Глава двадцать первая
— Не понимаю, чему вы удивляетесь, — сказал им Понс. — Хью, ведь ты должен помнить, что я велел своим ученым выяснить, каким образом вы попали сюда. Никаких чудес. Я говорил вполне серьезно. И они почувствовали, что я буду очень огорчен, если не удастся разрешить проблему при таком изобилии данных. Похоже, ученые добились успеха. Во всяком случае им удалось отправить вот эту малышку. Она вернулась сегодня, почему я и послал за вами. Теперь мы выясним, работает ли аппарат так же хорошо, как настоящая модель. Мне кажется, что для перемещения в прошлое требуется не такое уж большое количество энергии — не нужно никаких атомных бомб, — если ее приложить точно в нужном направлении. Но все это мы скоро узнаем.
— Но как же вы узнаете? — спросил Хью. — Мы-то узнаем, сработает установка или нет, но вы-то?
— А, вон что! Мои ученые не так уж глупы, когда знают, за что взяться. Один из них вам все объяснит.
Позвали ученых — двух Избранных и пятерых слуг. Никаких предисловий не последовало. Хью почувствовал, что с ним обращаются так же безразлично, как с мышкой, которая хотела и не решалась спуститься на пол, где ее поджидала гибель. Хью было предложено снять рубашку, и двое ученых-слуг прикрепили к его правому плечу небольшой предмет.
— Что это? — предмет казался необычайно тяжелым для своих размеров.
Слуги не ответили, а старший Избранный сказал:
— Тебе все объяснят. Подойди сюда. Взгляни.
Взглянуть, как выяснилось, следовало на бывшую собственность Хью — геодезическую карту графства Джеймс.
— Ты знаешь, что это такое? Или нужно объяснять?
— Знаю. — Хью прибег к речи равных, но Избранный игнорировал это, продолжая обращаться к нему как к нижестоящему.
— Тогда ты должен знать, что вас нашли… здесь.
Хью согласился, когда палец ученого указал на место, где когда-то стоял его дом. Избранный задумчиво кивнул и добавил:
— Ты понимаешь значение этих отметок? — Он указал на маленький крестик и цифры возле него.
— Конечно. У нас это называлось «репер», или эталонная отметка. Точно указанное месторасположение и высота над уровнем моря. Это базисная точка для всей карты.
— Превосходно! — Избранный указал на аналогичную точку у вершины Маунтин-Джеймс. — А теперь скажи нам, если знаешь, — но только не лги, это не пойдет тебе на пользу, — как велика погрешность отклонения этих точек по вертикали и горизонтали.
Хью немного подумал, поднял руку, развел указательный и большой пальцы примерно на дюйм. Избранный прищурился:
— В те варварские времена не могло быть такой точности. Мы считаем, что ты лжешь. Попытайся еще раз. Или признайся, что понятия не имеешь.
— А я утверждаю, что вы сами не знаете, о чем говорите. Ошибка может быть даже меньше. — Хью хотел рассказать им, что он сам проводил подобные измерения, когда занялся подрядами, и что хотя он и не знал в точности методики геодезических съемок, он знал, что для привязки реперов используются методы, значительно более точные, чем при обычных съемках.
Однако он решил, что вдаваться в такие объяснения не имеет смысла.
Избранный взглянул сначала на него, потом на Их Милость. Старик внимательно слушал, но лицо его оставалось бесстрастным.
— Ладно. Допустим, что отметки нанесены точно и соотносятся друг с другом. Что является для тебя исключительным везением, поскольку одной из них нет, — он указал на первую, около того места, где был их дом, — а другая, — он указал на вершину Маунтин-Джеймс, — по-прежнему на месте, в прочнейшей скальной породе. А теперь покопайся в памяти и не пытайся снова солгать, так как это прежде всего касается тебя самого… и имеет значение для Их Милости, поскольку твоя ложь может свести на нет усилия множества людей, чем Их Милость наверняка будет недоволен. Так вот: где поблизости от исчезнувшей точки и на той же высоте — во всяком случае не выше — находится… находилось, я хочу сказать, в те первобытные времена ровное, гладкое место?
