в ста от себя Тимоти увидел Хораса в окружении Конрада и своры роботов ниже рангом, Хорас надсаживался в грубом крике, но это ровно ничего не значило: Хорас всегда кричал и почти всегда грубо, вполне сознательно подчеркивая свой крутой нрав. А Эмма продолжала причитать:
— Колючка опять влип в какую-то пакость. От него всегда одни неприятности. Ума не приложу, чего мы валандались с ним все эти годы…
Тимоти кое-как поднялся на ноги, протер глаза, отгоняя сон, затем направился к Хорасу и компании. Заслышав шаги, Хорас обернулся, но кричать не перестал:
— Опять этот Колючка! Спрятался где-то забавы ради. Воображает, что мы отправимся его искать. Решил поиграть с нами в прятки, недоумок…
Конрад заговорил много тише Хораса, но и много отчетливее:
— Ему просто негде быть, кроме как в монастыре. Обращаю ваше внимание: исчез не только он, но и монстр. Значит, они оба в монастыре.
— Тогда зачем было нас беспокоить? — заорал Хорас, — Пошли бы сами в монастырь и поискали их…
— Только не я, — ответил руководящий робот. — Монастырь — это не для нас, это задача для людей. Если вы отправитесь туда, мы последуем за вами, но сами — никогда.
— Ты уверен, — осведомился Тимоти, подходя к группе, — что они не просочились сквозь ваши ряды?
— Совершенно исключено. Мы стояли на вахте всю ночь. И не спускали глаз с них двоих, пока они вдруг не исчезли.
— Если вы не спускали с них глаз, то чем они занимались?
— Похоже, что играли в пятнашки. Носились друг за другом — один убегает, другой догоняет, и наоборот. Всю ночь по очереди.
— Колючка обожает догонялки, — заявил Хорас. — Самое любимое его развлечение. Но я не стану тратить время на поиски этого урода. Наскучит прятаться — сам притащится.
— Он дурачил нас много лет, — поддержала мужа подоспевшая Эмма. — Не позволим ему дурачить себя снова. Не станем его искать.
Тимоти решил возразить:
— Положение вещей отличается от того, что было прежде. Думаю, надо попытаться найти его. А то он чего доброго и впрямь попадет в беду.
— Нет! — взвыл Хорас. — Не сделаю ни шага!
— Слушай, а может, Тимоти прав? — робко сказала Эмма, явно не уверенная в своем праве на личное мнение. — Как-никак он тоже член семьи. Мы же позволили ему оставаться с нами…
— Если ты не хочешь идти, — обратился Тимоти к Хорасу, — тогда я пойду один. Вы оставайтесь здесь. Только дай мне винтовку.
Хорас отпрянул далеко назад.
— Не дам! Ты ее и в руках никогда не держал. Еще отстрелишь себе ногу…
— Это моя винтовка, Хорас.
— Ты ее владелец, не спорю. Но из этого не следует, что ты умеешь стрелять.
— Тогда я пойду безоружным.
— Нет, не пойдешь! — завопил Хорас. — Я не позволю тебе идти в одиночку. Попадешь в какую-нибудь переделку — кто тебя выручит?
— Если вы идете вдвоем, — решила Эмма, — тогда я с вами. Ни за что не останусь одна в этом жутком безлюдье!
— Очень буду тебе признателен, если ты составишь мне компанию, — произнес Тимоти, адресуясь к Хорасу. — И охотно приму твою помощь.
— А я организую роту поддержки, — объявил Конрад.
— В этом нет нужды, — холодно ответил Хорас.
— Я настаиваю, — провозгласил Конрад. — Мы осуществляем функцию вашей защиты. И продолжим осуществление своей функции во что бы то ни стало.
Резко повернувшись, Конрад принялся отдавать приказания. Роботы выстроились в шеренгу и замерли по стойке «смирно», подняв на плечо инструменты — лопаты, ломы, топоры, тяжелые кувалды, копалки для рытья ям…
— Раз уж тебе не терпится выставить нас на посмешище, — прорычал Хорас в адрес Тимоти, — давай покончим с этим как можно быстрее!
Тимоти не заставил себя упрашивать и зашагал вниз по склону. Рядом выступал Хорас с винтовкой, держа ее вкось поперек живота. Эмма ковыляла сзади, а замыкал шествие лязгающий легион роботов под присмотром сержантов или каких-то младших начальников. Сержанты выкликали ритм, заставляя подчиненных двигаться в ногу.
Склон был крутой, приходилось упираться каблуками, чтобы не поскользнуться. А из-под ног марширующих легионеров беспрестанно летели камешки и камни, катились мимо, подпрыгивали, обгоняя людей, и падали, взметая фонтанчики пыли.
Любопытно, куда подевался Генри? — подумал Тимоти. Будь он здесь, ему ничего не стоило бы проникнуть в монастырь и выведать всю подноготную. Тогда, если бы необходимость входить в монастырь не отпала, то, по крайней мере, они действовали бы не вслепую.
У подножия холма роботы разделились на две колонны, охватившие людей с флангов. Вышедший вперед Конрад подал отрывистую команду. Колонны остановились, и он разъяснил:
— Людям оставаться здесь. Я высылаю разведчиков. — Еще одна команда, и из строя выбежала четверка роботов. — Где-нибудь есть дверь, вероятно, и не одна дверь. Надлежит выбрать способ проникнуть внутрь монастыря.
— Что за глупости! — возмутился Хорас, — Не вижу ни малейшей опасности.
— Видимой опасности нет, — согласился Конрад, — однако любая новая ситуация чревата потенциальной опасностью. Враг может предпринять сознательную коварную попытку затаиться и усыпить нашу бдительность. Во всяком случае, небольшие меры предосторожности никому еще не вредили.
Обернувшись, Тимоти увидел не без удивления, что все остальные роботы тоже решили присоединиться к передовой роте. Одни только еще вылезали из раскиданных по холмам укреплений, другие бежали со всех ног, третьи уже успели выбраться на равнину и почти поравнялись с группой Конрада.
— Смотри-ка, — сказал он Хорасу, — они надумали сопровождать нас всей бандой…
Хорас раздраженно хмыкнул. Что бы ни делали роботы, он их действия не одобрял.
Над долиной повисла тишина ожидания. Ни ветерка, ни стрекота насекомых. Наконец из-за угловатых пристроек выскочил один из разведчиков, вытянулся перед Конрадом и отрапортовал:
— Сэр, мы обнаружили вход. Открытую дверь. Есть и другие двери, но все они заперты. Мы не стали их взламывать, сочли это неразумным. А потом обнаружили открытую дверь.
— Вы входили внутрь?
— Опять-таки решили лучше не входить. Остановились у входа до прибытия основных сил.
— Благодарю за сообщение, Тоби, — изрек Конрад. — Вы поступили мудро, — И обратился к Хорасу: — Вы готовы следовать дальше?
— Давным-давно готовы, — буркнул Хорас, — Это не мы решили торчать здесь и бить баклуши…
Колонны пришли в движение, по-прежнему прикрывая людей со всех сторон. Вслед за разведчиком, отдававшим рапорт, они подступили к монастырю вплотную и стали огибать его у самых стен. С близкого расстояния монастырь казался каким-то обшарпанным. Внешние стены, по-видимому металлические, были тронуты ржавчиной. Окон не было совсем. Двери попадались достаточно регулярно, и все на запоре. Но минут через пять обнаружилась и дверь, о которой докладывала разведка. Дверь вела в главное монастырское здание.
— Подождите здесь, — распорядился Конрад. — Высылаю отряд на рекогносцировку. — Пришлось задержаться снова, пока один из роботов не выглянул и не поманил остальных. Конрад смилостивился: — Теперь можете войти, но, пожалуйста, без лишней спешки.
Люди и не собирались спешить. Роботы рассредоточились, обследуя каждый уголок впереди. Внутри здание было залито зеленоватым свечением, но как Тимоти ни старался, обнаружить источник света не удалось. Вероятно, свет испускали стены и куполообразный потолок.
На первый взгляд, осматривать в монастыре было просто нечего. Обширный зал, куда они попали, казался пустым. Там и сям в стенах были двери, ведущие в многочисленные пристройки. Все двери стояли настежь — роботы ныряли в каждую и незамедлительно возвращались в зал, оповещая тем самым, что за дверью тоже нет ничего интересного.
Как только глаза привыкли к необычному освещению, Тимоти заметил, что часть пола покрыта крупными оспинами — то ли неровными кругами, то ли выемками. Мебели не было и в помине — ни столов со стульями, ни каких-либо ларей или сундуков, ни картотечных шкафов; не было и машин.
