Дальше: ЛОББИ

СТРАШИЛИЩА

Новость сообщил мох. Весточка преодолела сотни миль, распространяясь различными путями, — ведь мох рос не везде, а только там, где почва была скудной настолько, что ее избегали прочие растения: крупные, пышные, злобные, вечно готовые отобрать у мха свет, заглушить его, растерзать своими корнями или причинить иной вред.

Мох рассказывал о Никодиме, живом одеяле Дона Макензи; а все началось с того, что Макензи вздумалось принять ванну.

Он весело плескался в воде, распевая во все горло разные песенки, а Никодим, чувствуя себя всего-навсего половинкой живого существа, мыкался у двери. Без Макензи Никодим был даже меньше, чем половинкой. Живые одеяла считались разумной формой жизни, но на деле становились таковой, только когда оборачивались вокруг тех, кто их носил, впитывая разум и эмоции своих хозяев.

На протяжении тысячелетий живые одеяла влачили жалкое существование. Порой кому-то из них удавалось прицепиться к какому-нибудь представителю растительности этого сумеречного мира, но такое случалось нечасто, и потом, подобная участь была не многим лучше прежней.

Однако затем на планету прилетели люди, и живые одеяла воспрянули. Они как бы заключили с людьми взаимовыгодный союз, превратились в мгновение ока в одно из величайших чудес Галактики. Слияние человека и живого одеяла являлось некой разновидностью симбиоза. Стоило одеялу устроиться на человеческих плечах, как у хозяина отпадала всякая необходимость заботиться о пропитании; он знал, что будет сыт, причем кормить его станут правильно, так, чтобы поддержать нормальный обмен веществ. Одеяла обладали уникальной способностью поглощать энергию окружающей среды и преобразовывать ее в пищу для людей; мало того, они соблюдали — разумеется, в известной степени — основные медицинские требования.

Но если одеяла кормили людей, согревали их и выполняли обязанности домашних врачей, люди давали им нечто более драгоценное — осознание жизни. В тот самый миг, когда одеяло окутывало человека, оно становилось в каком-то смысле его двойником, обретало рассудок и эмоции, начинало жить псевдожизнью куда более полной, чем его прежнее унылое существование.

Никодим, помыкавшись у двери в ванную, в конце концов рассердился. Он ощущал, как утончается ниточка, связывающая его с человеком, и оттого злился все сильнее. Наконец, чувствуя себя обманутым, он покинул факторию, неуклюже выплыл из нее, похожий на раздуваемую ветром простыню.

Тусклое кирпично-красное солнце, сигма Дракона, стояло в зените над планетой, которая выглядела сумеречной даже сейчас. Никодим отбрасывал на землю, зеленую с вкраплениями красного, причудливую багровую тень. Ружейное дерево выстрелило в него, но промахнулось на целый ярд. Нелады с прицелом продолжались вот уже несколько недель: дерево давало промах за промахом; единственное, чего ему удавалось добиться, — это напугать Нелли — так звали робота, отличавшегося привычкой говорить правду и являвшегося бухгалтером фактории. Однажды выпущенная деревом пуля — подобие земного желудя — угодила в металлическую стенку фактории. Нелли была в ужасе, однако никто не потрудился успокоить ее, ибо Нелли недолюбливали. Пока она находилась поблизости, нечего было и думать о том, чтобы позаимствовать со счета компании энную сумму. Кстати говоря, именно поэтому Нелли сюда и прислали.

Впрочем, пару недель подряд она никого не задевала, поскольку все увивалась вокруг Энциклопедии, который, должно быть, мало-помалу сходил с ума, пытаясь разобраться в ее мыслях.

Никодим высказал ружейному дереву все, что он о нем думал — мол, спятило оно, что ли, раз стреляет по своим, — и направился дальше. Дерево, мнившее Никодима отступником, растительным ренегатом, выстрелило снова, промахнулось на два ярда и решило, по-видимому, не тратить зря патроны.

Тут-то Никодим и узнал, что Олдер, музыкант из Чаши Гармонии, создал шедевр. Это событие произошло, по всей видимости, пару-тройку недель тому назад — Чаша Гармонии располагалась чуть ли не на другом конце света, и новости оттуда шли долго; тем не менее Никодим круто развернулся и устремился обратно.

О таких новостях нужно извещать немедля. Скорее, скорее к Макензи! Оставив за собой облако пыли, которую умудрился поднять, Никодим ворвался в дверь фактории. Висевшая над ней грубая вывеска гласила: «Галактическая торговая компания». Для чего она понадобилась, никто не знал; прочесть ее было под силу только людям.

Никодим с ходу врезался в дверь ванной.

— Ладно, ладно! — отозвался Макензи. — Уже выхожу. Потерпи чуток, я сейчас.

Никодим улегся на пол, весь трепеща от переполнявшего его возбуждения.

Макензи вышел из ванной, позволил Никодиму устроиться на привычном месте, выслушал его, а затем направился в контору, где, как и ожидал, обнаружил фактора Нельсона Харпера. Тот сидел, задрав ноги на стол и вперив взгляд в потолок; во рту у него дымилась трубка.

— Привет, — буркнул он и указал чубуком трубки на стоявшую рядом бутылку, — Угощайся.

Макензи не заставил себя упрашивать.

— Никодиму стало известно, что дирижер по имени Олдер сочинил симфонию. Мох уверяет, что это шедевр.

— Олдер, — повторил Харпер, убирая ноги со стола. — Никогда о таком не слышал.

— Кадмара тоже никто не знал, пока он не сочинил симфонию Алого Солнца, — напомнил Макензи, — Зато теперь он — знаменитость.

— Что бы ни сотворил Оддер, пускай даже крохотную пьеску, мы должны заполучить это. Народ на Земле сходит с ума от музыки деревьев. Взять хотя бы того парня… ну, композитора…

— Его зовут Уэйд, — сказал Харпер, — Дж. Эджертон Уэйд, один из величайших композиторов Земли всех времен. Перестал писать музыку после того, как услышал отрывок симфонии Алого Солнца. Затем исчез; никто не знает, куда он делся. — Фактор задумчиво повертел в пальцах трубку и продолжил: — Забавно, черт побери. Мы прилетели сюда, рассчитывая отыскать в лучшем случае новые наркотики или какой-нибудь необычный продукт — словом, нечто вроде деликатеса для первоклассных ресторанов по цене десять баксов за тарелку или, на худой конец, новый минерал, как на эте Кассиопеи. И вдруг на тебе — музыка! Симфонии, кантаты… Жуть!

Макензи снова глотнул из бутылки, поставил ее обратно на стол и вытер губы.

— Не то чтобы мне нравилось, — проговорил он. — Правда, в музыке я разбираюсь постольку-поскольку, но все равно: от того, что мне доводилось слышать, прямо выворачивает наизнанку.

— Главное — запастись сывороткой, — посоветовал Харпер. — Если не воспринимаешь музыку, знай себе коли укол за уколом, и все будет в порядке.

— Помните Александера? — спросил Макензи. — Он пытался столковаться с деревьями в Чаше, и у него кончилась сыворотка. Эта музыка ловит человека… Александер не желал уходить, вопил, отбивался, кусался. Я еле справился с ним. Он так и не вылечился полностью. Врачи на Земле привели его в норму, но предупредили, чтобы он и не думал возвращаться сюда.

— А он вернулся, — заметил Харпер. — Грант углядел его в фактории грумми. Представляешь, землянин связался с грум-ми?! Предатель! Не следовало тебе спасать его, пускай упивался бы своей музыкой.

— Что будем делать? — спросил Макензи.

— А что тут поделаешь? — отозвался Харпер, пожимая плечами. — Или ты ждешь, что я объявлю грумми войну? И не надейся. Ты разве не слышал, что между Землей и Грумбриджем-34 теперь сплошные мир и дружба? Вот почему обе фактории убрали из Чаши. Компании заключили перемирие и соревнуются, кто честнее. Тьфу, до чего ж противно! Даже заслать к грумми шпиона и то не смей!

— Однако они заслали, — хмыкнул Макензи. — Да, мы его так и не обнаружили, но нам известно, что он здесь и следит за каждым нашим шагом.

— Грумми доверять нельзя, — заявил Харпер. — За ними нужен глаз да глаз. Музыка им ни к чему, она для них не ценность; скорее всего, они понятия не имеют, что такое музыка, ведь у них нет слуха. Однако чтобы насолить Земле, они готовы на все, а птички вроде Александера помогают им. Я думаю, у них такое разделение обязанностей: грумми добывают музыку, а Александер ее продает.

— Что, если мы столкнемся с Александером, шеф? — поинтересовался Макензи.

— Все будет зависеть от обстоятельств. — Харпер постучал черенком трубки по зубам, — Можно попробовать переманить его. Он неплохой торговец. Компания наверняка одобрит.

— Не выйдет, — покачал головой Макензи, — Он ненавидит компанию. По-моему, с ним несправедливо обошлись несколько лет назад. Сдается мне, на сделку с нами он не пойдет.

— Времена меняются, — буркнул Харпер, — и люди тоже. Может, он теперь благодарен вам за спасение.

— Что-то мне сомнительно, — пробормотал Макензи.

Фактор протянул руку, пододвинул поближе увлажнитель воздуха, а затем принялся заново набивать трубку.

— Меня вот еще что беспокоит, — проговорил он, — Как поступить с Энциклопедией? Он желает отправиться на Землю. Видно, наши мысли разожгли его аппетит. Утверждает, что хочет изучить нашу цивилизацию.

— Этот шельмец прочесывает наши головы частым гребнем, — фыркнул Макензи, состроив гримасу, — Он порой докапывается до того, о чем мы и сами давно позабыли. Я понимаю, что он не со зла, просто так устроен, однако мне все равно не по себе.

— Сейчас он обхаживает Нелли, — сказал Харпер.

— Ему повезет, если он сумеет выяснить, о чем думает Нелли.

— Я тут пораскинул мозгами, — продолжал Харпер. — Мне его манера нравится не больше, чем тебе, но если взять Энциклопедию на Землю, оторвать, так сказать, от родной почвы, может, мы сумеем кое-чего добиться. Он знает много такого, что наверняка пригодится нам. Мы с ним беседовали…

— Не обманывайте себя, шеф, — перебил Макензи, — Он рассказал вам ровно столько, сколько требовалось, чтобы убедить, что играет в открытую, то есть ничего сколько-нибудь ценного.

Он ловкач, каких мало. Чтобы он вот так, за здорово живешь, выложил важные сведения…

— Пожалуй, тебе не мешало бы слетать на Землю проветриться. — Фактор пристально поглядел на Макензи, — Ты теряешь перспективу, ставишь эмоции впереди рассудка. Или ты забыл, что мы не дома? Здесь следует приноравливаться к чужой логике.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Макензи, — но признаться откровенно, шеф, я сыт по горло. Стреляющие деревья, говорящий мох, электрический виноград да еще и Энциклопедия!

— А что Энциклопедия? — справился Харпер, — Естественное хранилище знаний, только и всего. Разве ты не встречал на Земле людей, которые учатся ради учебы, вовсе не собираясь пользоваться полученным образованием? Им доставляет удовольствие сознавать, что они великолепно информированы. Если сочетать подобное стремление к знаниям с феноменальной способностью запоминать и упорядочивать усвоенное, то вот тебе Энциклопедия.

— Но у него должна быть какая-то цель, — стоял на своем Макензи, — Я уверен, существует причина, которая все объясняет. Ведь к чему накапливать факты, если ты не намерен их использовать?

