4. КРОВЬ ПИОНЕРОВ
Каргрейвз молча смотрел на расстроенных ребят. Он прекрасно понимал, с чем им придется столкнуться. Не может же молодой человек эдак небрежно заявить отцу: «Да, кстати, старик, давай-ка забудем о наших планах, связанных с моим поступлением в колледж. Мне нынче недосуг: я договорился с Дедом Морозом о встрече на Северном полюсе». Именно поэтому доктор долго колебался, прежде чем выложить свою идею. Наконец он произнес:
— Боюсь, каждому из вас придется решать за себя. Обещание, которое вы мне дали, не распространяется на ваших родителей. Но все же попросите их не злоупотреблять вашим доверием. Мне бы не хотелось, чтобы сведения о нашей затее просочились в печать.
— Но послушайте, доктор, — заговорил Морри. — Излишняя таинственность может повредить, если наши родители решат, что все это — не более чем детская игра. Почему бы вам не поговорить с ними, рассказав только то, что вы считаете необходимым?
— Нет, — ответил Каргрейвз. — Ведь это ваши родители. Если они пожелают встретиться со мной, я, конечно, отвечу на все их вопросы. А что касается таинственности, то вот ее причина: сейчас патентоспособна только одна сторона моего изобретения, и по правилам Ядерной конвенции ООН любой желающий может приобрести лицензию. Патентом распоряжается компания, но ракетный двигатель в патенте не значится. Сама же идея использовать изобретение в качестве удобного и недорогого средства передвижения в космосе принадлежит мне, и только мне. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь побогаче меня обошел. Незадолго до старта мы известим репортеров, быть может, только для того, чтобы они сообщили о нашей гибели при запуске. Но ваши возражения обоснованны: нам ни к чему изображать из себя сверхсекретную лабораторию сумасшедшего ученого из комиксов. Я постараюсь убедить ваших родителей.
Доктор Каргрейвз сделал исключение только для матери Арта. В конце концов, она была его родной сестрой. После обеда он прогнал Арта в лабораторию и, помогая сестре вытирать посуду, рассказал о своих планах. Она слушала его молча.
— Ну, что скажешь?
Женщина сидела неподвижно, не глядя на брата, и комкала в руках носовой платок.
— Дон, ты не можешь так со мной поступить.
Каргрейвз молча ждал.
— Я не в силах отпустить его, Дон. Мой сын — все, что у меня осталось. С тех пор, как не стало Ганса…
— Я знаю, — мягко заговорил доктор. — Но Ганс умер, когда Арт был еще малышом. Нельзя подрезать крылья сыну из-за гибели мужа.
— Думаешь, от этого легче? — она чуть не плакала.
— Нет, не думаю. Но именно ради памяти Ганса ты не должна закутывать сына в вату. Ганс был мужественным человеком. Будь он слабаком, он остался бы в Институте кайзера Вильгельма. Но он был истинным ученым и не пожелал жертвовать своими принципами в угоду политическим разбойникам. Он…
— И это стоило ему жизни!
— Знаю. Но не забывай, Грейс, что если бы ты не была американкой, ты не сумела бы вытащить его из концлагеря.
— Не понимаю, при чем тут это. О! Тебе надо было бы посмотреть на него, когда они его выпустили, — по лицу женщины текли слезы.
— Я помню, каким он появился в Америке. Зрелище было не из веселых. А то, что ты американка — действительно, очень важно. В нашей стране достаточно прочны традиции свободы, как личной, так и научной. Чрезмерная осторожность и слабоволие — злейшие враги свободы. Будь Ганс жив, он и сам бы отправился со мной. Ради его памяти ты не имеешь права держать мальчишку в клетке. И ты не сможешь удержать мальчика у своего подола навсегда. Пройдет пара лет, и тебе все равно придется отпустить его шагать своею дорогой.
Сестра молчала, склонив голову. Каргрейвз тронул ее за плечо.
— Обдумай все это, Грейс. А я уж постараюсь вернуть твое чадо целым и невредимым.
Когда спустя некоторое время Арт поднялся по лестнице, мать все еще сидела в комнате и ждала его.
— Артур?
— Да, мам?
— Ты хочешь отправиться к Луне?
— Да, мама.
Она глубоко вздохнула и твердым голосом произнесла:
— Веди там себя хорошо. Слушайся дядю, Артур.
— Обещаю тебе, мама.
После обеда Моррису удалось на минутку отозвать отца в сторону.
— Папа, я хочу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.
— А как же еще?
— Да нет, на сей раз все серьезно. Я знаю, что ты хотел бы сделать из меня предпринимателя, но все же согласился отпустить меня в тех.
Отец кивнул.
— Бизнес не пострадает. Мы гордимся учеными, которые есть в нашей семье. Твой дядя Бернард — хороший хирург. И разве кто-нибудь требует, чтобы он занимался еще и предпринимательством?