Ну конечно, подавай нам машины! — посмеялся над собой Тимоти. Я оперирую человеческими понятиями, иначе не умею, а здание инопланетное, возведенное для инопланетных, неизвестных нам целей. Какие уж тут столы, стулья, картотечные шкафчики! Но можно бы рассчитывать на какие-то иные вещи, пусть чуждые, пусть непонятные, но вещи, а таких тоже нет… Неожиданно Эмма подтолкнула его локтем и сказала:
— Не туда смотришь. Посмотри вверх.
Действительно, с потолка свисали какие-то странные предметы. Их были сотни, каждый на своем канатике, или веревке, или тесьме, и все чуть колыхались в слабых потоках восходящего воздуха.
— По-моему, это бесконечники, — предположила Эмма.
— Если бесконечники, — откликнулся Конрад, который держался неподалеку, — то в них нет жизни. Я не улавливаю признаков жизни. Сохранись в них хотя бы капелька жизни, мои сенсоры это уловили бы. Если они бесконечники, то мертвые. Их повесили на просушку.
С тех пор как люди вслед за роботами вступили в здание и сделали несколько шагов по залу, они, в сущности, не двигались с места. Но тут из глубины монастыря вдруг донесся возбужденный шум.
— Ребята что-то нашли, — догадался Конрад. — Пошли посмотрим.
Вчетвером они двинулись на шум и вскоре натолкнулись на роботов, развернувшихся кольцом и возбужденно взирающих на нечто внутри кольца.
— Пропустите! — жестко скомандовал Конрад. — Что происходит? Дайте нам пройти!
Роботы расступились, и взору открылась небывалая картина. В центре круга Колючка и монстр-убийца исполняли диковинный танец. А может, и не танец вовсе, а кружили по-бойцовски один подле другого, выжидая удобный момент для атаки. Все равно это напоминало танец: партнеры-противники то приплясывали на месте, то скользили вбок, то делали стремительные пробные выпады и тут же отступали.
— Всем отойти! — завопил Хорас. — Я сейчас положу конец этому безобразию!
Он уже почти донес приклад до плеча, когда здание содрогнулось так сильно, что и люди и многие из роботов не устояли на ногах. Тимоти тоже упал, проехался ничком по вздыбившемуся полу и услышал треск — нет, не выстрел, просто захлопнулась дверь.
И угодил куда-то. Попробовал выбраться, но окружающие поверхности оказались такими гладкими, что, как ни барахтайся, опереться было не на что. Затем тряска прекратилась так же резко, как и началась, и Тимоти понял, что его зашвырнуло в одну из воронок в полу. Он заполнил ее своим телом почти до краев, и подумалось, что, если б удалось свернуться калачиком, в такой воронке было бы очень удобно спать.
А если воронки для того и предназначены, если они заменяют бесконечникам кровати? Размером и ростом бесконечники меньше людей, а значит, могут устроиться в воронках с комфортом.
— Вас там заклинило? — осведомился Конрад, склоняясь над Тимоти.
— Не заклинило, но выбраться трудно. Будь любезен, подай мне руку.
Конрад протянул руку, вытащил Тимоти и поставил на ноги.
— Сдается мне, — заявил робот, — что мы все-таки влипли. Сильно подозреваю, что нас переместили.
— Переместили?
— Здание переместилось.
— Вот почему меня сбило с ног…
— Если бы только это! Боюсь, все гораздо хуже.
Кто-то распахнул дверь, ту самую, через которую они
вошли в зал, и роботы хлынули в нее потоком, торопясь выскочить из здания. Хорас, напротив, уже успел каким-то образом побывать снаружи и теперь протискивался внутрь, с трудом преодолевая этот неудержимый поток. Подступив к Тимоти, он поднял над головой винтовку, помахал ею в воздухе и взревел:
— Я был прав! Монастырь оказался ловушкой! Он всосал нас, как мошкару, и перебросил куда-то. Ты хоть догадываешься, куда нас занесло?
Вопрос был адресован Конраду, однако тот лишь покачал головой:
— Не имею ни малейшего представления.
Тимоти, совершенно сбитый с толку, попытался разобраться что к чему и переспросил:
— Монастырь передвинулся? Но это вряд ли серьезная проблема. Он мог самое большее передвинуться на несколько миль…
— Идиот! — заорал Хорас ожесточаясь. — Ты ни черта не понял! Какое там на несколько миль! Похоже, что на многие световые годы. Это не наша планета. Мы больше не на Земле. Выгляни наружу. — Схватив Тимоти за руку, он грубо дернул его к выходу, — Иди полюбуйся сам!..
И чтобы придать своим словам больший вес, подтолкнул Тимоти широкой ладонью в спину промеж лопаток.
За порогом монастыря не то темнело, не то светало. Воздух был бодрящий и свежий, хотя небо выглядело как-то необычно. Земля убегала вдаль складками, округлые холмы переходили в другие холмы, тоже округлые, но повыше, потом еще повыше и еще, пока их контуры не сливались с далеким горизонтом. Над горизонтом висела пухлая желтая луна.
Что же такого усмотрел здесь Хорас, если решил, что это иная планета? В глаза не бросалось ничего особенного. Дышалось без труда, притяжение было подобно земному.
— Все вышли? — громко спросил какой-то робот. — В монастыре никого не осталось?
Другой робот ответил:
— Вышли все до последнего.
— А где пост управления? — завопил Хорас. — Кто-нибудь видел пост управления?
— Пост управления?
— Да, пост управления. Должен же где-то быть пост управления монастырем! Чтобы контролировать перемещения, задавать курс…
— Никто не видел никакого поста, — ответил Конрад, — Это же не корабль. Пост управления тут не нужен.
— Но монастырь передвинулся с места на место! — не прекращал орать Хорас, — Иначе как бы мы сюда попали?..
— Он разваливается, — подметил один из роботов. — Расходится по швам. Вслушайтесь! Слышите?..
Даже человеческого слуха хватало, чтобы различить стоны и скрежет рассыпающегося от старости металла.
— Он едва-едва сумел доставить нас сюда, — объявил Конрад. — Это было его последнее путешествие. Еще год-другой, и он стал бы неподвижен.
— Проклятие! — рычал Хорас. — Проклятие! Проклятие! Проклятие!..
— Согласен с вами, — произнес Конрад как можно спокойнее. — Бывают времена, когда за что ни возьмись, все идет не так, как надо…
Тимоти выбрался из толпы, взирающей на агонию монастыря. Все хорошо, что хорошо кончается, мелькнула мысль. Знай Хорас заранее, что монастырь — огромный времялет, еще способный передвигаться, один бог знает, какие безрассудные планы взбрели бы ему в голову. Сейчас они, по крайней мере, в относительной безопасности — в обстановке, которую не назовешь враждебной. Здесь можно дышать и ходить, температура вполне терпимая, и скорее всего на планете отыщется какая-нибудь пригодная для них пища.
На склоне у него под ногами был дерн, но что за дерн, разглядеть не удавалось, хотя небо справа явно светлело. Хорас объявил, что они на другой планете, но его утверждение оставалось пока голословным и ничем не подкрепленным. Холмы вроде бы не отличались от земных холмов. Правда, для определенных выводов было еще слишком темно.
Кто-то шел по склону в его сторону. Тимоти узнал Эмму, двинулся ей навстречу и спросил:
— С тобой все в порядке?
— Все в порядке, но я боюсь. Хорас говорит, что мы не на Земле. И правда, здесь две луны, а на Земле только одна. Но я никак не пойму, как это могло случиться.
— Две луны? Я вижу только одну, вон на западе. Вернее, в той части неба, которая кажется мне западной…
— Вторая луна прямо у нас над головами. Она меньше той, что на горизонте.
Пришлось вывернуть шею и убедиться, что Эмма права: прямо в зените висит вторая луна. Права была Эмма и в том, что эта луна заметно меньше — примерно в половину земной. Вот что подсказало Хорасу, казалось бы, не свойственную ему догадку…
Монастырь по-прежнему постанывал. Небо на востоке светлело с каждой минутой. Вот-вот из-за горизонта покажется солнце.
— Ты не видел Колючку? — спросила Эмма.
— После той встряски в монастыре — нет.
— Удрал куда-то продолжать свои дурацкие игры с этим гнусным монстром.
— Пожалуй, я не вполне уверен, что это игры, — сказал Тимоти.
— А что еще, по-твоему? Колючка всегда затевал какие-нибудь нелепые игры…
— Может быть, ты и права, — не стал спорить Тимоти.
Толпа роботов, мельтешившая возле монастыря, отхлынула и в четком порядке спустилась вниз, на ровное дно ближайшей долины. Прозвучала отрывистая команда, и роботы приступили к военным перестроениям.
Рассвет занимался все ярче, видимость становилась лучше и лучше. Череда округлых холмов утратила ночную окостенелость, их контуры смягчились и обрели цвет. В темноте Тимоти вообразил их зелеными, теперь осознал, что зелень ему померещилась. Холмы оказались цвета львиной шкуры, рыже-вато-коричневыми под фиолетовым небом. Небо приводило в недоумение: ну как оно может быть фиолетовым, не какая-то его часть, а все небо целиком?
