ПРОЕКТ «МАСТОДОНТ»
1
— Мистер Хадсон из… гм-м… Мастодонии,— объявил начальник протокольного отдела.
Министр иностранных дел протянул руку:
Рад познакомиться, мистер Хадсон. Как я понимаю, вы уже заходили к нам несколько раз.
Вы правы,— ответил Хадсон,— Мне с трудом удалось убедить ваших людей в том, что я говорю с ними серьезно.
И вы действительно говорите серьезно, мистер Хадсон?
Поверьте, сэр, я не шучу.
Так значит, Мастодония,—сказал министр, постукивая пальцем по лежащему на столе документу,— Прошу прощения, но я никогда не слышал о такой стране.
Это новое государство,— объяснил Хадсон,— образованное на вполне законных основаниях. У нас есть конституция, свод законов, демократическая форма правления и должным образом избранные должностные лица. Мы свободные, миролюбивые люди, и в нашем распоряжении имеется огромное количество природных богатств, которые…
Пожалуйста, сэр,— перебил его министр,— скажите просто, где находится ваша страна.
В некотором смысле мы ваши ближайшие соседи.
Ну это уж слишком! — раздраженно воскликнул начальник протокольного отдела.
1
Вовсе нет,— возразил Хадсон.— Если вы уделите мне минуту вашего времени, господин министр, я приведу вам веские доказательства.
Он стряхнул со своего рукава пальцы начальника протокольного отдела и, подойдя ближе, поставил на стол портфель, который принес с собой.
Хорошо, мистер Хадсон. Начинайте,— сказал министр,— Но я думаю, нам будет удобнее продолжать беседу, если мы устроимся в этих креслах.
Я вижу, вы получили мои верительные грамоты. Здесь указаны наши предложе…
Я получил документ, подписанный неким Уэсли Ддамсом.
Это наш первый президент,— пояснил Хадсон,— Наш Джордж Вашингтон, так сказать.
Какова цель вашего визита, мистер Хадсон?
Нам бы хотелось установить дипломатические отношения. На наш взгляд, это было бы выгодно обеим сторонам. В конце концов, у нас однотипная с вашей республика и мы имеем аналогичные вашим цели и политику. Нам бы хотелось заключить торговые соглашения, и мы были бы признательны за помощь по четвертому пункту.
Министр улыбнулся.
Естественно. Кто бы этого не хотел?
Мы готовы предложить кое-что взамен,— решительно заявил Хадсон.— И в первую очередь мы можем предложить вам надежное убежище.
Убежище?
Мне кажется, в нынешних условиях межнациональных конфликтов такое предложение достойно внимания,— напомнил Хадсон.
Министр превратился в глыбу льда.
Сожалею, но меня ждут важные дела.
Начальник протокольного отдела крепко сжал руку Хадсона.
Вам пора уходить.
Генерал Лесли Бауэре позвонил в государственный департамент и попросил соединить его с министром.
Мне не хотелось тебя беспокоить, Герб,— сказал он,— но я выясняю один вопрос и надеюсь на твою помощь.
Буду рад помочь, если это в моих силах.
Вокруг Пентагона вертелся какой-то парень, набивался на встречу со мной и говорил всем, что я единственный, с кем он согласен иметь дело,— да ты и сам знаешь, как это бывает.
Да уж, знаю.
Его фамилия то ли Хастон, то ли Хадсон,— во всяком случае что-то похожее.
Он был у нас примерно час назад,— сказал министр.— Какой-то ненормальный.
И этот человек уже ушел?
Да. И я не думаю, что он когда-нибудь вернется.
Он не сказал, где его можно найти?
Нет, я не помню, чтобы он такое говорил.
Ну и как тебе этот парень? Я имею в виду, какое впечатление он на тебя произвел?
Я же сказал — он чокнутый.
Вот и мне так кажется. Он сделал одному нашему полковнику такое предложение, что я теперь себе места не нахожу. Сам понимаешь, есть дела, от которых никто не откажется,— особенно в нашем «департаменте грязных трюков». И даже если он чокнутый, в наше время лучше подстраховаться.
Он предлагал нам убежище,— с негодованием сказал министр,— Ты можешь себе такое представить!
Мне кажется, он обходит всех по очереди,— задумчиво произнес генерал,— Он уже был в Комиссии по атомной энергии и рассказал им байку, будто знает о местонахождении огромных запасов урановой руды. И Комиссия, как мне сказали, отправила его к вам в министерство.
К нам такие приходят все время. Обычно мы без труда избавляемся от них. А этому Хадсону, в отличие от других, просто повезло — он добился встречи со мной.
Он рассказал полковнику о своем плане, который бы позволил нам размешать секретные базы везде, где бы мы ни захотели, даже на территории потенциального врага. Я знаю, его слова звучат безумно.
Забудь об этом, Лес.
Возможно, ты и прав,— сказал генерал,— но эта идея не дает мне покоя. Ты только представь лица парней за «железным занавесом».
Бросая на всех заговорщицкие взгляды, испуганный мелкий чиновник принес портфель в ФБР.
Я нашел его в баре. Я хожу туда много лет,— рассказал он человеку, которому поручили с ним разобраться.—Я нашел портфель в кабинке и даже видел человека, который оставил его там. Позже я пытался найти того мужчину, но мне это не удалось.
А откуда вы знаете, что портфель принадлежит ему?
Мне так показалось. Я зашел в кабинку сразу после его ухода. Там было довольно темно, и прошло какое-то время, прежде чем я заметил эту вещь. Понимаете, каждый день я сижу в одной и той же кабинке. Как только Джо меня видит, он приносит мой обычный заказ и…
Итак, вы видели, что этот человек вышел из кабинки, которую держат для вас?
Да, верно.
Потом вы заметили портфель?
Да, сэр.
И вы пытались найти этого человека, поскольку решили, что портфель принадлежит ему?
Именно так я и сделал.
Но к тому времени, как вы начали разыскивать его, он уже исчез.
Да, так оно и было.
Тогда скажите, почему вы принесли портфель сюда? Почему вы не оставили его у владельца бара, чтобы тот мужчина, вернувшись, мог забрать потерянную вещь?
Я и хотел так поступить, сэр. Но я пропустил одну рюмочку, потом вторую, и меня все время интересовало, что находится в этом портфеле. Поэтому в конце концов я заглянул в него и…
И то, что вы увидели, заставило вас принести его к нам.
Да. Я увидел…
Не надо рассказывать мне, что вы там увидели. Назовите вашу фамилию и адрес. Я попрошу вас никому не рассказывать об этом. Вы должны понять: мы очень благодарны вам за вашу бдительность, но нам бы хотелось надеяться на ваше молчание.
Буду нем, как рыба,— заверил его мелкий чиновник, раздуваясь от важности.
Из ФБР позвонили доктору Амброзу Эмберли — смитсоновскому эксперту по палеонтологии.
Доктор, у нас появился материал, и нам бы хотелось, чтобы вы на него взглянули. Несколько любительских фильмов.
С огромным удовольствием. Приеду к вам, как только освобожусь. В конце недели вас устроит?
Это срочно, доктор. Такой чертовщины вы еще не видели — огромные лохматые слоны, тигры с клыками до самой шеи и бобр величиной с медведя.
Какая-то фальшивка,— с отвращением произнес Эмберли.— Скорее всего хитроумная аппаратура или ракурс композиции.
Мы сначала так и думали, но потом оказалось, что дело не в ракурсе и не в аппаратуре. Это настоящие съемки с натуры.
Немедленно еду к вам,— сказал палеонтолог и повесил трубку.
Ехидная газетная заметка в нахальном и самодовольном разделе светской хроники начиналась с заголовка:
«В Пентагоне у всех глаза навыкате. Еще одна тайна, взволновавшая военную верхушку».
2
Президент Уэсли Адаме и министр иностранных дел Джон Купер угрюмо сидели под деревом в столице Мастодонии и ждали возвращения посла по чрезвычайным поручениям.
Я предупреждал тебя, Уэс, мы затеяли безумное дело,— сказал Купер, который под разными псевдонимами руководил министерствами торговли и финансов, а также вооруженными силами страны.— Что, если Чак не вернется? Они могут бросить его за решетку, да и мало ли что может случиться с временным модулем и вертолетом. Нам надо было лететь всем вместе.
Нет, мы должны были остаться,— ответил Адаме,— Не тебе рассказывать, что произойдет с лагерем и припасами, если нас не окажется поблизости и никто не будет их охранять.
Пока нас беспокоит только этот старый мастодонт. Но если он объявится снова, я возьму черпак на длинной ручке и вмажу ему прямо по грудине.