Хью задумался. Он-то точно знал, где располагался этот репер: в основании Саутпортского Банка. Представлял он собой медную пластинку, заглубленную в камень позади мемориальной таблички, примерно на высоте восемнадцати дюймов от тротуара, на северо-восточном углу здания. Табличку укрепили там вскоре после открытия Саутпортского торгового центра. Хью, проходя мимо, часто смотрел на нее. Сам факт существования эталонной отметки был для него успокоительным — он был для души символическим гарантом стабильности.
Одной стороной здание выходило на стоянку автомобилей, принадлежавшую банку, супермаркету «Сейфвей» и еще паре магазинов.
— Ровное и гладкое место тянется отсюда и досюда на расстоянии… — Хью прикинул ширину стоянки в футах и перевел в современные единицы. — Или немного больше. Это на глаз. Размеры неточные.
— Это место действительно ровное? И не выше отметки?
— Оно даже ниже, и с небольшим уклоном, чтобы вода там не задерживалась.
— Отлично. А теперь взгляни сюда. — Это снова была собственность Хью, на сей раз карта штата.
— Предмет, который на тебе, можно считать часами. Не стоит объяснять тебе принцип их действия — ты все равно не поймешь. Достаточно сказать, что они измеряют время (по периоду радиоактивного распада). Поэтому они так тяжелы. Корпус изготовлен из свинца, чтобы погасить радиацию. — Избранный указал на город на карте. Хью отметил про себя, что здесь находился университет штата.
Избранный сделал движение рукой, и ему передали клочок бумаги. Он спросил у Хью:
— Ты можешь прочесть, что здесь написано? Или нужно объяснять?
— Здесь написано: «Государственный университетский банк», — ответил Хью. — И мне действительно помнится, что в этом городке в свое время было подобное заведение. Хотя с уверенностью сказать не могу. Я с ним никогда не имел дела.
— Было, было, — уверил его Избранный, — совсем недавно обнаружены развалины банка. Ты должен добраться до него. Там была и сохранилась до сих пор подвальная комната, в самой нижней части фундамента. Эти часы нужно поместить туда. Ты понимаешь?
— Понимаю.
— По велению Их Милости эта комната до сих пор не вскрыта. После того как вас пошлют в прошлое, ее вскроют. Часы будут там, и мы измерим их показания. Теперь тебе ясно, почему это жизненно важно для эксперимента? Мы не только узнаем, что вы благополучно перенесли путешествие, но и точно определим промежуток времени, разделяющий наши эпохи. На основании полученных данных мы сможем гораздо точнее настраивать приборы. — Избранный теперь говорил в приказном тоне. — И указания, смотри, выполняй с точностью. Или тебя строго накажут.
При этих словах Хью встретился взглядом с Понсом. Старик не смеялся, но в его глазах прыгали веселые огоньки.
— Сделай это, Хью, — попросил он. — Будь молодцом.
Хью заверил ученого:
— Я все сделаю. Я понимаю.
Избранный сказал:
— С благосоизволения Их Милости, покорный слуга готов взвесить дикарей и отправить к месту запуска.
— Мы передумали, — сообщил Понс. — Мы будем наблюдать за отправлением. — И добавил: — Как нервы, Хью? В порядке?
— Вполне.
— Всем, испытавшим первое перемещение, было предложено вернуться; не помню, говорил я тебе об этом или нет. Джо сразу же отказался, — старик взглянул через плечо. — Грейс, ты не передумала, малышка?
Грейс подняла глаза.
— Понси! — укоризненно сказала она. — Ведь ты же знаешь, что я никогда не покину тебя.
— Дьюк?..
Оскопленный слуга даже не поднял глаз. Он просто отрицательно покачал головой.
Понс поторопил ученого:
— Нужно поспешить взвесить их. Сегодня мы намерены ночевать дома.
Взвешивание было произведено где-то в недрах здания (Хью догадался, что это столичная резиденция Понса). Перед тем как их поместили на платформу весов, Лорд-Протектор достал обойму, которую ранее извлек из пистолета Хью.
— Хью! Ты обещаешь не делать глупостей?
— Обещаю.
— При определенной сноровке ты вполне можешь прикончить меня. Но подумай, что потом будет с Барбарой и твоими малышами.
(Я уже думал об этом, старый ты негодяй.)
— Понс, а почему бы вам не отдать обойму Барбаре? Пусть она положит ее к себе в карман. В таком случае, даже если мне и взбредет в голову что-нибудь, я не успею зарядить пистолет достаточно быстро.
