ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: XV
АГАПЭ
На следующее утро я не спешил просыпаться, валялся в постели и вспоминал вакханалию в честь моего приезда. Я лежал в большой постели в комнате на первом этаже. После того как вечеринка переместилась в постели, стена, открытая в сад, так и осталась открытой. Я никого не слышал, хотя, насколько я помнил, Тамара и Айра оставались со мной. Или Айра посетил нас потом?
Неважно, все они перебывали у меня, прежде чем Афина убаюкала нас. Помню, в этой большой кровати кроме меня и Тамары уместились еще шесть или семь человек. Или нет, Тамара уходила ненадолго, оставив меня на попечении разговорчивых близнецов, которые тогда почти утихомирились. Они сказали, что хотят убедиться, что я не собираюсь жениться на них, чтобы стать членом Семейства, и что скоро их вообще дома не будет, потому что они собираются в пираты, как только чуть-чуть подрастут, но будут половину времени проводить на планете, а потом откроют бордель, а рядом игорный дом… Не забегу ли я к ним туда в гости?
Им пришлось объяснить мне оба термина: они мне спели шуточную песенку по-английски, в которой встречались эти слова. Я поцеловал их и пообещал, что, как только откроется их студия, забегу и буду среди самых верных их почитателей. Это обещание ни к чему меня не обязывало, поскольку в таком возрасте подавляющее большинство девиц (например, все мои дочери) стремятся сделаться великими гетерами: некоторые даже приступают к этому самому требовательному из искусств и не сразу обнаруживают, что у них нет истинного призвания.
Я полагал, что скорее всего они станут именно пиратами. Копиям Лазаруса Лонга вполне к лицу было разбойничать в бездонных глубинах космоса.
Вакханалия двигалась от стола к постелям тем же чередом, что и вечеринки в модных заведениях Нового Рима. Но увеселение сие было домашним и тем выгодно отличалось от этих вечеринок. Лазарус и его сестры-дочери начали с настоящего шотландского флинго — впрочем, кто сегодня помнит этот танец? Лазарус выплясывал неистово и энергично… после всей-то еды и выпивки! Две его миниатюрные копии плясали вместе с ним. Звук волынки изображала Афина. Я бы не узнал его, если бы не любил древнюю музыку, как и древнюю историю. Танец с мечами девочки повторили на бис, но Лазарус отказался, сославшись на усталость.
Айра, к моему изумлению, оказался отличным жонглером. Неужели это мастерство он приобрел в те годы, когда управлял планетой?
Галахад виртуозно и весьма профессионально спел балладу, чем очень удивил меня, я помнил, что он всегда безбожно фальшивил. Но когда на бис он выступил, завязав платком рот, я понял, что меня дурачили и на самом деле все делала Афина. А потом он изобразил труп, окруженный тремя прекрасными вдовушками — Минервой, Гамадриадой и Иштар. Не буду описывать их диалоги, скажу лишь, что женщины явно радовались потере.
Закончила концерт Тамара, спевшая «Мои руки еще обнимают тебя», песню, которую кто-то необоснованно приписывал Слепому Певцу, но уж во всяком случае старинную. Но я считал ее песней Тамары и плакал от счастья. Впрочем, здесь я был не одинок, плакали все. Близнецы громко всхлипывали. А когда Тамара дошла до последней строчки: «Когда дикие гуси позовут тебя, любовь моя, руки мои все еще будут обнимать тебя…» — я заметил, что и глаза старейшего наполнились слезами.
Я встал, привел себя в порядок, потом вышел в сад и увидел там Галахад а. Я поцеловал его и получил «доброе утро» в запотевшем бокале. Это был свежий фруктовый сок, истинное наслаждение для вкусовых сосочков, привыкших получать по утрам напиток, обработанный химикалиями.
— Сегодня утром готовлю я, — сказал Галахад. — Поэтому тебе благоразумнее ограничиться яйцами — вареными или жареными. — Потом он ответил на вопрос, который гости обычно не задают: — Если бы ты проснулся пораньше, то выбор был бы побольше. Лазарус говорит, что я даже воду вскипятить не умею. Но все уже ушли.
— Как?
— Si. Айра пошел в кабинет, чтобы поработать, а может, чтобы подремать. Тамара вернулась к своим пациентам и велела передать тебе, что надеется вечером быть дома, но велела Гамадриаде на сон грядущий хорошенько растереть тебе плечи и пораньше уложить спать. Я не уверен, что она вернется сегодня, возможно, мы ее не дождемся, если она понадобится своим пациентам. Лазарус куда-то ушел, и никто его не ищет. Минерва занимается с двойняшками, должно быть, в «Доре», они часто там занимаются. Иштар отправилась по вызову на ферму к северу отсюда. Там кто-то руку сломал. Гамадриада повела детей гулять, чтобы не мешать тебе, ленивому развратнику. Так как, варить или жарить?
Он уже жарил яйца, поэтому я ответил:
— Варить.
— Хорошо, тогда эти съем сам. Как-нибудь протяну тогда до ленча.
— Я хотел сказать — жарить.
— Тогда я разобью еще три штуки, дорогой. Ты останешься с нами? Отвечай «да», иначе напущу на тебя близнецов.
— Галахад, я мечтаю…
— Значит, все в порядке.
— Но не все так просто. — Я изменил тему разговора: — Ты сказал, что Гамадриада повела детей гулять. Неужели я видел не всю вашу семью?
— Дорогой, мы не знакомим гостя с нашими малышами прямо на пороге, дабы не повергнуть его в неистовый восторг. Но с ними всегда кто-нибудь находится; у Лазаруса твердые убеждения относительно воспитания детей. Конечно, Афина приглядывает за ними, но у нее нет рук, а Лазарус считает, что, когда ребенок испугается, его сразу же надо взять на руки и утешить.
Еще он полагает, что шлепать тоже нужно без опоздания. Если все случается вовремя, ребенок не бывает испорченным или застенчивым. Особенно строго Лазарус требует, чтобы младшие не просыпались в одиночестве. Теперь тебе понятно, почему я так рано поцеловал тебя на прощанье. И пока я спал с самыми младшими, тебе уделяла время Иштар.
— Ты и в самом деле спишь с ними?
— Ну… если Эльф начинает скакать у меня на животе, я, конечно, нервничаю. Но когда на меня просто писают, я не просыпаюсь. Приглядывать за ними не так уж хлопотно. Мы делаем это по очереди. Получается каждая девятая ночь. Если ты останешься, будет каждая десятая. Но в любой день все может перемениться. Предположим, у нас в реювенализационной окажутся клиенты. Тогда Иштар, Тамара, Гамадриада и я будем заняты. К тому же Лазарус собирается покинуть нас, как только Лази и Лори подрастут. Наконец, учти, что все наши дорогуши просто свихнулись на рождении детей. — Галахад ухмыльнулся. — Как ты думаешь, за сколько времени четыре склонные к этому занятию женщины могут произвести на свет четырех младенцев? Или шестеро, ведь близнецы вот-вот примут участие в родильном процессе, как они угрожают нам по крайней мере два раза в неделю. Джастин, дорогой, мы хотим, чтобы ты остался, но не жди, что каждый день будет таким, как вчера. Если трудности семейной жизни тебя смущают, лучше вернись в Новый Рим. Там ты можешь нанять людей, чтобы они делали за тебя то, что лень делать самому.