— Я согласен, цель должна быть, — произнес Харпер, попыхивая трубкой, — однако мы вряд ли сможем ее распознать. Мы находимся на планете с растительной цивилизацией. На Земле растения не имели возможности развиваться, их опередили животные. Но здесь все наоборот: эволюционировали именно растения.

— Мы просто обязаны установить, какую цель преследует Энциклопедия, — заявил Макензи, — Нельзя же все время шарить вслепую! Если он затеял какую-то игру, надо выяснить, что это за игра. Действует ли он по собственной инициативе или по указанию здешнего, ну, я не знаю, правительства, что ли? Или он принадлежит к представителям прежней, погибшей цивилизации? Этакая разновидность живого архива, которая продолжает собирать сведения, хотя необходимость в том уже отпала?

— Ты волнуешься по пустякам, — заметил фактор.

— Да как же не волноваться, шеф? Разве можно допустить, чтобы нас обставили? Мы относимся к здешней цивилизации, если это и впрямь цивилизация, свысока, что вполне логично, поскольку на Земле от деревьев, кустарников и цветов не приходится ждать никакого подвоха. Однако мы не на Земле, а потому должны спросить себя: что такое растительная цивилизация? К чему она стремится? Сознает ли свои стремления, и если да, каким образом намерена реализовывать их?

— Мы отвлеклись, — сказал Харпер. — Ты упоминал о какой-то новой симфонии.

— Что ж, как вам угодно, — буркнул Макензи.

— Наша задача — завладеть ею, — продолжал Харпер. — У нас не было ничего приличного с тех самых пор, как Кадмар сочинил «Алое Солнце». А если мы замешкаемся, грумми могут перебежать нам дорогу.

— Если уже не перебежали, — вставил Макензи.

— Пока нет, — отозвался Харпер, выпуская изо рта дым, — Грант сообщает мне обо всем, что они затевают.

— Так или иначе, — проговорил Макензи, — надо исключить ненужный риск. Ведь шпион грумми тоже не спит.

— Есть предложения? — осведомился фактор.

— Можно взять вездеход, — размышлял вслух Макензи, — Он медленнее, чем флайер, но с флайером грумми уж точно заподозрят что-то неладное. А на вездеходе мы выезжаем по десять раз на дню, так что все должно пройти гладко.

— Логично, — признал Харпер после недолгого раздумья, — Кого берешь с собой?

— Я предпочел бы Брэда Смита, — ответил Макензи, — Мы с ним оба старички и прекрасно справимся вдвоем.

— Хорошо, — Харпер кивнул, — На всякий случай возьми еще Нелли.

— Ни за что на свете! — так и взвился Макензи, — С какой стати? Или вы замыслили аферу, а потому хотите сплавить ее?

— Увы, увы, — покачал головой Харпер, — Она заметит, даже если на счету не будет хватать одного несчастного цента. К сожалению, незапланированные расходы остались в прошлом. И кто только придумал этих роботов с их пристрастием к правде?!

— Я не возьму ее, — объявил Макензи, — Не возьму, и все. Она же изведет меня рассуждениями о правилах Компании. И потом, за ней наверняка увяжется Энциклопедия, а у нас и без того возникнет достаточно хлопот с ружейными деревьями, электровиноградом и прочими прелестями, чтобы тащить с собой ученую капусту и напичканную законами жестянку!

— Тебе придется взять ее, — возразил Харпер, — Теперь при заключении сделок с аборигенами обязательно должны присутствовать роботы — чтобы никому не вздумалось ущемить права туземцев. Кстати говоря, сам виноват. Если бы ты не вел себя как осел с Алым Солнцем, Компания и пальцем бы не шевельнула.

— Я всего лишь сохранил Компании деньги, — запротестовал Макензи.

— Ты ведь знал, что стандартная цена за симфонию — два бушеля удобрений, — оборвал его Харпер. — Тем не менее Кадмар недосчитался половины бушеля.

— Да ему-то было без разницы! — воскликнул Макензи, — Он только что не расцеловал меня за полтора бушеля.

— В общем, — проговорил Харпер, — Компания решила, что лукавить не годится, пусть даже ты имеешь дело всего-навсего с деревом.

— Чертова инструкция, — вздохнул Макензи.

— Значит, Нелли едет с тобой, — подытожил Харпер, окинув Макензи изучающим взглядом, — Если что забудешь, обращайся к ней: она подскажет.

Человек, которого на Земле знали под именем Дж. Эджертон Уэйд, притаился на вершине невысокого холма, полого спускавшегося в Чашу Гармонии. Тусклое алое солнце клонилось к багровому горизонту; скоро должен был начаться вечерний концерт. Уэйд надеялся вновь услышать чудесную симфонию Олдера. Подумав о ней, он задрожал от восторга и от мысли о том, что солнце вот-вот зайдет и наступят холодные сумерки.

Живого одеяла у него не было. Контейнер с пищей, оставшийся в крохотной пещерке под утесом, почти опустел. Пополнения запасов не предвиделось: Уэйд давно уже собрал все, что уцелело после катастрофы. Звездолет, на котором он прилетел с Земли, разбился при посадке и превратился в груду покореженного металла. С того времени миновал без малого год, и Уэйд сознавал, что скоро испытаниям придет конец. Впрочем, как ни странно, ему было все равно. Он прожил этот год в мире красоты и благозвучия, слушая из вечера в вечер грандиозные концерты. Их очарование было столь велико, что смерть представлялась чем-то совсем не страшным.

Уэйд посмотрел на долину, что образовывала Чашу. Стройные ряды деревьев производили впечатление искусственных насаждений. Возможно, так оно и было; возможно, их посадило некое разумное существо, обожавшее, как и он сам, слушать музыку. Правда, подобная гипотеза не выдерживала никакой критики. Здесь не было ни намека на развалины древних городов, ни признака иной цивилизации — в земном смысле этого слова, а потому вряд ли кто приложил руку к планировке долины, к преобразованию ее в Чашу. Однако откуда же тогда взялись загадочные письмена на отвесном склоне утеса, над пещеркой, в которой ютился Уэйд? Таинственные символы не имели ни малейшего сходства с любыми из виденных им прежде. Может статься, сказал он себе, их вырезали в камне какие-нибудь инопланетяне, прилетевшие сюда вроде него — насладиться музыкой — и нашедшие тут свою смерть.

Уэйд покачался на пятках, чтобы размять ноги, уставшие от долгого сидения на корточках. Может, ему тоже нацарапать что-нибудь на утесе? Ни дать ни взять, книга записи приезжающих. А что, неплохая идея. Одинокое имя на одинокой скале — единственном надгробии, которое ему, похоже, суждено обрести. Ладно, скоро зазвучит музыка, и тогда он забудет о пещерке, о скудных остатках еды, о корабле, что уже не доставит его на Землю, даже если бы он того захотел. Но он не хочет! Он не может вернуться! Чаша зачаровала его, он словно угодил в невидимую паутину. Уэйд знал, что без музыки погибнет. Она стала неотъемлемой частью его существования. Забрать ее — останется шелуха, пустая скорлупа; музыка теперь составляла смысл жизни Уэйда, проникла в его плоть и кровь, объединила в себе все прежние побуждения и устремления.

В Чаше пока царила тишина. Возле каждого дерева возвышался приземистый бугорок, нечто вроде подиума для дирижера, а рядом виднелись черные зевы туннелей. Дирижеры прятались внутри, дожидаясь назначенного часа, отдыхали, поскольку принадлежали к животной форме жизни. Деревьям же отдыха не требовалось. Они никогда не спали и не ведали усталости, эти серые музыкальные деревья, которые пели под вечерним небом о давно минувших днях и о тех, что уже не наступят, о поре, когда сигма Дракона была ослепительно яркой звездой, и о времени, когда она обратится в космическую пыль. Они пели об этом и о многом другом, чего землянину не дано было постичь; он мог лишь чувствовать и томиться желанием понять. Пение деревьев будило странные мысли, переворачивало рассудок, заставляло ощущать то, чему не существовало названия ни в одном из человеческих языков. Чужие мысли, чужие эмоции, которые, однако, овладевали человеком, подчиняли его себе, запечатлевались, непознанные, в душе и сознании…

Если рассуждать с технической точки зрения, пели, разумеется, не сами деревья. Уэйд знал о том, но предпочитал не задумываться. Ему было удобнее считать, что поют они. Он редко отделял музыку от деревьев и намеренно забывал о крошечных существах, что обитали внутри стволов и творили волшебство, используя деревья для улучшения звучания. Существа? Ну да, существа — возможно, колонии насекомых или нимфы, духи, феи — словом, персонажи детских сказок. Хотя какие там духи? Он вышел из того возраста, когда верят в духов.

Существа, как их ни называй, играли каждое как бы на своем инструменте, повинуясь мысленным указаниям дирижеров, а те выдумывали музыку, сочиняли ее в голове и представляли для исполнения.

И почему размышления губят красоту, спросил себя Уэйд. Нет, лучше не думать, а просто принимать ее как данное, наслаждаясь, и не искать объяснений.

Сюда порой заглядывали люди, агенты торговой компании, обосновавшейся на планете. Они записывали музыку и уходили. Уэйд не понимал, откуда у человека, слышавшего пение деревьев, брались силы уйти из Чаши. Он смутно припомнил разговоры о сыворотке, притуплявшей восприятие; якобы она делала людей нечувствительными к музыке, устанавливала некое подобие иммунитета. Уэйд невольно содрогнулся. Какое кощунство! Впрочем, разве запись музыки для того, чтобы ее потом могли исполнять земные оркестры, — не кощунство? Зачем нужны оркестры, когда музыка звучит здесь из вечера в вечер? Если бы только меломаны Земли услышали чарующие звуки, плывущие над древней Чашей!

Завидев людей, Уэйд обычно прятался. С них станется забрать его с собой, разлучить с музыкальными деревьями!

Слабый ветерок донес непривычный звук, звук, которому здесь поистине не было места, — звяканье металла о камень. Уэйд привстал, пытаясь определить источник звука. Шум повторился; он раздавался на дальней стороне Чаши. Уэйд заслонил глаза от солнца и вгляделся в наползающие сумерки.

Чужаков было трое. Одного Уэйд сразу же причислил к землянам, тут не приходилось и сомневаться; двое других отдаленно напоминали жуков. Их хитиновые панцири поблескивали в последних лучах сигмы Дракона, головы походили на оскалившиеся в ухмылке черепа. Оба чудовища надели на себя нечто вроде упряжи, с которой свешивались то ли инструменты, то ли оружие.

Грумбрвджиане! Но что общего может быть у грумбриджиан с человеком? Ведь две расы вели затяжную торговую войну, не останавливаясь, когда конкуренция слишком уж обострялась, перед неприкрытым насилием!

Что-то сверкнуло на солнце, вонзилось в почву, поднялось и вонзилось снова. Дж. Эджертон Уэйд замер, не веря собственным глазам. Невероятно, нет, нет! Троица на дальней стороне Чаши выкапывала музыкальное дерево!