Он — не единственная проблема,— возразил президент,— , и ты это знаешь. Мы не можем уйти и бросить страну, которую
создали сами. Нам надо удержать наши владения. Мы водрузили здесь наш флаг и заявили свои права, но этого недостаточно. Нам придется доказывать факт наличия поселения, как того требуют старые законы о присвоении земельных участков.
Да, без поселения нам не обойтись,— проворчал министр Купер,— особенно если с временным модулем или вертолетом что-нибудь случится.
Как ты думаешь, они сделают это, Джонни?
Кто «они»?
Соединенные Штаты. Ты думаешь, они признают нас?
Если они узнают, кто мы такие, то, конечно, нет.
Вот этого я и боюсь.
Но Чак их уговорит. Он даже кота уговорит вылезти из шкуры.
Иногда мне кажется, что мы действуем неверно. Я согласен, у Чака дальновидные планы, и лучшего тут не придумаешь. Но, может быть, нам лучше просто цапнуть хорошую наживку и убраться домой. Мы могли бы брать с охотничьих партий по десять тысяч за человека или заключить с кинокомпанией договор об аренде.
Если нас признают суверенным государством, мы все это сделаем, но тогда у нас будут законные основания и полное прикрытие,— ответил Купер,— После подписания совместного договора о ненападении нас никто не посмеет обидеть, потому что мы всегда сможем пожаловаться Дядюшке Сэму.
Все, что ты говоришь, верно,— согласился Адаме,— но возникает множество проблем. Не так просто поехать в Вашингтон и добиться признания. Они потребуют сведений и о нас самих, и о численности населения. Представь себе их реакцию, если Чак сообщит, что нас всего трое.
Купер покачал головой.
Он так не скажет, Уэс. Он увернется от вопросов или заморочит им голову какими-нибудь дипломатическими отговорками. И потом, как мы можем быть уверены, что нас только трое? Вспомни, нам достался целый континент.
Ты прекрасно знаешь, Джонни, что в этот период в Северной Америке людей не существовало. Любой ученый подтвердит, что первые миграции из Азии начались тридцать тысяч лет назад. Поэтому, кроме нас, здесь никого нет.
Тогда нам надо действовать по-другому,— задумчиво произнес Купер,— Если мы впишем в декларацию весь мир, а не один континент, наша популяция будет весьма представительной.
Это не выдержит никакой критики. Даже сейчас мы требуем большего, чем позволяют прецеденты. Прежние первопроходцы предъявляли права на водоразделы. Они находили реку и заявляли претензии на все ручьи и орошаемые земли в округе. Они не пытались присвоить себе целый континент.
Эти парни никогда не знали размеров своих приобретений,— ответил Купер,— А мы знаем. Взгляд из будущего дает нам преимущество.
Он прислонился к дереву и залюбовался страной, которая раскинулась перед ним. Какой простор, подумал он, рассматривая холмистые кряжи, покрытые обширными лугами и небольшими рощами. Чуть ниже, на добрые десять миль тянулась долина реки, поросшая лесом. И везде, куда ни посмотри, паслись стада мастодонтов, гигантских бизонов и диких лошадей, и лишь изредка, то тут, то там, на глаза попадались представители менее стадной фауны.
В четверти мили от них, у самого края рощи топтался Старина Бастер — беспокойный мастодонт-одиночка, которого, видимо, изгнал из стада более молодой соперник. Его голова печально склонилась вниз, хобот бесцельно раскачивался и извивался, пока он медленно и лениво переминался на месте с ноги на ногу.
Старик совсем заскучал, сказал себе Купер. Вот почему он вертится около них, как бездомный пес. Но он слишком велик и неуклюж, чтобы быть ручным, скорее всего, не подарок.
Послеобеденное солнце приятно пригревало, и Куперу казалось, что он еще никогда не дышал таким свежим и чистым воздухом. Короче, это был чудесный край, страна золотой осени, идеальное место для воскресных пикников и автотуристов.
На флагштоке у палатки лениво развевался национальный флаг Мастодонии — зеленое поле и красный, стоящий на задних ногах мастодонт.
Знаешь, Джонни, что меня тревожит больше всего? — спросил Адаме,— Если мы будем основывать наши притязания на предшествующих примерах истории, таких ведь может и не оказаться. Прежние первопроходцы создавали колонии для своих стран и королей, но они никогда не заявляли на них личные права.
Просто сам принцип изменился,— успокоил его Купер.— В те дни никто о себе не думал. Каждый находился под покровительством кого-нибудь еще. К тому же твоих первопроходцев финансировали и субсидировали их правительства, они действовали на основании королевских хартий и патентов. У нас же все по-другому. У нас частное предпринимательство. Ты придумал временной модуль и собрал его. Мы трое скинулись и купили вертолет. Все расходы оплачены из наших собственных карманов. Мы ни от кого не получили ни цента. Поэтому все, что мы нашли, принадлежит только нам.
Надеюсь, что ты прав,— с сомнением произнес Адаме.
Старина Бастер осторожно двинулся в направлении лагеря.
Адаме поднял винтовку, которая лежала у него на коленях.
Подожди,— остановил его Купер.— Может быть, он просто пугает нас. Жаль, если ему потом придется ставить пластырь; он такой приятный старикан.
Но Адаме не опускал винтовку.
Еще три шага,— заявил он,— и моему терпению придет конец.
Внезапно воздух над ними огласился ревом. Они вскочили на ноги.
Это Чак! — закричал Купер.— Он вернулся!
Вертолет сделал разворот над лагерем и быстро опустился на
землю.
Старина Бастер взревел от ужаса и вскоре превратился в маленькое пятнышко на покрытом травой склоне горы далеко внизу.
3
Чтобы отпугнуть животных, они зажгли вокруг лагеря ночные костры.
Эта заготовка дров меня в могилу сведет,— устало произнес Адаме.
Надо установить частокол,— сказал Купер.— Хватит валять дурака. Если однажды ночью — с кострами или без костров — сюда нагрянет стадо мастодонтов, они могут задеть вертолет, и тогда нам всем крышка. Не пройдет и пяти секунд, как мы превратимся в Робинзонов Крузо периода плейстоцена.
Но если нашим надеждам на признание суверенитета не суждено сбыться, давайте свернем наше предприятие, и делу конец,— предложил Адаме.
Проблема в том, что наши последние деньги ушли на цепочную пилу для заготовки дров и поездку Чака в Вашингтон,— ответил Купер.— Чтобы возвести частокол, потребуется трактор. Мы надорвемся, если будем таскать бревна вручную.
Может быть, поймаем несколько лошадей, которые бегают вокруг?
Ты когда-нибудь объезжал лошадь?
Нет, чего не пробовал, того не пробовал.
Вот и я тоже. А ты, Чак?
Только не я,— прямолинейно ответил бывший чрезвычайный посол.
Купер присел на корточки около походного костра и покрутил вертел с тремя куропатками и полдюжиной перепелов. Огромный горшок с кофе распространял аромат, от которого трепетали ноздри. В рефлекторе подсыхало печенье.
Мы здесь уже шесть недель,— сказал он,— а все еще живем в палатке и готовим еду на открытом огне. Не пора ли засучить рукава и что-нибудь сделать?
Сначала нужен частокол,— сказал Адаме,— но для этого необходим трактор.
Мы можем использовать вертолет.
Ты даже готов рисковать? Запомни, это наш обратный билет. Если с ним что-нибудь случится…
Ты прав, я не подумал,— согласился Купер.
Вот бы где сейчас пригодилась помощь по четвертому пункту,— вздохнул Адаме.
Они меня вышвырнули вон,— сказал Хадсон,— Везде, куда бы я ни заходил, мне рано или поздно давали пинка. Такое впечатление, что в этом и заключается их работа.
Да, мы сделали все, что могли,— сказал Адаме.
А дело закончилось тем,— добавил Хадсон,— что я вернулся с пустыми руками, потеряв все наши фильмы, и теперь снова придется тратить время на съемку новых лент. Хотя мне бы не хотелось подпускать к себе другого саблезубика так близко, как в прошлый раз, когда я держал кинокамеру.
Ты мог бы и не волноваться,— возразил Адаме.— Джонни стоял прямо за тобой и целился в него из винтовки.
Да, и чуть мне голову не отстрелил, когда зверюга бросилась на нас.
Я же остановил ее. Скажешь, нет? — возмутился Купер.
Остановил, когда ее башка была уже на моих коленях.
Может быть, нам не заниматься больше съемками,— предложил Адаме.
Нет, мы будем их продолжать,— сказал Купер,— Представь, сколько спортсменов с радостью отстегнет по десять тысяч баксов за две недели охоты в наших краях. Но перед тем как собрать денежки, мы должны показать им фильмы. И та сцена с саблезубым тигром могла бы обеспечить успех.