— Все так, папа, но дело в том, что я не хочу в тех.
— И что же? Пойдешь в какой-нибудь другой институт?
— Нет, я совсем не пойду учиться.
И Морри на одном дыхании, стараясь выложить все как можно быстрей, рассказал ему про план Каргрейвза. Он хотел объяснить отцу положение прежде, чем тот примет опрометчивое решение. Отец слушал, покачиваясь с пяток на носки.
— Сейчас Луна, на той неделе… может быть, уже Солнце? Чтобы чего-то добиться, нужно принять твердое решение, Морри.
— Верно, папа, но ведь как раз это я и хочу сделать.
— И когда же вы начинаете?
— Так ты отпускаешь меня? Разрешаешь?
— Спокойно, Моррис, я не сказал «да», но не сказал и «нет». Прошло уже порядочно времени с того дня, как ты встал перед общиной и произнес: «Сегодня я уже мужчина…». И это означало, что в тот момент ты действительно стал мужчиной. Прошли времена, когда я разрешал и запрещал, теперь я могу только советовать. И я советую тебе забыть об этой затее. Все это — чистая ерунда.
Морри застыл в почтительном, но упрямом молчании.
— Подожди неделю, а потом приходи ко мне, и мы поговорим о твоих планах. Шансы свернуть себе шею в этом предприятии весьма велики, не так ли?
— Ну… да, думаю, да.
— Неделя — не такой уж большой срок, если речь идет о решении покончить жизнь самоубийством. До той поры ничего не говори матери.
— Еще бы!
— Если ты все же решишь лететь, я сам сообщу ей об этом. Но, Морри, нашей маме эта затея явно не понравится.
Наутро Дженкинс-старший позвонил Каргрейвзу и попросил его приехать, если позволяют обстоятельства. Доктор согласился с таким чувством, будто его вызывают «на ковер». В гостиной он застал и мистера, и миссис Дженкинс. Росса не было. Дженкинс обменялся с гостем рукопожатием и усадил его в кресло.
— Сигарету, доктор? Сигару?
— Нет, спасибо.
— Если вы курите трубку, — добавила миссис Дженкинс, — то, пожалуйста, не стесняйтесь.
Доктор поблагодарил ее и с удовольствием принялся набивать трубку табаком.
— Росс недавно рассказал мне странную историю, — приступил к делу мистер Дженкинс. — Если бы я не относился к нему с доверием, я решил бы, что у него разыгралось воображение на почве переутомления. Может быть, вы сумеете нам все объяснить?
— Постараюсь, сэр.
— Буду вам очень признателен. Итак, правда ли, что вы намерены отправится в путешествие на Луну?
— Чистая правда.
— Понятно. Но верно ли, что вы пригласили участвовать в этой фантастической авантюре Росса и его приятелей?
— Да, — Каргрейвз с удивлением поймал себя на том, что едва не прокусил мундштук трубки.
Мистер Дженкинс пристально посмотрел на него.
— Честно говоря, я удивлен. Даже если проект безопасен и выверен, ваш выбор партнеров кажется мне опрометчивым. Ведь они еще мальчишки.
Каргрейвз объяснил, почему молодые люди кажутся ему вполне подходящими помощниками.
— Во всяком случае, — заключил он, — молодость не помеха. Подавляющее большинство ученых, занятых в проекте «Манхэттен», были очень молоды.
— Но они не были мальчишками, Дон.
— Это верно. Но Исаак Ньютон изобрел интегральное исчисление в юном возрасте. Профессор Эйнштейн опубликовал свой труд по теории относительности в двадцать шесть лет, а сама работа была выполнена еще раньше. В технических науках и физике возраст особой роли не играет. Главное здесь — навыки и способности.
— Даже если и так, доктор, им нужно многому учиться. И потратить немало сил, чтобы подготовиться к работе, которую вы предлагаете. Особенно если речь идет о создании точных приборов и сложных установок. Черт побери, я сам инженер и знаю, о чем говорю.
— При обычных обстоятельствах я бы с вами согласился. Но эти ребята обладают именно тем, что мне нужно. Вы знакомы с их работой?
— Немного.
— И что вы о ней думаете?
— Для своего уровня парни добились вполне приличных результатов.
— Они знают именно то, что нужно для моего предприятия. Они помешаны на ракетах. Проводя исследования, они приобрели солидные знания, необходимые для моей работы.
Мистер Дженкинс немного поразмыслил над этим, потом покачал головой.
— Готов согласиться, что в ваших словах есть доля истины. Но сама затея представляется слишком уж фантастичной. Я не хочу сказать, что космические полеты невозможны. Я уверен, что технические трудности, которые тут возникают, в скором времени будут преодолены. Но космический полет не относится к числу задач, которые решаются в домашней мастерской. Полетами в космос должны заниматься авиационные и другие крупные технические фирмы, но уж никак не вчерашние школьники.