Лоза возникла из шелестящего моря травы, осторожно растопырила щупальца, протянула их к жертве. Гнусная тварь появилась буквально ниоткуда. Она надвигалась медленно и неотвратимо, не отвлекаясь на изучение местности, начисто игнорируя возможность неожиданной контратаки. Ее действия обескураживали: таким образом по поверхности этой планеты никто не передвигался. На мгновение она застыла, словно в сомнении: стоит ли нападать на того, кто кажется столь уверенным в себе? Однако сомнение не устояло перед предвкушением поживы, которое и заставило растение выползти из логова в чаще ружейных деревьев. Лоза затрепетала; ее пьянили вибрации, проникавшие по щупальцам. Мало-помалу трепет сошел на нет, растение напряглось, готовясь к схватке. Только бы ухватиться, только бы достать… Жертва между тем приближалась. На единый миг лозе почудилось, что растение окажется чересчур большим, но тут жертва вильнула, ее слегка подкинуло на кочке, и лоза прянула вперед, вцепилась, свернулась и потащила, поволокла на себя, пустив в ход всю крепость своего тела протяженностью в добрых четверть мили.

Дон Макензи ощутил рывок, наддал газу и бешено закрутил «баранку». Вездеход завертелся волчком, стараясь вырваться из ловушки. Брэдфорт Смит издал сдавленный вопль и нырнул за энергоизлучателем, который вылетел из кобуры и покатился по полу кабины. Нелли отшвырнуло в угол, где она и лежала, задрав кверху ноги. Энциклопедия в решающий момент умудрился обвиться стержневым корнем вокруг тянувшейся под потолком трубы и повис на ней, похожий одновременно на маятник и на привязанную за лапу черепаху.

Звякнуло стекло, послышался металлический скрежет — Нелли кое-как ухитрилась подняться. Вездеход встал на дыбы, из-под гусениц летели в разные стороны громадные комья земли.

— Лоза! — крикнул Смит.

Макензи кивнул. Плотно сжав губы, он пытался овладеть положением. Снаружи мелькали щупальца; растение обхватывало машину тугими кольцами. Что-то врезалось в лобовое стекло и рассыпалось облачком пыли — похоже, здешние ружейные деревья не страдали сбитостью прицела.

Макензи немного сбросил обороты, развернул вездеход так, чтобы лоза провисла, а затем надавил на педаль и направил машину прочь от леса. Лоза яростно извивалась в воздухе. Макензи был уверен: если разогнаться до приличной скорости и ударить с маху в натянутую лозу, та не выдержит и лопнет. Состязаться же, кто кого пересилит, было чистым безумием — вцепившаяся в жертву лоза обладала прочностью стали.

Смит исхитрился опустить боковое стекло и палил теперь из излучателя. Машину бросало из стороны в сторону, скорость все возрастала, пули ружейных деревьев так и свистели вокруг. Макензи рявкнул на Смита. Столкновения следовало ожидать в любую секунду — вездеход двигался по широкой дуге, неумолимо приближаясь к тому месту, откуда началась сумасшедшая гонка. Удар! Макензи кинуло на лобовое стекло; он каким-то чудом инстинктивно успел выставить перед собой руки. В его мозгу словно вспыхнуло пламя, затем наступила темнота, прохладная, успокаивающая… Он подумал, что все будет в порядке, все… все…

Едва очнувшись, он убедился, что до порядка далеко. Над ним нависало нечто невообразимое. Долгие секунды он лежал не шевелясь, даже не пытаясь сообразить, что произошло, потом двинул ногой и тут же вскрикнул от боли. Он медленно согнул ногу в колене; затрещала ткань, брючина порвалась, и сразу стало легче: нога оказалась вне досягаемости зазубренного куска железа.

— Лежи спокойно, — велел чей-то голос, исходивший будто изнутри его тела.

— Выходит, ты цел, — хмыкнул Макензи.

— Конечно цел, — отозвался Никодим, — А вот ты заработал кучу синяков и пару царапин. Вдобавок тебе не избежать головной…

Никодим не докончил фразы, ему было некогда. Сейчас он заменял бригаду «скорой помощи» — подпитывал Макензи энергией, излечивая тем самым синяки, царапины и прочие неприятные последствия крушения. Макензи принялся разглядывать хаос у себя над головой.

— Интересно, как мы отсюда выберемся? — проговорил он.

Внезапно обломки задрожали, затряслись, один из них оторвался от общей массы, упал и оцарапал Макензи щеку. Дон выругался без особого энтузиазма. Кто-то окликнул его по имени. Он ответил. Обломки разлетелись в разные стороны. Длинные металлические руки схватили Макензи за плечи и выволокли наружу.

— Спасибо, Нелли, — проговорил он.

— Заткнись, — бросила Нелли.

Макензи ощущал слабость в коленках, а потому вставать не рискнул. Он осторожно уселся и посмотрел на вездеход. Тот смело можно было списывать в утиль, поскольку он наскочил на полном ходу на валун и превратился в груду металла. Сидевший неподалеку Смит захихикал.

— Что с тобой? — буркнул Макензи.

— Выдрали с корнем! — воскликнул Смит, — Раз — и готово! Эта лоза уже никому не страшна.

Макензи недоверчиво огляделся по сторонам. Лоза лежала на земле, вся какая-то обмякшая и, без сомнения, мертвая. Ее щупальца по-прежнему цеплялись за обломки вездехода.

— Она выдержала! — изумился Макензи, — Мы ее не порвали!

— Верно, — согласился Смит, — не порвали, но какая тебе разница?

— Нам повезло, что она не была электрической, — проговорил Макензи, — иначе — поминай как звали.

— Да уж, — мрачно кивнул Смит. — Она и так наделала дел. Вездеход разбился в лепешку, а до дома две тысячи миль.

Нелли вынырнула из обломков машины с Энциклопедией под мышкой и радиопередатчиком в кулаке. Она швырнула спасенных на землю. Энциклопедия откатился на несколько футов, внедрился корнем в почву и очутился в родной стихии. Нелли повернулась к Макензи.

— Я сообщу обо всем, будь уверен, — заявила она. — Ты разбил новую машину! Тебе известно, сколько стоит такой вездеход? Ну конечно, конечно нет. Тебя это не интересует! Надо же было додуматься! Эка невидаль, вездеход! Компания ведь не обеднеет, правда? Ты никогда не задавался вопросом, кто тебе платит? На месте руководства я бы заставила тебя оплатить покупку вездехода из собственного кармана, вплоть до последнего цента!

— Слушаю я, слушаю, — сообщил Смит, не сводя глаз с Нелли, — и так меня и подмывает выбрать молот поувесистей и задать тебе хорошую взбучку.

— Точно, — поддержал приятеля Макензи. — Сдается мне, компания еще наплачется с этими роботами.

— Не смейте говорить так! — взвизгнула Нелли. — По-вашему, я — машина, на которую можно не обращать внимания? Сейчас ты скажешь, что твоей вины тут нет, что все случилось само собой, да?

— Мы ехали в четверти мили от леса, — огрызнулся Макензи, — Откуда мне было знать, что эта тварь такая длинная?

— А Смит? — не унималась Нелли, — Зачем ему понадобилось сжигать ружейные деревья?

Мужчины дружно обернулись к лесу. Нелли ничуть не преувеличивала. Над немногими уцелевшими деревьями, которые выглядели так, словно побывали под артобстрелом, вился полупрозрачный дымок. Смит с деланным сожалением прищелкнул языком.

— Они стреляли в нас, — сказал Макензи.

— Ну и что? — грозно справилась Нелли. — В инструкции сказано…

— Знаю, знаю, — перебил Макензи, жестом призывая ее замолчать, — Правило семнадцать главы «Взаимоотношения с инопланетными формами жизни»: «Никто из служащих Компании не имеет права применять оружие или каким другим способом причинять вред или угрожать причинением оного коренным жителям иных планет за исключением случаев самообороны, при том условии, что все прочие способы убеждения оказались недейственными».

— Мы должны возвратиться в факторию, — объявила Нелли, — Нам придется вернуться, хотя мы почти у цели. О ваших подвигах скоро станет известно всей планете! Мох, вероятно, уже распространяет новость. Надо окончательно спятить, чтобы выдергивать лозы и расстреливать ружейные деревья! Собирайтесь! Нужно идти, иначе мы никогда не доберемся до дома, потому что вся здешняя растительность ополчится на нас.

— Лоза виновата сама, — возразил Смит, — Она пыталась поймать нас, хотела украсть нашу машину, наверняка бы прикончила нас ради того, чтобы завладеть несколькими паршивыми унциями радия из двигателя. А радий наш, он принадлежит твоей ненаглядной Компании.

— Зря ты ей сказал, — заметил Макензи. — Теперь она будет вырывать лозу за лозой, налево и направо.

— А что, разумно, — одобрил Смит, — Будем надеяться, ей попадется электрическая. Нелли, ты провоняешь жженой краской.

— Что с передатчиком? — спросил Макензи.

— Готов, — лаконично ответила Нелли.

— А записывающее оборудование?

— Как будто в порядке.

— Колбы с сывороткой?

— Одна уцелела.

— Вот и хорошо, — проговорил Макензи, — Тащи сюда два мешка с удобрениями. Мы идем дальше. До Чаши Гармонии всего-навсего около пятидесяти миль.

— Никуда мы не пойдем, — заупрямилась Нелли, — Каждое дерево, каждая лоза…

— Вперед безопаснее, чем назад, — прервал Макензи. — Когда мы не выйдем на связь, Харпер поймет, что что-то произошло, и вышлет за нами флайер, — Он поднялся с земли и вынул из кобуры пистолет, — Тащи мешки. Если откажешься, расплавлю на месте.

— Ладно, ладно, — пошла на попятную Нелли, — вовсе незачем так волноваться.

— Еще одно слово, — прорычал Макензи, — и ты у меня схлопочешь.

По дороге они старались держаться открытой местности, избегали приближаться к рощам и лескам и настороженно поглядывали по сторонам. Макензи шел первым, за ним вприпрыжку ковылял Энциклопедия, следом шагала Нелли, нагруженная оборудованием и мешками с удобрениями. Замыкал шествие Смит. Одно ружейное дерево выстрелило в них, но расстояние было слишком велико. Раз позади разрядилась с треском электрическая лоза. Идти было тяжело. Густая трава сильно затрудняла движение. Невольно возникало впечатление, что приходится брести по воде.

— Вы пожалеете, — бормотала Нелли, — вы…

— Заткнись! — прикрикнул Смит. — В кои-то веки ты занимаешься тем, для чего и предназначены роботы, а не роешься в своих отчетах, проверяя, кому достался лишний цент!

Они подошли к холму. Начался утомительный подъем по травянистому склону. Внезапно тишину нарушил звук, похожий на тот, с каким рвется ткань. Они остановились и прислушались. Звук повторился, еще и еще.

— Выстрелы! — воскликнул Смит.

Мужчины, не сговариваясь, побежали вперед. Нелли устремилась следом. Мешки с удобрениями нещадно колотили ее по плечам.

Очутившись на вершине, Макензи с первого взгляда оценил ситуацию.

Ниже по склону притаился за валуном человек, с отчаянностью обреченного выпускавший из пистолета пулю за пулей в сторону перевернутого кверху дном вездехода, за которым прятались трое — землянин и двое насекомоподобных существ.

— Грумми! — вырвалось у Смита.

Прицельный выстрел из-за машины снес верхушку валуна, за которым скрывался одиночка, вынудив того прильнуть к земле. Смит кинулся вниз, в направлении другого валуна, что находился наискосок от первого, на фланге троицы. Его заметили. Послышался крик, мелькнуло пламя, и не далее чем в десяти футах за спиной Смита в земле появилась дымящаяся борозда. Тут же последовал новый залп, на сей раз — в Макензи. Дон нырнул за кочку. Луч прошел у него над головой.