Если только не отпугнет их,— проворчал Хадсон,— На последних кадрах ничего не видно, кроме его разинутой пасти,— Экс-посол Хадсон выглядел несчастным,— Не нравится мне эта затея. Как только мы привезем сюда кого-нибудь, расползутся слухи. И если кто-то проболтается, на нас устроят засаду. Всегда найдутся парни — а может быть, даже страны,— которым захочется на законных основаниях или с помощью насилия заполучить секрет технологии. Вот чего я испугался больше всего, когда потерял наши фильмы. Кто-то найдет их, и люди могут задуматься, что все это значит. Я тешу себя надеждой, что фильмы посчитают подделкой и выследить нас не удастся.
Мы можем брать с охотников клятву, чтобы они держали все в секрете,— сказал Купер.
Но какой спортсмен удержится, чтобы не выставить напоказ голову саблезубого тифа или рекордный по величине кусок слоновой кости? И это касается каждого, к кому бы мы ни обратились. Любой университет отвалит немалые деньги, чтобы отправить сюда партию ученых. Любая кинокомпания выжмет из себя кучу наличных, чтобы отснять здесь приключенческий фильм о пещерных людях. Но если мы запретим им говорить о своих находках и показывать свои сюжеты, они пошлют нас ко всем чертям. Вот если бы мы получили признание как независимая страна,— продолжал Хадсон,— мы бы могли вести дела по всем направлениям. Мы бы сами создавали законы и предписания, чтобы влиять на ход событий. Мы могли бы завести сюда поселенцев и организовать торговлю. Мы бы начали разработку природных богатств, и все было бы законно и открыто. Мы могли бы говорить о себе, о своей стране и о том, что можем предложить.
Что толку теперь облизываться,— сказал Адаме.— Многое можно сделать и сейчас. На холмах у реки растет женьшень. Каждый из нас может накопать в день до дюжины фунтов. На одних корнях мы имели бы кучу денег.
Корни женьшеня — это мелочь,— возразил Купер.— Нам нужны настоящие деньги.
А если ставить капканы? — не унимался Адаме.— Тут полным-полно бобров.
Ты хорошо рассмотрел этих бобров? Они же размером со святого Бернарда.
Ну так и хорошо. Подумай, сколько ты получишь с одной шкуры.
Ни один торгаш не поверит, что это бобер. Тебя тут же начнут подозревать в мошенничестве. Есть лишь несколько стран, где разрешено ловить бобров. Чтобы поставлять шкуры — даже если тебе удастся уговорить кого-то купить их,— ты должен приобрести лицензии в каждой из этих стран.
На том мастодонте целые горы слоновой кости,— сказал Купер.— А если мы отправимся на север, то найдем там мамонтов, у которых бивни еще больше…
И тут же попадем в тюрьму за контрабанду слоновой кости?
Они сидели, смотрели на огонь и молчали, не зная, что сказать.
Жалобный стон гигантской кошки, вышедшей на охоту, донесся с верховьев реки.
4
Хадсон лежал в спальном мешке, рассматривая небо. Оно волновало его. Там не было знакомых созвездий, не было ни одной звезды, которую он мог бы уверенно назвать. И этот звездный хоровод, думал он, больше, чем что бы то ни было, наводил на мысль об огромной бездне лет, которая пролегла между древней страной и той землей, на которой он был — или, вернее, должен был быть — рожден.
Сто пятьдесят тысяч лет, как говорит Адаме, плюс минус десять тысяч — точнее не узнаешь. Хотя это наверняка сделают позже. Изучат позиции звезд в этом времени и сравнят их с картой звездного неба двадцатого века. Но пока любые цифры оставались не более чем предположением.
Машина времени — это не та штука, калибровку и эксплуатационные качества которой можно проверить. Ее вообще нельзя никак проверить. Ему вспомнилось, что в первый раз, решив ее испытать, они даже не были уверены, что она работает. Да и как об этом скажешь наперед? Когда она начинала работать, вы тут же понимали, что она работает. Но если она была неисправна, об этом можно было узнать только после испытания.
Конечно, Адаме ни секунды не сомневался. А как же иначе — он полностью доверял тем полуматематическим, полуфилософским концепциям, которые разработал сам и которые всегда оставались непостижимой загадкой для Хадсона и Купера.
Впрочем, так было всегда, даже в детстве. Уэс придумывал затеи, а осуществлять их приходилось ему и Джонни. И еще в те дни в своих играх они путешествовали во времени. На заднем дворе Куперов они собрали свою первую машину времени, и в ход пошла невообразимая коллекция ненужного хлама — деревянный ящик, пустой пятигаллонный бак из-под краски, сломанная кофеварка, связка выброшенных медных трубок, треснувшее рулевое колесо и прочая рухлядь. Он вспоминал, как они «возвращались» в страну индейцев-до-прихода-белых, путешествовали во времени мамонтов и динозавров, устраивая потрясающие битвы и «кровавую резню».
Но в реальности все оказалось по-другому, и приходилось не только палить из ружья в причудливых животных, которые встречались на пути.
Они могли бы догадаться об этом, поскольку не раз говорили на подобные темы.
Ему вспоминались их споры в университете и тот парень, который обычно помалкивал в углу,— студент юридического факультета по фамилии Притчард.
И вот как-то, промолчав большую часть времени, этот Притчард заговорил:
— Если бы вы, парни, путешествовали во времени, вам бы пришлось столкнуться с очень неприятным сюрпризом. Я не говорю о климате, топографии и фауне. Я имею в виду экономику и политику.
Они тогда посмеялись над ним, вспоминал Хадсон, и все на этом кончилось. А чуть позже разговор, как всегда, перешел на женщин.
Интересно, где теперь этот молчун? Однажды, пообещал себе Хадсон, я разыщу его и расскажу, как он был прав.
Да, мы ошиблись, думал он. Сколько путей вело к успеху, 1 сколько дорог, но мы оказались слишком уверенными и жадными — мы жаждали триумфа и славы, вот почему теперь так нелегко успокоиться. I Поймав удачу за хвост, они могли добиться помощи в любом крупном индустриальном концерне, в любом общеобразовательном фонде и правительственном учреждении. Как первооткрыватели истории они могли получить любую поддержку и субсидии. А обретя покровительство и деньги, они бы развернулись по-настоящему. Им не пришлось бы довольствоваться своими жалкими грошами, которых только и хватило на один потрепанный вертолет и один временной модуль. У них было бы несколько машин, и по крайней мере одна из них стояла бы в двадцатом веке как спасительный модуль на случай чрезвычайных обстоятельств.
Но эти варианты означали сделку, и, возможно, очень жестокую сделку. Пришлось бы делиться с теми, чье участие измерялось лишь вложенным капиталом. А какими деньгами оценишь двадцать лет мечты и великой идеи, преданность этой великой идее, годы работы, годы разочарований и почти фанатичное самопожертвование?
В любом случае, думал Хадсон, им удалось рассчитать почти все. Возможностей для промахов было множество, но они сделали их сравнительно мало. Все, что им недоставало, в конечном счете появилось.
Взять хотя бы вертолет. Он оказался самым удобным средством для путешествий во времени. Чтобы избежать смещений и оседания пластов, которые происходили в течение геологических периодов, вам необходимо подняться в воздух. Вертолет поднимает вас вверх, предохраняет от столкновений с различными объектами на земле и дает возможность выбрать нужное место для посадки. Путешествуя без него — даже если вам повезет с поверхностью земли,— вы можете материализоваться в сердцевине какого-нибудь огромного дерева, оказаться в болоте или гуще стада испуганных и свирепых зверей. Самолет бы тоже подошел, но, попав в этот мир, вы бы не всегда могли приземлиться — вернее, не были бы уверены, что это получится.
А вертолет может опуститься почти в любом месте, и конечно, им повезло с временем, в которое они попали, хотя никто из них точно не знал, как велика эта удача. Уэс считал, что он не всегда работал вслепую, как это могло показаться. Он настроил модуль на прыжки в пятьдесят тысяч лет. Как он тогда им честно сказал, для более точной калибровки потребовалась бы долгая и напряженная работа.
При калибровке в пятьдесят тысяч лет расчет оказался простым. Один прыжок (если настройка оказалась верной) мог бы доставить их в конец ледникового периода Висконсиса, два прыжка — в его начало. Третий должен был забросить их в конец сангамонского межледникового периода, что, видимо, и произошло — плюс минус десять тысяч лет.
Они попали в удачное время с довольно стабильным климатом, когда не было ни холодно, ни жарко, флора выглядела почти современной и они чувствовали себя как дома. Фауна плейстоцена и нашей эпохи частично перекрывала друг друга, но внешность животных несколько отличалась от вида их собратьев в двадцатом веке. Реки текли по знакомым руслам, холмы и утесы во многом остались теми же. В этом уголке Земли по крайней мере за сто пятьдесят тысяч лет почти ничего не изменилось.