— Толково придумано. Держи, Барба.
Старший ученый был недоволен общим весом отправляемого в прошлое груза.
— С разрешения Их Милости, ничтожный слуга осмеливается доложить, что собственный вес обоих взрослых, должно быть, сильно уменьшился с тех пор, как делались расчеты.
— И чего же ты хочешь от нас?
— О, ничего, ничего, с благосоизволения Их Милости. Просто предстоит небольшая задержка. Масса должно быть точной. — Избранный начал торопливо накладывать на платформу металлические диски.
Это навело Хью на мысль.
— Понс, вы действительно думаете, что ваша штука сработает?
— Если бы я знал наверняка, не было бы надобности испытывать ее. Надеюсь, что она функционирует.
— Если перенос удастся, нам с самого начала понадобятся деньги. Особенно если мне придется пересечь почти половину штата, чтобы захоронить ваши часы.
— Логично. Ведь вы, кажется, там пользовались золотом? Или серебром? Я понял тебя. — Он сделал жест рукой. — Прекратите взвешивание.
— У нас в ходу было и то и другое, но обязательно должно было стоять клеймо нашего протектората. Понс, в моем доме было много американских серебряных долларов, которые вы забрали. Нельзя ли получить их обратно?
Получить деньги оказалось можно — они были во Дворце, и старик не имел ничего против того, чтобы их использовали для восполнения недостающего веса. Старший ученый был весьма обеспокоен задержкой: он объяснил своему Повелителю, что расчеты были сделаны на определенное время и на определенную массу, чтобы доставить подопытных в прошлое за несколько дней до начала войны, плюс-минус погрешность на ошибку. Но запас времени подходил к концу, и если не произвести запуск в самое ближайшее время, то придется снова пересчитывать параметры и перенастраивать приборы. Хью не понимал большинства подробностей и перестал слушать.
Понсу, похоже, доводы ученого тоже наскучили, и он резко оборвал его:
— Если понадобится, сделаешь расчеты заново. Все.
Чтобы разыскать слугу, который знал, где находятся изъятые у дикаря предметы, найти их и доставить, потребовалось больше часа. Понс молчаливо играл с мышью. Барбара возилась с близнецами, потом молча перепеленала их с помощью служанок. Хью попросил, чтобы перед запуском им дали возможность сходить в туалет. Им разрешили выйти, правда, под охраной. После этой процедуры вес снова изменился и все пришлось начинать заново.
Серебряные доллары по-прежнему были закручены в колбаски по сто монет в каждой. Весили они довольно много, и Хью был рад, что за время одиночного заключения он сбросил лишний вес, накопленный в бытность его Главным Исследователем. Но для покрытия разницы потребовалось всего около трехсот долларов да еще пуля и несколько клочков фольги.
— С позволения Их Милости, покорный слуга считает, что подопытных следует незамедлительно поместить в контейнер.
— Исполняй! Не трать попусту наше время!
В помещение вплыл контейнер. Он представлял собой металлический ящик, гладкий, пустой внутри, без каких-либо выступающих частей. Высота его было такой, что Хью головой упирался в потолок, а площадь едва позволяла разместиться всем четверым. Хью забрался первым и помог расположиться Барбаре. Потом им передали детей. Хьюги тут же начал плакать, брат последовал его примеру.
Понс выглядел расстроенным.
— Прислуга избаловала сопляков. Хью, я решил не присутствовать при отправлении — я очень устал. Прощайте оба, и счастливо добраться. Из вас никогда бы не получились верные слуги. Но мне будет очень не хватать наших партий в бридж. Барбара, нужно серьезно заняться воспитанием малышей. Смотри не избалуй их вконец. Они хорошие мальчишки. — Он повернулся и быстро вышел.
Крышку закрыли и заперли. Теперь они были одни. Хью тут же воспользовался возможностью поцеловать жену. Поцелуй вышел несколько неуклюжим, потому что они оба держали на руках по ребенку.
— Теперь мне все равно, что с нами будет, — выдохнула Барбара, оторвавшись от супруга. — Именно твоей ласки мне больше всего и не хватало. Ой, милый, Джо опять мокрый. А как там Хьюги?