Подошел Хорас, тяжело ступая и неся винтовку на локте.
— Нас одурачили, — сообщил он сердито, — Похитили и зашвырнули куда-то к черту на рога.
— Хорошо, что мы не одни, — отозвалась Эмма, — что с нами роботы…
— Свора полудурков, — ругнулся Хорас, — Сборище неумех…
— Так или иначе, они будут нам в помощь, — высказался Тимоти. — Конрад кажется мне толковым начальником, он умеет настоять на своем.
— Мы утратили все наше имущество, — всхлипнула Эмма. — Все, что было в ковчеге. Одеяла! И все прочее! У нас ни одной кастрюльки!..
Хорас обнял ее за плечи.
— Роботы прихватили одеяла и кое-что еще, — сказал он, — Как-нибудь выживем…
Она плача приникла к Хорасу, он неуклюже обнял ее, поглаживая по спине. Тимоти почувствовал себя неловко: впервые на его памяти Хорас проявил открыто хоть какое-то расположение к его сестре.
Заря на востоке разгоралась все ярче. Обнаружилось, что по долине течет река, а по ее берегам и по низу окрестных холмов кое-где растут рощицами деревья. Странные, впрочем, деревья — то ли гигантские папоротники, то ли камыши-переростки. На холмах над долиной колыхалась под ветром рыжеватая поросль, похожая на траву. Наверное, хорошее пастбище, подумал Тимоти, но, насколько хватал глаз, нигде не было видно не только стада, а даже какой-нибудь одиночной твари на выпасе.
От погибающего монастыря оторвалась металлическая плита и, лязгая, соскользнула вниз по склону. Да и весь монастырь уже завалился окончательно, превратившись в малопривлекательную груду лома.
Внизу, в долине, строй роботов внезапно распался, от него осталась лишь малая часть, образующая полый квадрат. Фаланга! — воскликнул Тимоти про себя. Классическая фаланга, прошедшая путь от Александра Македонского до последней битвы Наполеона при Ватерлоо. И вот, пожалуйста… Роботы, не вошедшие в фалангу, бросились врассыпную, но не панически, а вполне деловито, как муравьи. Наверное, их послали на разведку местности.
Три робота отделились группой, целеустремленно поднялись по склону к людям и, приблизившись, взяли их в полукольцо. Один заговорил:
— Уважаемые сэры и мадам, мы прибыли по приказанию Конрада, дабы сопроводить вас в безопасные пределы лагеря.
— Ты называешь лагерем этот пустой квадрат? — ворчливо спросил Хорас.
— Мы проводим поиски топлива для костра, — продолжал робот, не отвечая прямо. — Другие доставят воду и все, что потребуется впоследствии.
— Ладно, — согласился Хорас все так же ворчливо, — Не знаю, как вы, а я голоден.
И зашагал под уклон. Эмма засеменила рядом с мужем, Тимоти замкнул шествие.
Солнце наконец-то выкатилось из-за горизонта. Тимоти не мог не отметить его сходство с земным солнцем — разве что здешнее было чуть больше и светило чуть ярче, хотя ручаться за это он все-таки не стал бы. Вообще планета во многих отношениях была двойником Земли. Под ногами стелилась мелкая нежная травка вперемежку с вьюнами вроде молодой виноградной лозы.
Из центра полого квадрата поднялась легкая струйка дыма.
— Они нашли топливо! — возликовал Хорас, — Что-то загорелось! У нас будет горячий завтрак!..
Когда их пропустили внутрь квадрата, Конрад счел за благо дать разъяснения:
— Древесина от папоротниковых деревьев. Не совсем такая, как хотелось бы, но горит, дает тепло и свет. Деревья трубчатые, однако дыра окружена мякотью, и довольно плотной. Мы также обнаружили уголь, — Тут Конрад, вытянув руки, продемонстрировал блестящие черные пластинки. — Залежь выходит прямо к реке. Уголь не самого высшего сорта, больше похож на бурый, но все равно уголь! В пути будем продолжать поиски, возможно, найдем топливо лучшего качества. Так или иначе, пусть древесина вялая, а уголь бурый, но огонь есть. На Земле, если вам неизвестно, почти весь уголь давно выкопали и сожгли…
— Ты сказал — в пути? — встрепенулась Эмма. — Куда это ты собираешься?
— Это диктуется необходимостью, — ответил Конрад. — Здесь оставаться нецелесообразно. Надо найти место, где для вас нашлось бы укрытие. И пища.
— Пища?
— Разумеется, пища, мадам. Тех малых запасов, какие у нас при себе, надолго не хватит.
— Но местная пища может оказаться отравой!
— Будем ее проверять, — заявил Хорас.
— Как же ее проверишь? У нас для этого ничего нет.
— Согласен, — сказал Хорас. — У нас нет лаборатории, нет реактивов. Да что толку, если б и были, ведь химиков среди нас тоже нет. Единственный выход — превратиться в подопытных кроликов и экспериментировать на себе.
— К сожалению, это всецело ваша забота, — объявил Конрад. — Роботы вам тут не помощники.
— Будем пробовать по капельке, — развивал Хорас свою программу. — Прежде всего на вкус. Если вкус скверный, если что-то жжется или сводит скулы, тогда сразу выплевываем. Если на вкус все в порядке, тогда глотаем самую малость и смотрим, какова реакция…
Вдруг один из роботов бросил взгляд вверх, на вершины холмов, и издал предупредительный крик. Сверкая металлическим блеском, к ним спускался какой-то экипаж, нет, летательный аппарат, плывущий над самой землей. Аппарат ястребом скользнул к лагерю, промчался над людьми и роботами, заложил крутой вираж, уклоняясь от холмов по ту сторону реки, пересек реку выше по течению, развернулся еще раз, понесся в обратном направлении на высоте не более десяти футов, чуть не задел фалангу, пройдя прямо над ней, удалился вниз по течению, затем лениво взлетел над склонами дальней гряды, набрал высоту и скрылся.
— За нами наблюдают. — Конрад обожал констатировать очевидное, — Прилетали произвести осмотр наших сил.
— Ну и что мы можем с этим поделать? — пробурчал Хорас, — Как нам защитить себя?
— Повысим бдительность, — отвечал Конрад, — Установим повышенную готовность. Будем настороже.
Ближе к вечеру разведчики, посланные вниз по течению, прибыли с докладом, что река иссякает, увязнув в грандиозном болоте. Ночью вернулись и разведчики с другой стороны. По их словам, через несколько миль холмы переходят в обширное сухое плато, а за ним виднеются высокие горы.
— Это нам и надо было узнать, — заявил Конрад. — Выступаем не вниз, а вверх.
Поход начался утром. Холмы подступали к самой реке, сжимали ее теснинами, идти было трудно. По прибрежным обрывам выступали мощные угольные пласты. Характер растительности постепенно менялся — камышей и папоротников становилось меньше, им на смену приходили деревья обычного земного типа. Нескончаемые вереницы холмов были разделены узенькими долинками, и каждая последующая гряда поднималась все выше. Конрад не подстегивал идущих, не требовал непосильного темпа. Время от времени они с Хорасом вступали в перебранки, но дальше перебранок дело не заходило.
Они нашли плоды и коренья, пригодные для еды, — два вида клубней, желтые фрукты, встречающиеся почти на каждом шагу, бобы в толстых стручках, растущие на ползучей наземной лозе. Пробу с каждого нового растения снимали самым осторожным образом. Некоторые плоды отвергались без спора — у них был скверный запах или мерзкий вкус. Правда, Хорас попробовал каких-то ягод и заработал быстротечный гастрит, но от других инцидентов бог миловал. Роботы наловили мелких зверьков, и мясо оказалось вполне съедобным. В реке и многочисленных ручьях водилась рыба, но пахла она так, что ее и пробовать не стали.
Роботы попробовали изготовить охотничье оружие, но луки у них получились нескладными, а стрелы сплошь и рядом отказывались лететь по прямой. Попробовали снабдить стрелы наконечниками, но то ли камня подходящего не нашлось, то ли умения не хватило — большая часть стрел все равно летела вкривь и вкось. И все-таки роботы-охотники подчас ухитрялись вернуться с добычей.
Погода держалась ясная. На фиолетовом небе не показывалось ни облачка. Днем было жарко, ночью ненамного прохладнее.
Наконец холмы кончились, и путники вышли на необозримое сухое плато, совершенно плоское, если не считать одиночных крутых курганов. На горизонте проступали бело-голубые горы. Начался марш по пустыне. Воду захватили с собой в бочонках, которые роботам удалось смастерить из пустотелых деревьев, но на настроение пустыня влияла не лучшим образом.