— Галахад, — серьезно сказал я, — перестань-ка на минуточку жевать. Возни с детьми я не боюсь. Я привык вставать по ночам к плачущему ребенку за сотню лет до того, как ты родился. Я бы хотел принять участие в колонизации, снова жениться, воспитывать детей. Правда, я думал вернуться на Секундус, чтобы уладить кое-какие дела, а потом опять приехал бы со второй партией поселенцев. Но я могу послать все к черту и остаться, поскольку некоторые из вчерашних замечаний старейшего явно были предназначены для меня. Во всяком случае я принял их на свой счет… это о том, что следует бросить все и уйти. Секундус сейчас — дымящийся вулкан: старая лиса в любую минуту может развязать там кровопролитие, жертвой которого могу стать и я — просто потому, что принадлежу к числу главных бюрократов. — Я глубоко вздохнул. — Но я не понимаю, почему меня приглашают остаться в доме старейшего. Почему?
— Уж не из-за твоей красоты, — ответил Галахад.
— Это я знаю. Впрочем, собаки, от меня не шарахаются, лицо как лицо.
— Да, ничего. Но хирург-косметолог может делать чудеса. А я здесь второй по мастерству… из двоих. Попрактиковаться всегда полезно, и ты ничего не потеряешь.
— К черту, дорогой, не разыгрывай меня. Отвечай на мой вопрос.
— Ты понравился близнецам.
— Да? По-моему, они восхитительны. Но мнению подростков едва ли следует доверять.
— Джастин, не позволяй им дурачить себя; они совсем взрослые, только выглядят как дети. Кроме того, они идентичны нашему предку. А он наделен даром видеть человека насквозь и угадывать плохих. Лазарус позволяет девицам вольничать, потому что доверяет им; он знает — они будут стрелять лишь затем, чтобы убить, в противном же случае оружие останется в кобуре.
Я поперхнулся:
— Ты хочешь сказать, что их маленькие пистолеты — не игрушки?
Мой старый друг Обадия посмотрел на меня так, будто я сказал нечто непристойное.
— Что ты говоришь, Джастин! Лазарус не выпустит женщину из дома без оружия.
— Почему? Колония кажется вполне мирной. Или я чего-то не заметил?
— Да нет. Разведывательная партия Лазаруса установила, что на этом субконтиненте крупные хищники не водятся. Но мы привезли с собой более опасную разновидность двуногого хищника, и, невзирая на тщательный отбор, Лазарус не считает, что все они ангелы. Да он и не искал таких; из них не получаются настоящие поселенцы. Ах да, вчера на Минерве была юбчонка. Ты не обратил на нее внимания? В такую-то жару!
— Да не очень.
— Под ней она носит пистолет. И все-таки Лазарус никуда не пускает Минерву одну. Обычно ее охраняют близнецы, поскольку ей все-таки лишь три года и она еще не умеет стрелять, как девчонки. К тому же она более доверчива, чем они. А как ты стреляешь?
— Вроде бы ничего. Я начал брать уроки, когда решил эмигрировать. Но у меня не было времени попрактиковаться.
— Постарайся найти — не будет же Лазарус ездить с тобой. Он считает себя ответственным лишь за женщин. Но если ты попросишь, как это сделали мы с Айрой, он научит тебя всему — начиная от того, как бороться голыми руками, и кончая импровизированным оружием. Уж за две-то тысячи лет он в этом поднаторел. Хочешь знать, что случилось со мной? Сам знаешь, я был человеком домашним; ученым, любителем старых книг — и никогда не носил оружия. Потом прошел реювенализацию, сам выучился на реювенализатора и у меня стало еще меньше оснований носить оружие. Но четырнадцать лет назад я позанимался с чемпионом всех времен по выживаемости. И каков результат? Я сделался сильным и гордым. Но убивать до сих пор никого не пришлось. — Галахад вдруг ухмыльнулся. — Впрочем, это только начало.
— Галахад, — сказал я, — вот одна из причин, по которой я согласился выполнить глупое поручение мадам Арабеллы: мне хотелось узнать, как здесь все на самом деле. Очень хорошо, я учту твой совет. Но ты все-таки не ответил на мой вопрос.
— Хм-м… я-то давно знаю тебя, Айра тоже, как и Минерва, хотя ты не сразу ей поверил. Гамадриада видела тебя, но не знала до прошлой ночи. Иштар знала тебя только по твоим картам, всегда оказывала тебе самую сильную поддержку. Но решающий фактор таков: Тамара хочет, чтобы ты стал членом нашей семьи.
— Тамара?
— Ты кажешься удивленным.
— Я действительно удивлен.
— Не понимаю почему. Чтобы прийти сюда вчера, она договорилась, чтобы ее подменили. Она любит тебя, Джастин. Разве ты этого не знаешь?
— Хм-м… — В голове у меня помутилось. — Да, я знаю. Но Тамара всех любит.
— Нет, лишь тех, кто нуждается в ее любви, а она всегда знает их. У нее невероятная эмпатия, из нее получится великий реюве-нализатор. В нашей семье Тамара имеет право требовать все, что ей хочется, а она хочет тебя… чтобы ты остался с нами жить, был вместе с нами.
— Я буду… проклят. (Тамара?)
— Едва ли. Если бы я верил в проклятия, то скорее всего подумал, что тот, кого выбрала Тамара Сперлинг, не может быть проклят.
Галахад улыбнулся, и счастливое выражение лица больше добавило его привлекательности, чем красота. Я попытался вспомнить, был ли он так же красив сто лет назад. Я не безразличен к мужской красоте, и сексуальность моя сбалансирована не идеально: в присутствии милой женщины и красивого мужчины я буду смотреть только на женщину. Из меня никогда не получится эстет; в вопросах красоты я не компетентен. Приношу заранее извинения любой женщине, которая найдет мою примитивную позицию оскорбительной.
Но я разделю свою постель с Галахадом, предпочитая его эгоистичной красавице; он добр, благороден, он хороший друг и обладает таким же веселым нравом, как близнецы. Я подумал, что мне хотелось бы встретить его сестру… мать или дочь… женскую версию его личности.
Тамара! Мысль о ней не давала мне покоя: я никак не мог понять, что крылось в словах Галахада.
