Книга: Грот танцующих оленей: Фантастические рассказы
Назад: ДОМ ОБНОВЛЕННЫХ
Дальше: МЕЛКАЯ ДИЧЬ

ЧЕРЕЗ РЕЧКУ, ЧЕРЕЗ ЛЕС

 

1
Была пора, когда варят яблоки впрок, когда цветут золотые шары и набухают бутоны дикой астры, и в эту-то пору шли по тропе двое детей. Когда она приметила их из окна кухни, то на первый взгляд показалось — дети как дети, возвращаются домой из школы, у каждого в руке сумка, а в ней, понятно, учебники. Будто Чарлз и Джеймс, подумала она, будто Алис и Магги, да только давно минуло то время, когда эта четверка шагала по тропинке в школу. Теперь у них свои дети в школу ходят.
Она повернулась к плите помешать яблоки — вон на столе ждет широкогорлая банка, — потом снова выглянула в окно. Они уже ближе, и видно: мальчик постарше, лет десять ему, девочке-то никак не больше восьми.
Может, мимо? Да нет, не похоже, ведь тропа сюда приведет, куда ещё по ней попадешь?
Не дойдя до сарая, они свернули с тропы и деловито зашагали по дорожке к дому. Ведь как идут, не задумываются, точно знают, куда идти.
Прямо к крыльцу подошли, и она вышла на порог, а они смотрели на нее снизу, с первой ступеньки.
Мальчик заговорил:
— Вы наша бабушка. Папа велел первым делом сказать, что вы наша бабушка.
— Но ведь это… — Она осеклась.
Она хотела сказать, что это невозможно, она не может быть их бабушкой. Но, посмотрев вниз, на сосредоточенные детские лица, обрадовалась, что не произнесла этих слов.
— Меня звать Элен, — тоненьким голоском сказала девочка.
— А меня Пол, — сказал мальчик.
Она отворила затянутую сеткой дверь, дети вошли в кухню и примолкли, озираясь по сторонам, будто в жизни не видели кухни.
— Все как папа говорил, — сказала Элен, — Плита вот, и маслобойка, и…
— Наша фамилия Форбс, — перебил ее мальчик.
Тут женщина не выдержала.
— Но это невозможно, — возразила она, — Это же наша фамилия.
Мальчик важно кивнул:
— Ага, мы знаем.
— Вы, наверно, хотите молока и печенья, — сказала женщина.
— Печенья! — радостно взвизгнула Элен.
— Мы не хотим причинять вам хлопот, — сказал мальчик, — Папа говорил, чтобы мы не причиняли хлопот.
— Он сказал, чтобы мы постарались быть хорошими детьми, — пропищала Элен.
— Я уверена, вы постараетесь, — отозвалась женщина, — Какие уж тут хлопоты!
Ничего, подумала она, сейчас разберемся, в чем дело.
Она подошла к плите и отставила кастрюлю с яблоками в сторонку, чтобы не пригорели.
— Садитесь-ка за стол, — сказала она, — Я принесу молока и печенья.
Она взглянула на часы, тикающие на полке: скоро четыре. Вот-вот мужчины придут с поля. Джексон Форбс сообразит, как тут быть, уж он всегда найдется.
Дети вскарабкались каждый на свой стул и с важным видом смотрели вокруг — на тикающие часы, на плиту с алым отсветом в поддувале, на дрова в дровяном ящике, на маслобойку, стоящую в углу.
Сумки они поставили на пол рядом с собой. Странные сумки. Из толстого материала, может, брезента, но ни завязок на них, ни застежек. Да, без завязок и застежек, а все равно закрыты.
— У вас есть марки? — спросила Элен.
— Марки? — удивилась миссис Форбс.
— Не слушайте ее, — сказал Пол. — Ей же не велели спрашивать. Она всех спрашивает, и мама ей не велела.
— А что за марки?
— Она их собирает. Ходит, таскает чужие письма. Только чтобы марки добыть, на конверте которые.
— Ладно уж, поглядим, — сказала миссис Форбс. — Как знать, может, найдутся старые письма. Потом и поищем.
Она пошла в кладовку, взяла глиняный кувшин с молоком, положила на тарелку печенья из банки. Они степенно сидели на месте, дожидаясь печенья.