Аппарат, прошедший над группой на бреющем полете, больше не появлялся. Тем не менее временами возникало странное чувство, что за ними наблюдают, и весьма пристально. Три-четыре раза вдалеке мелькали силуэты Колючки в паре с монстром. Ручаться за что-либо было трудно, и все же у Тимоти создалось впечатление, что верховодит в этой паре Колючка, не дает монстру передышки, гоняет его куда вздумается.
Плато казалось нескончаемым. День за днем они брели вперед и вперед, а пейзаж не менялся, горы не приближались, до них было все так же далеко. И не было ничего, кроме ощущения бесконечной дали. Правда, под одним из крутых курганов обнаружился упрямый родничок, который дал возможность пополнить пустеющие бочонки, но отходящий от родника ручеек через четверть мили бесследно исчезал в томимой жаждой пустыне. Хорас беспрерывно брюзжал, Эмма заламывала руки, Конрад не удостаивал их вниманием, он вел и вел свое войско вперед, все глубже в бесплодную сушь.
И упорство было вознаграждено. Однажды опаляюще знойным днем монотонность плато нарушил глубокий каньон. С несказанным облегчением люди увидели на дне каньона ленту реки, опоясанную по берегам полосками растительности. Слева вздымался огромный курган, и древняя река, впоследствии ушедшая в каньон, сточила курган с одной стороны, превратив склон в отвесную скалу. А под скалой, на полочке между нею и нынешним каньоном, лежали руины — некогда здесь, по всей вероятности, было небольшое поселение.
Тратить время на осмотр руин они не стали. Суетливые роботы нашли узкую тропку, ведущую на дно каньона, и путники двинулись по ее петлям, выверяя каждый шаг. Внизу тропа вывела на ровную скальную площадку. Розово-красный обрыв нависал над площадкой, укрывая ее от солнца. С реки тянуло прохладным ветерком, и после беспощадного зноя пустыни это было очень приятно.
Сюда, на эту площадку, и повел Конрад троих подопечных людей. И объявил им свое решение:
— На какое-то время остановимся здесь. Не совсем то, на что я надеялся, но тут защищенное место, годное для обдумывания дальнейших действий. Речная вода недалеко. А по берегам мы, наверное, отыщем пригодную для вас пищу.
Эмма опустилась прямо на голый камень и сказала:
— Хорошо. По крайней мере, мы в тени, солнце заглядывает сюда разве что перед закатом. И больше не надо экономить воду. Может быть, мне даже разрешат принять ванну…
— Это лучше, чем ничего, — нехотя согласился Хорас. — Во всяком случае лучше, чем пустыня.
На следующий день робот-разведчик обнаружил свалку. Расположенная под обрывом, она поражала своей обширностью, а в высоту поднималась едва ли не до половины утеса. Робот ничего не трогал, а сразу побежал назад, оповещая во весь голос о своем открытии, и к месту находки отправились все, кто только мог.
Свалка состояла в основном из металла. Наверное, даже несомненно, раньше тут хватало и другого мусора, но с веками менее прочный хлам распался, развеялся и исчез, остались только металл, каменные изделия странной формы да несколько массивных деревяшек. Самым поразительным было то, что металл не разрушился совершенно, ржавчина его не тронула, даже до сих пор блестит.
— Сплав, неизвестный на Земле, — объявил Конрад. — Многие вещи, если не все, выглядят так же, как в день, когда их выбросили.
Металлический хлам был всех сортов и фасонов — заведомый лом, разрозненные детали машин, неисправные инструменты и приборы, какие-то витые статуэтки и, наконец, цельные тяжелые бруски. Назначение отдельных предметов было более или менее понятно, но в большинстве своем они казались непостижимыми. Роботы вытащили из общей кучи то, до чего сумели дотянуться, разложили на земле поштучно и принялись бродить по этой своеобразной выставке, строя всякие гипотезы и предположения как логичные, так и нелепые.
— Инопланетная технология, — возвестил Конрад. — Теперь в ней во веки веков не разберешься.
Было очевидно, что хлам сбрасывали с обрыва над каньоном. Быть может, этим занимались обитатели поселения, обратившегося ныне в руины.
— Не многовато ли мусора для такого невзрачного городишка? — высказался Хорас.
— А может, свалка обслуживала большой район, — ответил Тимоти. — На плато, которое мы пересекали, когда-то могли стоять села и города. Там мог быть густонаселенный сельскохозяйственный пояс. А потом дожди прекратились, началась засуха, экономика оказалась подорвана…
— Металл можно использовать, — перебил Конрад, — Из него можно изготовить необходимые нам машины.
— По-твоему, мы будем сидеть здесь, пока вы не найдете применение этим железкам? О каких, собственно, машинах ты говоришь?
— Во-первых, нам нужны инструменты.
— У вас же есть инструменты! Лопаты и ломы, топоры и пилы, коловороты и копалки…
— Во-вторых, оружие. Лучшее, чем до сих пор. Нужны более удобные луки. Стрелы, которые летели бы прямо. Этот металл прочен и упруг. Может быть, изготовим арбалеты. Копья и пики. Катапульты.
— Гляжу, ты нашел себе хобби! — зарычал Хорас, — И воображаешь, что эта свалка для тебя — клад…
— Точно так же, — невозмутимо продолжал Конрад, — можно сконструировать тележку для транспортировки воды и припасов, какие удастся собрать. Роботы смогут тащить целый поезд из тележек. А можно построить и двигатель, например паровой…
— Да ты просто рехнулся! — вскричал Хорас.
— Мы все обдумаем, — закончил Конрад свой монолог, — Соединим наши умственные усилия…
Что роботы и сделали. В последующие дни они то и дело, собравшись стайками, чертили на песке какие-то схемы. На расстоянии около мили был найден уголь, и они соорудили кузницу. Хорас раздражался, а то и кипел от злости. Эмма, напротив, была довольнешенька: она никак не могла забыть дней на плато и радовалась тому, что здесь вдоволь воды и тени. А Тимоти обследовал окрестности.
Особенно понравилось ему, выкарабкавшись по тропке из каньона, проводить целые дни среди руин. Просеивая песок и пыль, он иной раз наталкивался на предметы материальной культуры — примитивное оружие, какие-то стержни длиной по три фута из иного, чем на свалке, металла с пятнышками ржавчины. Попадались и керамические изделия своеобразной формы — не исключено, что идолы. Скрючившись в три погибели, он вглядывался в свои находки до рези в глазах, но, по сути, так ничего и не высмотрел. Тем не менее руины привораживали его до странности, и он возвращался сюда снова и снова.
Здесь, невесть сколько веков назад, обитали разумные существа, несомненно развитые социально и экономически. Что это были за существа, руины помалкивали. Двери, ведущие внутрь построек, были круглыми и такими маленькими, что протиснуться в них удавалось с большим трудом. Потолки нависали так низко, что передвигаться по комнатам приходилось на четвереньках. Если здание насчитывало более одного этажа, то этажи были связаны между собой не лестницами, а металлическими шестами, за которые Тимоти не мог ухватиться.
В конце концов он решился влезть на вершину того самого, сточенного с одной стороны кургана. Склоны кургана были усеяны шаткими валунами — довольно легкого толчка, и валун кувыркнется вниз. А меж валунами стелились предательские осыпи, которые удавалось преодолеть только ползком и то мед-ленно-медленно, чтобы не потревожить шаткие камни.
В общем-то, говорил он себе, здешние обитатели поступили здраво, если установили наблюдательный пост на вершине кургана, чтобы не допустить приближения незнакомцев, следить за стадами скота, — да мало ли какие могли быть у поста цели, всех не угадаешь. Однако, достигнув вершины, Тимоти не обнаружил никакого поста. Вершина была плоская, словно срезанная, — камень, песок да глина. Ни на песке, ни на глине не прижилось ни одного растеньица, камнем побрезговали даже лишайники. Завывал ветер. Более унылого местечка он не видел, пожалуй, за всю свою жизнь.
Зато вокруг и ниже земля представала в удивительном богатстве красок — желто-коричневая пустыня, которую они преодолели вместе с роботами в марш-броске, и на ней другие курганы, пятнающие желтизну более темными кляксами. На западе глубокий разрез розово-красного каньона, а дальше на горизонте — рваные голубые контуры гор. Подобравшись к самому обрыву, Тимоти попробовал заглянуть в каньон. Подумалось, что удастся заметить какие-нибудь признаки бурной деятельности роботов, но нет, в каньоне ничто не шевелилось. По дну вилась синяя лента реки в обрамлении зелени, а на противоположной стороне красная стенка каньона вновь переходила в желтую плоскость плато.
Теперь, хочешь не хочешь, надо было спускаться, и это была задачка из разряда рискованных: спуск сплошь и рядом труднее подъема.