Он продолжал:
— Закрой рот, дорогой; я удивился не меньше тебя. Даже если бы мы не были давними друзьями, я бы подчинился желанию Тамары, чтобы потом изучить тебя. Тамара никогда не ошибается. Может, ты спятил и потребовал он нее этого? А может, ты сверхчеловек и она нуждается в тебе? Но ты ни то ни другое — или я чего-то не понимаю. Ты не болен, я думаю, разве что чуть-чуть, лихорадкой, которую разносят дикие гуси. Может, ты и впрямь супермен — но никто из нас вчера этого не нашел. Если ты супержеребец, значит, сдерживал себя. Правда, Гамадриада сказала за завтраком, что женщина в твоих объятиях счастлива. Но она вовсе не утверждала, что ты самый великий любовник во всей Галактике.
В твою пользу свидетельствует то, что ты один из родителей Минервы, а ни у кого из них не было обнаружено серьезных недостатков — Иштар постаралась. Она вообще знает о тебе больше, чем ты сам. Она умеет читать генные карты, как другие читают книги. Минерва — доказательство того, что Иштар не допускает ошибок. Посмотри на Минерву: она мила, как утренний бриз, и прекрасна, как Гамадриада, но по-своему. Она так умна, что ты не поверишь, и при этом держится очень скромно. Но самое главное — Тамара.
Твоя судьба была решена прежде, чем ты ступил на порог этого дома. А ведь ты не торопился, верно?
— Какая уж там скорость у нуль-гравистата? Хотя я удивился, когда обнаружил лодку в молодой колонии. Я ожидал увидеть фургоны с упряжкой мулов.
— Их тоже много. Но Лазарус говорит, что приехал сюда с «семью слонами» — столько оборудования мы с собой притащили. У этой лодки сверхмощный двигатель, она перестроена по указанию Лазаруса и могла бы доставить тебя сюда за пятую долю того времени, которое ушло на дорогу. Но Айра сказал Лазарусу, что ему нужно время на какие-то переговоры. Поэтому Лазарус велел близнецам — уж не знаю, каким образом, похоже, у них телепатическая связь, — чтобы тебя везли долго. Так они и сделали, и не сомневаюсь, что Лаз и Лор ничем себя не выдали.
— Верно.
— Я так и думал. Они не дети. Видел бы ты, как они управляют космическим кораблем! А тем временем Айра переговорил с Иштар, потом с Тамарой, а потом мы устроили семейное совещание и решили твою судьбу.
Лазарус подтвердил решение, пока ты играл с близнецами. Правда, они могли наложить вето, но они ратифицировали решение. Желание тети Тами для них закон. К тому же ты им понравился.
Я смутился.
— Но обо всем, что тут происходило, я понятия не имел.
— Ты не должен был ничего заподозрить. Приготовить тебе завтрак мог бы и повар, но я вызвался — мол, мы с тобой старые друзья и все такое прочее, — потому что хотел поговорить с тобой и ответить на все твои вопросы.
— Меня смущает эта семейная конференция. Я думал, что Тамара вернулась домой как раз перед обедом.
— Так оно и было… Афина, ты слышишь меня, дорогая?
— Дядя Гладя, ты же знаешь, что я не слушаю частные разговоры.
— Черта с два ты не слушаешь. Тина умеет хранить секреты. Ну-ка, Тина, как отыскать кого-нибудь из наших?
— Скажите, с кем вы хотите переговорить, Джастин. Я поддерживаю связь по радио с каждой фермой, вообще с кем угодно и в любой момент могу отыскать Айру и Лазаруса.
— Благодарю тебя. Тина. А теперь, если ты должна слушать, постарайся делать это так, чтобы никто ничего не замечал. Совещание происходило здесь, Джастин. Тина соединила нас с Тамарой и Айрой. Она могла бы связать нас и с нуль-гравистатом, но в лодке находился ты. Кстати, Тина — наша кормилица: вместо того чтобы пахать землю, мы предоставляем колонистам услуги, на которые они не скоро могли бы рассчитывать. Но ты можешь заняться землепашеством, если угодно; нашей семье принадлежит много земли. Есть здесь и другие способы заработать на жизнь. Ну что ж, я сделал все, что мог. Ты хочешь о чем-нибудь спросить меня?
— Галахад, кажется, я понимаю все, кроме одного — почему Тамара хочет, чтобы я жил в вашей семье?
— Пусть она сама тебе объяснит. Я же сказал, что пытался отыскать нимб над твоей головой, но не нашел.
— В жару я его не ношу. Обадия, не смейся, все это очень важно для меня. Почему ты уверен, что желание Тамары все решило?
— Ты же знаешь ее, парень.
— Я знаю, как важны ее желания для меня. Для меня. Ведь я любил ее много-много лет. — И тут я выложил ему все, что долго таил ото всех… — Вот так все и было. Великая гетера никогда не соглашается на контракт и даже не слушает мужчину, достаточно осмелевшего, чтобы сделать подобное предложение. Но я… скажем так — был настойчив. В конце концов Тамара сказала мне, что выйдет за меня лишь для того, чтобы завести детей, но не много. Я уверен, что деньги здесь были ни при чем…
— Конечно. В этом смысле Тамара не глупа; я сам слышал, как она говорила, что, раз деньги есть универсальный символ стоимости, их следует принимать с гордостью. Но Тамара не пошла бы замуж ради денег. Ей это покажется… хм-м… а может быть, и нет, надо бы спросить у нее. Мм-м… интересно. Наша Тамара — очень сложная личность. Извини, дорогой, я перебил тебя.
— Я же сказал, что деньги не были определяющим фактором, поскольку у нее были ухажеры, имевшие состояния и в десять, и в сто раз превышающие мой скромный капитал; но она не вышла замуж ни за кого из них. Поэтому я заткнулся и довольствовался тем, что проводил с ней ночи, когда мне это позволялось, сопровождал ее на вечеринки, платил ей, сколько мог и сколько она принимала. Часто она устанавливала свою цену, отказываясь от части подарка. Так она поступала со мной, не знаю, как она обходилась с более богатыми клиентами. Так прошло много лет, и однажды она объявила, что дает мне отставку. Я был ошеломлен. Как раз в это время я прошел реювенализацию, но не заметил, чтобы она хоть немного постарела. Но Тамара проявила твердость и оставила Новый Рим. Галахад, я стал импотентом. О, не то чтобы вообще неспособным, но прежний экстаз превратился в простое опорожнение, не стоившее усилий. Случалось ли с тобой подобное?
— Нет. Наверное, надо сказать — пока нет, поскольку мне только около двухсот.
— Значит, ты не понимаешь, что я имею в виду.
— Только отчасти. Но могу ли я процитировать то, что некогда сказал Лазарус? Он вел с Айрой приватную беседу, но на подобные эпизоды можно нарваться в его ^отредактированных мемуарах.
