Глава 30
Когда все расселись, доктор Сэмьюэл Айвз объявил заседание открытым.
— Наша встреча, — произнес он, — знаменует собой величайшее событие в истории человечества. Многие годы мы в большинстве своем размышляли над проблемой необратимости времени. Двое, доктор Эсбери Брукс и ваш покорный слуга, посвятили исследованиям не один десяток лет. Думаю, доктор Брукс не обидится на меня, если я скажу, что мы с ним не добились, несмотря на все наши старания, сколько-нибудь значительных успехов. Профаны могут оспорить ценность исследований природы времени, поскольку время для них — категория скорее философская, нежели физическая, однако всем присутствующим здесь известно, что под термином «время» понимается некоторая совокупность законов физики. Если мы на самом деле стремимся постичь суть понятий, которыми пользуемся как в повседневной жизни, так и в научной работе, нам следует спросить себя, каковы физические предпосылки расширения Вселенной, теории информации, а также термодинамического, электромагнитного, биологического и статистического векторов времени. При описании любого физического феномена мы прибегаем к переменной времени, параметру первого, самого элементарного уровня. Нас всех интересовал и интересует вопрос, существует ли нечто, что можно определить как универсальное время, или же протяженность времени ограничена. Кое-кто полагает, что в последней гипотезе содержится по крайней мере крупица истины, что фактор времени во Вселенной возник едва ли не по чистой случайности в момент зарождения мироздания и проявляет себя именно с тех пор. Все мы, как мне кажется, сознаем, что наши рассуждения о природе времени упираются в проблему направления временного потока, и, вполне возможно, потому-то нам так трудно сформулировать основанную на явлениях действительности теорию того, что мы характеризуем словом «время». — Он взглянул на ученых из будущего. — Прошу прощения за столь длинное предисловие. Вы знаете намного больше нашего, а потому оно могло произвести на вас впечатление детского лепета. Однако я счел необходимым обрисовать вам то положение, в котором находится наша наука. Теперь ваша очередь, господа. Мы все внимание. Кто из вас начнет?
Хардвик и Каммингс переглянулись, затем первый откашлялся и проговорил:
— Пожалуй, я. Позвольте поблагодарить вас за ту готовность, с которой вы согласились встретиться с нами в столь поздний час. Боюсь, мы разочаруем вас, ибо о фундаментальных законах природы вообще и времени в частности нам известно сравнительно мало. Мы задавали себе отдельные вопросы из числа тех, о которых упоминалось выше, но так и не нашли ответов…
— Но вы перемещаетесь во времени, — перебил Брукс, — Значит, вы должны что-то знать о нем. По меньшей мере основополагающие принципы…
— Мы установили, что наша Вселенная — не единственная, — пустился в объяснения Хардвик. — По нашим расчетам, в одном и том же пространстве сосуществуют как минимум две вселенные, причем они настолько отличаются друг от друга, что при обычных условиях «перегородка» между ними непроницаема. Я не стану сейчас вдаваться в подробности того, каким образом мы обнаружили другую вселенную и что мы о ней знаем. Скажу только, что это, судя по всему, не антиматерия, поэтому опасаться взрыва не приходится. Кстати, предположить возможность существования параллельной вселенной нас вынудило изучение некоторых достаточно странных частиц. Не то чтобы они принадлежали к иному миру, нет, просто порой они подчинялись действию физических законов, противоречивших нашим. Итак, две несхожие между собой вселенные, разделенные почти непреодолимой преградой, через которую проникают разве что частицы, причем чтобы заметить их, требуется не усидчивость, а слепая случайность, благоприятное стечение обстоятельств. Нам повезло: случай открыл для нас параллельную вселенную и позволил кое-что узнать о ее строении. Я частенько спрашиваю себя, не стоит ли подвергнуть тщательному изучению удачу, или случай, называйте как хотите, с тем, дабы точнее определить ее параметры. Так вот, мы кое-что узнали о параллельном мире, кое-что удивительное и одновременно обескураживающее. Нам стало известно, что время там движется в направлении, противоположном нашему. То есть развитие все равно идет от прошлого к будущему, но при сопоставлении с нашим миром как бы переворачивается с ног на голову, и для нас время там течет из будущего в прошлое.