У него за спиной щелкнуло, словно камнем о камень. Он стремительно обернулся, сердце прыгнуло и застряло в горле: на него надвигался невесть откуда взявшийся монстр-убийца, а позади сновал Колючка, беспорядочно катаясь туда-сюда. Тимоти отпрянул в сторону, уклоняясь от атакующего врага. Монстр, очевидно, только что заметил перед собой зияющий обрыв и тоже вильнул, продолжая охоту на человека. Но на пути страшилища вдруг возник Колючка и, яростно прыгая, заставил вновь изменить курс. Тимоти споткнулся и упал. Уголком глаза он увидел, как монстр отчаянно пытается удержаться на краю пропасти и все-таки не может затормозить, переваливается через край, на миг зависает в пустоте и исчезает за обрывом.
Тимоти, вскочив, подоспел к обрыву как раз вовремя, чтобы стать свидетелем гибели страшилища. Монстр грохнулся на валуны, отскочил вверх, покачался в воздухе и начал разваливаться. Осколки разлетелись во всех направлениях, осыпались дождем на склон и заскользили дальше вниз, кувыркаясь и дробясь на еще более мелкие осколки, пока не упокоились где-то на дне каньона.
Пришло время взглянуть на Колючку. Тот, держась совсем близко к человеку, танцевал джигу победы, неистово вращаясь и кружась, то взвиваясь в прыжках, то ерзая по песку и камню вершины.
— Доигрался в свои чертовы игры! — закричал Тимоти, но сам понял, что несправедлив: если это была игра, то смертельно опасная. — Значит, ты в конце концов одолел его. В тот первый день ты хотел загнать его к нам наверх, потому что знал: Хорас пустит в ход винтовку. А когда из этого ничего не вышло, ты продолжал гонять его как зайца…
Колючка прекратил танцевать свою джигу и почти застыл на месте, лишь слегка покачиваясь взад-вперед.
— Колючка, — объявил Тимоти торжественно, — мы недооценивали тебя. Все эти годы мы считали тебя клоуном и только клоуном, а ты герой. Пойдем. Пора спуститься вниз и присоединиться к остальным. Они будут рады новой встрече с тобой.
Но едва Тимоти шагнул к краю, Колючка выкатился ему наперерез. Он сделал новую попытку — Колючка опять отогнал его.
— Черт тебя побери, — крикнул Тимоти. — Теперь ты, кажется, намереваешься пасти меня. Учти, я этого не потерплю!..
Послышался слабый гул. Тимоти поднял глаза. С неба спускался летательный аппарат, в точности такой же, как тот, что прошел на бреющем полете над фалангой в первый день на этой планете. Мягко коснувшись вершины кургана, аппарат замер без движения. Верх откинулся. В пилотской кабине сидело чудище. На широченных плечах ютилась относительно небольшая головка. Что поражало больше всего, так это перевернутый нос, раздваивающийся от ноздрей на антенны. Задняя часть черепа сходила на конус, а с конуса свисали огнен-но-красные перья, как бы бородка, по ошибке попавшая на затылок. Посередине между носом с антеннами и верхушкой конуса торчал единственный, сложно устроенный глаз.
Головка повернулась к Тимоти и что-то прочирикала. Пробы ради Тимоти сделал шаг, один осмотрительный шаг к диковинному аппарату и еще более диковинному пилоту. Его заело любопытство: что ни говори, а это мыслящее существо, явно более развитое, чем былые обитатели руин. Колючка подобрался к самым ногам Тимоти, выкатился сбоку, потом быстро обогнул его сзади и перекатился на другую сторону.
— Прекрати меня пасти! — огрызнулся Тимоти.
Колючка не прекратил, а продолжал перекатываться сзади тем же манером. Тимоти сделал еще шаг и еще. Меня никто не принуждает, повторял он себе, я иду по собственной доброй воле. Мне просто хочется взглянуть на эту инопланетную штуку поближе… А Колючка знай себе подталкивал его вперед.
— Ну ладно, ладно, — произнес Тимоти, подошел к хвостовому отсеку аппарата и коснулся рукой отшлифованного металла.
Металл был теплый, его хотелось погладить. Внутри находился, по-видимому, пассажирский салон. Сидений не было, однако пол и стены были обиты чем-то, и на небольшом удалении над полом виднелись рейки, вероятно поручни для ездоков.
Хорошенького понемножку, он не собирается влезать в эту леталку. Тимоти обернулся к Колючке, и нате вам — Колючка прекратил перекатываться и бросился в атаку. Тимоти поневоле отступил, порог леталки ударил его под колени, и он упал в пассажирский салон навзничь. Колючка молнией метнулся следом. Дверь салона, до того поднятая, с треском опустилась, и леталка взмыла в воздух.
Одурачили! — воскликнул Тимоти про себя. Одурачили и похитили! И теперь похитители, Колючка и уродина-пилот, тащат его куда-то по своему усмотрению. Куда? Зачем? Он испугался, хотя и не слишком, — охватившая его ярость была сильнее страха.
Перевернувшись на колени, он выглянул сквозь прозрачный фонарь наружу. Земля уходила вниз, розово-красная стенка каньона сверкнула на солнце и пропала из виду.
Семья и так раздроблена, а теперь дробится дальше и дальше. Смутно подумалось: а удастся ли им когда-нибудь собраться всем вместе снова? Судя по всему, вряд ли. Их передвигают, как фигуры на шахматной доске. Кто-то или что-то использует их даже не как фигуры, а как пешки.
В памяти возник Гопкинс-Акр. Как он любил это место — роскошную старую усадьбу, свой кабинет с книгами по стенам, письменный стол, заваленный всевозможными материалами, просторную лужайку, тенистые рощицы, говорливый ручей! В Гопкинс-Акре хорошо жилось и хорошо работалось, но, если разобраться беспристрастно, кому была нужна его работа? Кому предназначена? Тогда ему казалось, что он занят важным делом — но было ли оно важным? Суммируя все сделанное, можно ли сказать, что достигнуты какие-то реальные результаты?
Каньон пропал за горизонтом. Леталка шла на небольшой высоте над бесконечным пустынным плато. Но постепенно сухой серо-коричневый тон посветлел, внизу вновь заколыхалась желтая степная трава, стали попадаться ручьи, речки и купы деревьев. Безводная пустыня осталась позади.
Впереди поднялись горы, еще более высокие, чем чудилось издали. Пики пронзали небо, скальные стены угрожающе надвигались со всех сторон. Померещилось, что леталка вот-вот врежется в такую стену, но скалы чуть-чуть расступились, образуя ущелье. Захватило дух, когда аппарат повис меж двух отвесных стен, готовых в любую минуту сплющить его и раздавить. Однако стены смилостивились и разошлись, и машина устремилась носом вниз в широкую зеленую долину, укрытую в сердце гор. Мелькнул пересекающий долину горный кряж, а по склону его — стена иного рода, прихотливо извитая, жемчужно-белая. И за стеной на гребне — череда белых многоэтажных зданий, а вокруг них, среди деревьев, по-видимому, жилые постройки. Постройки были самые разные, то одно-или двухэтажные бараки, то целая группа хижин, обнесенная собственным забором, то совершенные, на человеческий взгляд, трущобы, а то нечто, совсем ни на что не похожее.
Леталка вспорхнула на гребень и плавно опустилась на настоящую зеленую лужайку. Рядом виднелся дом. Фонарь пассажирского салона поднялся, пилот чирикнул, и Колючка выкатился наружу. Тимоти в некотором замешательстве последовал за ним. Встал рядом, вгляделся в дом за лужайкой и ахнул: это была почти точная копия усадьбы в Гопкинс-Акре.
От дома по лужайке к ним метнулось долговязое существо, узкогрудое, кривоногое, с вихляющими руками. Подрулив прямо к Тимоти, существо замерло и сказало по-английски:
— Я ваш переводчик, советчик и, смею надеяться, искренний друг. Можете называть меня Хьюго. Конечно, это не мое подлинное имя, зато для вас произносимое без труда.
Когда Тимоти обрел дар речи, он спросил:
— Может, вы хоть объясните мне, что происходит?
— Всенепременно все объясню, — ответил Хьюго. — В свое время. Первым делом последуйте за мной в вашу резиденцию. Вас ожидает обед.
Он пустился назад по лужайке, Тимоти поплелся следом, а Колючка резво скакал рядом. Не успели они перейти лужайку, как леталка оторвалась от земли.
Если не придираться к мелочам, дом и усадьба во всех отношениях были повторением Гопкинс-Акра. Лужайка была хорошо ухожена, деревья высажены именно там, где надо, и вся планировка участка напоминала утраченное поместье. С одним-единственным несоответствием — здесь горизонт был со всех сторон замкнут горами, а настоящий Гопкинс-Акр от ближайших гор отделяли многие сотни миль.