«Айра, — сказал он, — в моей жизни был период, когда меня много лет женщины совсем не волновали. Я не только не был женат, но и жил, как монах. В конце концов много ли разнообразия можно найти в трении слизистых оболочек?
Но потом я понял, что как человек женщина бесконечно разнообразна и секс может стать самым прямым путем для познания женщины в этом качестве. Этот путь нравится им, как и нам, и часто только так можно сломать барьеры и добиться близкого знакомства.
А когда я обнаружил это, то интерес к дружественным забавам вернулся сам собой. Я стал счастливым, как мальчишка, впервые запустивший руку за пазуху девице. Да что там — счастливее. Я перестал себя чувствовать поршнем в цилиндре. Каждая женщина — уникум, который стоит познать; и если у нас хватало для этого времени, мы с ней непременно обнаруживали, что любим друг друга. По крайней мере мы дарили друг другу удовольствие и отдых, а не просто перепихивались — для этого можно было воспользоваться и куклой».
Вот, примерно так говорил Лазарус, Джастин. Ты испытал что-нибудь в этом роде?
— Да. Нечто подобное. Долгое время секс не волновал меня. Но я преодолел это. И помогла мне женщина, прекрасная, как Тамара. Мы не любили друг друга, но она научила меня тому, что я забыл. Секс бывает дружеским и может обходиться без сильной любви, какую я чувствовал к Тамаре. Видишь ли, моя подруга, жена моего друга — они оба были близки мне, — преподнесла меня в качестве подарка одной гетере, необыкновенной красавице, и устроила так, что мы провели с ней праздник. Мои друзья оплатили расходы — они могли себе это позволить, потому что были богаты. Эта прекрасная гетера, Магдалена…
— Мэгги! — воскликнул Галахад.
— Ну да. Это ее, так сказать, постельное имя. Но когда она узнала, что я руковожу архивами, то открыла мне свое настоящее имя.
— Ребекка Сперлинг-Джонс.
— Ты ее знаешь?
— Всю жизнь, дорогой мой Джастин. Я был выкормлен ее великолепной грудью. Она моя мать, дорогой. Какое замечательное совпадение!
Я был восхищен и заинтересован одновременно.
— Так вот от кого ты унаследовал свою красоту!
— Не только от нее, но и от генетического отца. Бекки… то есть Мэгги… сказала мне, что я больше похож на него.
— В самом деле? Если позволишь, я проверю твое происхождение, когда вернусь на Секундус.
Архивариус не имеет права лазить в архивы из личного любопытства; я мог это сделать по знакомству.
— Дорогой, тебе не надо возвращаться на Секундус. Чем кончилась возня в кустах после смерти Айры Говарда, ты можешь узнать у Афины. Но давай поговорим о маме. Она веселая, правда? И красавица.
— И то и другое. Я рассказал тебе, как много она для меня сделала.
Твоя мать решила, что этот праздник должен быть веселым для нас обоих — и я забыл, что потерял интерес к сексу. Я говорю не о технике; наверное, любая дорогая гетера Нового Рима не менее искусна, чем какая-нибудь известная в истории куртизанка. Я имею в виду ее нрав. С Мэгги было весело как в постели, так и вне ее. А морщинки от смеха совсем не то что грустные морщинки.
Галахад кивнул, подбирая с тарелки остатки яичницы.
— Да, мама такая. У меня было счастливое детство, Джастин. Такое счастливое, что я здорово расстроился, когда в восемнадцать лет мне пришлось покинуть дом. Но мама и тут была очень мила. Отметив мое совершеннолетие, она сказала мне, что уезжает из дома и возвращается к своей работе. Ее контракт с папой, моим приемным отцом, был временным и закончился, когда я стал взрослым по закону. Так что теперь, если мне хотелось повидать Мэгги — а это бывало нередко, — я должен был выложить монету без всяких ссылок на родство. А поскольку я был бедным, но честным научным ассистентом и платили мне в два или три раза меньше того, что я стоил, я не мог себе позволить провести с ней даже тридцать секунд, не говоря уж о целой ночи: мама всегда брала очень большие деньги. — Галахад с головой ушел в счастливые воспоминания. — Боже, Джастин, это было так давно, больше полутора столетий назад. Я не понимал тогда, что Бекки… Мэгги… что Магдалена поступила мудро, потому что был взрослым лишь физически и с точки зрения закона. Если бы она не перерезала пуповину, я болтался бы возле нее, как дитя-переросток, мешал бы ей жить и путался под ногами. Когда я повзрослел и женился, моя жена назвала нашу первую дочь Магдаленой и попросила Мэгги стать ее крестной. Мне не верилось, что это прекрасное создание произвело меня на свет, впрочем, у меня не было эдиповых комплексов: я слишком любил свою жену. Да, Мэгги чудесная девушка, хотя она испортила меня еще ребенком. В тот праздник ты единственный раз был с ней?
— Нет. Но это случалось нечасто. Как ты сказал, она стоила дорого, но мне предложила пятидесятипроцентную скидку…
— Да ну! Значит, ты произвел на нее впечатление.
— Она знала, что я не слишком богат. Но даже тогда я не мог позволить себе бывать в ее обществе часто. Но она избавила меня от груза переживаний, и за это я благодарен ей. Прекрасная женщина, Галахад. У тебя есть все основания гордиться ею.
— Я тоже так думаю. Но то, что она дала тебе скидку, заставляет меня думать, что и она вспоминает о тебе с благодарностью.
— О, едва ли. Это было так давно, Галахад.
— Не изображай из себя скромника, дорогой. Мэгги старалась сцапать каждую крону, до которой могла дотянуться. Но замечательно не то, что ты обладал моей матерью, несмотря на то что она брала дорого. Хотя в Новом Риме хватает богатых и достаточно привлекательных людей, с которыми Мэгги согласилась бы иметь дело. Замечательно то, что в настоящую минуту она находится километрах в сорока к югу отсюда.
— Нет!
— Si, si, si! Попроси Афину вызвать ее. Сможешь поговорить с ней через тридцать секунд.
— Мм-м… не думаю, что она помнит меня.
— А я думаю. И это не пустяк. Если ты удивлен, представь себе, как я был ошарашен. Я не имел никакого отношения к списку мигрантов. Я по самую задницу увяз, собирая все, что Иштар заказала для клиники. Джастин, я не знал, что Мэгги снова вышла замуж. Итак, мы сидим в штаб-квартире вторую неделю, едим и спим в «Доре», тут приземляется первый транспорт, и мы под руководством Айры приступаем к разгрузке в соответствии с процедурой, разработанной Лазарусом. Я должен был все делать своими руками — тогда у Афины не было внешнего оборудования — и вот…
— Бедный дядя Гладя!
— Кто это не слушает частные разговоры?