Он прижался к траве, будто норовя внедриться в почву. Снизу донеслись раздраженные восклицания грумбриджиан.

Макензи рискнул осмотреться. Он увидел, что вездеход — отнюдь не единственное транспортное средство в долине. Неподалеку стоял прицеп, к которому было привязано дерево. Щурясь от солнца, Макензи пытался разобраться, что к чему. Дерево, судя по всему, выкапывала опытная рука: под тряпкой, несомненно влажной, которой были обернуты корни, угадывались необитые комья земли. Прицеп наклонился набок, и потому дерево касалось макушкой травы, а корневище задралось высоко в воздух.

Смит яростно палил по вражескому лагерю, троица тоже не оставалась в долгу, отвечая шквальным огнем. Если так пойдет и дальше, подумалось Макензи, через минуту-другую они в буквальном смысле слова поджарят Смита. Выругавшись сквозь зубы, он высунулся из-за кочки и тщательно прицелился, жалея, что в руках у него пистолет, а не винтовка. Человек за валуном продолжал стрелять по вездеходу, но помощи от него ожидать не приходилось. Макензи понимал, что сражаться по-настоящему будут только они со Смитом.

Интересно, спросил он вдруг себя, где сейчас Нелли? Верно, мчится на всех парах в факторию. Ну и черт с ней! Макензи устроился поудобнее, готовясь присоединиться к перестрелке.

Но прежде чем он успел нажать на курок, стрельба из-за вездехода прекратилась. Раздались истошные вопли. Грумбриджиане вскочили и бросились бежать, но тут что-то просвистело по воздуху, ударило одного из них в грудь и повергло на землю. Второй заметался, словно вспугнутый заяц, не зная, как ему поступить; пока он раздумывал, наступила развязка. Отзвук глухого удара достиг укрытия Макензи. Грумбриджианин повалился навзничь, и в этот миг Макензи заметил Нелли. Она поднималась по склону, прижимая левой рукой к груди кучу камней; правая же рука Нелли действовала с отлаженностью поршня. Один камень пролетел мимо цели и угодил в вездеход; окрест раскатилось звучное эхо.

Спутник грумми улепетывал во все лопатки, старательно увертываясь от снарядов Нелли. Отбежав на известное расстояние, он остановился и хотел было выстрелить в нее, однако на него вновь обрушился град камней. Он кинулся дальше, споткнулся, упал, выронил винтовку, кое-как поднялся и побежал снова, подвывая от ужаса. Живое одеяло на его плечах топорщилось этаким крохотным парусом. Нелли метнула последний камень, а затем ринулась вдогонку.

Макензи гаркнул на нее, однако она не подчинилась и вскоре исчезла за гребнем холма. Беглецу было не уйти.

— Ты только погляди на Нелли! — вопил Смит. — Ну и задаст она ему жару, когда поймает!

— Кто он такой? — справился Макензи, протирая глаза.

— Джек Александер, — отозвался Смит, — Грант говорил, что он вернулся.

Человек, прятавшийся за валуном, вышел на открытое место и направился к своим спасителям. Он не имел живого одеяла, одежда его представляла собой лохмотья, а лицо заросло бородой чуть ли не по самые брови.

— Великолепный маневр, — заявил он, тыкая пальцем в сторону холма, за гребнем которого скрылась Нелли, — Ваш робот застал их врасплох.

— Если она потеряла мешки с удобрениями и записывающее оборудование, я ее расплавлю, — мрачно пообещал Макензи.

— Вы из фактории, джентльмены? — спросил незнакомец.

Они утвердительно кивнули.

— Моя фамилия Уэйд. Дж. Эджертон Уэйд…

— Секундочку, — перебил Смит. — Не тот самый Дж- Эджертон Уэйд? Не пропавший композитор?

— Именно он. — Человек поклонился, — Правда, насчет пропавшего… Я никуда не пропадал, просто прилетел сюда и провел здесь целый год, наслаждаясь чудесной музыкой, — Он окинул их испепеляющим взглядом, — Я человек мирный, но когда эти трое выкопали Делберта, я понял, что должен вмешаться.

— Делберта? — переспросил Макензи.

— Да, музыкальное дерево.

— Чертовы воришки, — проворчал Смит, — Наверняка надеялись спихнуть его на Земле. «Шишки» не пожалели бы никаких денег за удовольствие видеть у себя во дворе такое дерево!

— Мы подоспели вовремя, — сказал Макензи. — Если бы им удалось улизнуть, вся планета вступила бы на тропу войны. Нам пришлось бы закрывать лавочку. Кто знает, когда бы мы сумели вернуться?

— Предлагаю посадить дерево обратно, — заявил Смит, потирая руки, — Из благодарности они отныне будут снабжать нас музыкой совершенно бесплатно, верно, Дон?

— Джентльмены, — заметил Уэйд, — хотя вами движут соображения наживы, они подсказывают вам правильное решение.

Земля под ногами задрожала, и люди резко обернулись. К ним подходила Нелли. У нее в руке болталось живое одеяло.

— Убежал, — сказала она, — зато я разжилась одеялом. Теперь вы, ребята, не сможете передо мной задаваться.

— Зачем тебе одеяло? — удивился Смит, — Ну-ка отдай его мистеру Уэйду. Слышишь? Я кому сказал?

— Почему вы все у меня отбираете? — Нелли, похоже, обиделась. — По-вашему, я не человек…

— Разумеется, — подтвердил Смит.

— Если ты отдашь одеяло мистеру Уэйду, я позволю тебе вести машину, — подольстился Макензи.

— Правда? — обрадовалась Нелли.

— Ну зачем вы так, — проговорил Уэйд, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

— Берите одеяло, — велел Макензи, — Оно вам необходимо. У вас такой вид, будто вы последние два дня голодали.

— Признаться, так оно и было.

— Оно вас накормит, — утешил Смит.

Нелли протянула одеяло композитору.

— Где ты научилась так ловко швыряться камнями? — поинтересовался Смит.

Глаза Нелли сверкнули.

— На Земле я входила в состав бейсбольной команды, — ответила она, — Играла подающего.

Машина Александера оказалась в полном порядке, не считая нескольких вмятин на бортах и разбитого лобового стекла, в которое пришелся первый выстрел Уэйда: стекло разлетелось вдребезги, а ошарашенный водитель заложил крутой вираж, закончившийся наездом на камень и сальто-мортале вездехода. Музыкальное дерево ничуть не пострадало, поскольку его корни находились в земле и были обвязаны вдобавок влажной мешковиной. В салоне вездехода, в укромном уголке, обнаружился Делберт, дирижер двух футов росту, сильнее всего напоминавший вставшего на задние лапы пуделя. Оба грумбриджианина были мертвы: хитиновые панцири раскололись на кусочки от камней, пущенных меткой рукой Нелли.

Смит с Уэйдом забрались в вездеход и принялись готовиться к ночевке. Нелли в сопровождении Энциклопедии отправилась на поиски винтовки, брошенной впопыхах Александером. Макензи сидел на корточках, привалившись спиной к боку машины, и докуривал трубку; Никодим свернулся клубочком у него на плечах. Поблизости зашуршала трава.

— Нелли, — окликнул Макензи, — это ты?

Нелли неуверенно подошла к нему.

— Не сердишься? — спросила она.

— Нет, не сержусь. Ничего не поделаешь, так уж ты устроена.

— Я не нашла винтовки.

— А ты запомнила, где Александер выронил ее?

— Естественно. Там пусто.

Макензи нахмурился. Выходит, Александер вернулся и вновь завладел оружием.

— Да, плохо дело. Он, того и гляди, начнет палить по нам. У него свои счеты с Компанией, а после сегодняшней неудачи с ним лучше не сталкиваться. — Он осмотрелся, — Где Энциклопедия?

— Я улизнула от него, потому что хотела поговорить с тобой.

— Что ж, давай выкладывай.

— Он пытался прочесть мои мысли.

— Знаю. Наши он уже прочел, все до единой.

— Со мной у него ничего не вышло.

— Чего и следовало ожидать. Я, собственно, и не сомневался, что так оно и будет.

— Не смей потешаться надо мной! — воскликнула Нелли.

— Не горячись, Нелли, — проговорил Макензи. — Насколько мне известно, с твоим мозгом все в порядке. Возможно, он даст нашим сто очков вперед. Суть в том, что он — другой. Мы наделены мозгами от природы, которая не придумала ничего лучше для того, чтобы мыслить, оценивать и запоминать. Такой тип сознания Энциклопедии хорошо знаком. Но твой мозг для него в новинку. Искусственный интеллект, отчасти механический, отчасти электрический, химический, бог знает какой еще, — в конце концов, я не роботехник. Ни с чем подобным Энциклопедия прежде не встречался. Может статься, ты сбила его с толку. Кстати говоря, не поразила ли его наша цивилизация? Понимаешь, если на этой планете и существовала когда-нибудь истинная цивилизация, то она была какой угодно, но не механической. Тут нет ни следа механической деятельности, ни единого шрама из тех, какие машины обычно оставляют на поверхности планет.

— Я дурачу его, — сказала Нелли. — Он пытается проникнуть в мой мозг, а я читаю его мысли.

— То есть… — Макензи подался вперед, совершенно позабыв о потухшей трубке. — Почему же ты до сих пор молчала? Верно, радовалась жизни, вынюхивала, о чем мы думаем, и посмеивалась над нами исподтишка?!

— Нет, нет, — возразила Нелли, — честное слово, нет. Я даже не знала, что умею. Просто когда я почувствовала, что Энциклопедия забрался ко мне в голову, то рассердилась настолько, что готова была пришибить его на месте, но потом передумала и решила быть похитрее. Мне показалось, что если он может копаться в моем мозгу, то чем я хуже? Ну вот, я попробовала, и у меня получилось.

— И впрямь очень просто, — язвительно заметил Макензи.

— Мне как будто подсказали, что надо делать.

— Если бы парень, который тебя изобрел, узнал об этом, он перерезал бы себе горло.

— Мне страшно, — пробормотала Нелли.

— Отчего?

— Энциклопедия знает слишком много.

— Шок от контакта с инопланетянином, — поставил диагноз Макензи, — Урок на будущее: не связывайся с инопланетянами без предварительной подготовки.

— Дело не в том, — сказала Нелли, — Он знает то, чего ему не следовало бы знать.

— Насчет нас?

— Нет, насчет мест, до которых земляне еще не добрались, и все такое прочее, до чего никак не мог дойти собственным умом.

— Например?

— Например, математические уравнения, ни капельки не похожие на те, что известны нам. Откуда он узнал их, если провел всю жизнь на этой планете? Чтобы пользоваться такими уравнениями, нужно даже лучше землян разбираться в природе пространства и времени. Кроме того, он напичкан философией, всякими идейками, что поначалу представляются попросту бредовыми, но от которых, стоит вообразить себе тех, кто придумал их, голова идет буквально кругом.

Макензи достал кисет, заново набил трубку и раскурил ее.

— Ты хочешь сказать, что Энциклопедия побывал в мозгах других существ, прилетавших сюда?

— По-моему, такое вполне возможно, — отозвалась Нелли. — Мало ли что могло случиться в прошлом? Энциклопедия ведь очень старый. Он уверяет, что практически бессмертен, умрет только тогда, когда во Вселенной не останется ни единого непознанного явления. Мол, если нечего станет узнавать, зачем жить дальше?

Макензи постучал черенком трубки по зубам.

— Похоже на правду, — заметил он. — Я про бессмертие. С физиологической точки зрения растениям жить куда проще, чем животным. При надлежащей заботе они и впрямь могут цвести себе до скончания времен.