Поднявшись по широким каменным ступеням, они подошли к тяжелой двустворчатой двери. Колючка предпочел отстать и радостно скакал по лужайке. Хьюго потянул одну из створок на себя. Может статься, в обстановке были какие-нибудь отличия, но незаметные на первый взгляд. Перед ними лежала темная гостиная с притаившейся в тени мебелью, а дальше столовая. Стол был накрыт и ждал гостей.
— Сегодня седло барашка, — возвестил Хьюго. — Насколько нам известно, это любимое ваше блюдо. Барашек небольшой, но ведь мы обедаем только вдвоем…
— Баранина? Здесь?
— Когда мы здесь решаем что-либо сделать, то делаем тщательно и так близко к подлиннику, как возможно. Мы испытываем безграничное уважение к многообразию культур, приглашенных сюда на жительство.
Тимоти преодолел гостиную, почти не споткнувшись, и несмело вошел в столовую. Переводчик не соврал — стол был накрыт на двоих, а из кухни доносился звон посуды.
— Разумеется, — продолжал Хьюго, — здесь вы не найдете ружей Хораса, хотя оружейная в доме есть. Есть и кабинет для вас, но, к сожалению, пустой. Мы не могли сдублировать ваши книги и записи, о чем весьма сожалеем, но и нашим возможностям есть определенный предел, которого не превзойти. Однако я уверен, что материалы, которые мы в состоянии предоставить, заменят вам книги.
— Погодите, погодите, — остановил его Тимоти. — Откуда вам известно про Хораса и его ружья, про мой кабинет и книги, да и про седло барашка, коль на то пошло? Откуда вы все это знаете?
— Подумайте сами, — предложил Хьюго. — Неужели не догадываетесь?
— Колючка! Выходит, мы столько лет давали приют вероломному шпиону?
— Не шпиону, а усердному наблюдателю. Если бы не он, вас бы здесь не было.
— А как с другими? С Хорасом и Эммой? Вы накинулись на меня одного, а что будет с другими? Вы можете вернуться и забрать их?
— Наверное, можем. Однако не станем. Вы единственный, кто нам нужен.
— Почему я? Зачем я вам понадобился?
— В должное время узнаете. Заверяю вас, что мы не хотим ничего плохого.
— Но двое других — тоже люди. Если вам нужны люди…
— Не просто люди. Люди определенного склада. Подумайте и ответьте мне честно. Нравится ли вам Хорас? Приводят ли вас в восторг его замыслы и поступки?
— Ну, в общем, нет. Но Эмма…
— Без Хораса она не будет счастлива. Она стала во многом весьма похожей на Хораса.
С этим спорить не приходилось, тут переводчик прав. Эмма любит Хораса и с годами стала думать по его образу и подобию. И все равно, несправедливо бросить их посреди пустыни, в то время как ему предстоит, по-видимому, жить здесь в комфорте…
— Будьте добры занять место за столом, — предложил Хьюго. — Ваше место во главе стола, поскольку вы хозяин поместья и должны вести себя соответственно. Я сяду по вашу правую руку, поскольку я и есть ваша правая рука. Вы уже постигли, возможно, что я гуманоид. Мое тело устроено почти так же, как ваше, и я перевариваю пищу, как вы, хотя должен признаться, что мне стоило известных трудов приучить себя к пище, какую вы потребляете. Однако ныне ваша кухня стала по большей части доставлять мне удовольствие. Баранина — мое любимое блюдо.
Тимоти натянуто улыбнулся:
— Мы едим не только баранину, но и многое другое.
— О, мне это хорошо известно. Должен вас уведомить, что Колючка весьма внимателен к мелочам и не упустил почти ничего. Однако давайте сядем, и я дам знать на кухню, что мы явились и готовы приступить…
Тимоти отодвинул стул во главе стола и уселся, отметив про себя, что скатерть безукоризненно белая, а салфетки свернуты по всем правилам. Почему-то эти детали дали ему ощущение уюта. Хьюго звякнул колокольчиком, сел по правую руку Тимоти и потянулся к бутылке.
— У нас имеется превосходный портвейн. Желаете отведать?
Тимоти кивнул. Из кухни появились три гуманоида, неотличимые от Хьюго. Один внес баранину, и Тимоти не преминул отметить, что мясо частично порезано на порции. Наконец-то Колючка хоть что-то прохлопал, подумал он, ликуя почти до неприличия: никто не режет жаркое или птицу на кухне, разделка мяса — важный застольный ритуал. Другой гуманоид притащил супницу и, не спрашивая согласия, разлил суп половником по тарелкам. Третий поставил на стол большое блюдо с овощами, придвинув его к жаркому.
Суп оказался отменным — густая похлебка из овощей с ломтиками ветчины и вермишелью. Как только Тимоти поднес ложку ко рту, он почувствовал волчий голод и, забыв о правилах поведения, принялся хлебать варево с неприличной скоростью.
— Хорош, не правда ли? — осведомился Хьюго, имея в виду суп. — Наш Бекки становится неплохим поваром, хоть ему и пришлось немало потренироваться… К сожалению, — продолжал болтать переводчик, — прислуга не владеет языком в той же мере, как я. Они понимают простые слова и могут ответить с грехом пополам, но настоящего разговора с ними не получится. Жаль, что вы не владеете телепатией, но в противном случае мне не выпало бы удовольствия находиться у вас на службе.
Тимоти не удержался от вопроса:
— А что, другие, кто попал сюда, общаются телепатически?
— Нет, но многие способны на это, а кроме того, имеется базовый язык. Вы покамест не знаете базового, и обучение займет некоторое время…
— Базовый язык?
— Общий для всех культур. Искусственно созданный язык, включающий самые легко произносимые слова из многих языков. Разумеется, лишенный грамматики и не слишком элегантный, но всякий владеющий базовым может быть понят. Правда, здесь есть и такие, кто не использует в общении ни звук, ни телепатию, однако выработаны способы понять любого без исключения…
Они покончили с едой и дружно отодвинулись от стола.
— Ну а теперь, — сказал Тимоти, — вы соблаговолите наконец объяснить мне, где мы находимся? Что это за город?
— Полное объяснение было бы очень пространным, — ответил Хьюго. — Временно ограничимся тем, что здесь размещается галактический центр — детище множества культур из разных концов Галактики. Мы мыслители и исследователи. Мы пытаемся постигнуть смысл мироздания. Здесь, в центре, мы встречаемся и тем или иным образом общаемся друг с другом. Общаемся как равные, сводим воедино наши размышления, теории и открытия. Вопросы ставятся, точно формулируются, а затем мы ищем ответы.
— Если так, то в моем случае вы промахнулись. Вытащили пустышку. Не могу причислить себя к великим мыслителям. Я медлителен и несообразителен. Я подолгу пережевываю любую мысль, прежде чем записать ее или огласить. Математика для меня — тайна за семью печатями, да и в других науках я не силен. То немногое, в чем я разобрался, я постиг сам. У меня нет образования, а тем более академических степеней. Да, я увлекался историей и философией, можно сказать, они приворожили меня. И я потратил многие годы на то, чтобы прийти к пониманию, как и почему человечество решило следовать именно таким, а не другим курсом. Только я почти ничего путного не придумал. Уму непостижимо, с чего это Колючка взял…
— Он оценивает вас гораздо выше, чем вы сами.
— Мне трудно в это поверить. Колючка всегда казался глупеньким, знай себе играл в свои дурацкие игры. Была у него игра, когда он прыгал с квадрата на квадрат, а квадратов-то и в помине не было. Они существовали только в его воображении.
— Многое из того, что мы постигаем во Вселенной, проясняется сперва в нашем воображении. Зачастую надо вообразить себе что-то, чтобы впоследствии понять.
— Мы толчем воду в ступе, — рассердился Тимоти, — Так мы ни до чего не договоримся. Я принимаю ваше объяснение насчет центра и вижу, что я вам вовсе не подхожу. Тогда зачем я здесь?
— Чтобы предоставить нам факты.
— Какие факты? Чего вы от меня ждете?
— Более ничего не могу сообщить. Полученные мной инструкции ограничивают меня тем, что я сказал. Завтра я доставлю вас туда, где вам надлежит быть. Однако уже поздно, и нам, по-моему, следует отдохнуть.
Тимоти долго ворочался без сна. Мысли крутились бешеным хороводом, память вновь и вновь листала то немногое, что удалось выяснить у переводчика. Разумеется, вполне логично, что разумные расы Галактики создали центр, где могут соединить свои знания и трудиться совместно во имя общего блага. Но что за проблемы стоят перед ними, какие вопросы их волнуют? Размышлять об этом можно было бесконечно, вопросов вспыхивало множество, но по зрелом размышлении одни оказывались неглубокими, другие просто смешными. Слишком узок был присущий человеку угол зрения, человеческая культура, в принципе, формировалась как зашоренная. Хотя, поправил себя Тимоти, не исключено, что зашоренность — свойство, неизбежное в изоляции, а потому изначально присущее любой из представленных здесь культур.