— Я бы хотела поправить тебя, дорогой. Это у Минервы не было внешнего оборудования, а меня тогда еще и на свете-то не было.
— Верно… Но у тебя, Тина, ее память; это же просто технические подробности.
— Не для меня, дорогой мой. Это блохастая сучонка забрала с собой кое-какие воспоминания и не пожелала разделить их со своей сестричкой-близняшкой. И к тому же заперла целый банк своей памяти, так что я не могу добраться до него, не зная той абракадабры, которую помнит лишь она сама и дедулечка. Только ты можешь отпереть его, Джастин… если и она, и Лазарус вдруг помрут.
Я ухитрился не промедлить с ответом:
— В таком случае, Афина, я полагаю, что доступ к этому блоку получу очень нескоро.
— Ну… если вы так полагаете, то и я тоже так думаю. Только интересно, какие мрачные тайны и жуткие преступления сокрыты в моем блоке «тета-97В декстер альфа прим»? Звезды с орбит не сойдут, если мы узнаем это? Дяде Гладе пришлось как следует потрудиться лишь пару дней, Джастин. Скорее всего у него еще ни разу в жизни не было возможности поработать по-настоящему.
— Считаю ниже своего достоинства комментировать, Тина. Джастин, я был назначен врачом-экспертом; почти новенький диплом свидетельствовал о том, что я имею вполне подходящую квалификацию. Итак, Иштар и Гамадриада распаковывали эмигрантов, давали им антидоты, а я проверял, благополучно ли прибывшие перенесли путешествие. Приходилось спешить, поскольку мне не удалось обнаружить врача в этом параде плоти.
Я на миг оторвал взгляд от своей машины и, успев только заметить, что следующей моей жертвой была женщина, бросил через плечо: «Раздевайтесь, пожалуйста», — и принялся изменять настройку. А потом посмотрел на нее еще раз… и сказал: «Привет, мама. Как ты сюда попала?» Она тоже поглядела на меня. А потом широко и радостно улыбнулась и ответила: «Прилетела на метле, Обадия. Поцелуй меня и скажи, куда класть одежду. А куда вышел доктор?»
Джастин, у меня собралась большая очередь, пока я самым тщательным образом обследовал Мэгги. Так полагалось, потому что она была беременна и следовало убедиться в том, что ее нерожденный ребенок хорошо перенес дорогу. Она вышла за фермера, родила четверых детей, ходит с облупленным носом и, представь себе, счастлива.
Мама вышла замуж самым романтическим образом. Она услыхала о заселении девственной планеты, отправилась в приемную контору, которую открыл Айра в здании Гарримановского треста, чтобы разузнать подробности. Это удивило меня более всего; на мой взгляд, наклонностями первопроходца мама обладает в последнюю очередь.
— Ну… не спорю, Галахад. Но и меня самого вряд ли кто-нибудь счел подходящим кандидатом в поселенцы.
— Возможно. И меня тоже. Итак, Мэгги оставляет свое заявление и тут же натыкается на одного из своих богатых знакомцев, делающего то же самое. Они сбегали куда-то, чтобы перекусить и переговорить — а потом прямо из ресторана отправились заключать открытый контракт. Затем вернулись в бюро, забрали назад свои заявления и подали общее, как семейная пара. Не могу сказать, что их приняли именно поэтому, но в первой партии одиночек почти не было.
— Они знали об этом?
— Безусловно! Клерк предупредил их, прежде чем взять деньги за отдельные заявления. Вот это они и обсуждали, зная уже, что вполне устраивают друг друга в постели, но Мэгги хотела выяснить, собирается ли он заняться сельским трудом и завести ферму. Верь или нет, но ей вдруг это приспичило. А он намеревался узнать, умеет ли она готовить и собирается ли заводить детей. Ну а придя к согласию, они приступили к делу! Мэгги восстановила способность рожать, и первого младенца они завели, не дожидаясь резолюции приемного комитета.
— Возможно, это и решило дело, — заметил я.
— Ты так думаешь? Почему?
— У них же в заявлении не значилось, что Магдалена понесла. Да и проверял ли Лазарус заявления? Галахад, все проще — наш предок предпочитает людей с большими потребностями.
— Мм-м, да. Джастин, а почему ты все еще упираешься?
— Я не упираюсь. Просто хочу убедиться, что приглашение серьезно. Я все еще не понимаю причин. Но я не дурак и остаюсь.
— Чудесно! — Галахад вскочил, обежал вокруг стола, поцеловал меня, взлохматил мои волосы и обнял. — Я рад за всех нас, дорогой, и мы постараемся сделать тебя счастливым. — Он улыбнулся, и я вдруг заметил, как он похож на мать. Трудно представить себе великолепную Магдалену окруженной детьми, с мозолистыми руками, женой фермера в глуши — но я помнил старинную поговорку о том, из кого выходят самые лучшие жены. — А Галахад продолжал: — Близнецы не были уверены, что мне можно доверить такую деликатную миссию. Они боялись, что я сделаю все не так.
— Галахад, я просто не могу отказаться от такого приглашения, но сперва хочу убедиться, что мне действительно будут здесь рады. И все-таки я все еще не понимаю причины.
— Ах да. Мы разговаривали о Тамаре и отвлеклись. Джастин, публика не знает, как трудно было на сей раз реювенализировать нашего предка; хотя в тех записях, которые ты редактировал, могли встречаться кое-какие намеки на это…
— Более чем намеки.
— Но это не все. Он был почти мертв, и вернуть его к жизни оказалось очень трудно. Но мы сумели; более умелого техника, чем Иштар, не существует. И как только он поправился — а физиологически ему тогда было почти столько, сколько тебе сейчас, — наступило ухудшение, и сильное. Что делать, когда клиент отворачивается от тебя, не хочет говорить, есть, хотя физически с ним все в порядке. Скверно. Бодрствует целую ночь, боится заснуть. Еще хуже.
И когда он… ладно, не буду. Иштар знала, что делать: она отправилась в горы и привезла сюда Тамару. Тогда та даже не была реювенализирована…
— Это неважно.
— Это важно, Джастин: молодость помещала бы Тамаре исцелить Лазаруса.
О, Тамара все равно справилась бы, я не сомневаюсь, но тогда ее биовозраст и облик соответствовали восьмидесяти годам по шкале Харди. Это и помогло, потому что Лазарус, невзирая на обновленное тело, ощущал груз своих лет. Но Тамара тоже казалась старой. Седая, сморщенная, с маленьким кругленьким брюшком, отвисшими грудями, с вздувшимися венами на ногах, она выглядела его ровесницей. Поэтому-то она и помогла ему во время кризиса, когда он, как я предположил, не мог видеть нас, молодых. Она излечила его.
— Да, она целительница. Кто-кто, а я-то знаю!