На склоне холма зашелестела трава. Макензи замолчал и сосредоточился на трубке. Нелли присела на корточки поблизости от него. Энциклопедия величаво спустился с холма, подобрался к вездеходу и вонзил свой корень в почву, решив, как видно, подкрепиться на сон грядущий. От его напоминавшей раковину спины отражался звездный свет.

— Я так понимаю, ты собираешься с нами на Землю? — спросил Макензи, чтобы завязать разговор.

Ответом ему была четкая, отточенная мысль, как бы пронизавшая мозг:

— Я бы не отказался. Ваша раса интересует меня.

Попробуй поговори с таким, подумалось Макензи. Как тут не растеряться, когда тебе отвечают не вслух, а мысленно?

— Что ты думаешь о нас? — справился он и немедленно ощутил всю бестолковость подобного вопроса.

— Я знаю о вас очень мало, — заявил Энциклопедия. — Вы создали искусственную жизнь, а мы живем естественной. Вы подчинили себе все силы природы, которыми смогли овладеть. На вас трудятся машины. Судя по первому впечатлению, вы потенциально опасны.

— Что хотел, то и получил, — пробормотал Макензи.

— Не понимаю.

— Забудем, — отмахнулся человек.

— Ваша беда, — продолжал Энциклопедия, — в том, что вы не знаете, куда движетесь.

— Так в том-то вся прелесть! — воскликнул Макензи, — Господи, да если бы мы знали, куда идем, жить было бы скучнее скучного. А так — ты только представь; за каждым углом, за каждым поворотом — новый сюрприз, новое приключение!

— Знание цели имеет свои преимущества, — возразил Энциклопедия.

Макензи выбил трубку о каблук башмака, затем затоптал угольки.

— Значит, ты нас раскусил?

— Ни в коем случае, — отозвался Энциклопедия. — Это лишь первое впечатление.

Понемногу светало. Музыкальные деревья выглядели этакими кособокими серыми призраками. Все дирижеры, за исключением тех, которые не пожелали отказаться от сна даже ради землян, сидели на своих подиумах, черные и мохнатые, как бесы. Делберт восседал на плече Смита, вцепившись когтистой лапой ему в волосы, чтобы не потерять равновесия. Энциклопедия тащился позади всех. Уэйд шагал во главе маленького отряда, показывая дорогу к подиуму Олдера.

Чашу наполняли обрывки мыслей, излучаемых сознаниями дирижеров. Макензи ощущал, как эти чужеродные мысли норовят проникнуть в его мозг, и почувствовал, что волосы на затылке встают дыбом. Мысли шли не единым потоком, а разрозненно, как будто дирижеры сплетничали между собой.

Желтые утесы стояли часовыми над долиной; чуть выше тропы, что вела вниз, маячил вездеход, похожий в лучах восходящего солнца на огромного оседланного жука.

Олдер, малопривлекательный на вид гномик с кривыми ножками, поднялся с подиума, приветствуя гостей. Поздоровавшись, земляне уселись на корточки. Делберт с высоты своего положения на плече Смита состроил Олдеру гримасу. Некоторое время все молчали; затем Макензи, решив обойтись без формальностей, произнес:

— Мы освободили Делберта и привели его обратно.

— Он нам не нужен, — нахмурился Олдер, в его мыслях сквозило отвращение.

— То есть как? — изумился Макензи, — Он же один из вас… Нам пришлось изрядно потрудиться…

— От него сплошные неприятности, — объявил Олдер. — Он никого не уважает, ни с кем не считается, все делает по-своему.

— Вы лучше на себя посмотрите! — вмешался Делберт. — Тоже мне, музыканты! Вы злитесь на меня из-за того, что я — другой, что мне плевать…

— Вот видите, — сказал Макензи Олдер.

— Вижу, — согласился тот. — Впрочем, новые идеи рано или поздно обретают ценность. Возможно, он…

Олдер ткнул пальцем в Уэйда.

— С ним все было в порядке, пока не появился ты! Ты заразил его своими бреднями! Твои глупейшие рассуждения о музыке… — Олдер запнулся, вероятно, от избытка чувств, потом продолжил: — Зачем ты пришел? Кто тебя звал? Что ты лезешь не в свое дело?

Уэйда, казалось, вот-вот хватит удар.

— Меня ни разу в жизни так не оскорбляли, — прорычал он и стукнул себя кулаком в грудь, — На Земле я сочинял Музыку с большой буквы! Я никогда не…

— Убирайся в свою нору! — крикнул Олдеру Делберт. — Вы все понятия не имеете о том, что такое музыка. Пиликаете изо дня в день одно и то же, нет чтобы выбиться из колеи, сменить кожу, перестроиться. Дурни вы старые, пни замшелые!

— Какой язык! — воскликнул Олдер, в ярости потрясая над головой сжатыми кулаками, — Да как ты смеешь!..

Чашу захлестнула мысленная волна злобы.

— Тихо! — гаркнул Макензи, — Кому говорят, ну-ка тихо!

Уэйд перевел дух, его лицо сделалось чуть менее багровым.

Олдер присел на корточки и постарался принять невозмутимый вид. Мысли остальных перешли в неразборчивое бормотание.

— Вы уверены? — спросил Макензи, — Уверены, что не хотите возвращения Делберта?

— Мистер, — ответил Олдер, — мы были счастливы, когда узнали, что его забрали.

Другие дирижеры поддержали это заявление одобрительными возгласами.

— По правде сказать, мы не прочь избавиться кое от кого еще, — прибавил Олдер.

С дальнего конца Чаши долетела мысль, содержавшая в себе откровенную издевательскую насмешку.

— Судите сами, можно ли ужиться с такими, — Олдер пристально поглядел на Макензи. — А все началось из-за… из-за… — Так и не найдя подходящего эпитета для Уэйда, он снова сел; возбуждение миновало, и мысли потекли с прежней четкостью: — Если они покинут нас, мы будем искренне рады. Из-за них у нас постоянные склоки. Мы не можем сосредоточиться, не можем как следует настроиться, не можем исполнять музыку так, как нам того хочется.

Макензи сдвинул шляпу на затылок и почесал лоб.

— Олдер, — заявил он наконец, — сдается мне, каша у вас тут заварилась нешуточная.

— Мы были бы весьма признательны, если бы вы забрали их, — сказал Олдер.

— За милую душу! — воскликнул Смит, — С превеликим удовольствием! Столько, сколько… — Макензи пихнул его локтем в бок, и Смит заткнулся.

— Мы не можем забрать деревья, — ядовито сообщила Нелли. — Это не допускается законом.

— Законом? — изумился Макензи.

— Да, правилами Компании. Или тебе не известно, что Компания разработала правила поведения для своих служащих? Ну разумеется, подобные вещи тебя не интересуют.

— Нелли, — рявкнул Смит, — не суй нос не в свое дело! Мы всего-навсего собираемся оказать Олдеру незначительную услугу…

— Которая запрещается правилами, — перебила Нелли.

— Точно, — со вздохом подтвердил Макензи, — Раздел тридцать четыре главы «Взаимоотношения с инопланетными формами жизни»: «Служащим Компании возбраняется вмешиваться во внутренние дела других рас».

— Совершенно верно, — Судя по тону, Нелли гордилась собой, — Помимо всего прочего, если мы заберем деревья, то окажемся втянутыми в ссору, к которой не имеем никакого отношения.

— Увы, — сказал Макензи Олдеру, разводя руками.

— Мы дадим вам монополию на нашу музыку, — искушал Олдер. — Будем извещать вас всякий раз, как только у нас появится что-либо свеженькое. Мы обещаем не вести переговоров с грумми и продавать музыку по разумной цене.

— Нет, — покачала головой Нелли.

— Полтора бушеля вместо двух, — предложил Олдер.

— Нет.

— Заметано, — воскликнул Макензи, — Показывай, кого забирать.

— Я не понимаю, — возразил Олдер, — Нелли говорит «нет», вы — «да». Кому верить?

— Нелли может говорить что угодно, — хмыкнул Смит.

— Я не позволю вам забрать деревья, — сказала Нелли, — не позволю, и все.

— Не обращайте на нее внимания, — посоветовал Макензи, — Ну, от кого вам не терпится избавиться?

— Мы благодарим вас, — произнес Олдер.

Макензи поднялся и огляделся по сторонам.

— Где Энциклопедия? — спросил он.

— Удрал к машине, — ответил Смит.

Макензи посмотрел на холм: Энциклопедия быстро поднимался по тропе, что вела к гребню.

Все происходящее казалось не слишком реальным, вывернутым шиворот-навыворот, словно на планете разыгрывались сценки из той старой детской книжки, которую написал человек по имени Кэрролл. Шагая по тропе, Макензи думал о том, что, может быть, стоит ущипнуть себя — глядишь, он проснется, и мир встанет с головы на ноги. Он-то надеялся всего-навсего успокоить аборигенов, вернуть им музыкальное дерево в знак мирных намерений землян, а вышло так, что ему предлагают забрать это дерево обратно, в придачу к нескольким другим. Нет, что-то тут не совсем так, вернее, совсем не так, но вот что именно? Впрочем, какая разница? Надо забирать деревья и уматывать, пока Олдер и его приятели не передумали.

— Забавно, — проговорил шедший следом Уэйд.

— Да уж, — согласился Макензи, — забавнее некуда.

— Я разумею деревья, — пояснил Уэйд. — Знаете, Делберт и прочие изгнанники — они ничем не отличаются от остальных. Я слушал концерты много раз и готов поклясться: ни малейшим отступлением от канонов там и не пахло.

Макензи остановился, обернулся и схватил Уэйда за руку.

— То есть Делберт играл как все?

Уэйд кивнул.

— Неправда! — воскликнул Делберт, по-прежнему восседавший на плече Смита, — Я не желал играть как все! Мне всегда хотелось добиться известности! Я выпекал вещь за вещью, выкладывая их на блюдечки с каемочками, получалось до того здорово, что самому хотелось слопать!

— Где ты набрался этого жаргона? — справился Макензи, — Никогда ничего подобного не слышал.

— У него, — Делберт показал на Уэвда.

Тот покраснел и выдавил:

— Доисторический язык, им пользовались в двадцатом веке. Я прочитал о нем в исследовании по истории музыки. Там приводился словарь… Понимаете, термины были настолько необычными, что сами собой засели в памяти…

Смит облизал губы и присвистнул.

— Выходит, Делберт позаимствовал жаргон из ваших мыслей. Принцип тот же, что и у Энциклопедии, а вот результат похуже.

— Ему не хватает разборчивости Энциклопедии, — объяснил Макензи, — К тому же откуда он мог знать, что говорит на языке прошлого?

— Меня подмывает свернуть ему шею, — признался Уэйд.

— Не вздумайте, — предостерег Макензи. — Я согласен, сделка кажется подозрительной, но семь музыкальных деревьев — это вам не какая-нибудь ерунда. Лично я отступаться не намерен.

— По-моему, — заметила Нелли, — вам не следовало связываться с ними.

— Да что с тобой, Нелли? — полюбопытствовал Макензи, хмуря брови. — С какой стати ты принялась там, внизу, рассуждать о законе? Правила правилами, но ведь на все случаи жизни они не годятся. Ради семи музыкальных деревьев Компания легко поступится парочкой правил, уверяю тебя. Ты догадываешься, как нас встретят дома? Чтобы послушать их, нам станут отваливать по тысяче баксов с носа, и придется выставлять оцепление, чтобы толпа не слишком напирала!