Какими удивительными были мечты их юности, думал Хадсон. И не так часто встретишь трех парней, чьи юношеские грезы в конце концов исполнились. Но им повезло, и они оказались здесь.
У костра дежурил Джонни, следующим на очереди был Хадсон, а перед этим лучше выспаться. Он закрыл глаза, потом приоткрыл их, чтобы бросить прощальный взгляд на незнакомые звезды, и увидел серебряный свет, окрасивший восточный горизонт. Вскоре взойдет луна, и это неплохо. Всегда веселее на дежурстве, когда над головой сияет луна.
Неимоверный шум, перечеркнув безмолвие ночи, выбросил Хадсона из сна и, продирая до мозга костей, вытянул его в одну дрожащую струну. Даже воздух, казалось, оцепенел от бешеного крика. Хадсон сел, ничего не понимая, и только потом, до удивления вяло и медленно, его мозг проанализировал шум и выделил два разных слившихся звука — ужасное рычание тигра и сводящий с ума рев мастодонта.
Луна поднялась, заливая местность призрачным светом. Он увидел Купера, который стоял за кругом ночных огней и, вскинув винтовку, всматривался в ночь. Адаме, тихо бормоча ругательства, выползал из спального мешка. Центральный костер превратился в груду мерцающих углей, но дозорные огни ярко пылали, и вертолет внутри круга переливался отблесками пламени.
Это Бастер! — со злостью крикнул Адаме,— Я узнал бы его рев где угодно. С тех пор как мы появились здесь, он только и делал, что визжал да разгуливал вокруг. Но ему, видно, не повезло, и он нарвался на саблезубого тигра.
Хадсон расстегнул спальный мешок, схватил винтовку и вскочил. Ни слова не говоря, он бросился за Адамсом туда, где стоял Джонни.
Купер остановил их жестом:
Только не вспугните их. Я никогда не видел ничего подобного.
Адаме поднял винтовку.
Купер ударил ладонью по стволу.
Ты что, сдурел?! — вскричал он,— Хочешь, чтобы они бросились на нас?
В двухстах ярдах стоял мастодонт, в его спину вцепился визжащий саблезубый тигр. Огромный слон поднялся на дыбы и с грохотом опустился, пытаясь сбросить кошку. Ее массивное тело взлетело в воздух. Слон продолжал брыкаться, но сверкающие клыки тигра вновь и вновь впивались в спину великана.
И тогда мастодонт повалился на голову, перекатился через спину и поднялся. Огромная кошка спрыгнула на землю. Они постепенно приближались к лагерю.
На какое-то время оба зверя замерли, рассматривая друг друга. Потом тигр атаковал, молнией промелькнув в лунном свете. Бастер увернулся. Кошка врезалась в могучее плечо, яростно вцепилась в него когтями и, не удержавшись, соскользнула вниз. Мастодонт бросился вперед и, полоснув противника бивнями, затопал ногами. Кошка, получив скользящий удар одним из бивней, взвыла и, прыгнув вверх, распласталась на голове Бастера.
Доведенный до бешенства болью и страхом, ослепленный старый мастодонт побежал — побежал прямо на лагерь. На бегу он обхватил кошку хоботом, оторвал от себя и, приподняв, отбросил прочь.
Берегись! — закричал Купер и выстрелил.
На какой-то миг в глазах Хадсона застыла неподвижная картина, напоминающая кадр, вырезанный из фантастического приключенческого фильма,— разъяренный мастодонт и подброшенный в воздух тигр. Звуки слились в один ужасный гвалт надвигавшейся катастрофы.
Затем видение превратилось в неясное дрожащее пятно. Хадсон ощутил тупой удар в плечо и понял, что выстрелил, хотя звука выстрела не услышал. Над ним почти навис огромный мастодонт, сминающий все на своем пути, как мощная и безжалостная машина слепого разрушения.
Он бросился в сторону, и гигант пронесся мимо. Хадсон мельком заметил, что саблезубый тигр рухнул на землю внутри круга дозорных огней.
Он снова поднял винтовку и нажал на курок, целясь в бугорок за ухом Бастера. Мастодонт пошатнулся, но удержался на ногах и продолжал свой стремительный бег. Он наступил на один из костров и помчался дальше, разбросав угли и пылающие головешки.
А тут раздался глухой удар и визгливый скрежет металла.
О нет! — закричал Хадсон.
Пробежав несколько метров, они остановились внутри круга огней.
Вертолет лежал на боку, накренившись под сумасшедшим углом. Одна лопасть винта была смята. Прямо на вертолете, словно споткнувшись о него во время безумного бега, лежал мастодонт.
Кто-то подползал к ним, прижимаясь к земле. В свете костров мелькнула раскрытая слюнявая пасть. Животное волочило задние ноги, спина его была сломана.
Спокойно и без лишних слов Адаме всадил пулю в голову саблезубого тигра.
Генерал Лесли Бауэре поднялся с кресла и зашагал по залу заседаний. Потом остановился и грохнул кулаком по столу.
Вы не сделаете этого! — закричал он.— Вам не удастся погубить проект. Я знаю, насколько он важен. И мы не можем отказаться от него!
Но прошло десять лет, генерал,— напомнил военный министр,— Если бы они решили вернуться, то к этому времени давно бы уже объявились.
Генерал остановился, собираясь дать отпор. За кого его принимает этот штатский выскочка! Как он смеет говорить таким тоном с боевым офицером!
Мы знаем ваше мнение, генерал,— сказал председатель Объединенного комитета начальников штабов.— И, думаю, каждый из нас понимает, как близок вам вопрос. Вы по-прежнему во всем обвиняете себя, хотя для этого нет никаких оснований. В конце концов, ничего уже не исправишь.
Сэр,— сказал генерал,— я уверен, нет дыма без огня. Я знал это с самого начала, когда все остальные лишь таращили глаза. С тех пор мы обнаружили факты, которых вполне достаточно для подтверждения моих догадок. Возьмем, к примеру, нашу троицу. Тогда мы о них почти ничего не знали — зато сколько известно теперь! Я изучил их жизнь от рождения до самого момента исчезновения. И могу добавить для тех, кто по-прежнему думает, что это мистификация: мы искали их несколько лет, но не нашли и намека на их последующее существование. Мне довелось беседовать с людьми, которые их знали. Я изучил учебные характеристики и армейские личные дела. И пришел к выводу: если бы кто и мог сделать такое, то только эти трое парней. Адаме был их мозгом, двое других выполняли то, что придумывал он. Купер обладал бульдожьей хваткой, он не давал им сбиться с пути, а Хадсон обкатывал вопрос с разных точек зрения. И они знали свое дело, джентльмены! — воскликнул генерал.— Они жили этим. То, что Хадсон предпринял в Вашингтоне, является реальным доказательством их подготовки. Они со школьных лет просчитывали варианты действий. А несколько лет назад я говорил с адвокатом из Нью– Йорка по фамилии Притчард. Он рассказал мне, что еще в университете они обсуждали экономические и политические проблемы, с которыми могли столкнуться в случае удачного завершения своей работы. Мы можем считать Уэсли Адамса одним из самых одаренных молодых ученых. Это доказывают характеристики университета и армейские рапорта. После армии он владел по крайней мере дюжиной профессий, но они его не интересовали. И я могу сказать, почему они его не интересовали. У него было нечто большее — то, над чем он работал. А когда он и двое его друзей отправились…
Вы считаете,— вмешался военный министр,— что он работал над темпоральными…
Он работал над машиной времени! — рявкнул генерал.— Я этих ваших темпоральных штучек не понимаю, и меня вполне устраивает обычная «машина времени».
Успокойтесь, генерал,— сказал председатель ОКНШ.— Нет никакой необходимости кричать.
Генерал кивнул.
Прошу прощения, сэр. Я столько работал над этим. Я посвятил проекту десять последних лет. Вы правы, мне действительно хочется исправить ошибку, которая была допущена десятилетие назад. Я мог бы побеседовать с Хадсоном. Но я был занят и, конечно же, был занят не тем. Чрезмерная занятость стала обычным состоянием всех должностных лиц, и в этом отношении я признаю свою ошибку. Но теперь, когда вы настаиваете на закрытии проекта…
Он влетает нам в копеечку,— напомнил военный министр.
И у нас нет никаких доказательств,— добавил председатель ОКНШ.