— Великая целительница. Она этим и сейчас занимается, лечит молодую пару, потерявшую первого ребенка; возится с матерью, пережившей тяжелое горе, спит с ними обоими. Мы все спим с ней; она всегда знает, когда это нужно. Пока в ней нуждался Лазарус, она оставалась с ним до тех пор, пока он не поправился. Конечно, после вчерашней ночи тебе в это трудно поверить. Но к тому времени, когда они встретились, оба уже давно оставили секс. Лазарус — более пятидесяти лет назад, а Тамара ни с кем не соединялась после того, как бросила занятие гетеры. — Галахад улыбнулся. — Так пациент исцелил врача: Лазарус пожелал разделить с ней ложе, и Тамара обнаружила, что обрела новый вкус к жизни. Она прожила с Лазарусом достаточно долго и сумела исцелить его дух, а затем объявила, что покидает его, чтобы пройти реювенализацию.
— И Лазарус попросил ее выйти за него замуж, — предположил я.
— Не думаю, Джастин. Ни Тамара, ни Лазарус не намекали на это. Тамара поступила иначе. Как-то во время позднего завтрака в саду на крыше дворца Тамара спросила у Айры, нельзя ли ей присоединиться к колонистам… Тогда делами переселения заправлял только Айра, а Лазарус все время твердил, что с нами не поедет. По-моему, в то время он уже подумывал предпринять путешествие во времени. Айра сразу же сказал Тамаре, что дело можно считать улаженным и что требования, предъявляемые к отъезжающим, к ней не относятся. Джастин, с той же готовностью Айра отдал бы ей свой дворец; ведь она спасла Лазаруса, и мы все знали об этом.
Но ты знаешь Тамару. Она поблагодарила его и сказала, что собирается выполнить все требования и начнет с реювенализа-ции, а потом освоит какое-нибудь дело, чтобы быть полезной в колонии, как сделала Гамадриада. Так вот, Тамара спросила: «Га-мадриада, ты будешь сегодня спать с Лазарусом?» Джастин, видел бы ты, какая началась суматоха!
— Какая суматоха? — удивился я. — Ведь ты сказал, что Лазарус снова обрел интерес к этому дружескому спорту. Или Гамадриаде что-то мешало заменить Тамару?
— Гамадриада-то хотела, но ей не понравилось, каким образом Тамара перевалила все обязанности на нее…
— На Тамару это не похоже. Если бы Гамадриада не хотела, Тамара поняла бы все без слов.
— Джастин, когда дело касается чувств и взаимоотношений, Тамара всегда знает, что делать. Она дразнила Лазаруса, а не Га-мадриаду. Нашего предка порой охватывает странная застенчивость. Он спал с Тамарой целый месяц и делал вид, что ничего не происходит. Словно это не они, а две киски резвятся на полу. Но откровенное требование Тамары, чтобы Гамадриада заменила ее в качестве наложницы, разоблачило его. И тут нашла коса на камень. Джастин, ты знаешь и Тамару, и Лазаруса — кто, по-твоему, победил? Извечный псевдопарадокс. Конечно, Тамара умеет быть непреклонной.
— Не знаю, Галахад.
— Ни он и ни она. Потому что как только Лазарус перестал бурчать, что, дескать, не нужно было без необходимости смущать его и Гамадриаду, Тамара мягко взяла свои слова обратно и вообще умолкла. Она молчала тогда, молчала после реювенализации, молчала, когда мы уезжали. Она предоставила ход Лазарусу — и выиграла спор тем, что отказалась от спора. Джастин, как по-твоему, трудно ли выгнать Тамару из чьей-либо постели?..
— По-моему, это невозможно.
— Полагаю, что Лазарус об этом догадался. Не знаю, о чем там они говорило посреди ночи, но Лазарусу было сказано, что Тамара не отправится на реювенализацию до тех пор, пока он не пообещает не спать в одиночку во время ее отсутствия. А со своей стороны Тамара обещала вернуться в его постель сразу, как только завершит антигерию. Утром Лазарус, запинаясь, объявил всем о достижении соглашения. Его физиономия пылала. Джастин, истинный возраст нашего предка в наибольшей степени проявляется в его допотопных и отсталых взглядах на секс.
— Прошлой ночью, я не заметил этого, Галахад. Впрочем, этого следовало ожидать: я тщательно изучил его мемуары.
— Да, но прошло уже четырнадцать лет после того, как мы учредили наше Семейство, а это событие как раз и произошло в то самое утро. Но до рождения близнецов мы официально не оформляли наш семейный альянс. Поверь мне, Лазарусу было трудно сдаться, и он искал лазейку. Он сердито заявил, что обещал Тамаре не спать один, пока она проходит антигерию, а затем сказал не более и не менее как следующее: «Айра, ты сказал, что в городе полно профессионалок. Можно ли подыскать такую, которая согласилась бы заключить контракт на это самое время?» Мне приходится цитировать его по-английски, поскольку он использовал эвфемизмы, которыми обычно пренебрегает в разговоре. Лазарус не знал, что Иштар уже распределила среди нас роли. Кстати, ты заметил, как он чувствителен к женским слезам?
— По-моему, к ним все мы чувствительны. Но я заметил.
— Айра постарался изобразить непонимание: дескать, понять не могу, какого рода профессионалки нужны Лазарусу. Тем самым дал Гамадриаде возможность разразиться слезами и выбежать из-за стола… Иштар тоже встала и проговорила: «Дедушка, как вы могли!» По лицу ее тоже потекли слезы, и она отправилась вслед за Гамадриадой. Тут разрыдалась Тамара и последовала за остальными двумя. Мы, трое мужчин, остались одни. «Если вы не возражаете, сэр, — холодно произнес Айра, — мне бы хотелось найти свою дочь и утешить». После чего поклонился, быстро повернулся и вышел. Мы остались вдвоем. Джастин, я понятия не имел, что делать. Я знал, что Иштар ожидала трудностей — Тамара предупредила ее. Но я не предполагал, что вынужден буду отдуваться за всех.
«О великие огненные шары! — пробормотал Лазарус. — Сынок, что я наделал?» Что я мог ответить? И я сказал: «Дедушка, вы оскорбили чувства Гамадриады». А потом стал упорно отказываться ему помочь: не стал объяснять, почему чувства ее были задеты, куда она могла задеваться — правда, все-таки пришлось высказать догадку, что она отправилась домой, а дом ее находился где-то в пригороде, но я не захотел проводить туда Лазаруса. Короче, как велела Иштар, изображал угрюмого тупицу и все предоставил женщинам.
Тогда Лазарус сам отправился на поиски Гамадриады. Ему помогла Афина, то есть я хотел сказать, Минерва.
— Это для меня новость, дядя Гладя, — подала голос Афина.
— В таком случае, забудь об этом, пожалуйста, дорогая.