— Я что-то не пойму, — вмешался Айвз, — Проблема, по всей видимости, необычайно сложная, однако вы за двадцать лет…
— Вы преувеличиваете наши заслуги, — заметил Каммингс, — Да, мы разработали теорию перемещений во времени, но сведения, которые только что изложил доктор Хардвик, попали в наше распоряжение задолго до начала работы над проектом. На вашем прежнем пути вы бы узнали о существовании параллельной вселенной менее чем через сто лет. Обратный вектор времени исследовался нами на протяжении едва ли не четырех веков. Насущнее всего была задача использования обратного хода времени для перемещений в нем. Лично мы всего-навсего довершили то, что начали предки. На мой взгляд, теория, если бы в ней возникла необходимость, могла быть создана еще до вторжения инопланетян. Однако нас ничто к этому не побуждало, если не считать, разумеется, научного любопытства. К тому же в нормальных условиях такой способ путешествий во времени, когда ты можешь уйти лишь в прошлое без всякой надежды на возвращение, не слишком привлекателен.
— Когда было принято решение о бегстве в прошлое, — продолжал Хардвик, — мы взялись за работу. История науки знает немало примеров, когда непосвященные пытались обвинить ученых-теоретиков в пустой трате средств. Зачем нам теория? — спрашивали они. Какой от нее толк? Что мы с ней будем делать? Мне кажется, наша ситуация может послужить превосходной иллюстрацией практической ценности теоретических исследований. Вы понимаете, изучение параллельной вселенной с ее обратным ходом времени было чисто теоретическим, никто и не предполагал, что средства и усилия когда-либо окупятся. Тем не менее они окупились. Человечеству, благодаря теории, представился шанс спастись от смертельной угрозы.
— Насколько мне удалось разобраться, — сказал Брукс, — вы попали к нам благодаря тому, что воспользовались обратным вектором времени параллельной вселенной. Ваши туннели — нечто вроде ловушек, правильно? Вы входите в обратный поток у себя, а выходите у нас. Однако, чтобы достичь этого, вам нужно было ускорить течение времени и вдобавок добиться над ним контроля.
— Да, нам пришлось изрядно помучиться, — признал Хардвик. — Теорию разработать было несложно, а вот применить! Правда, как потом выяснилось, все было очень просто.
— То есть вы полагаете, что мы справимся?
— Мы уверены, — ответил Хардвик. — Вот почему мы выбрали именно ваше время. Мы искали период, обитатели которого способны воспринять и понять нашу теорию, а также изготовить необходимое оборудование. Кроме того, естественно, учитывались и другие факторы, например наличие в обществе такого интеллектуального и морального климата, при котором нам не откажут в помощи, равно как и достаточно развитая экономика: ведь откуда иначе возьмутся те инструменты и приспособления, какие наверняка понадобятся нам в миоцене? Вероятно, наши рассуждения кажутся вам несколько эгоистичными. У нас есть лишь одно оправдание. Если бы мы не ушли в прошлое, к вам или в иное время, история человечества как вида оборвалась бы пятьсот лет спустя от вашего сегодня. Теперь же вы перешли на иной путь развития — этот феномен мы, с вашего разрешения, обсудим позднее, — и вполне возможно, хотя и нельзя утверждать с полной уверенностью, что нам удастся избежать вторжения из космоса.
— Доктор Осборн до сих пор не принимал участия в разговоре, — заметил Айвз. — Вы не хотите что-либо добавить?
— Увы, господа, вы обсуждаете то, что находится вне пределов моей компетенции, — отозвался Осборн, покачав головой. — Я не физик, а геолог, причем со склонностью к палеонтологии. Меня взяли, так сказать, за компанию. Может статься, я присоединюсь к вам позднее, в случае, если кто-то пожелает подробнее узнать про место нашего назначения, миоцен.