— Не отстает от брата ни в чем: тоже мокрый. Но ты ведь, кажется, сказала, что тебе теперь все равно.
— Мне-то да, но попробуй объясни это детям. Сейчас я с радостью отдала бы сотню долларов за десяток чистых пеленок.
— Дорогая, а тебе никогда не приходило в голову, что человечество, по крайней мере миллион лет, прекрасно существовало без пеленок? А нам, возможно, предстоит обходиться без них не больше часа. Так что давай не будем о них думать.
— Да нет, я только хотела сказать… Послушай! Кажется, они передвигают нас.
— Сядь на пол и упрись ногами в стенку, пока дети еще целы. Что ты говоришь?
— Я просто хотела сказать, дорогой, что меня вовсе не волнуют пеленки. Меня вообще ничто не беспокоит теперь, когда ты со мной. Но если нам все же не суждено погибнуть — если эта штука сработает, — то я бы хотела бы быть практичной. А что может быть практичней пеленок?
— Поцелуй, например. Любовь.
— Да, конечно. Но они все равно приводят к пеленкам. Милый, а ты не мог бы переложить Хьюги в другую руку, а этой обнять меня? Ой, они снова нас куда-то двигают. Хью, как по-твоему, этот аппарат сработает? Или мы просто внезапно умрем? Ладно, путешествие в будущее я еще как-то могу себе представить — во всяком случае, мы совершили его. Но никак не могу вообразить себе путешествие в прошлое. Я имею в виду, что прошлое ведь уже было. Правильно? Разве не так?
— В принципе да. Но ты, по-моему, неправильно ставишь вопрос. Я понимаю так, что парадоксов времени не существует — их просто не может быть. Если нам удастся совершить этот прыжок во времени, значит, мы его уже совершали. Все это произошло. А если аппарат не сработает, то потому, что он уже не сработал в прошлом.
— Но ведь ничего этого не случилось еще. Я то же самое и говорила.
— Нет-нет. Мы ведь не знаем, случилось это уже или нет. Если случилось, то все будет в порядке. А если нет, то нет.
— Дорогой, я совсем запуталась.
— Не беспокойся. «Персты, перо держащие, выводят букву и, только выведя ее, свой продолжают труд…» О том, как обстоит дело, мы узнаем лишь постфактум… Мне кажется, нас выводят на финишную прямую: мы больше не покачиваемся, чувствуется только легчайшая вибрация. Я предполагаю, что нас запустят с территории бывшего графства Джеймс. Если так, то пока мы туда долетим, пройдет около часа. — Он обнял ее покрепче. — Поэтому час счастья в нашем распоряжении есть.
Она прижалась к нему.
— Так ведь я о том и толкую. Любимый, мы с тобой столько перенесли, что сейчас я уже ни о чем не беспокоюсь. Если нам отведен всего лишь час, я буду наслаждаться каждой его секундой. Если нам отведено сорок лет, я буду наслаждаться каждой секундой этих лет. А если нас разлучат, то мне не нужно никаких отсрочек. Как бы то ни было, пока мы, слава богу, вместе. И будем вместе до самого конца.
— Да, до самого конца.
Она счастливо вздохнула, перепеленала мокрого спящего младенца, уткнулась в плечо мужа и прошептала:
— У меня такое чувство, что это снова наш самый первый день. Помнишь? Я имею в виду убежище. Там было так же тесно, но еще жарче, и никогда я не была так счастлива. Мы тогда тоже не знали, доживем ли до следующего дня или нет. В ту ночь.
— По крайней мере, не надеялись. Иначе сейчас у нас не было бы близнецов.
— В таком случае я рада, что мы собирались погибнуть. Хью, а ведь здесь в нашем распоряжении места не меньше, чем было тогда, как ты считаешь?
— Женщина, ты просто ненасытна. Мы можем шокировать мальчиков.
— Мне, во всяком случае, не кажется, что один раз больше чем за год — это ненасытность. А мальчикам еще слишком мало лет, чтобы их можно было чем-то шокировать. Да брось ты! Ты же сам сказал, что, возможно, через час нас не станет.
— Твое предложение очень заманчиво. Теоретически я полностью «за». Но ребятишки здорово мешают, да к тому же здесь на самом деле не так много места, и даже если бы рядом не толпилась мокрая малышня, я совершенно не представляю, как это технически возможно.