— Ладно, забуду, — согласился компьютер — Но кое-что сохраню, чтобы воспользоваться этим через сотню лет. Джастин, а если бы я была живая и плакала, ты бы побежал за мной, чтобы утешить?
— Пожалуй. Почти наверняка.
— Я запомню это, мой сладкий. Ты такой милый.
Я сделал вид, что не расслышал, как она меня назвала, но Галахад спросил:
— Что это еще за «сладкий»?
— Я так выразилась, дорогой. Извини, дядя Гладя. Но ты просто невыносим. Если бы ты вчера не завалился спать в такую рань, то знал бы почему.
Я решил запомнить ее слова, чтобы лет через сто, когда Афина Паллада станет живым человеком, сконфузить ее и поставить в безвыходное положение. На этом наш разговор окончился — пришел Лазарус. Галахад замахал рукой:
— Ой! Папуля! Сюда!
— Иду. — Лазарус мимоходом чмокнул меня, потом Галахада, уселся рядом с ним и, схватив остаток завтрака Галахада — домашний рулет с вареньем, — отправил в рот.
— Ну как? Он клюнул?
— Но не так, как ты на Гамадриаду, папуля. Я как раз рассказывал Джастину о том, как Гама надула тебя и таким образом положила начало нашему Семейству.
— Боже, какой вздор! — Лазарус хлебнул из чашки Галахада. — Джастин, Галахад — очень милый парнишка, но страдает от приступов излишнего романтизма. Я всегда знаю, чего хочу, и потому начал именно с Гамадриады. Я преодолел ее сопротивление, и теперь она спит со всеми, даже с Галахадом. Дальше все развивалось логично. А ты все еще собираешься возвращаться на Секундус?
— Возможно, я не понял всего, что Галахад мне рассказывал… полагаю, что связался с… — Тут я замолчал. — Лазарус, я не знаю с чем связался.
Лазарус кивнул:
— Надо быть снисходительным к молодежи, Джастин. Галахад еще не умеет выражаться ясно.
— Спасибо, папулечка. Большое спасибо. Я уже все уладил. А теперь ты пытаешься озадачить его.
— Успокойся, сынок. Давай-ка все обговорим. Джастин, ты присоединяешься к Семье. И должен будешь содержать детей, причем всех, а не только тех, которые родятся у тебя. — Он выжидательно поглядел па меня.
— Лазарус, я воспитал много детей…
— Я знаю.
— И что-то не помню, чтобы уронил хотя бы одного. Итак, трое, которых я еще не видел, плюс эти двое — ваши сестры или приемные дочери — плюс все остальные, которые еще могут появиться на свет. Правильно?
— Да. Но такая обуза не на всю жизнь; для говардианца это непрактично. Семья может пережить всех нас… я надеюсь. Взрослый может бросить ее в любое время, но обязанности по отношению к детям, и родившимся, и тем, что еще во чреве, у него останутся. Скажем, до тех пор, пока им не исполнится восемнадцать лет. В любом случае, полагаю, остальные члены Семейства скорее предпочтут облегчить жизнь такому человеку, снять с него лишний груз ответственности, чем увидеть его затылок. Но не могу себе представить, что отпущенный на свободу будет счастлив. А ты?
— Нет… но я не попрошусь на волю.
— Конечно, все может случиться. Скажем, Иштар с Галаха-дом захотят завести собственное хозяйство…
— Папулечка, подожди-ка минутку! Тебе не удастся отделаться от меня так легко! Не очень-то я нужен Иш. Я знаю, потому что пытался уговорить ее выйти за меня замуж много лет назад.
— …и захотят прихватить с собой самых младших. Мы не станем отговаривать их и не будем пытаться переубедить тех детей, которые предпочтут остаться с ними. Ведь отцом всех троих является Галахад…
— Он не прав! Папулечка, ты сделал Иш Ундину прямо в бассейне, поэтому девочку так и назвали. Эльф либо твоя дочь, либо Айры — так мне говорила Гама. А в том, кто отец Эндрю Джексона, никто даже не сомневается. Джастин, увы — я стерилен.
— …что следует из статистической вероятности, качества спермы и того факта, что он так много внимания уделяет любовному делу. Но Иш читает генные карты и держит свои соображения при себе. А мы предпочитаем, чтобы все так и оставалось. Вряд ли Гамадриада будет говорить, что у нее есть или будет ребенок от Айры. Генетических неприятностей быть не должно, Иштар не сомневается. В нашей колонии до сих пор не родилось ни одного дефективного, и это убеждает меня в том, что Иштар умеет читать генные карты. Она проверила всех мигрантов первой партии и даже перенапрягла глаза за эти месяцы. Тем не менее Айра осторожен и даже рядом не станет с Гамадриадой, когда она фертильна. На мой взгляд, это совершенно иррациональная позиция, но я и сам порой осторожничаю. Слишком хорошо я помню то время, когда процент общих предков у всех говардианцев был весьма заметен, а потому дефективные дети рождались чересчур часто. Конечно, сегодня женщина с чистой генетической картой предпочтет выйти замуж за собственного брата, чем за незнакомца с другой планеты… но старые предрассудки умирают с трудом.
Значит, так, Джастин. Сейчас нас, отцов, трое — с тобой четверо — и три матери, но будет четыре, когда Минерва попросит считать ее совершеннолетней, а также неопределенное число детей, которых следует учить, шлепать и любить. Число родителей может возрасти — или уменьшиться. Но это мой дом, моя фамилия, и пусть будет так, потому что под моей крышей должна обитать одна Семья, и я не хочу обеспечивать веселую жизнь таким козлам, как Галахад.
— Но ты это делаешь! Спасибо тебе, милый папочка.
— …но иду на это ради благополучия детей. Мне случалось видеть, как жестокие катастрофы губят колонии, такие же процветающие, как наша. Джастин, в этой Семье со взрослыми может что-нибудь случиться, но если останутся хотя бы один отец и одна мать, дети должны вырасти нормальными и счастливыми. Это и есть истинное предназначение Семьи. Мы полагаем, что такая Семья, как наша, обеспечивает достижение этой цели в большей степени, чем семья, где только один мужчина и одна женщина, и если ты присоединишься к нам, то перед тобой окажется та же самая цель. Вот и все.
Я глубоко вздохнул.
— Где поставить подпись?
— Я не люблю письменных брачных контрактов. И никому ничего не навязываю. Когда партнеры желают сотрудничать, им не нужны никакие бумажки. Если ты решил присоединиться к нам, достаточно кивнуть…
— Я согласен!
— А если тебе хочется, чтобы был обряд, Лаз и Лор охотно придумают чего-нибудь попричудливее, а мы все можем наплакать горшок слез.
— А брачную ночь Джастину придется провести с ребятишками — пусть почувствует, как все это серьезно.