— Мы ведь ненадолго, — сказал Пол. — Как бы на каникулы. А потом родители придут за нами, заберут нас обратно.
Элен усердно закивала.
— Они нам так сказали, когда мы уходили. Когда я испугалась, не хотела уходить.
— Ты боялась уходить?
— Да. Почему-то вдруг понадобилось уйти.
— Времени было совсем мало, — пояснил Пол. — Все спешили. Скорей, скорей уходить.
— А откуда вы? — спросила миссис Форбс.
— Тут совсем недалеко, — ответил мальчик, — Мы шли недолго, и ведь у нас карта была. Папа дал нам карту и все как следует рассказал…
— Вы уверены, что ваша фамилия Форбс?
Элен кивнула:
— Ну да, как же еще?
— Странно, — сказала миссис Форбс.
Мало сказать странно, во всей округе нет больше никаких Форбсов, кроме ее детей и внуков. Да еще этих детей, но они-то чужие, что бы сами ни говорили.
Они занялись молоком и печеньем, а она вернулась к плите, снова поставила на огонь кастрюлю с яблоками и помешала их деревянной ложкой.
— А где дедушка? — спросила Элен.
— Дедушка в поле. Он скоро придет. Вы управились с печеньем?
— Все съели, — ответила девочка.
— Тогда давайте накроем на стол и согреем обед. Вы мне не пособите?
Элен соскочила со стула на пол.
— Я помогу, — сказала она.
— И я, — подхватил Пол. — Пойду дров принесу. Папа сказал, чтобы я не ленился. Сказал, чтобы я носил дрова, и кормил цыплят, и собирал яйца, и…
— Пол, — перебила его миссис Форбс, — скажи-ка мне лучше, чем занят твой папа.
— Папа — инженер, он служит в управлении времени, — ответил мальчик.
2
Два батрака за кухонным столом склонились над шашечной доской. Старики сидели в горнице.
— В жизни не видела ничего похожего, — сказала миссис Форбс. — Такая металлическая штучка, берешься за нее, тянешь, она скользит по железной дорожке, и сумка открывается. Тянешь обратно — закрывается.
— Новинка, не иначе, — отозвался Джексон Форбс. — Мало ли новинок не доходит до нас тут, в нашей глуши. Эти изобретатели — башковитый народ, чего только не придумают.
— И точно такая штука у мальчика на штанах, — продолжала она. — Я подняла их с пола, где он их бросил, когда спать ложился, взяла и положила на стул. Гляжу — железная дорожка, по краям зубчики. Да и сама одежда-то — у мальчика штаны обрезаны выше колен, и платье у девочки уж такое короткое…
— Про самолеты какие-то говорили, — задумчиво произнес Джексон Форбс, — не про те, которые мы знаем, а другие, будто люди на них едут. И про ракеты, опять же не для лапты, а будто в воздухе летают.
— И расспрашивать как-то боязно, — сказала миссис Форбс, — Они… не такие какие-то, вот чувствую, а назвать не могу.
Муж кивнул.
— И словно напуганы чем-то.
— И тебе боязно, Джексон?
— Не знаю, — ответил он. — Да ведь нету других Форбсов. То есть по соседству-то нету. До Чарли пять миль как-никак. А они говорят, совсем немного прошли.
— Ну и что ты думаешь? — спросила она. — Что мы можем тут сделать?
— Хотел бы я знать, — сказал он. — Может, поехать в поселок, потолковать с шерифом? Кто знает, вдруг они потерялись, дети эти? А кто-нибудь их ищет.
— По ним вовсе и не скажешь, что потерялись, — возразила она. — Они знали, куда идут. Знали, что мы тут. Сказали мне, что я их бабушка, про тебя спросили, назвали тебя дедушкой. И все будто так и надо. Будто и не чужие. Им про нас рассказали. Как бы на каникулы, видишь ли. Так и держатся. Словно в гости зашли.
— Ну вот что, — сказал Джексон Форбс, — запрягу-ка я Нелли после завтрака, поеду по соседям, поспрошаю. Смотришь, от кого-нибудь что-то и узнаю.