Не понимаю, что вам еще надо,— огрызнулся генерал,— Если когда-то и жил человек, покоривший время, то это был Уэсли Адаме. Мы нашли, где он работал. Мы нашли его мастерскую и переговорили с соседями, которые рассказывали нам о таких странных делах, происходящих там, что…
Но десять лет, генерал! — воскликнул военный министр.
Хадсон приходил сюда, предлагая нам величайшее открытие в истории человечества, и мы выгнали его. Неужели после этого вы ожидаете, что они приползут к нашим ногам?
Вы хотите сказать, что они обратились к кому-то еще?
Они на это не пойдут. Эти парни знают, что означает то, на что они наткнулись. И они не предадут свою страну.
А как вы объясните нелепое предложение Хадсона? — подал голос представитель министерства иностранных дел.
Они пытались подстраховаться! — закричал генерал.— Что бы вы сами стали делать, открыв девственную планету с нетронутыми природными богатствами? Неужели бы бросились к нам, протягивая целый мир зажравшимся чиновникам, которые слишком «заняты», чтобы ознакомиться…
Генерал!
Да, сэр,— устало произнес генерал.— Мне бы хотелось, джентльмены, указать вам на необычайно точное совпадение деталей. Это в первую очередь касается пленок, попавших в наши руки. Мы имеем заключение дюжины компетентных палеонтологов, которые утверждают, что столь идеальная подделка невозможна. Но, даже допустив обратное, мы бы нашли такие тонкости, фальсифицировать которые никто бы не догадался, потому что о них почти никому не известно. Кто, например, мог догадаться, что на ушах саблезубого тигра были кисточки, как у рыси? Кто знает, что кожа молодого мастодонта черного цвета? А дислокация! — продолжал генерал.— Я напомню, если вы забыли, что мастерскую Адамса мы нашли только благодаря этим фильмам. Сравнив кадры с реальной местностью, мы получили такие данные, что даже сомневаться не пришлось,— нам оставалось лишь отправиться на старую заброшенную ферму, где работали Адаме и его друзья. Неужели вы не понимаете, как все совпадает?
Я полагаю,— ехидно заявил представитель министерства иностранных дел,— вы сейчас начнете объяснять нам, почему они выбрали это заброшенное место.
Думали, уели меня, да? — спросил генерал.— Но я вам отвечу. У меня есть для вас хороший ответ. Юго-западная часть Висконсина является геологическим курьезом. Ее обошли ледники всех геологических периодов. Нам неизвестно, почему так происходило, но какой бы ни была причина, ледники обходили эту территорию по сторонам и двигались к югу, оставляя нетронутым этот островок в океане льда. И еще одна деталь,— воодушевленно продолжал генерал,— За исключением триасового периода, этот район Висконсина всегда оставался сухим. Он и несколько других областей оставались единственными территориями Северной Америки, которые никогда не побывали под водой. Я думаю, нет нужды говорить о преимуществах такого места, где начинающий путешественник во времени, рискуя угодить почти в любую эру, находит под ногами сухую почву.
Слово взял советник по экономике:
Мы исследовали этот вопрос весьма обстоятельно, и, хотя не нам судить о том, возможны или нет путешествия во времени, мне бы хотелось высказать несколько замечаний.
Прошу вас,— сказал председатель ОКНШ.
Мы заметили одно несоответствие. Откровенно говоря, нас в этом деле заинтересовала перспектива приобретения абсолютно новой планеты, ресурсы которой можно было бы эксплуатировать в более широких масштабах, чем это делалось в прошлом. Но возникает мысль: а что, если каждая планета имеет лишь определенный запас природных богатств? И если мы, забравшись в прошлое, начнем их добывать, не повлияет ли это на остаток тех ресурсов, которые мы разрабатываем в настоящее время? Не будем ли мы таким хитрым образом таскать добро из собственных карманов?
Это утверждение неверно по своей сути,— сказал председатель Комиссии по атомной энергии.— На самом деле все как раз наоборот. Мы знаем, что в определенные геологические периоды прошлого в земле имелось гораздо больше урана, чем в наши дни. Попав в достаточно далекое прошлое, вы бы поняли, что уран превратился в свинец. В юго-западной части Висконсина залегают свинцовые жилы — вот почему Хадсон утверждал, что ему известно расположение залежей урановой руды, а мы думали, что это бред сумасшедшего. Если бы мы оказались поумнее — давайте говорить начистоту,— если бы мы были поумнее и, узнав о путешествиях во времени, тут же сцапали бы его, то ничего подобного не произошло бы.
Утверждение советника неверно и в отношениях лесов,— дополнил его председатель ОКНШ.— Я уже не говорю о пастбищах и сельскохозяйственных культурах.
Советник по экономике слегка покраснел.
Есть еще одно возражение,— сказал он.— Если мы вернемся в прошлое и колонизируем земли, которые там найдем, вы представляете, что произойдет, когда эта — давайте назовем ее ретроактивной,— когда эта ретроактивная цивилизация достигнет начала нашего исторического периода? Каков будет результат столкновения культур? Изменится ли наша история? И будут ли происходящие изменения позитивными? А все…
Все это вздор! — закричал генерал.— Вздор, как и вся трепотня об использовании ресурсов. Что бы мы ни делали в прошлом — вернее, что бы мы ни хотели сделать,— давным-давно уже сделано. Я ночами не спал, размышляя над этим, мистер. И поверьте, я дал вам единственный верный ответ. Но сейчас перед нами стоит вопрос, который требует безотлагательного решения. Откажемся мы от всего этого или будем продолжать наблюдения за фермой в Висконсине, ожидая их возвращения? Будем ли мы продолжать самостоятельный поиск процессов, формул или методов, благодаря которым Адаме путешествует во времени?
Пока наши исследования ни к чему не привели, генерал,— сказал известный физик, скромно сидевший в конце стола.— Если бы не ваша уверенность и не доказательства, которые убеждают нас, что Адамсу это удалось, я бы отрицал возможность путешествий во времени. Пока у нас нет ни одного варианта, который мог бы обещать какую-то надежду. Все, чем мы занимались до этого времени, лучше всего описывается словами «мышиная возня». Но если Адаме провернул такой трюк, значит, это действительно возможно. И значит, должно быть несколько способов достижения подобного эффекта. Поэтому мы настаиваем на дальнейших изысканиях.
Никто не пытается обвинять вас в неудачах,— заверил физика председатель,— Мы знаем, что вы работаете на пределе сил и возможностей. И если Адаме сделал это — я подчеркиваю, если он действительно сделал это,— то метод должен отличаться простотой. Скорее всего, он наткнулся на него в той сфере наук, куда никто другой и заглянуть бы не подумал.
Вы еще раз напомнили нам,— сказал генерал, — что исследовательские программы с самого начала рассматривались лишь как авантюра. Поэтому возвращение этих парней было и остается нашей единственной надеждой.
Если бы Адаме запатентовал свой метод, мы бы сейчас не ломали себе головы,— заявил председатель министерства иностранных дел.
Генерал яростно завопил:
Чтобы потом его со всеми деталями и подробностями изложили в отчетах патентной службы и каждый желающий мог бы не только ознакомиться с ним, но и повторить?!
Нам остается только Бога благодарить за то, что он его не запатентовал,— подвел итог председатель.
Вертолет уже не годился для полетов, но временной модуль оказался целым.
Хотя это еще не означало, что он будет работать.
Они обсудили вопрос о местонахождении лагеря. Сдвинуть тушу Старины Бастера им было не по силам, и они решили найти другое место. Поэтому на рассвете они ушли, оставив старого мастодонта лежать на разбитом вертолете.
Они знали, что через день или два его кости будут обглоданы и очищены стервятниками, дикими котами, волками, лисами и мелкими хищниками.
Вытащить временной модуль из вертолета оказалось непросто, но в конце концов им это удалось, и теперь, сидя у костра, Адаме покачивал его на коленях.
Хуже всего, что я не могу его проверить,— жаловался он,— Это просто невозможно. Включаешь его, и он или работает, или не работает. Поэтому пока не попробуешь, не узнаешь.
Тут мы тебе ничем помочь не можем,— ответил Купер.— Но возникает вопрос: как нам использовать его без нашей железной птицы?
Нам необходимо подняться в воздух,— сказал Адаме,— Иначе при возвращении в двадцатый век мы рискуем оказаться в шести футах под землей.
Какое-то чувство подсказывает мне, что местность здесь выше, чем в нашем будущем,— сказал Хадсон,— Эти холмы стоят здесь с времен юрского периода. Скорее всего, они были тогда значительно выше, но ветер и время уменьшили их размеры. Выветривание будет продолжаться и впредь. Значит, мы здесь находимся на большей высоте, чем в двадцатом веке,— пусть не намного, но выше.
Кто-нибудь из вас отмечал показания высотомера? — спросил Купер.