Каргрейвз покачал головой.
— Правительство не желает с этим связываться. Конгресс встретит такое предложение взрывом смеха. Что же до корпораций, то у меня есть основания утверждать, что ни одна из них не станет заниматься такого рода проектом.
Мистер Дженкинс устремил на него испытующий взгляд.
— В таком случае нам с вами, похоже, не дожить до начала космической эры.
— Я бы этого не сказал, — возразил ученый. — Кроме США на Земле есть и другие государства. И я не удивился бы, услышав одним прекрасным утром, что русские вышли в космос. Они располагают высокоразвитыми технологиями и, по-видимому, не скупятся финансировать науку. Вполне возможно, что они первыми создадут космический корабль.
— А если они и впрямь сделают это, что тогда?
Доктор глубоко вздохнул.
— Я ничего не имею против русских: если они обгонят меня и первыми высадятся на Луне, я готов снять перед ними шляпу. Но я предпочитаю нашу систему и полагаю, что это будет черный день для нас. Очень жаль, если они сделают что-то великое и чудесное, а мы с нашей технологией останемся позади. Во всяком случае, — заключил он, — я патриот и хочу, чтобы это сделали мы, а не какая-то другая страна.
Мистер Дженкинс кивнул и сменил тактику.
— Даже если трое ребят обладают нужными знаниями и навыками, я все равно не понимаю, почему вы выбрали подростков. Честно говоря, ваш проект больше всего смущает меня именно этим. Вам гораздо больше подошли бы квалифицированные инженеры и рабочие, а экипаж было бы логичнее составить из опытных пилотов-ракетчиков.
Каргрейвзу пришлось подробно объяснять, каким образом он надеется воплотить замысел при ограниченных средствах. Когда он умолк, мистер Дженкинс сказал:
— Итак, вы берете мальчиков потому, что испытываете финансовые трудности?
— Если вам так угодно, да.
— Не я, а вы сами изложили дело таким образом. Скажу откровенно, я не совсем одобряю ваш образ действий. Я не подозреваю вас в дурных намерениях, но считаю, что вам следовало бы остановиться и еще раз хорошенько все обмозговать. Я ни в коем случае не благодарен вам за то, что вы замутили головы Россу и его друзьям и втянули их в дела, до которых они еще не доросли, причем не посоветовавшись заранее с их родителями.
Дональд Каргрейвз плотно сжал губы, но ничего не ответил. Не рассказывать же, что он всю ночь пролежал без сна, мучимый сомнениями именно такого рода.
— Тем не менее, — продолжал мистер Дженкинс, — я понимаю ваше разочарование и одобряю воодушевление, — его губы тронула слабая улыбка. — Хочу обратиться к вам с деловым предложением. Я предоставляю в ваше распоряжение трех механиков — людей вы сможете подобрать сами — и одного инженера или физика, которые помогут перестроить ракету. Затем я помогу вам укомплектовать экипаж. Я уверен, что найдется много добровольцев, так что мы сможем выбирать, и даже платить не придется. Минутку, — попросил он, видя, что Каргрейвз хочет что-то сказать. — Вы ничем не будете мне обязаны. Мы составим договор, согласно которому, если ваше предприятие удастся, вы отчисляете мне известный процент от премиальных сумм и от гонораров за интервью, лекции, книги и все прочее. Мне кажется, это разумный путь.
Доктор глубоко вздохнул.
— Мистер Дженкинс, — медленно произнес он, — если бы я получил подобное предложение всего неделю назад, я бы прыгал от радости. Но сейчас я не могу его принять.
— Что же вам мешает?
— Я не могу бросить мальчиков. Теперь я в ответе перед ними.
— Ну, а если я скажу, что у Росса нет ни единого шанса получить мое разрешение?
— Это ничего не изменит, но мне придется найти кого-нибудь другого, кто предложил бы мне такие заманчивые условия. От вас я ничего не могу принять. Вы не обессудьте, мистер Дженкинс, но это было бы похоже на подкуп: вы помогаете мне средствами, а я вывожу Росса из игры.
Мистер Дженкинс кивнул:
— Я опасался, что вы посмотрите на дело именно таким образом. Я уважаю вашу щепетильность, доктор. Давайте-ка я позову Росса и сам объявлю ему свое решение.
Он пошел к двери.
— Минутку, мистер Дженкинс.
— Слушаю вас.
— Я хочу сказать, что тоже уважаю вашу щепетильность, и я уже говорил вам, что воплощение замысла сопряжено с немалой опасностью. Я готов рискнуть, но за вами остается право запретить сыну ставить на карту свою жизнь.