— Что ж… Наверное, ты прав. Действительно, расположиться негде. Мы можем раздавить малышей. Но если нам все-таки предстоит погибнуть, то оставить дело просто так будет очень стыдно.
— Я отказываюсь допускать вероятность гибели. И больше никогда, даже на словах, не сделаю такого допущения. Все мои планы строятся на том, что мы останемся в живых. Жизнь продолжается. Что бы там ни было — жизнь продолжается.
— Согласна! Семь без козырей!
— Так-то лучше.
— Удваиваю. И еще раз удваиваю. Хью, как только мальчики подрастут настолько, что смогут удержать в руке тринадцать карт, мы начнем учить их играть в бридж. Тогда у нас будет своя семейная четверка.
— Согласен. А если они не смогут научиться, мы оскопим их и попробуем сделать новых детишек.
— Не произноси при мне больше слова «оскопить».
— Прошу прощения.
— И вообще давай прекратим говорить на этом языке, дорогой. Мальчики должны расти, слыша только английскую речь.
— Еще раз прошу прощения. Ты права. Но я могу сорваться иногда. Я столько переводил, что иногда начинаю думать на этом чертовом Языке. Так что не сердись, если у меня иногда и вырвется словечко.
— Словечко-другое — это не страшно. Кстати, насчет сорваться — у тебя было это? С Киской?
— Нет.
— А почему? Я бы ничего не имела против. Вернее, почти ничего. Она была очень мила. Она готова была возиться с детьми в любое время, когда ей только разрешали. Она очень любила наших мальчиков.
— Барбара, я не хочу думать о Киске. Мне больно вспоминать о ней. Я надеюсь только на одно — что ее новый владелец добр к ней. Ведь она совершенно беззащитна — как котенок с едва прорезавшимися глазками. Беспомощна. Киска напоминает мне обо всем самом чертовски проклятом, что только есть в рабстве.
Она сжала его руку.
— Надеюсь, что с ней обращаются хорошо. Но, милый, зачем себя мучить, ведь все равно ей ничем не поможешь.
— Я понимаю и именно поэтому не хочу говорить о ней. Но мне ее не хватает. Как дочери. Да, пожалуй, она была мне дочерью. И никогда «согревательницей постели».
— Я ни секунды не сомневалась в этом, дорогой. Здесь, конечно, может быть, и тесновато… Однако мне не хотелось бы, чтобы ты обращался со мной, как с дочерью. Лично я намерена содержать твою постель раскаленной докрасна!
— Хм… Ты хочешь напомнить мне о моих преклонных годах?
— О, мои натруженные ноги! Он еще говорит «преклонные годы»! С практической точки зрения мы станем ровесниками — нам обоим будет примерно по четыре тысячи лет, считая туда и обратно. А я преследую сугубо практические цели. Ты понял?
— Понял, понял. Но ведь тысячелетний возраст вряд ли способствует достижению «практических целей».
— Тебе так легко не отделаться, — грозно сказала она. — Со мной шутки не пройдут.
— Слушай, у тебя мысли работают только в одном направлении. Ладно, сделаю все, что в моих силах. Придется мне все время отдыхать, а работать будешь ты. Ха, да мы, кажется, приехали!
Ящик несколько раз передвинули, и некоторое время он пребывал в неподвижности, затем так неожиданно взлетел вверх, что у путешественников заныло иод ложечкой, столь же внезапно остановился, вздрогнул и наконец застыл окончательно.
— Вы находитесь в экспериментальной установке, — прогремел голос ниоткуда. — Имейте в виду, что вас, возможно, ожидает падение с небольшой высоты. Советуем обоим встать, взять в руки по одному ребенку и быть готовыми к падению. Понятно?
— Да! — крикнул Хью, помогая Барбаре встать. — С какой высоты?
Ответа не последовало. Тогда Хью сказал:
— Дорогая, я не понял, что они имели в виду. «С небольшой высоты» может означать и один фут, и пятьдесят… Обхвати Джо руками, чтобы он не ушибся, и согни немного ноги в коленях. Если толчок будет сильным, то не напрягай ноги, а мягко опустись на пол. Будь готова к сильному удару, ведь этим шутникам мало дела до сохранности наших костей.
— Понятно. Держи крепче Хьюги.
И они упали.