Думаю, нет,— признался Адаме.
В любом случае его показания ничего не дают,— заявил Хадсон.— Он просто показывает высоту — а мы, если помните, летели,— но нужно еще учитывать воздушные ямы, относительную плотность воздуха и прочие штуки.
Хадсон заметил, что Купер сник.
А как вам такое предложение? — воодушевился Адаме,— Мы построим платформу высотой в двенадцать футов — это обезопасит нас от геологических подвижек. Но сооружение должно быть сравнительно небольшим, чтобы остаться в зоне действия силового поля.
И что произойдет, если мы случайно сделаем ее на два фута выше? — спросил Хадсон.
Падение с четырнадцати футов не смертельно — разве что откровенно не повезет.
Но можно здорово разбиться.
Да, и даже сломать несколько костей. Так ты останешься здесь или рискнешь сломать ногу?
Если ты так ставишь вопрос, я согласен. Платформа, говоришь. А из чего платформа?
Из бревен. Деревьев хватает. Мы просто пойдем и повалим несколько стволов.
Ствол в двенадцать футов высотой весит немало. Как мы перенесем такое большое бревно на холм?
Потащим по земле.
Ты хочешь сказать, попытаемся.
Адаме на минуту задумался, и его осенила идея:
Нам надо сделать тележку.
Из чего? — спросил Купер.
Тогда давайте применять катки. Нарежем небольшие бревна и покатим стволы по ним.
Это хорошо на горизонтальной плоскости,— возразил Хадсон,— но совершенно не годится для подъема стволов на холм. Твои бревна укатятся да еще прибьют кого-нибудь из нас.
В любом случае опоры должны быть длиннее двенадцати футов,— вставил Купер,— Нам придется вкапывать их в ямы, и это потребует дополнительной длины.
А почему бы нам не применить принцип треножника? — предложил Хадсон,— Свяжем три ствола за макушки и поднимем их. Что-то вроде буровой вышки или ворота для подъема тяжестей. Но все равно опоры должны быть длиннее двенадцати футов. Я думаю, пятнадцати-шестнадцати футов будет достаточно. А как поднять три шестнадцатифутовых бревна? Нам понадобятся блок и такелажные снасти.
Есть еще одна проблема,— сказал Купер.— Часть этих бревен может оказаться за пределами эффективного действия силового поля. Часть их должна — я надеюсь, все же должна — сдвинуться во времени, а другая часть останется здесь. Это вызовет наклон.
Путешествуя на стволах, мы столкнемся еще с одной неприятностью,— добавил Хадсон,— Мне не хотелось попасть в другое время с кучей бревен, которые будут падать на меня.
Не стоит печалиться об этом,— сказал Адаме.— Может быть, еще и модуль не работает.
7
Генерал уединился в своем кабинете и сидел, опустив голову на руки. Какие придурки, думал он, тупоголовые, бездарные придурки! Почему они не могли этого понять?
С тех пор как пятнадцать лет назад Лесли Бауэре стал руководителем проекта «Мастодонт», он думал о нем ночью и днем, перебирая в уме любую возможность, словно она была реальным фактом. Причем его волновали не только военные перспективы, хотя, как боевой офицер, он, естественно, думал о них в первую очередь.
Взять хотя бы скрытые базы, расположенные прямо в опорных пунктах потенциального врага — в тех же местах, но отдаленные по времени веками. Их будут разделять столетия и расстояние, которое можно преодолеть в долю секунды.
Он видел это как наяву — материализация флотилий, быстрый сокрушительный удар, затем мгновенный отход в цитадели прошлого. Огромные разрушения — и ни одного потерянного корабля, ни одного убитого солдата.
Кроме того, имея такие базы, даже не нужно наносить удар. Стоит лишь намекнуть врагу об их существовании, как провокаций уже можно не опасаться.
Если же враг нападет первым, мы бы получили лучшее в мире бомбоубежище. Мы бы эвакуировали население не в другие города, а в другое время. У нас появилось бы надежное и абсолютное убежище против любого оружия — ядерного, термоядерного, бактериологического и того, что еще создавалось в лабораториях.
И если придут плохие времена — которые, как никогда, близки в нашей ситуации,— у нас было бы место, куда можно увести целую страну, оставив врагу пустые разрушенные города и отравленные радиоактивной пылью земли.
Убежище — именно его пятнадцать лет назад предлагал Хадсон бывшему министру иностранных дел, но зазнавшийся идиот посчитал это оскорблением и выгнал Хадсона прочь.
И если даже до войны не дойдет, следует помнить о жизненном пространстве и огромных возможностях — не самой последней из которых будет возможность мирно жить на девственной планете, где можно отбросить старую вражду и дать дорогу новым помыслам.
Интересно, где сейчас эти трое парней, ушедших в глубь времени. Неужели погибли? Их могли затоптать мастодонты. Или на их след вышла стая тигров? А вдруг они убиты вероломными дикарями? Хотя нет, он забыл, в ту пору люди сюда еще не пришли. А если они заблудились во времени и не могут вернуться? И теперь до конца своих дней обречены существовать в чужом времени? Или, может быть, они просто питают к людям своей эпохи глубокое отвращение? Впрочем, он бы не винил их за это.
А может быть — пусть это и звучит немного фантастично,— они тайно набирают колонистов, прямо сейчас, и не на ферме в Висконсине, которая находится под наблюдением, а в каком– то другом неведомом месте, реально создавая страну, которую они провозгласили.
Если они не вернутся в скором будущем, проект «Мастодонт» будет закрыт окончательно. Исследовательская программа застопорилась, и только резкий поворот событий мог предотвратить ликвидацию поста в Висконсине.
— Но если они посмеют снять наблюдение,— сказал генерал,— я знаю, что надо делать.— Он встал и зашагал по комнате.— Ей-богу, я им еще покажу!
8
Чтобы построить пирамиду, потребовалось десять дней тяжелого, изнурительного труда. Они таскали камни от ручья, который находился в полумиле от лагеря, и постепенно небольшая куча превратилась в полукруглый холм высотой в двенадцать футов. Для этого потребовалось много камней и много терпения, потому что чем выше становилась пирамида, тем больше приходилось расширять ее основание.
Но они ее построили.
Хадсон сел у костра и поднес к догоравшим углям покрытые волдырями руки.
И все же это лучше, думал он, чем таскать тяжелые бревна, да и опасности почти никакой.
Допустим, мы наберем в ладонь горсть песка. Что-то просыплется между пальцами, но большая часть останется в ладони. Вот в этом и заключался принцип пирамиды из камней. Когда — и если — машина времени заработает, большая часть камней пройдет сквозь время.
Те камни, что останутся здесь, осыпятся на землю, и от них не будет никакого вреда — то есть не будет наклонов и деформаций, которые могут помешать работе силового поля.
А если временной модуль неисправен?
Или если он все же заработает?
С какой стороны ни посмотри, подумал Хадсон, это станет гибелью нашей мечты.
Даже если они вернутся в двадцатый век, средства не позволят им продолжать дело. Фильмы утеряны, замены им нет, и нет никаких доказательств, что они побывали за гранью истории — почти на заре человечества.
Хотя не так важно, насколько вам удается проникать во время. Час или тысячелетия — большой разницы нет. Если можно унестись на час, значит, можно передвигаться и сквозь миллионы лет. А если вы совершили прыжок на миллионы лет назад, то можете вернуться к первому мгновению вечности, к первому проблеску времени в безмерном океане пустоты и небытия — вернуться к первородному мигу, когда ничего еще не было создано и не было планов и мыслей, когда вся безбрежность Вселенной, подобно чистой грифельной доске, ожидала первых штрихов, начертанных мелом неизбежности.
На покупку нового вертолета потребуется тридцать тысяч долларов, а у них не хватало денег даже на трактор, который был нужен для возведения частокола.
Занять негде и не у кого. Не пойдешь же в банк и не скажешь, что тридцать тысяч вам нужны для полета в поздний каменный век.
Хотя по-прежнему можно обратиться в какое-нибудь промышленное предприятие, или университет, или даже к правительству. Если объяснить, в чем дело, деньги польются рекой — но они согласятся платить только после того, как наложат лапу на всю прибыль. И конечно, заказывать музыку будут они, думал Хадсон, потому что это их деньги, а нам останутся только горький пот и кровоточащие раны.
Меня по-прежнему тревожит один вопрос,— сказал Купер, нарушая молчание.— Мы здорово поработали, возводя пирамиду, и, конечно, обезопасили себя от попадания в сарай, дом и другие сооружения…
Только не говори мне о ветряной мельнице! — вскричал Хадсон.
Хорошо, не буду. Я убежден, что высоты хватит. Но мне подумалось, что мы можем оказаться прямо над тем забором из колючей проволоки, который находится в южной части сада.