— А главное то, — прибавил Смит, — что народ будет приходить снова и снова. Чем дольше люди будут слушать музыку, тем сильнее она их заденет. Мне кажется, меломания превратится в одержимость. Найдутся такие, которые пойдут на что угодно, лишь бы еще разок услышать, как поют деревья.

— Вот единственное, чего я, кстати говоря, опасаюсь, — вздохнул Макензи.

— Я вас предупредила, — отозвалась Нелли. — Мне известно не хуже вашего, что в такой ситуации правилами обычно пренебрегают. Просто в мыслях дирижеров сквозила насмешка. Они вели себя, как уличные сорванцы, которые потешаются над тем, кого только что одурачили.

— Бред, — фыркнул Смит.

— Так или иначе, сделка состоится, — заявил Макензи. — Если мы упустим такую возможность, нас потом четвертуют.

— Ты собираешься связаться с Харпером? — спросил Смит.

— Нужно договориться с Землей, чтобы за деревьями прислали корабль.

— На мой взгляд, — буркнула Нелли, — мы сами себя сажаем в лужу.

Макензи щелкнул переключателем, и экран видеофона потемнел. Убедить Харпера оказалось нелегко. Впрочем, Макензи понимал шефа. В такое и впрямь верится с трудом. Но с другой стороны, здесь все не так, как положено.

Макензи извлек из кармана кисет и трубку. Нелли наверняка заартачится, когда ей велят выкопать остальные шесть деревьев, но ничего, переживет. Нужно торопиться, запасы сыворотки на исходе, осталась всего одна колба.

Внезапно снаружи раздались возбужденные крики. Макензи единым движением сорвался с кресла и выскочил в люк — и чуть было не врезался в Смита, который выбежал из-за машины. Уэйд, который находился у подножия утеса, спешил к товарищам.

— Ну Нелли дает! — воскликнул Смит, — Ты погляди на нее!

Нелли приближалась к вездеходу размеренным шагом, волоча за собой нечто, судорожно дрыгавшееся и сопротивлявшееся. Роща ружейных деревьев дала залп по роботу, одна пуля угодила Нелли в плечо, на долю секунды лишив ее равновесия. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что нечто на деле — Энциклопедия. Нелли тащила его за корень; бедное растение пересчитывало собственным телом все кочки, какие только попадались на пути.

— Отпусти его! — крикнул Макензи. — Отпусти немедленно!

— Он украл сыворотку, — заявила Нелли, — и разбил колбу о скалу.

Она швырнула Энциклопедию под ноги людям. Тот несколько раз подпрыгнул, как мячик, откатился в сторону, принял вертикальное положение и замер, надежно спрятав корень под собой.

— Я душу из тебя вышибу! — Смит, похоже, не собирался шутить. — Ты же знал, что сыворотка нам необходима!

— Вы угрожаете мне насилием, — произнес Энциклопедия, — что является наиболее примитивным методом убеждения.

— Зато всегда срабатывает, — сообщил Смит.

Если Энциклопедия и испугался, это никак не отразилось на течении его мыслей, как обычно сформулированных весьма определенным образом.

— Ваш закон запрещает применять насилие или угрожать им инопланетным формам жизни.

— Приятель, — хмыкнул Смит, — есть такая поговорка: «Закон что дышло: куда повернул, туда и вышло». На то и правила, чтобы из них существовали исключения.

— Минуточку, — вмешался Макензи и спросил Энциклопедию: — Что такое, по-твоему, закон?

— Правила поведения, которые необходимо соблюдать. Вы не можете нарушить их.

— Чувствуется влияние Нелли, — пробормотал Смит.

— То есть ты считаешь, что мы не можем забрать деревья, раз закон запрещает нам сделать это?

— Не можете, — подтвердил Энциклопедия.

— Едва до тебя дошло что к чему, ты стащил у нас сыворотку. Молодец, ничего не скажешь.

— Он рассчитывал одурачить нас, — объяснила Нелли, — если хотите, облапошить — в общем, использовать в своих целях. Насколько я поняла, он украл сыворотку для того, чтобы нам нечем было защищаться от музыки. А потом, вдоволь наслушавшись, мы бы забрали деревья.

— Наплевав на закон?

— Именно. Наплевав на закон.

— Что за ерунду ты порешь? — напустился на робота Смит, — Откуда тебе известно, что он там замышлял?

— Я прочла его мысли, — ответила Нелли. — Он прятал их ото всех, но, когда ты пригрозил ему, часть истины выплыла наружу.

— Нет! — воскликнул Энциклопедия, — Нет, не ты, не машина!

— Извини, дружище, — фыркнул Макензи, — но ты ошибаешься.

Смит ошеломленно уставился на товарища.

— Правда, правда, — заверил его Макензи, — Мы не блефуем. Нелли рассказала мне вчера вечером.

— Вас неправильно информировали, — отбивался Энциклопедия, — Вы неверно истолковываете факты…

— Не верь ему, — произнес тихий голос, прозвучавший, как почудилось Макензи, у него в голове, — Не слушай, он все врет.

— Никодим! Ты что, что-то знаешь?

— Дело в деревьях, — сказал Никодим, — Музыка изменяет тебя, и ты становишься не таким, каким был раньше. Уэйд уже изменился, хотя и не подозревает о том.

— Если вы хотите сказать, что музыка завораживает, я согласен с вами, — проговорил Уэйд. — Я не могу жить без нее, не могу покинуть Чашу. Возможно, вы, джентльмены, полагали, что я отправлюсь с вами. К сожалению, ничего не получится. Я не могу уйти отсюда. Подобное может произойти с любым человеком. У Александера, когда он был здесь, неожиданно закончилась сыворотка. Врачи поставили его на ноги, однако он вернулся, потому что должен был вернуться, просто-напросто должен.

— Перемена заключается не только в этом, — возразил Никодим, — Музыка подчиняет человека настолько, что изменяет образ мышления, переиначивает жизненные ценности.

— Ложь! — вскричал Уэйд, делая шаг вперед, — Я остался таким, каким был!

— Вы слушаете музыку, — сказал Никодим, — улавливаете в ней то, чего не передать словами, то, что стремитесь, но не можете постичь. Вас томят неосознанные желания, вам в голову приходят странные мысли.

Уэйд замер с раскрытым ртом и вытаращился на Макензи.

— Так и есть, — прошептал он, — ей-богу, так и есть, — Он принялся озираться по сторонам с видом загнанного животного, — Но я не чувствую в себе никаких перемен. Я человек, я мыслю как человек, веду себя как человек!

— Разумеется, — подтвердил Никодим, — Они боялись вас спугнуть. Ощути вы, что с вами творится что-то неладное, вы наверняка постарались бы выяснить, что тому причиной. И потом, вы провели тут меньше года. Через пять лет вы отвернулись бы от людей, а через десять начали бы мало-помалу превращаться в нечто совершенно иное.

— А мы-то собирались везти деревья на Землю! — воскликнул Смит. — Целых пять штук! Помнишь, Дон? Чтобы земляне слушали их музыку, вечер за вечером, вживую и по радио. Ничего себе положеньице: семь деревьев изменяют мир!

— Но зачем? — проговорил потрясенный Уэйд.

— А зачем люди одомашнивают животных? — ответил вопросом на вопрос Макензи, — У животных о том спрашивать бесполезно, они не знают. Справляться у собаки, почему ее одомашнили, все равно что интересоваться тем, с какой стати деревьям вздумалось приручить нас. Несомненно, они преследуют какую-то цель, и она для них вполне ясна и логична. Для нас же она, скорее всего, не станет таковой никогда.

— Никодим, — от мысли Энциклопедии веяло могильным холодом, — ты предал своих сородичей.

— Ты снова ошибаешься, — заметил Макензи с коротким смешком, — Никодим уже не растение, он — человек. С ним случилось то самое, что ты прочил для нас. Он стал человеком во всем, кроме разве что внешнего вида. Он мыслит как человек, разделяет не ваши, а наши убеждения.

— Правильно, — сказал Никодим, — Я человек.

Внезапно из зарослей кустарника в сотне ярдов от вездехода вырвалось ослепительное пламя, раздался треск раздираемой материи. Смит издал нечленораздельный вопль. На глазах у пораженного Макензи он пошатнулся, прижал руку к животу, словно переломился пополам, и рухнул на землю. Лицо его исказила гримаса боли.

Нелли устремилась к зарослям. Макензи нагнулся над Смитом.

Смит криво усмехнулся. Губы его зашевелились, но слов слышно не было. Неожиданно он весь обмяк, дыхание сделалось замедленным и прерывистым. Живое одеяло накрыло собой рану. Макензи выпрямился и вынул из кобуры пистолет. Засевший в кустарнике стрелок, завидев несущегося на него робота, вскочил и вскинул винтовку. Макензи страшно закричал и выстрелил, не целясь. Он промахнулся, зато чуть ли не половину зарослей охватило пламя. Стрелок пригнулся, и тут подоспела Нелли. Она подхватила его на руки и с размаху швырнула на землю, остальное скрыл дым. Макензи, уронив руку с пистолетом, тупо прислушивался к доносившимся из зарослей глухим ударам, сопровождавшим отход в мир иной человеческой души.

К горлу подкатила тошнота, и Макензи отвернулся. Рядом со Смитом на коленях стоял Уэйд.

— Похоже, он без сознания, — проговорил композитор.

Макензи кивнул.

— Одеяло держит его под наркозом. Не волнуйтесь, оно прекрасно справится.

Послышался шелест травы. Энциклопедия воспользовался тем, что остался без присмотра, и улепетывал без оглядки, направляясь к ближайшей роще ружейных деревьев.

— Это был Александер, — сказала Нелли за спиной Макензи, — Больше он нас не потревожит.

Фактор Нельсон Харпер раскуривал трубку, когда прозвучал сигнал видеофона. Испуганно вздрогнув, он щелкнул переключателем. На экране появилось лицо Макензи — грязное, потное, искаженное страхом. Не тратя времени на приветствия, Макензи заговорил:

— Отменяется, шеф. Сделка не состоится. Я не могу забрать деревья.

— Ты должен их забрать! — рявкнул Харпер, — Я уже связался с Землей, и дело закрутилось. Они себя не помнят от радости и пообещали, что корабль вылетит к нам в течение часа.

— Ну так свяжитесь снова и скажите, что все сорвалось, — буркнул Макензи.

— Ты же уверял, что все на мази, никаких осложнений не предвидится! Или не ты клялся доставить их, даже если тебе придется ползти всю дорогу на четвереньках?

— Я, я, — отозвался Макензи, — кто же еще? Но тогда я не знал того, что знаю сейчас.

— Компания сообщила о нашей удаче всей Солнечной системе, — простонал Харпер, — Радио Земли ведет через Меркурий передачу на Плутон. Какой-нибудь час спустя все мужчины, женщины и дети узнают, что на Землю везут музыкальные деревья. Мы ничего не можем поделать, понимаешь, Макензи? Мы должны забрать их!

— Я не могу, шеф, — упорствовал Макензи.

— Но почему? — возопил Харпер. — Ради всего святого, почему? Если ты не…

— Потому что Нелли сжигает их. Она отправилась в Чашу с огнеметом в руках. Скоро на планете не останется ни одного музыкального дерева.

— Останови ее! — взвизгнул Харпер. — Чего ты ждешь, беги и останови ее! Как угодно, хоть расплавь на месте, я разрешаю. Эта дура…

— Я сам приказал ей, — перебил Макензи, — Вот закончу с вами и пойду помогать.