— Мальчик говорит, отец у него инженер в управлении времени. Вот и разберись. Управление — это же власти какие-то, как я понимаю…
— А может, шутка? — предположил муж. — Отец просто пошутил, а мальчонка за правду принял.
— Пойду-ка я наверх да погляжу, спят ли они, — сказала миссис Форбс. — Лампы-то я им оставила. Вон они какие маленькие, и дом чужой для них. Коли уснули, задую лампы.
Джексон Форбс одобрительно кашлянул.
— Опасно на ночь огонь оставлять, — заметил он. — А ну как пожар займется.
3
Мальчуган спал, раскинув руки, спал глубоким, здоровым сном юности. Раздеваясь перед сном, он бросил всю одежду на пол, но теперь все опрятно лежало на стуле — она сложила, когда приходила пожелать ему спокойной ночи.
Сумка стояла рядом со стулом, открытая, и два ряда железных зубчиков слабо поблескивали в тусклом свете лампы. И в ней что-то лежало — кое-как, в полном беспорядке. Разве так вещи складывают?
Она наклонилась, подняла сумку и взялась за металлическую скобочку, чтобы закрыть. Уж во всяком случае, сказала она себе, мог бы закрыть, не бросать так, открытой. Потянула скобочку, и та легко заскользила по дорожке, пока не уперлась во что-то, торчащее наружу.
Книга… Она взялась за нее, хотела засунуть поглубже, чтоб не мешала. И тут увидела название — стершиеся золотые буквы на корешке. Библия.
Она помедлила, держа книгу на весу, потом осторожно вынула ее. Переплет из дорогой черной кожи, потертый, старинный. Уголки помяты, погнуты, страницы тоже стертые от долгого употребления. Золотой обрез потемнел.
Она нерешительно раскрыла книгу и на самом первом листе увидела старую, выцветшую надпись:
«Сестре Элен от Амелии 30 октября 1896 года.
С самыми добрыми пожеланиями».
У нее подкосились колени, она мягко села на пол и, притулившись подле стула, прочла еще раз.
Тридцатое октября 1896 года — ну да, ее день рождения, но ведь он еще не настал, еще только начало сентября 1896 года.
А сама Библия — да сколько ей лет? Сто, наверное, а то и больше будет.
Библия — как раз то, что подарила бы ей Амелия. Но подарка-то ещё нет, да и не может быть, до числа, которое написано на листе, целый месяц.
Вот и ясно, такого не может быть. Просто глупая шутка какая-то. Или ошибка. А может, совпадение? Где-то еще есть женщина, которую звать Элен, и у нее тоже есть сестра по имени Амелия, а число — что ж, ошибся кто-то, не тот год написал. Будто люди не ошибаются.
И все-таки она недоумевала. Они сказали, что их фамилия Форбс, и пришли прямо сюда, и Пол говорил про какую-то карту, по которой они нашли дорогу.
Может, в сумке еще что-то такое есть? Она поглядела на нее и покачала головой. Нет, не годится выведывать. И Библию-то она зря достала.
Тридцатого октября ей будет пятьдесят девять лет — старая женщина, жена фермера, сыновья женаты, дочери замужем, под воскресенье и на праздники внуки приезжают погостить. И сестра Амелия есть, которая в этом, 1896 году подарит ей на день рождения Библию.
Дрожащими руками она подняла Библию и положила обратно в сумку. «Спущусь вниз, Джексону расскажу. Пусть-ка поразмыслит, может, что и надумает».
Она засунула книгу на место, потянула за железку, и сумка закрылась. Поставила ее на пол, поглядела на мальчугана на кровати. Он крепко спал, и она задула лампу.
В комнате рядом спала крошка Элен, лежа по-детски, ничком. Маленький огонек над прикрученным фитилем трепетал от легкого ветерка, который струился из открытого окна.
Сумка Элен была закрыта и бережно прислонена к ножке стула. Женщина задержала на ней взгляд, потом решительно двинулась к столику, на котором стояла лампа.
Дети спят, все в порядке, сейчас она задует лампу и пойдет вниз, поговорит с Джексоном, и, может, ему вовсе незачем будет утром запрягать Нелли и объезжать соседей с расспросами.