Если хочешь, давай передвинем пирамиду шагов на двадцать в сторону.
Купер застонал.
Нет, лучше я рискну усесться на забор.
Адаме встал и бережно поднял временной модуль.
Ладно, парни, пошли. Пора уходить.
Они осторожно взобрались на пирамиду, едва уместившись на ее вершине.
Прижимая модуль к груди, Адаме сделал последние приготовления.
Придвиньтесь ко мне,— сказал он,— и немного согните колени. Возможно, придется падать.
Ладно, поехали,— сказал Купер,— Жми на клавишу.
Адаме нажал на кнопку.
Но ничего не случилось.
Модуль не работал.
9
Не скрывая тревоги и страха, директор ЦРУ закончил свой доклад.
Вы уверены в достоверности вашей информации? — спросил президент.
Господин президент,— сказал директор ЦРУ,— я отвечаю за каждое свое слово.
Президент вопросительно взглянул на двух других людей, которые находились в кабинете.
Все вышесказанное соответствует данным, которые находятся в нашем распоряжении, сэр,— доложил председатель ОКНШ.
Но это невероятно! — воскликнул президент.
Они боятся! — вскричал директор ЦРУ.— Они не спят по ночам. Они убедили себя, что мы вот-вот сможем путешествовать во времени. Их попытки сделать что-нибудь подобное закончились ничем, но они уверены, что мы близки к успеху. Наши враги понимают, что, если нам удастся покорить время, их конец неизбежен, поэтому они решили нанести последний удар — сейчас или никогда. Но три года назад мы полностью отказались от проекта «Мастодонт». Прошло десять лет с тех пор, как мы приостановили исследования. Двадцать пять лет назад этот Хадсон…
Какая разница, сэр? Они убеждены, что мы прикрыли проект только для отвода глаз, а сами втайне продолжаем работу. Это вполне соответствует их собственной стратегии…
Президент поднял карандаш и начал что-то машинально рисовать в блокноте.
Как звали того старого генерала,— спросил он,— который закатил целый скандал, когда мы отказались от проекта? Помню, я был тогда в сенате. Он так и вился вокруг меня.
Бауэре, сэр,— напомнил председатель ОКНШ.
Да, верно. Что с ним стало?
Ушел в отставку.
Жаль, хотя, думаю, теперь это не имеет значения,— Он нарисовал что-то еще и наконец сказал: — Джентльмены, похоже, вы правы. Сколько времени, вы говорите, у нас осталось?
Максимум девяносто дней. В худшем случае — дней тридцать.
Президент взглянул на председателя ОКНШ.
Мы готовы, как никогда,— доложил председатель.— Думаю, мы справимся с ними. Конечно, есть некоторые…
Знаю,— сказал президент.
Может быть, припугнуть их? — предложил министр иностранных дел, переходя на шепот,— Я знаю, это их не остановит, но по крайней мере мы выгадаем какое-то время.
Вы хотите дать им понять, что у нас есть машина времени?
Министр кивнул.
Нам это не удастся,— устало возразил директор ЦРУ,— Если бы мы ее действительно имели, тогда бы не было проблем. По своим каналам они бы тут же узнали, что она у нас есть, и превратились бы в добрых воспитанных соседей.
Но ее у нас нет,— мрачно подытожил президент.
Поздним вечером, вскинув на плечи оленя, подвешенного к шесту, двое охотников повернули домой. При дыхании с их губ срывался пар, было очень холодно, и они уже не помнили, сколько дней кряду с неба падал снег.
Меня тревожит Уэс,— тяжело дыша, сказал Купер.— Он принимает это слишком близко к сердцу. Мы должны присматривать за ним.
Давай передохнем,— задыхаясь, предложил Хадсон.
Они остановились и опустили оленя на землю.
Он во всем винит только себя,— продолжал Купер, смахивая пот со лба,— Причем совершенно напрасно. Каждый из нас знал, на что шел.
Он злится на себя и сам понимает это, но злость помогает ему не сдаваться. Пока он ковыряется в своей штуковине, с ним будет все в порядке.
Ему не удастся починить модуль, Чак.
Знаю, что не удастся. И он тоже это знает. У него нет ни инструментов, ни материалов. Вернись мы обратно в мастерскую, он еще мог бы что-то сделать, но здесь все его попытки обречены на провал.
Да, ему нелегко.
Всем нам нелегко.
Да, но не нам пришла в голову внезапная идея, из-за которой два старых приятеля оказались в безвыходном положении на самых, можно сказать, задворках времени. И он не может выбросить это из головы, сколько бы мы ни говорили, что все хорошо, что мы вообще об этом не думаем.
Да, такое трудно принять, Джонни.
Но что с нами будет, Чак?
Мы построим себе жилье, заготовим еды. Боеприпасы оставим для большой дичи, чтобы на каждую пулю иметь горы мяса, а мелких животных будем ловить в капканы.
Мне интересно, что с нами будет, когда не останется ни муки, ни других припасов. У нас и так их не слишком много. Мы всегда думали, что в любой момент можно будет привезти еще.
Перейдем на мясо,— успокоил его Хадсон,— Мы можем добывать бизонов миллионами. Простые индейцы питались только ими. Весной мы накопаем всяких корешков, летом будем собирать ягоды. А осень нам подарит урожай орехов — полдюжины разных сортов.
Как бы ни экономили боеприпасы, они все равно когда– нибудь кончатся.
Сделаем лук и стрелы, рогатки и копья.
Здесь водятся такие зверюги, которых копьем не испугаешь.
А мы их не будем трогать. Если надо — спрячемся, если негде прятаться — убежим. Без оружия мы перестанем быть владыками мироздания — особенно в этих местах. И чтобы выжить, нам придется признать этот факт.
А если кто-нибудь из нас заболеет, сломает ногу или…
Мы сделаем все, что будет в наших силах. Никто вечно не живет.
И снова разговор вращался вокруг той проблемы, которая тревожила каждого из них, подумал Хадсон, и о которой они предпочитали помалкивать.
Да, они выживут, если позаботятся о пище, убежище и одежде. Они могут прожить долгие годы, потому что в такой плодородной и щедрой стране человек легко мог найти себе пропитание.
Но их угнетало отсутствие цели — в этом и состояла та ужасная проблема, о которой они боялись говорить. Им нужен был смысл, ради которого стоило жить в мире без общества.
Человек, потерпевший крушение на необитаемом острове, всегда живет надеждой, а у них надежды не оставалось. Робинзона Крузо отделяли от его собратьев-людей какие-то несколько тысяч миль — их же отделяет сто пятьдесят тысяч лет.
Уэсу Адамсу"повезло чуть больше. На восстановление машины времени оставался один шанс из тысячи, и, даже зная об этом, он упорно добивался своего, лелея пусть крошечную, но все же надежду.
И нам не надо присматривать за ним, думал Хадсон. Присматривать придется тогда, когда он признает свое бессилие и откажется от попыток починить машину.
Что касается его и Купера, им некогда сходить с ума — они построили хижину, запаслись на зиму дровами и вот теперь занимались охотой.
Но однажды они закончат все свои дела, и тогда к ним нагрянет тоска.
Ты готов идти? — спросил Купер.
Да, конечно. Уже отдохнул,— ответил Хадсон.
Они взвалили шест на плечи и снова отправились в путь.
Многие ночи Хадсон провел без сна, размышляя над этой проблемой, но все его думы исчезали в бездне безысходности.
Они могли бы написать естественную историю плейстоцена, снабдив ее фотографиями и рисунками, но все это не имеет смысла, потому что ни одному ученому будущего не удастся прочитать ее.
Они могли бы построить мемориал — огромную пирамиду, которая пронесет через пятнадцать сотен веков их весть, высеченную голыми руками на маске вечности. Но в их историческом времени таких пирамид не существовало, а значит, взявшись за строительство, они бы с самого начала знали, что их творению суждено превратиться в прах.
В конце концов, они могли бы отправиться на поиски людей этой эпохи и, пройдя пешком четыре тысячи миль по диким местам до Берингова пролива, выбраться на азиатский континент. Отыскав пещерных сородичей, они оказали бы им неоценимую помощь на пути их великого становления. Но они никогда не сделают этого, а даже если и сделают, пещерные люди найдут какой-нибудь повод, чтобы убить их, да еще и съесть.
Они вышли из рощи; в сотне ярдов от них показалась хижина. Она прислонилась к склону горы чуть выше ручья, откуда открывался изумительный вид на луга, простиравшиеся до самого синевато-серого горизонта. Из трубы поднимался дымок, и они увидели, что дверь открыта.