— Ты что, спятил? — вконец разъярился Харпер, — Идиот полоумный! Да тебя съедят живьем! Скажешь спасибо, если…

На экране мелькнули две руки. Они сомкнулись на горле Макензи и поволокли того прочь. Экран опустел, но не совсем, на нем что-то мельтешило. Впечатление было такое, будто прямо перед видеофоном идет жестокая драка.

— Макензи! — закричал Харпер, — Макензи!

Внезапно экран словно разлетелся вдребезги.

— Макензи! — надрывался фактор. — Макензи, что происходит?

Экран ослепительно вспыхнул, взвыл, точно баньши, и погас. Харпер застыл как вкопанный с микрофоном в руках. Его трубка валялась на полу, из нее сыпались тлеющие угольки. В сердце фактора мало-помалу закрадывался страх, холодная и скользкая змея; страх терзал Харпера и насмехался над ним. Он знал, что за такое Компания снимет с него голову. Лучшее, чего можно было ожидать, это ссылки на какую-нибудь третьеразрядную планетку в должности чернорабочего. Пятно на всю жизнь; человек, которому нельзя доверять, который не справился со своими обязанностями и подмочил репутацию Компании.

Впрочем, подождите-ка! Если он доберется до Чаши Гармонии довольно быстро, то сумеет положить конец безумию, сумеет по крайней мере сохранить хотя бы несколько деревьев. Слава богу, флайер на месте. Значит, через полчаса он будет в Чаше.

Харпер кинулся к двери, распахнул ее настежь, и тут что-то просвистело возле его щеки, ударилось о косяк и взорвалось, оставив после себя облачко пыли. Он инстинктивно пригнулся, и следующая пуля лишь чиркнула по волосам, зато третья угодила прямо в ногу. Он повалился навзничь; четвертая пуля взорвалась прямо перед самым его носом. Харпер кое-как встал на колени, покачнулся, когда очередной залп пришелся ему в бок, заслонил лицо правой рукой и немедленно получил удар, от которого мгновенно онемело запястье. Им овладела паника: превозмогая боль, он на четвереньках добрался до порога, переполз через него и захлопнул за собой дверь.

Он попробовал пошевелить пальцами правой руки. Те отказывались слушаться. Так, похоже, перелом запястья.

После долгих недель пальбы в белый свет ружейное дерево, что росло напротив фактории, наконец сообразило поправить прицел и стреляло теперь прямой наводкой.

Макензи приподнялся с пола, оперся на локоть, прикоснулся пальцами к саднящему горлу. Салон вездехода виделся неотчетливо, будто в тумане, голова раскалывалась от боли. Он передвинулся назад — ровно настолько, чтобы прислониться спиной к стене. Салон постепенно приобрел более-менее четкие очертания, но боль, похоже, и не думала отступать. В проеме люка стоял человек. Макензи напряг зрение, пытаясь определить, кто это.

— Я забираю ваши одеяла, — резанул слух неестественно высокий голос, — Получите их обратно после того, как оставите в покое деревья.

Макензи разжал губы, однако слова не шли с языка: тот еле ворочался во рту.

— Уэйд? — наконец выдавил он.

Да, он не ошибся, с ним говорил именно Уэйд. В одной руке того болтались живые одеяла, другой он сжимал рукоять пистолета.

— Вы спятили, Уэйд, — прошептал Макензи, — Мы должны уничтожить деревья, иначе человечество неминуемо погибнет. У них не получилось на этот раз, но они наверняка попробуют снова и однажды добьются своего, причем им не придется даже лететь на Землю. Они зачаруют нас через записи: этакая межпланетная пропаганда. Дело несколько затянется, однако результат будет тем же самым.

— Они прекрасны, — произнес Уэйд, — прекраснее всего, что есть во Вселенной. Я не могу допустить их гибели. Вы не смеете уничтожать их!

— Вы что, не понимаете — потому-то они и опасны? — прохрипел Макензи, — Их красота фатальна. Никто не может устоять против нее.

— Я жил музыкой деревьев, — сказал Уэйд, — Вы утверждаете, что она превратила меня всего лишь в подобие человека. Ну и что? Или расовая чистота как в мыслях, так и в действиях — фетиш, который вынуждает нас влачить жалкое существование, несмотря на то что рядом, рукой подать, нам предлагается иной, поистине великий выбор? Мы бы никогда ни о чем не узнали, ясно вам, никогда и ни о чем! Да, они изменили бы нас, но постепенно, исподволь, так, что мы ничего бы не заподозрили. Поступки и побуждения по-прежнему казались бы нам нашими собственными, и никто бы не сообразил, что деревья — не просто музыкальная забава.

— Им понадобились наши механизмы, — проговорил Макензи. — Растения не могут строить машины. При благополучном же для них стечении обстоятельств они ступили бы на новый путь и увлекли нас за собой туда, куда бы мы в здравом рассудке не согласились пойти ни за какие деньги.

— Откуда нам знать, — буркнул Уэйд, — что такое здравый рассудок?

Макензи сел прямо.

— Вы думали об этом? — спросил он, стараясь не обращать внимания на боль в горле и стук крови в висках.

— Да, — кивнул Уэйд, — Поначалу, что вполне естественно, мне стало страшно, но потом я осознал, что страх лишен оснований. Наших детей учат в школе тому или иному образу жизни. Наша пресса стремится формировать общественное мнение. Так чего же мы испугались деревьев? Вряд ли их цель эгоистичнее нашей собственной.

— Не скажите, — покачал головой Макензи. — У нас своя жизнь. Мы должны следовать путем, предначертанным человечеству. Помимо всего прочего, вы попусту тратите время.

— Не понял?

— Пока мы тут беседуем, Нелли сжигает деревья. Я послал ее в Чашу перед тем, как связался с Харпером.

— Ничего она не сжигает, — пробормотал Уэйд.

— То есть как? — вскинулся Макензи, словно порываясь вскочить.

Уэйд выразительно повел стволом излучателя.

— А вот так, — отрезал он. — Нелли ничего не сжигает, поскольку не в состоянии что-либо сжечь, и вы тоже, потому что я забрал оба огнемета. Вездеход не тронется с места, я о том позаботился. Так что лежите спокойно, и никаких глупостей.

— Вы оставили его без одеяла? — проговорил Макензи, показав на Смита.

Уэйд кивнул.

— Вы хотите, чтобы Смит умер? Без одеяла у него нет ни малейшего шанса выкарабкаться. Одеяло вылечит его, накормит, согреет…

— Вот еще одна причина, по которой нам следует как можно скорее договориться между собой.

— Ваше условие — чтобы мы оставили в покое деревья?

— Совершенно верно.

— Нет, не пойдет, — прошептал Макензи.

— Когда передумаете, позовите меня, — сказал Уэйд, — Я буду держаться поблизости. — С этими словами он спрыгнул на землю.

Смит отчаянно нуждался в тепле и пище. За час, который прошел с той поры, как его лишили одеяла, он очнулся, и у него началась жестокая лихорадка. Макензи сидел на корточках рядом с ним и старался хоть как-то облегчить страдания товарища. Стоило ему подумать о том, что ждет их впереди, как его захлестывала волна ужаса.

В вездеходе не было ни продовольствия, ни средств обогрева, ибо ни в том, ни в другом не возникало необходимости, пока люди имели при себе живые одеяла. Но теперь одеяла неизвестно где! Макензи отыскал аптечку первой помощи, перерыл ее снизу доверху, но не обнаружил ничего такого, что могло бы помочь Смиту: ни обезболивающих, ни жаропонижающих. И в самом деле, зачем нужны таблетки, когда их с успехом заменяют живые одеяла? Что касается тепла, можно было бы использовать атомный двигатель машины, однако мерзавец Уэйд снял механизм запуска. Между тем снаружи сгущались сумерки; значит, вот-вот похолодает, а для человека в положении Смита холод означает смерть.

«Если бы я только мог найти Нелли», — подумалось Макензи. Он попытался разыскать ее, пробежал около мили по краю Чаши, но никого не встретил, а отойти дальше от вездехода не отважился из-за страха за Смита.

Смит что-то пробормотал. Макензи нагнулся к нему, надеясь разобрать слова, но надежда оказалась тщетной. Тогда он встал и направился клюку. Перво-наперво необходимо тепло, затем пища. Тепло, тепло — что ж, открытый огонь не лучший способ согреться, но когда все прочие недоступны…

Впереди замаячил прицеп с музыкальным деревом, повернутым корнями к небесам. Макензи сломал несколько сухих веток, решив, что они пойдут на растопку. А вообще придется разводить костер из сырой древесины. Ничего, до завтра как-нибудь протянем, а там, глядишь, подвернется побольше сухостоя.

Музыкальные деревья в Чаше настраивались на вечерний концерт.

Вернувшись в машину, Макензи достал нож, аккуратно расщепил сухие ветки, сложил их на полу и щелкнул зажигалкой. Неожиданно в проеме люка, словно привлеченная язычком пламени, возникла крохотная фигурка. Макензи ошарашенно уставился на незваного гостя, забыв поднести зажигалку к хворосту.

— Что ты делаешь? — проникла в его сознание возбужденная мысль Делберта.

— Разжигаю костер.

— Что такое костер?

— Это… А ты разве не знаешь?

— Нет.

— В костре горит огонь, — пояснил Макензи, — Происходит химическая реакция, которая уничтожает материю и высвобождает энергию в виде тепла.

— А из чего ты разводишь костер? — Делберт прищурился, глядя на зажигалку.

— Из веток.

Глаза Делберта расширились, в мыслях промелькнула тревога.

— Веток с дерева?

— Ну да. Мне нужна была древесина. Она горит и дает тепло.

— С какого дерева?

— С того… — начал было Макензи и запнулся на полуслове. Внезапно до него дошло! Он убрал палец с зажигалки, и огонек погас.

— Это мое дерево! — крикнул Делберт; его душили страх и злоба. — Ты разводишь костер из моего дерева!

Макензи промолчал.

— Когда ты сожжешь его, оно погибнет! — не успокаивался Делберт, — Верно? Оно погибнет?

Макензи кивнул.

— Зачем тебе убивать его? — воскликнул Делберт.

— Мне нужно тепло, — повторил Макензи. — Без тепла мой друг умрет. Костер — единственный способ получить тепло.

— Дерево мое!

— Какая мне разница! — пожал плечами Макензи. — Без тепла нам не обойтись, и я его добуду.

Он вновь щелкнул зажигалкой.

— Но я ведь не сделал тебе ничего плохого, — взвыл Делберт, раскачиваясь взад-вперед в проеме люка. — Я твой друг, я никогда не замышлял тебе зла.

— Да ну? — хмыкнул Макензи.

— Правда, правда, — уверил Делберт.

— А как насчет вашего плана? — справился Макензи, — Или не ты пробовал обмануть меня?

— Я тут ни при чем, — простонал Делберт, — Мы, деревья, не виноваты. Все придумал Энциклопедия!

— Вы про меня? — осведомилась обрисовавшаяся снаружи тень.

Энциклопедия вернулся. Он высокомерно отпихнул Делберта и очутился в салоне вездехода.

— Я видел Уэйда, — сказал он.

— И потому решил, что здесь безопаснее, — фыркнул Макензи, испепеляя его взглядом.

— Разумеется, — невозмутимо подтвердил Энциклопедия, — Ваша формула силы утратила всякий смысл. Вы не можете применить ее.