— Мне кажется, вы неправильно меня понимаете, доктор Каргрейвз. Конечно, это опасно, и мы обеспокоены. Но я отказываю не поэтому. Я никогда не пытался удержать Росса от чего бы то ни было только из-за опасности. Я разрешил ему учиться водить самолет и даже устроил так, чтобы школа пригласила двух военных инструкторов. Я никогда не удерживал его от экспериментов со взрывчатыми веществами. Я отказываю совершенно по другой причине.
— Тогда позвольте узнать, в чем же она состоит?
— Осенью Росс поступает в технический институт. Считаю, что получить образование гораздо важнее, чем быть первым человеком, высадившимся на Луне.
Он снова отвернулся.
— Если вы боитесь пробелов в его образовании… то, быть может, вы сочтете меня достаточно грамотным преподавателем?
— Что? Ну… разумеется.
— Я берусь поднатаскать мальчиков в технических и физических науках. Я позабочусь о том, чтобы они не остались без профессионального образования.
Мистер Дженкинс на мгновение заколебался.
— Нет, доктор, не будем возвращаться к этому. Инженер без диплома ущербен. И Росс получит диплом, — он быстрым шагом подошел к двери и позвал сына.
— Иду, пап!
Объект их разговора поднялся по лестнице и вошел в комнату. Сначала он посмотрел на Каргрейвза, потом на отца и только затем, на мать, которая молча ему улыбнулась.
— Итак, какой мне вынесен приговор? — спросил он.
Его отец ответил без обиняков:
— Этой осенью ты поступаешь учиться. Я не одобряю вашей затеи.
Росс сжал губы, но промолчал. Помедлив секунду, он обратился к Каргрейвзу:.
— А как Арт и Морри?
— Арт летит со мной. Морри позвонил и сказал, что его отец неодобрительно отозвался о самой идее, но мешать не станет.
— Это что-нибудь меняет, пап?
— Боюсь, что нет. Мне не хотелось бы тебе запрещать, но если речь идет о серьезных решениях, то я несу за тебя ответственность до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать один год. Ты должен получить диплом.
— Но… но папа! Посуди сам, ведь диплом — это лишь бумажка! Если полет удастся, я буду достаточно знаменит, чтобы получить любую работу, какую только захочу. А если мы погибнем, никакой диплом мне не понадобится.
Мистер Дженкинс покачал головой.
— Росс, я принял решение.
Каргрейвз заметил, что юноша едва сдерживает слезы. От этого он стал выглядеть старше. Когда Росс снова заговорил, голос его дрожал.
— Папа…
— Да, Росс?
— Если я не могу лететь, то нельзя ли мне хотя бы помочь им с переоборудованием ракеты? Им не помешают лишние руки.
Каргрейвз посмотрел на него с новым интересом. Он понимал, чего стоило мальчику это предложение.
Мистер Дженкинс удивился, но тем не менее сразу ответил:
— Разумеется, можно. Но лишь до тех пор, пока не начнутся занятия в институте.
— Ну, а если к этому времени не все будет готово? Мне не хочется бросать дело на полпути.
— Хорошо. В таком случае можешь работать над проектом до второго семестра. Это моя последняя уступка, — он повернулся к Каргрейвзу. — Я рассчитываю на то, что вы уделите некоторое время образованию.
И опять обратился к сыну:
— На этом закончим, Росс. Когда тебе исполнится двадцать один год, можешь, если будет угодно, рисковать своей головой и лететь на космическом корабле. Откровенно говоря, мне кажется, что ты и тогда не опоздаешь стать первым человеком на Луне.
Он поднялся.
— Альберт…
— Да, Марта? — мистер Дженкинс предупредительно обернулся к супруге.
Она отложила вязание и сказала:
— Позволь ему лететь, Альберт!
— Что? Что ты хочешь сказать?
— Позволь мальчику лететь на Луну. Да, сначала я была против, но доктор Каргрейвз меня убедил. Он прав, а я ошибалась. Нельзя удержать птицу в гнезде. Я была против. Но разве можно ожидать иного от матери? Нашу страну открыли люди, которые не боялись пуститься в дорогу. Прапрадедушка Росса пересек горы в фургоне и освоил те места, где мы теперь живем. Ему тогда было девятнадцать лет, а его жене — семнадцать. В нашей семейной хронике записано, что их родители были против, — она вздрогнула и сломала одну из своих спиц. — Мне непереносима сама мысль о том, что наша кровь охладела.
Миссис Дженкинс поднялась и быстрым шагом вышла из комнаты. Плечи ее супруга поникли.
— Я даю тебе свое согласие, Росс, — тихо сказал он. — Я желаю вам удачи, доктор. А сейчас извините меня…
И он покинул комнату вслед за женой.