Зря Уэс так ее оставляет,— заворчал Купер.— Того и гляди, медведь залезет.
Эй, Уэс! — закричал Хадсон.
Но Адамса нигде не было видно.
В хижине на столе они заметили белый лист бумаги. Хадсон схватил записку и поднес ее к глазам. Купер читал, заглядывая через его плечо.
«Дорогие друзья, я не хочу еще раз пробуждать ваши надежды и вновь разочаровывать вас. К тому же, мне кажется, у меня могут возникнуть проблемы. Но я хочу попытать счастья. Если ничего не получится, я вернусь и сожгу записку, а вам не скажу ни слова. Если же вы найдете мое послание на столе, то знайте, машина заработала и я вернусь, чтобы забрать вас.
Уэс».
Хадсон смял записку в руке.
Парень сошел с ума!
Да, похоже, заработался,— сказал Купер.— Ему, наверное, показалось…
Догадка настигла их одновременно, и они метнулись к двери. Обогнув угол хижины, они остановились как вкопанные, изумленно глядя на гребень горы, возвышавшийся над ними.
Пирамида из камней, которую они построили два месяца назад, исчезла!
11
Страшный грохот заставил Лесли Бауэрса — генерала в отставке — подскочить на кровати. Старые мышцы напряглись, седые усы ощетинились.
Несмотря на возраст, генерал оставался человеком действия. Он сбросил покрывало, опустил ноги на пол и схватил стоявший у стены дробовик.
Бормоча проклятия, он на ощупь вышел из темной спальни, пробежал через столовую и ворвался на кухню. Нащупав у двери приборный щиток, он щелкнул тумблером, который включал прожектора. Едва не сорвав дверь с петель, он выскочил на крыльцо и застыл там, переминаясь голыми ногами по доскам настила,— ночная пижама развевалась на ветру, дробовик был грозно нацелен в ночь.
А это еще откуда? — проревел он.
На том месте, где он оставил свою машину, возвышалась огромная куча камней. Из-под булыжников выглядывало смятое крыло, а чуть дальше виднелась перекошенная фара.
Какой-то человек осторожно съезжал по осыпавшимся камням. Ему пришлось сделать крюк, чтобы увернуться от загнутого вверх крыла машины.
Генерал взвел курок и попытался успокоиться.
Незнакомец достиг основания кучи и повернулся к Бауэрсу. Генерал заметил, что мужчина прижимает к груди какой-то предмет.
Эй, мистер! — крикнул старик.— Вас может спасти только очень внятное объяснение. Там стояла совершенно новая машина. К тому же, с тех пор как у меня начали ныть зубы, мне впервые удалось заснуть.
Человек просто стоял и смотрел на него.
Ты что, оглох, что ли? — закричал генерал.
Незнакомец медленно подошел к нему и остановился у крыльца.
Меня зовут Уэсли Адаме,—сказал он.—Я…
Уэсли Адаме! — взвыл генерал,— Боже мой, парень, где ты был все эти годы?
Знаете, я, конечно, не думаю, что вы поверите мне, но дело в том…
Да мы ждем тебя! Двадцать долгих лет! Вернее, я тебя жду. Все остальные идиоты махнули на это дело рукой. А я ждал тебя, Адаме. Мне пришлось поселиться здесь, потому что три года назад они приказали снять охрану.
Адаме с трудом сглотнул.
Прошу извинить меня за машину. Понимаете, это никак…
И он вдруг заметил, что генерал ласково улыбается ему.
Я верил в тебя,— произнес старик. Он махнул ружьем, приглашая гостя в дом,— Заходи. Мне надо срочно позвонить.
Адаме, спотыкаясь, начал подниматься по лестнице.
Давай, шевелись! — прикрикнул генерал, но голос его дрожал от волнения,— Бегом! Хочешь, чтобы я простудился?
Войдя в дом, он включил свет, бросил дробовик на кухонный стол и подбежал к телефону.
Соедините меня с Белым домом в Вашингтоне,— сказал он,—Да, я сказал, с Белым домом… Президента? Конечно, его — с кем же мне еще разговаривать… Да, все верно. Он не рассердится на мой звонок.
Сэр,— осторожно позвал Адаме.
Генерал поднял голову.
Что, Адаме? Проходи, садись.
Вы сказали, двадцать пять лет?
Да, я так сказал. Что вы там делали все это время?
Адаме схватился руками за стол и тяжело оперся о него.
Но этого не может…
Да! — прокричал генерал оператору.— Да, я жду.
Он прижал ладонь к микрофону и вопросительно взглянул на Адамса:
Я полагаю, ты выставишь те же требования, что и раньше?
Требования?
Ну да. Признание. Помощь по четвертому пункту. Договор об обороне.
Наверное, да,— ответил Адаме.
Ты застал этих олухов на бочке с порохом,— радостно сказал ему генерал,— и можешь просить все, что хочешь. Ты заслужил это после всех своих трудов и того хамства тупоголовых идиотов, через которое тебе пришлось пройти, хотя, знаешь, особенно губу не раскатывай.
Редактор вечернего выпуска читал сводку новостей прямо с телетайпной ленты.
Ну и ну, кто бы только мог подумать! — воскликнул он.— Мы только что признали Мастодонию.
Он взглянул на ответственного за выпуск.
Где, черт возьми, она находится, эта Мастодония? Ответственный за выпуск пожал плечами:
Не спрашивай меня. В этом заведении мозгами должен работать ты.
Ладно, к утру достанешь мне карту,— приказал редактор. 13
Их полосатый котенок — молодой саблезубый тигр — игриво ударил Купера могучей лапой.
Купер таким же игривым жестом нанес ответный удар по его ребрам.
Кошка зарычала.
Ах, ты мне еще зубы показываешь! — закричал Купер.— Мы тебя выкормили, воспитали, и вот твоя благодарность. Сделаешь так еще раз, и я дам тебе в челюсть.
Тигренок блаженно растянулся на полу и начал умываться.
Однажды этому коту не хватит мяса, и он слопает тебя,— предупредил Хадсон.
Он нежен, как голубка,— заверил его Купер.— Мухи не обидит. Только одно меня и успокаивает: никто не осмелится потревожить нас, пока вокруг бегает это чудовище. Самый лучший сторожевой пес на свете. Надо же кому-то охранять наши запасы. Когда Уэс вернется, мы станем миллионерами. У нас и меха, и женьшень, и слоновая кость.
Если он действительно вернется.
Он обязательно вернется. Можешь не волноваться.
Но прошло уже пять лет,— возразил Хадсон.
Он вернется. Что-то там случилось, вот и все. Наверное, он уже работает над этим. Он мог сбить регулятор времени, когда чинил модуль, или тот уже был неисправен, после того как Бастер врезался в вертолет. А чтобы исправить дефект, нужно время. Я не сомневаюсь, что он вернется. Я только одного понять не могу: почему он ушел один и оставил нас здесь?
Я уже объяснял тебе,— сказал Хадсон,— Он боялся, что модуль не заработает.
Но разве этого надо было бояться? Мы бы ему и слова не сказали.
Ты прав. Ни слова, ни насмешки.
Тогда чего же он боялся? — спросил Купер.
Уэс боялся, что, узнав о его новой неудаче, мы бы дали ему понять, какой безнадежной и безумной была его затея. И он знал, что когда-нибудь мы могли бы убедить его в этом, уничтожив последнюю надежду его жизни. А он хотел сохранить ее, Джонни. Он хотел сохранить ее даже тогда, когда надеяться будет не на что.
Теперь это неважно,— сказал Купер,— Нам надо думать только о том, что он вернется за нами. А я это сердцем чувствую.
Но Хадсон знал, что был и другой вариант, который мог напрочь перечеркнуть весь смысл их существования.
«О господи,— подумал он,— не дай мне стать свидетелем этого!»
Уэс уже работает над этим — прямо сейчас,— уверенно говорил Купер.
И он действительно работал. Но не один — ему помогали тысячи других доведенных до отчаяния людей, которые знали, что времени в обрез, и которых тревожила не только судьба двух человек, затерянных во времени, но и угроза войны, нависшая над их страной. Они работали, чтобы обрести мир, о котором мечтали,— тот самый мир, к которому человечество стремилось многие века.
Но для использования машины времени им был нужен нулевой уровень — такой же нулевой уровень, по которому артиллеристы устанавливают батареи орудий,— только тогда каждая машина времени могла бы доставлять пассажиров в один и тот же миг прошлого, только тогда их действие распространялось бы на один и тот же период с точностью до секунды.
И вновь возникла проблема управления и калибровки, из-за которой нулевой модуль был настроен на прыжки через пятьдесят тысяч лет — плюс минус десять тысяч.
Проект «Мастодонт» наконец-то заработал.