Макензи резко выбросил руку, схватил Энциклопедию за корень и швырнул в угол.

— Только попытайся вылезти, — прорычал он, — я покажу тебе формулу!

Энциклопедия встряхнулся, точно курица. Мысли его оставались спокойными и холодными.

— Я не понимаю, какая вам польза от силы.

— Поймешь, когда окажешься в супе, — пообещал Макензи. Он оценивающе взглянул на Энциклопедию. — Да, из тебя выйдет неплохой суп. Ты вполне сойдешь за капусту. Не то чтобы я любил капустный суп…

— Суп?

— Суп, суп. Жидкая пища.

— Пища! — Мысль Энциклопедии выражала волнение, — Вы собираетесь меня съесть?

— А почему нет? — справился Макензи, — В конце концов, ты всего-навсего растение, пускай разумное, но растение, — Он ощутил мысленное прикосновение к мозгу: Энциклопедия вновь взялся за старое, — Давай-давай, но предупреждаю сразу, тебе вряд ли понравится то, что ты там найдешь.

— Вы скрыли от меня! — возмутился Энциклопедия.

— Ничего подобного, — возразил Макензи. — У нас просто не было случая подумать об этом, вспомнить — для чего люди сажали растения раньше и как пользуются ими и по сей день. Впрочем, ныне мы нечасто прибегаем к ним, потому что необходимость отпала, однако стоит ей появиться снова…

— Вы едите нас! — пробормотал Энциклопедия. — Вы строите из нас дома! Вы уничтожаете нас, чтобы согреться. Эгоисты!

— Не горячись, — посоветовал Макензи. — Тебя ведь задел не сам факт, а то, что мы полагали, что имеем на это право, так? Тебя возмущает, что мы рвем и рубим, не спрашивая, не задаваясь вопросом, каково растениям. Ты страдаешь от оскорбленного достоинства, верно? — Он передвинулся поближе к люку. Из Чаши раздались первые аккорды. Настройка завершилась, начался концерт, — К сожалению, я оскорблю его еще сильнее. Ты для меня — всего лишь растение. Ты кое-чему научился, приобрел налет цивилизации, но со мной тебе не равняться. Мы, люди, не торопимся забывать прошлое. Минет не одно тысячелетие, прежде чем мы станем относиться к вам хоть чуть-чуть иначе; пока же вы для нас — обыкновенные растения, сродни тем, которыми мы пользовались в былом и можем воспользоваться сейчас.

— Капустный суп, — буркнул Энциклопедия.

— Молодец, — похвалил Макензи, — усвоил.

Музыка внезапно смолкла, оборвалась на середине аккорда.

— Видишь, — заметил Макензи, — даже музыка покинула тебя.

Тишина надвинулась на вездеход, окутала его, словно пеленой тумана; вдруг послышался некий звук: шлеп… шлеп… К машине приближалось нечто огромное и массивное.

— Нелли! — воскликнул Макензи, различив в темноте широкоплечую спину робота.

— Да, шеф, это я, — отозвалась Нелли, — Я принесла вам подарок.

Она швырнула в люк вездехода Уэйда. Тот перекатился на спину и застонал. С тела композитора спорхнули двое крохотных существ.

— Нелли, — проговорил Макензи сурово, — колотить его было вовсе незачем. Тебе следовало подождать с наказанием до моего решения.

— Шеф, — запротестовала Нелли, — я его не трогала. Он попался мне уже таким.

Никодим взобрался на плечо Макензи, а одеяло Смита устремилось в тот угол, где лежал его хозяин.

— Она ни при чем, босс, — подтвердил Никодим, — Это мы так отделали его.

— Вы?

— Ну да, нас было двое против одного. Мы напичкали его ядом.

— Он мне не понравился, — продолжал Никодим, устроившись на привычном месте, — Он был совсем не такой, как ты. Я не хотел подделываться под него.

— Яд? — переспросил Макензи, — Надеюсь, вы отравили его не до смерти?

— Конечно нет, приятель, — уверил Никодим, — У него просто расстроился желудок. Он и не подозревал, что происходит, пока не стало слишком поздно. Мы заключили с ним сделку, пообещали перестать, если он отнесет нас обратно. Он послушался, но без Нелли вряд ли добрался бы сюда.

— Шеф, — попросила Нелли, — когда он очухается, позвольте мне потолковать с ним по душам.

— Нет, — отрезал Макензи.

— Он связал меня, — пожаловалась Нелли. — Он спрятался под утесом, набросил на меня лассо, связал и оставил валяться там. Я провозилась с веревками несколько часов. Честное слово, шеф, я его не убью, так, вразумлю немножко, и все.

Снаружи зашелестела трава, как будто по ней ступали сотни ног.

— У нас гости, — сказал Никодим.

Макензи увидел дирижеров; десятки карликовых существ толпились неподалеку от вездехода, посверкивая светившимися в темноте глазами. Один карлик шагнул вперед. Присмотревшись, Макензи узнал Олдера.

— Ну? — поинтересовался человек.

— Мы пришли сказать вам, что сделка отменяется, — проговорил Олдер. — Делберт рассказал нам.

— Что же он вам рассказал?

— Как вы поступаете с деревьями.

— А, это!

— Да.

— Но сделка состоялась, — возразил Макензи, — ее уже не расторгнуть. Земля с нетерпением ожидает…

— Не надо считать меня глупцом, — перебил Олдер. — Мы нужны вам не больше, чем вы нам. Мы повели себя некрасиво с самого начала, но нашей вины в том нет. Нас надоумил Энциклопедия. Он утверждал, что таков наш долг, долг перед расой, что мы должны нести просвещение другим народам Галактики. Мы сперва не согласились с ним. Понимаете, музыка — наша жизнь, мы создаем ее так давно, что и думать забыли о своем происхождении. Тем более что наша планета еще в незапамятные времена перешла зенит своего существования и теперь становится день ото дня все дряхлее. Однако даже в тот час, когда почва рассыплется у нас под ногами, мы будем сочинять музыку. Вы живете результатами поступков, а мы — созданием музыки. Кадмаровская симфония Алого Солнца для нас важнее, чем для вас — открытие новой планетной системы. Нам доставляет удовольствие, что вы охотитесь за нашей музыкой, и мы огорчимся, если после всего, что случилось, вы отвернетесь от нас. Но на Землю мы не собираемся.

— Монополия сохраняется? — спросил Макензи.

— Сохраняется, — отозвался Олдер. — Приходите, когда вам будет угодно, и записывайте мою симфонию. Как только появится что-то новое, мы сразу дадим вам знать.

— А пропаганда в музыке?

— Отныне ее не будет, — пообещал Олдер. — Если наша музыка и будет воздействовать на вас, то лишь сама по себе, как таковая. Мы не желаем определять вашу жизнь.

— Можно ли вам верить?

— Можно и нужно. Мы согласны и на проверки, хотя в них нет необходимости.

— Посмотрим, — буркнул Макензи, — Лично у меня оснований доверять вам — никаких.

— Очень жаль.

Похоже, Олдер говорил искренне.

— Я собирался сжечь вас, — произнес Макензи намеренно жестко, — уничтожить, искоренить. Вы не смогли бы помешать мне.

— Вы варвары, — заявил Олдер. — Вы покорили межзвездное пространство, создали великую цивилизацию, но ваши методы варварские и неоправданно жестокие.

— Энциклопедия назвал их «формулой силы», — заметил Макензи, — Впрочем, дело не в названии; главное, что они срабатывают. Вот почему нам удалось столького добиться. Предупреждаю вас: если вы снова попытаетесь одурачить людей, расплата будет ужасной. Человек ради собственного спасения уничтожит все, что угодно. Помните об этом: мы не остановимся ни перед чем.

Уловив за спиной движение, Макензи резко обернулся.

— Энциклопедия удирает! — закричал он, — Нелли, хватай его!

— Порядок, шеф, — мгновение спустя откликнулась Нелли. Она выступила из темноты, волоча за собой Энциклопедию.

Макензи повернулся к дирижерам, но они исчезли, лишь глухо шелестела в отдалении трава.

— Что теперь? — спросила Нелли. — Пойдем жечь деревья?

— Нет, — покачал головой Макензи. — Мы не будем их жечь.

— Мы их напугали, — изрекла Нелли, — так здорово, что они не скоро забудут.

— Возможно, — согласился Макензи, — По крайней мере, будем надеяться, что ты права. Но они не только испугались. Они возненавидели нас, и это, пожалуй, гораздо лучше. Мы ведь ненавидим тех тварей, которые питаются людьми, считают, что человек ни на что больше не годен. Они мнили себя пупом Вселенной, величайшими из разумных существ, а мы задали им изрядную взбучку, напугали, уязвили гордость и дали понять, что зарываться не следует. Они столкнулись с теми, кому далеко не ровня. Что ж, в следующий раз подумают дважды, прежде чем ввязаться в очередную авантюру.

Из Чаши донеслись звуки музыки. Макензи запрыгнул в вездеход и подошел к Смиту. Тот крепко спал, укутанный одеялом. Уэйд сидел в углу, обхватив руками голову.

Внезапно спокойствие ночи нарушил рев ракетных двигателей. Макензи выскочил наружу. Над Чашей, заливая ее светом прожекторов, кружил флайер. Вот он круто пошел вниз, на какой-то миг замер в воздухе и совершил посадку в сотне ярдов от вездехода. Из него выбрался Харпер.

— Ты не сжег их! — закричал он, подбегая к вездеходу, — Ты не сжег деревья!

Макензи покачал головой.

Харпер стукнул себя в грудь кулаком левой руки — правая была на перевязи.

— Я так и знал, так и знал! Решил подшутить над шефом, а? Все развлекаетесь, ребята.

— Да уж, развлекаемся.

— Что касается деревьев… Мы не сможем забрать их на Землю.

— Я же вам говорил, — заметил Макензи.

— Полчаса назад пришло сообщение. Оказывается, существует закон, запрещающий доставку на Землю инопланетных растений. Какой-то идиот притащил однажды с Марса дрянь, которая чуть было не погубила все живое на планете, тогда-то и приняли закон. Просто за давностью лет о нем забыли.

— А кто-то раскопал, — буркнул Макензи.

— Правильно. Так что Компании запретили даже прикасаться к деревьям.

— Оно и к лучшему, — проговорил Макензи. — Дирижеры все равно отказываются лететь.

— А как же сделка? Что с ними стряслось? Они прямо умирали от желания…

— До тех пор, — перебил Макензи, — пока не узнали, что мы употребляем растения в пищу, и кое-что еще.

— Но… Но…

— Для них мы всего лишь шайка страшилищ. Они пугают нами своих отпрысков. Не балуйся, а то придет человек и заберет тебя.

Из-за корпуса вездехода вынырнула Нелли. За ней волочился по земле Энциклопедия, корень которого по-прежнему стискивал железный кулак робота.

— Эй, что происходит? — воскликнул Харпер.

— Нам придется построить концлагерь, — объяснил Макензи. — Желательно с высоким забором, — и ткнул пальцем в Энциклопедию.

— Но что он натворил? — озадаченно спросил Харпер.

— Так, ерунда: покушался на человечество.

Харпер вздохнул:

— Одним забором мы не обойдемся. Ружейное дерево напротив фактории палит по входу прямой наводкой.

— Ничего, — усмехнулся Макензи, — Поместим их в одну клетку, пускай на пару радуются жизни.

Назад: ПОСЛАНИЕ С МАРСА

Дальше: ЛОББИ