— Что касается меня, — заявил Брукс, — я бы хотел послушать вас прямо сейчас. До меня доходили слухи, что якобы нам предложили отправиться в прошлое вместе с вами. Очевидно, это привлечет романтиков, которых среди нас немало. Многие люди переживают из-за того, что им выпало родиться не в эпоху географических открытий. Тем более в прошлом сами собой исчезнут в значительной мере существующие ныне ограничения. Пожалуйста, расскажите нам, что вы рассчитываете найти в миоцене.
— Что ж, если никто не против, — сказал Осборн, — я охотно удовлетворю ваше любопытство. Вы, конечно, отдаете себе отчет, что мы вынуждены исходить из ряда гипотетических допущений, хотя в достоверности отдельных фактов ничуть не сомневаемся. Основная причина, по которой мы выбрали миоцен, состоит в следующем: в ту эпоху на Земле появилась трава. На том, почему мы так считаем, я, пожалуй, останавливаться не буду. Или все же стоит? Ну, во-первых, именно тогда травоядные приобрели зубы, пригодные для поедания травы. Их численность стала быстро возрастать. Климат сделался немного более засушливым, однако наши выкладки показывают, что на развитие сельского хозяйства дождевой влаги хватит. Во-вторых, лесные чащобы в известной степени потеснились, уступили место травянистым равнинам, на которых стали пастись огромные стада животных. Некоторых из этих животных мы знаем, но я уверен, что нам попадутся и те, о ком мы даже не подозревали. К примеру, нас встретят стада ореодонтов, возможно дальних родственников современных верблюдов, размерами с овцу. Верблюды, кстати, в миоцене будут тоже, впрочем, поменьше тех, что живут сегодня. Еще мы можем рассчитывать на встречу с табунами маленьких, вроде пони, лошадок, с носорогами и даже со слонами, которые на заре миоцена переселились в Северную Америку из Азии, перейдя по перешейку, что составляет ныне дно Берингова пролива. Одно из самых опасных животных той эпохи — гигантская свинья ростом с быка и с бивнями длиной в четыре фута каждый. Помимо травоядных в миоцене хватает и плотоядных, как псовых, так и кошачьих. Например, весьма вероятна встреча с предками саблезубых тигров. Разумеется, мой отчет далеко не полон. Я намеренно опускаю многие факты. Суть же в том, что миоцен является, с нашей точки зрения, периодом ускоренной эволюции, когда, скажем, та же фауна приобрела новые виды и подвиды, причем отчетливо просматривается тенденция к увеличению размеров животных.
Может быть, мы столкнемся с ходячими пережитками олигоцена и даже эоцена, я не знаю. Может быть, нам будут угрожать некоторые млекопитающие, ядовитые змеи и насекомые. Тут у нас слишком мало сведений, на которые можно опереться.
— Однако вы полагаете, — подытожил Брукс, — что миоцен годится для заселения и человек выживет.
— Совершенно верно, — согласился Осборн, — Леса прошлых эпох сменяются прериями, то есть появляются пространства под пашни. Деревьев же, несмотря на сокращение площадей лесных массивов, остается в избытке. Появляется, опять-таки, трава для домашнего скота. Интенсивность проливных дождей, характерных для ранних геологических периодов, заметно снижается. Иными словами, человек сможет жить, что называется, с земли. Изобилие дичи, орехов, ягод, плодов, кореньев, отличная рыбалка! Климат вызывает у нас определенные сомнения, однако мы предполагаем, что он будет ровнее вашего нынешнего. По нашим расчетам, летом будет жарко, но зимой менее холодно. Правда, гарантировать такое нельзя.
— Короче говоря, — сказал Брукс, — вы твердо намерены уйти.
— А что нам остается? — тихо спросил Осборн.