Наклоняясь над лампой, она вдруг заметила на столе конверт с двумя большими многокрасочными марками в правом верхнем углу.
«Какие красивые марки, никогда таких не видела». Она нагнулась еще больше, чтобы лучше их разглядеть, и прочла название страны: Израиль. Но ведь нет на свете такого места. Это библейское имя, а страны такой нет. Раз нет страны, откуда марки?
Она взяла конверт в руки, еще раз посмотрела на марки, проверяя. Очень красивые марки!
Пол говорил, она их собирает. Таскает чужие письма.
На конверте была печать, и число должно быть, но проштемпелевано наспех, все смазано, не разобрать.
Из-под рваного края конверта, там, где вскрывали, самую малость выглядывал краешек письма, и она поспешно извлекла его; от волнения трудно дышать, и холодок сжал сердце…
Это был конец письма, последняя страница, и буквы не писаные, а печатные, почти как в газете или книге.
Не иначе, опять какая-нибудь новомодная штука, из тех, что стоят в учреждениях в большом городе. Где-то она про них читала — пишущие машинки, что ли?
«…не думаю, — читала она, — чтобы из твоего плана что-нибудь вышло. Не успеем. Враг осадил нас, нам просто не хватает времени.
И даже если бы хватило, надо еще продумать этическую сторону. По совести говоря, какое у нас право лезть в прошлое и вмешиваться в дела людей, которые жили сто лет назад? Только представь себе, чем это будет для них, для их психологии, для всей их жизни!
А если ты все-таки решишь послать хотя бы детей, подумай, какое смятение ты внесешь в души этих двух добрых людей, когда они поймут, в чем дело. Они живут в своем тихом мирке, спокойном, здоровом мирке. Веяние нашего безумного века разрушит все, чем они живут, во что верят.
Боюсь, ты меня все равно не послушаешь. Я сделал то, о чем ты просил. Написал тебе все, что знаю о наших предках на этой ферме в Висконсине. Как историк нашего рода я уверен в достоверности всех фактов. Поступай как знаешь, и пусть Бог нас милует.
Твой любящий брат Джексон.
P. S. Кстати, если ты все-таки отправишь туда детей, пошли с ними хорошую дозу нового противоракового средства. Пра-прапрабабушка Форбс умерла в 1904 году, насколько я понимаю, от рака. С этими таблетками она сможет прожить лишних десять — двадцать лет. И ведь это ничего не значит для нашего сумбурного будущего, верно? Что выйдет, не знаю. Может быть, это спасет нас. Может, ускорит нашу погибель. Может, никак не повлияет. Сам разбирайся.
Если я успею все здесь закончить и выберусь отсюда, я буду с тобой, когда придет конец».
Она машинально сунула письмо обратно в конверт и положила его на стол рядом с мигающей лампой. Медленно подошла к окну и посмотрела на пустынную тропинку.
Они придут за нами, сказал Пол. Придут ли? Смогут ли?
Хоть бы им это удалось. Бедные люди, бедные, испуганные дети, запертые в западне будущего.
Кровь от моей крови, плоть от плоти, и столько лет нас разделяет. Пусть они далеко, все равно моя плоть и кровь. Не только эти двое, что спят под моей крышей сегодня ночью, но и те, которые остались там.
В письме написано — 1904 год, рак. До тех пор еще восемь лет, она будет совсем старуха. И подпись — Джексон. Уж не Джексон ли Форбс? Может, имя из поколения в поколение передавалось?
Она словно окаменела. После придет страх. После она будет не рада, что прочла это письмо. Не рада, что знает.
А теперь надо идти вниз и как-то все объяснить Джексону.
Она прошла к столу, задула лампу и вышла из комнаты.
Чей-то голос раздался за ее спиной:
— Бабушка, это ты?
— Да, Пол, — ответила она. — Что тебе?
Стоя на пороге, она увидела, как он, освещенный полоской лунного света из окна, присел подле стула и что-то ищет в сумке.
— Я забыл. Папа велел мне, как приду, сразу отдать тебе одну вещь.
Назад: ДОМ ОБНОВЛЕННЫХ
Дальше: МЕЛКАЯ ДИЧЬ