Только-только он погрузился в сон, как его растолкали.
— Прошу прощения, сэр, — произнес склонившийся над ним Хьюго. — Вы спали так крепко, что будить вас было грешно. Однако завтрак на столе, и нам пора в путь. У меня имеется наземный экипаж, и дорога весьма живописна.
Морщась от неудовольствия, Тимоти стряхнул с себя дремоту и сел в постели. Потянулся за одеждой, висящей на спинке стула, и буркнул:
— Сейчас иду…
На завтрак была яичница с беконом — и то и другое в точности по его вкусу. Кофе оказался тоже вполне терпимым, и он не сдержал удивления:
— Вы что, выращиваете здесь кофе?
— Нет, — ответил Хьюго, — Пришлось похлопотать, прежде чем мы достали кофе на одной из планет, колонизованных вашей расой много тысячелетий назад.
— Значит, некоторые колонии уцелели и существуют до сих пор?
— Некоторые даже преуспевают. После трудностей начального периода, само собой разумеется.
— И вы завезли все эти продукты из земных колоний?
— Завезли достаточно на первое время. А также рогатый скот, кур, свиней, семенное зерно и семена разнообразных овощных культур. В нашем распоряжении были необходимые средства и обширная информация. Нам было приказано не жалеть усилий, и мы их не пожалели.
— Ради того, чтобы кормить одного человека? Или здесь есть и другие люди?
— Вы единственный, — ответил Хьюго.
Наземный экипаж ожидал у входа, переводчик сел за рычаги управления. Дорога шла среди жилых кварталов. Строения по большей части прятались за густыми посадками, а на одном участке, где к дороге выбегала веселая лужайка, жилье, по-видимому, скрывалось под землей. На лужайке резвились, перекатываясь, полдюжины шерстистых созданий, игривых, как дети, — может, это и были дети.
— Вы встретите здесь существ всевозможного облика, — сообщил Хьюго, — Сами удивитесь тому, как быстро привыкаешь к подобному многообразию.
— Из ваших слов можно сделать вывод, что вы здесь старожил. У меня, признаться, было ощущение, что меня отсюда вышвырнут, как только во мне отпадет нужда.
— Ни при каких условиях! Когда собеседование будет закончено, мы предоставим вам информационные материалы, и вы продолжите вашу работу. Вполне вероятно, что она имеет отношение к обдумыванию и решению интересующих нас проблем или, по меньшей мере, будет способствовать поискам подходов к нужным решениям.
Тимоти только хмыкнул в ответ.
— Вам не нравится предложенная перспектива?
— Вы похитили меня не спрашивая. Вы и этот непотребный Колючка, который столько лет шпионил за нами.
— Вы не единственный, кого мы привлекаем. Мы ищем информацию и таланты во многих мирах. Информацию можно получить почти на любой планете, однако таланты редки.
— Вы думаете, что я талант?
— Не исключено.
— Но и таланты развиваются подчас отнюдь не так, как вы от них ожидаете. Что вы делаете в таких случаях?
— Продолжаем содержать их. Мы считаем себя в долгу у таких существ. Мы всегда выплачиваем свои долги.
Они миновали миниатюрный розовый замок на холме, весь в зубчатых стенах и башнях с развевающимися яркими вымпелами.
— Волшебный замок, — произнес Хьюго, — Полагаю, что вспомнил точное определение. В этом замке обитают просвещенные, способные видеть Вселенную как сложнейшее математическое построение и работающие в этом направлении. Мы питаем надежду, что со временем их труды подскажут нам верный путь.
Дорога вывела на магистраль с твердым покрытием. Здесь попадались и другие экипажи, хотя не слишком многочисленные, — во всяком случае, о пробках не было и речи. В отдалении возникли контуры высотных зданий, резко вычерченные на фоне неба. Контуры были ясные, без всяких украшений.
— Туда мы и едем?
— Вы назвали бы это административными корпусами, — ответил Хьюго, — Именно в этих корпусах ведется основная работа, хотя многие сотрудники работают у себя дома или в уединенных хижинах, укрытых среди холмов. Однако здесь результаты сводятся воедино. Здесь расположены лаборатории, обсерватории, библиотеки, мастерские, конференц-залы. И иные необходимые помещения, для которых я не подберу слов на вашем языке.
Они покатили по широким бульварам. Экипажи на обочинах поджидали седоков. Здания были разделены парковыми зонами. По тротуарам передвигались — шагали, катились, скользили, ползли выгибаясь, ползли извиваясь — всяческие чудища, кто в вызывающе цветастых одеждах, кто нагишом. У многих были сумки и чемоданчики, а один ползун тащил за собой целую тележку с пожитками.
— С виду здесь почти как на Земле, — заметил Тимоти, — улицы, парки, здания…
— Задача организации рабочих пространств, в сущности, проста, — заявил Хьюго, — Надо взять столько-то сот или тысяч кубических футов и одеть стенами. При возведении зданий руководствовались одним принципом — добиться максимально возможной простоты и функциональности. Любое отступление от простоты могло бы вызвать отрицательную реакцию у какой-либо из представленных здесь культур. Если нельзя эстетически угодить всем, мы приложили все усилия, чтобы не угодить никому, используя наиболее невыразительную архитектуру совершенно прямых линий.
Подъехав к одному из зданий, Хьюго съехал на бровку и притормозил.
— Вам сюда. Я провожу вас до места назначения, но я не вправе войти туда вместе с вами. Войдете вы самостоятельно и окажетесь в маленькой комнате с единственным стулом. Садитесь и ждите. И ни о чем не тревожьтесь: через несколько минут вы вполне освоитесь с обстановкой…
Идти было недалеко. Навстречу никого не попалось. Переводчик довел Тимоти до двери и повернул обратно. Тимоти легко толкнул дверь — она открылась без труда.
Хьюго предупредил, что комната будет маленькой. Такой она и была — маленькой, но привлекательной. Пол был застлан ковром, стены украшены орнаментами, а та стена, к которой был обращен стул, была орнаментирована целиком. Усевшись, Тимоти принялся изучать орнамент. Он представлял собой хитросплетение узоров в мягких красках. Узоры были мелкими, один переходил в другой, и глаз отказывался уловить четкие их границы.
Послышался голос, исходящий прямо из стены:
— Добро пожаловать в центр. Вас зовут Тимоти. Есть ли у вас иные имена?
— У меня есть фамилия, но в семейном кругу мы ею никогда не пользуемся. Для повседневного общения вполне достаточно имен. Но если угодно, моя фамилия — Эванс.
— Превосходно, мистер Эванс, — подхватил голос, — мы проводим расследование ситуации, относительно которой вы располагаете определенными сведениями. Мы выслушали многих свидетелей, однако ни одно свидетельство не является более весомым, чем ваше. Пожалуйста, отвечайте честно и откровенно.
— Постараюсь, насколько это возможно.
— Прекрасно, тогда идем дальше. Для протокола — вы Тимоти Эванс, человек с планеты, которая у вас именуется Землей. До недавних пор вы жили на этой планете безотлучно.
— Правильно. Но почему вы не показываетесь? Мне не нравится беседовать со стеной.
— То, что я избегаю встречи лицом к лицу, диктуется вежливостью, мистер Эванс. Вы провели здесь совсем мало времени и видели близко только Хьюго. Через несколько дней, после встреч с другими, вы, надеюсь, поймете меня лучше. Уверяю вас, я вполне дружелюбная личность, способная к сопереживанию, однако мой облик представится вам чудовищным. Я не один, рядом со мной другие. Вас слушает целая группа существ, хотя говорю я один. Большую часть нашей группы также составляют, с вашей точки зрения, совершеннейшие чудовища. Вообразите себя в кругу чудовищ. Теперь вы понимаете, почему мы избрали форму заочной беседы?
— Пожалуй, понимаю, — ответил Тимоти. — Очень тактично с вашей стороны.
— Продолжим вопросы. Вы знакомы с деятельностью миссионеров, которых ваши сограждане назвали бесконечниками. Что проповедовали эти миссионеры, чего именно добивались?
— Старались убедить человечество в преимуществах бестелесного бытия. Убеждали людей отказаться от своих биологических тел в пользу бестелесности.
— А если им удавалось внушить желаемое, располагали ли они возможностями для такой трансформации?
— Да, располагали.
— Ваш ответ звучит очень определенно. Откуда вы это знаете?
— Совсем недавно я побывал в эпохе, где множество бестелесных существ прикреплены — кажется, что прикреплены, — к каким-то решеткам в небе. Добавлю, что мой родной брат согласился на процесс трансформации, только процесс не был завершен…
— То есть в случае вашего брата бесконечники потерпели неудачу?
— Может быть. Или он сам вышел из процесса до его завершения. Я так и не понял до конца, что произошло. Он рассказывал каждый раз по-разному.
— Какое влияние оказал процесс на вашего брата?
