Факультетский клуб находился на верхнем этаже здания Студенческого Союза. Вся его внешняя стена представляла собой окно из сплошного стекла: оттуда открывался вид на тихое и ухоженное маленькое озеро, окруженное березами и соснами.

Лэнсинг и Сполдинг заняли столик у самого окна. Сполдинг задумчиво смотрел на приятеля поверх стакана.

— Знаешь, — сказал он, — последние несколько дней я все думаю о том, как было бы здорово, если бы случилось что-нибудь вроде средневековой эпидемии чумы, которая в четырнадцатом веке унесла треть населения Европы. Или еще одна мировая война, или новый библейский потоп — что-нибудь, что заставило бы человечество начать сначала, уничтожило бы ошибки, которые мы наделали за последнее тысячелетие, дало бы возможность развиться новым социальным и экономическим принципам. Шанс избежать серости, шанс создать общество на более разумных началах. Система оплаты труда устарела, она неэффективна, а мы все еще цепляемся за нее…

— Не кажется ли тебе, — заметил Лэнсинг мягко, — что предлагаемые тобой средства чересчур радикальны?

Он совсем не собирался спорить с Энди. Никто никогда не спорил с ним — тот просто отметал все возражения. Голос Энди монотонно рокотал и рокотал, он оформлял свои идеи в некую систему, тасуя их перед слушателем, как колоду карт. Не собираясь спорить с Энди, Лэнсинг, однако, принимал правила игры, которые требовали, чтобы через определенные интервалы жертва Энди бормотала что-либо, более или менее уместное.

— Мы это вот-вот поймем, — продолжал Энди, — хотя я понятия не имею, каким образом. Мы непременно поймем, что все усилия человечества бесполезны, поскольку направлены не туда, куда нужно. Столетиями мы заняты накоплением знаний во имя постижения истины — в той же рациональной манере, в какой алхимики искали способ превращения простых металлов в золото. Может обнаружиться, что все наши знания ведут в тупик, что после определенной точки все становится бессмысленным. В астрофизике мы как будто приближаемся к этой точке. Через несколько лет все старые и надежные теории пространства и времени могут лопнуть, оставив нас с бесполезными обломками и пониманием того, что все теории всегда были бесполезны. Не будет никакого смысла в дальнейшем изучении Вселенной. Может оказаться, что на самом деле не существует никаких универсальных законов природы, а все зависит от чистой случайности, если не хуже. Все лихорадочные научные исследования, все поиски знаний — не только об устройстве Вселенной, но и о других вещах — основаны на стремлении извлечь из них пользу. Но давай зададимся вопросом: а имеем ли мы право стремиться к извлечению пользы для себя? Может быть, Вселенная нам ничего не должна?

В соответствии с правилами игры Лэнсинг откликнулся:

— Мне кажется, что сегодня ты в более пессимистическом настроении, чем обычно.

— Ну тогда я не первый, кто страдает именно этой разновидностью пессимизма. Несколько лет назад существовало научное направление, как раз и развивавшее подобные представления. Было время, когда астрономы утверждали, что Вселенная конечна. Сейчас мнения на сей счет расходятся, и никто точно не знает, живем мы в конечной или бесконечной Вселенной. Все зависит от того, как много в ней содержится материи, а оценки меняются год от года, если не каждый месяц. В те времена, когда преобладало мнение о конечности Вселенной, считалось, что и научное знание, основанное на изучении небеспредельной Вселенной, должно быть ограниченным. Прогресс науки, приводящий, по существующим оценкам, к удвоению объема информации каждые пятнадцать лет, в скором времени — самое большее через несколько столетий — должен исчерпать возможности накопления знаний. Сторонники этого направления философской мысли даже построили кривую для точного определения того момента, когда всякий научный и технологический прогресс прекратится.

— Но по твоим же собственным словам, — сказал Лэнсинг, — то, что Вселенная конечна, более не является общепринятым мнением, она может быть и бесконечной.

— Ты не понял главного, — пророкотал Энди, — Дело не в том, конечна или бесконечна Вселенная. Я привел этот пример только ради оправдания того, что ты называешь моим пессимизмом. Моя мысль заключается в следующем: было бы благословением для человечества, если бы какое-то катастрофическое событие вынудило нас изменить образ мыслей и начать жизнь заново. Мы на полной скорости мчимся в тупик и, налетев на стенку, разобьем себе лоб. Возвратившись ползком на исходные позиции, мы будем спрашивать себя: а не было ли лучшего пути? Вот я и предлагаю — остановиться до того, как мы набьем шишки на лбу, и задать себе именно этот вопрос…

Энди продолжал говорить, но Лэнсинг отключился, погрузившись в свои мысли и воспринимая рассуждения Энди лишь как шумовой фон.

И этому человеку, думал Лэнсинг, он собирался предложить отправиться на прогулку' на целый день. Энди скорее всего согласился бы, ведь его жена уехала на конец недели в Мичиган к родителям. Но и на прогулке Энди будет говорить и говорить, он просто не в состоянии остановиться. Любой нормальный человек, выбравшись на природу, наслаждался бы тишиной и покоем — любой, но не Энди: для него тишина и красоты природы просто не существуют; единственная радость — уводящие все дальше рассуждения. Да и идея пригласить Элис Андерсон на обед, думал Лэнсинг, имеет свои минусы. Когда они виделись в последний раз, в ее глазах появился специфический матримониальный блеск, а это было бы еще хуже, чем бесконечная болтовня Энди. Ну и бог с ними обоими, решил Лэнсинг. Уж лучше он в одиночестве совершит прогулку на холмы или посидит дома у камина. Можно и как-нибудь иначе извлечь максимум удовольствия из уикенда.

Слова Энди опять стали доходить до его сознания.

— Задумывался ли ты когда-нибудь, — спрашивал Энди, — о поворотных моментах истории?

— Пожалуй, нет, — ответил Лэнсинг.

— История кишит ими, — сообщил Энди. — И от них, в сумме, зависит то, в каком мире мы живем. Мне иногда приходит в голову, что может существовать множество альтернативных миров…

— Несомненно, — ответил Лэнсинг, утративший интерес к разговору. Ему не угнаться за полетом фантазии друга.

За окном тени наполовину закрыли озеро, сумерки сгущались. Глядя на озеро, Лэнсинг ощутил некую неправильность: что-то изменилось. Затем до него дошло, чем же вызвано это чувство: Энди перестал говорить.

Глянув на друга, сидевшего напротив, Лэнсинг обнаружил, что Энди с улыбкой смотрит на него.

— У меня есть идея, — сказал тот.

— Да?

— Мейбл навещает свою родню, а посему не провести ли нам завтрашний день вместе? Я мог бы достать два билета на футбол.

— Мне очень жаль, — ответил Лэнсинг, — но я завтра занят.