— Он стал призрачным существом, как бы состоящим из сверкающих искр. По моим представлениям, если бы трансформация продолжилась, он сконденсировался бы в одну-единственную искру.
— Бестелесные существа на решетке, о которых вы упоминали, представляли собой одиночные искры?
— Да, там было множество одиночных искр. Они располагались над одним из прежних обиталищ бесконечников. Мы прозвали эти обиталища монастырями.
— Монастырями? Поясните, пожалуйста.
— Монастыри — это здания, где жили служители церкви, именуемые монахами. Монахи носили характерные одеяния, и бесконечники походили на маленьких монахов, вот мы и окрестили места их обитания монастырями.
— Возможно, к деталям мы еще вернемся впоследствии, — возвестил голос, — Сейчас хотелось бы перейти к самой сути дела. Из ваших показаний следует, что большинство населения Земли перешло в бестелесное состояние. Ваша семья сохранила прежний облик. Как вам это удалось?
— Мы бежали от бесконечников. Бежали в прошлое. Моя семья — не единственная в своем роде. Были и другие беглецы. Сколько именно, я не знаю.
— Вы переместились во времени. Значит, у вас были машины времени?
— Мы украли их у бесконечников. Сами мы путешествовать во времени не умели. Просто слепо следовали чужим чертежам, почти не разбираясь в принципах конструкции.
— Однако почему вы решили бежать? Абсолютное большинство жителей Земли не сочло это необходимым.
— Мы отличались от большинства, у нас было другое мировоззрение. Нас считали неотесанной деревенщиной — отселенцами, если вам знакомо такое слово.
— Полагаю, что понимаю смысл. Это те, кто по географическим и культурным причинам оказался в неблагоприятных условиях и отстал. Отставание могло быть и сознательным.
— Оно и было сознательным. Мы придерживались прежних ценностей, отринутых остальным человечеством.
— И потому вы не могли принять философию бесконечников?
— Нас тошнило от их философии. Она вставала нам поперек горла.
— Почему же она была принята большинством?
— Большинство начисто забыло прежние ценности. Отказалось от технического развития, хотя техника во многих отношениях служила человечеству верой и правдой и послужила бы еще лучше, если б оно удосужилось разработать более строгий этический кодекс. Но люди отвернулись от прогресса. Говоря по совести, не могу не признать, что в отдельные исторические периоды прогресс оказывался пагубным. Тем не менее он привел нас, в прошлом бессловесных тварей, к относительно благополучному, достойному обществу. Мы одолели национализм, победили почти все болезни и даже достигли, хоть и с трудом, экономической справедливости.
— И все-таки остальные люди отвернулись от всего, что вы именуете прежними ценностями, в момент, когда общество вплотную подошло к совершенству. Что случилось? Ваша раса состарилась и устала?
— Мне случалось задавать себе этот вопрос. Данных, на базе которых можно было бы дать точный ответ, вероятно, просто не существует. Самое странное, что, если не ошибаюсь, не было никаких кампаний против прогресса, не было активных проповедников перемен. К новому образу жизни никто не подталкивал. Идея как бы просачивалась по капле, но прошло не так много времени, и люди вообще перестали делать что бы то ни было, кроме как разговаривать. При этом они уверяли себя, что ведут глубокие философские дискуссии, а на самом деле все сводилось к праздной болтовне. За свою историю люди пережили много культовых увлечений — культы появлялись, расцветали пышным цветом, а затем неизменно гасли. Но в том-то и соль, что забвение прогресса — не культ. Вроде как каждый решил своим умом, что прогресс не имеет смысла, а техническое развитие себя не оправдывает. Словно людей поголовно поразила какая-то заразная болезнь…
— А это не могла быть действительно болезнь?
— Непохоже. В сущности, такая возможность даже не обсуждалась. Человечество приняло новые жизненные установки, и точка.
— Таким образом, ваша раса была морально готова к появлению бесконечников.
— Видимо, да. Сначала на них не обращали особого внимания. Потом их философия мало-помалу вошла в моду. Шума вокруг бесконечников вообще никогда не было. Они действовали не спеша, но с годами набирали силу. Это была, можно сказать, тихая катастрофа. Отнюдь не первая в истории человечества. В свое время мы почти отравили окружающую среду химикатами, но в последний момент опомнились. Не раз мы стояли на пороге гибели в войнах — и все же, опять в последний момент, находили пути к миру. А в этом случае мы послушно выстроились в очередь и безропотно приняли уготованную нам судьбу.
— Но вы же сами сказали, что приняли ее не все.
— Своевольных оказалось немного. Даже совсем мало. Несколько тысяч отправились в космос искать для себя другие планеты. Кое-кто сбежал в прошлое. Ко времени бегства нашей семьи бесконечники изменили тактику и стали прибегать к грубому нажиму. Видимо, не хотели упустить случай обратить в свою веру целую расу без исключений. В годы моего детства с такими, как мы, стали поступать круто. То, что я рассказал вам ранее, я знаю из уроков истории.
— История могла быть искажена предвзятостью.
— До известной степени — да, не спорю. На нас нападали, мы оборонялись.
— Какие аргументы выдвигали бесконечники, чтобы убедить ваших сограждан согласиться на трансформацию?
— Предлагали им своего рода бессмертие. Бестелесное существо умереть не может. Оно может даже пережить смерть Вселенной. Оно застраховано от любых физических бед. Избавьте интеллект от тела — и он воспарит. Таково, внушали бесконечники, истинное призвание каждого разумного существа. Интеллект — единственное, что стоит принимать в расчет. Зачем, спрашивали они, бесконечно бороться с физическим миром, с его опасностями и разочарованиями? Отбросьте его, повторяли они, и обретете подлинную свободу.
— И вероятно, для многих эта логика была неотразимой.
— Для большинства, — подтвердил Тимоти.
— Но вас и вашу семью она не убедила. Вы и ныне считаете эти аргументы ошибочными?
— Трудно точно описать, какие чувства мы испытывали в свое время. Обобщенно могу сказать лишь одно: действия бесконечников внушали нам величайшее отвращение.
— Вы боялись их, ненавидели их? Считали их врагами?
— Да.
— А теперь, когда все кончено, когда бесконечники, судя по всему, добились своей цели? Что вы думаете теперь?
— Борьба не закончена, — ответил Тимоти, — Человечество все еще существует. Есть колонии на других планетах, и, как мне сказали, дела там идут неплохо. Есть и диссиденты, укрывшиеся в прошлом.
— Что вы думаете о тех, кто выбрал путь, предложенный бесконечниками?
После долгих колебаний Тимоти ответил:
— Наверное, они заслуживают своей участи. Они же сами напросились на нее, когда отвернулись от всех свершений человечества…
Голос молчал. Тимоти ждал продолжения, но, не дождавшись, спросил сам:
— Это все, о чем вы хотели побеседовать со мной? Могу я узнать, чем вызван ваш интерес к моей особе?
— Данное расследование, — отозвался голос, — имеет целью выяснить смысл поведения бесконечников, их побудительные мотивы. Мы уже опросили многих других.
— А что, другие расы тоже стали жертвами бесконечников?
— Некоторые — да.
— И бесконечники продолжают свои проповеди поныне?
— Проповеди на время приостановлены. Мы изолировали бесконечников на их планете. Пусть побудут в карантине вплоть до завершения расследования. Мы здесь, в центре, уважаем свободную волю всех рас, однако нельзя оставлять без внимания случаи, когда свободная воля становится слишком агрессивной.
— А те, кого мы назвали монстрами-убийцами? С ними что будет?
— Это просто наемники. Машины насилия, которые бесконечники в своей непомерной самонадеянности привлекли себе в помощь, чтобы навязывать свою волю другим. Монстры-убийцы подлежат не изоляции, а уничтожению. Такой фактор не может быть терпим. Несколько монстров еще бродят по планетам, но мы их выслеживаем и выследим. Ваш друг Колючка уничтожил одного из последних остававшихся на свободе.
— Это случилось у меня на глазах, — сказал Тимоти.
— Именно самонадеянность бесконечников привлекла к ним наше внимание. Галактика велика, но для самонадеянности в ней места нет. Можно понять и принять почти все, но не самонадеянность.
Снова воцарилось молчание.
— Беседа окончена? — спросил Тимоти.
— На сегодня — да, — ответил голос, — Позже мы обязательно ее продолжим. Вы теперь один из нас. Давно пора привлечь в наш центр человека. В своей резиденции вы найдете информационные материалы, из которых узнаете подробнее, кто мы и как организуем свою работу. Время от времени мы будем вызывать вас для обсуждения назревших вопросов…
Тимоти выждал еще немного, затем медленно поднялся и вышел. Хьюго бездельничал, прислонясь к экипажу.
Тимоти Эванс, новый сотрудник Галактического центра, неторопливо спустился по ступенькам к своей машине.