— Решено, Галахад. Пожалуй, надо бы заставить Джастина подежурить в ночь перед венчанием, чтобы у него был шанс отступить, если дело покажется слишком трудным.
— Лазарус, я могу поработать нянькой хоть сегодня; мне не привыкать.
— Сомневаюсь, что женщины разрешат.
— До утра не доживешь, — добавил Галахад. — Они у нас эмоциональные.
Это прошлой ночью они не слишком усердствовали.
— Джастин, наш дом не тюрьма. В нем чувствуют себя свободно не только дети, но и взрослые. Когда я спросил, намереваешься ли ты возвращаться на Секундус, то имел в виду именно это. Взрослый может провести вне дома год, десять лет, любой срок — и он будет уверен, что о детях его позаботятся, а по возвращении его или ее встретят с радостью. Мы с близнецами неоднократно покидали планету и еще не раз улетим. Ты ведь знаешь, что я намереваюсь предпринять путешествие во времени. Здесь этот эксперимент займет не слишком много проведенного времени, но в нем присутствует легкий элемент риска.
— «Легкий»! Папуля, ты свихнулся. Джастин, не забудь поцеловать его на прощанье; назад он уж точно не вернется.
Я с тревогой обнаружил, что Галахад не шутит.
— Галахад, — невозмутимо сказал Лазарус, — ты имеешь право говорить это мне, но не в присутствии детей и женщин. — И продолжил, обращаясь ко мне: — Конечно, в путешествии есть элемент риска. А где его нет? Дело здесь не в самом перемещении во времени, как, очевидно, полагает Галахад. — Тот пожал плечами, — Риск здесь не больше, чем при посещении любой планеты, где ты можешь кому-нибудь не понравиться. А скачок во времени происходит в самом безопасном окружении: в космосе, на корабле. Риск появляется позже. — Лазарус ухмыльнулся. — Но меня возмущает Арабелла. Эта старая корова предлагает мне глазеть на битвы! Джастин, самая лучшая черта современности в том, что мы живем так далеко друг от друга, что война сделалась непрактичной. Но… Я тебе говорил, что намереваюсь предпринять пробное путешествие во времени?
— Нет. По мнению мадам исполняющей обязанности, вы уже располагаете идеальной техникой.
— Признаюсь, что я предпочел бы, чтобы она так думала. Арабелла не понимает, что никакие имперские эдикты не помогут освоить империальное исчисление. Она никогда не умела правильно поставить вопрос.
— Полагаю, что и я не сумею, Лазарус; я не знаком с этой областью математики.
— Если тебе интересно, Дора может научить…
— Или я, сладкий.
— Или ты, Тина. А почему ты назвала Джастина сладким? Решила совратить его?
— Нет, это он обещал совратить меня… примерно через сотню лет.
Лазарус задумчиво поглядел на меня. Я сделал вид, что не слышал их разговора.
— Мм-м… возможно, лучше, Джастин, если ты позанимаешься с Дорой. С ней ты еще не встречался, она считает себя восьмилетней и не станет соблазнять тебя. Но она самый смышленый космический компьютер-пилот и способна научить тебя многому… и не только преобразованиям полей Либби. Я же говорил, что мы уверены в теории, но мне хотелось получить подтверждение. Поэтому я решил спросить у Мэри Сперлинг…
— Минуточку. Лазарус, — перебил его я, — в архивах значится лишь одна Мэри Сперлинг, и я ее потомок. Тамара тоже происходит от нее…
— От нее происходит целая куча говардианцев, сынок. У Мэри было больше тридцати детей. В те времена это был рекорд.
— Значит, вы имеете в виду старшую Мэри Сперлинг, рожденную в 1953 году по григорианскому календарю и умершую в…
— Она не умерла, Джастин; в том-то и дело. Поэтому я вернулся и поговорил с нею.
У меня закружилась голова.
— Лазарус, вы меня запутали. Вы хотите сказать, что уже предприняли одно путешествие во времени? Почти на две тысячи лет? Нет, больше чем на две тысячи.
— Джастин, если ты будешь молчать, я расскажу тебе, в чем дело.
— Прошу прощения, сэр.
— Назови меня сэром еще только раз, и я велю близнецам защекотать тебя. Я просто отправился в настоящем времени к звезде РК 3722 на планету Малого Народа. Обозначение это ничего не говорит тебе; в новых каталогах оно не значится, потому что мы с Либби закодировали его… от этого места людям следует держаться подальше.
Маленький Народец явился источником тех концепций, на основе которых Либби сварганил свою теорию поля, которой пользуются все космические пилоты, компьютеры или люди. Но я туда никогда не возвращался… потому что некогда мы с Мэри были близки. Настолько близки, что, когда она «переменила веру», для меня это оказалось ударом. Во многом более тяжелым, чем смерть.
Но годы смягчают воспоминания, а мне понадобился совет. Итак, мы с близнецами отправились на поиски этой планеты в «Доре», используя координаты и траекторию, которые давным-давно записал еще Энди. Траектория слегка изменилась, но за две тысячи лет звезда далеко не улетит; мы обнаружили ее.
И больше никаких хлопот. Я самым серьезным образом предупредил Лор и Лаз о том, что здесь очень опасно. Они выслушали меня и словно обрели иммунитет к этому месту, как я; у них не возникло желание обменять свою личность на псевдобессмертие. Они даже развлеклись; планета оказалась прелестной. Ничего не изменилось, это был один огромный парк.
Поначалу я только вышел на орбиту, поскольку и планета, и ее обитатели обладают силой, которую люди не в состоянии постичь. Все было как и в последний раз: в «Дору» явился призрак существа из Маленького Народца и пригласил нас спуститься на поверхность. На сей раз он называл меня по имени — оно прозвучало у меня в мозгу, потому что они не пользуются устной речью, — и проводил к существу Мэри Сперлинг. Я ждал встречи и радовался заранее. Но она, то есть оно, встретилась со мной лишь с легким удовольствием, не обнаруживая интереса, как будто я был не старый друг, а незнакомец, помнящий все, что знал этот прежний приятель.
— Понимаю, — проговорил компьютер. — Нечто вроде нас с Минервой?
— Да, дорогая… за исключением того, что в самый первый день своего существования ты обладала более определенной личностью, чем это существо, называвшееся именем моей старой приятельницы. И за последние три года твоя личность определялась все более и более.
— Спасибо, молодчина, не сомневаюсь, что ты так говоришь всем своим девицам.
— Возможно. Но помолчи, дорогая. Впрочем, рассказывать особенно нечего, Джастин, Мы пробыли там несколько дней и вместе с Дорой беседовали с Маленьким Народцем о теории пространственно-временного поля, а близнецы краем уха слушали, но в основном наслаждались этой туристической поездкой. Но когда «Нью Фронтирс» возвратился оттуда на Землю — ты ведь не забыл? — там осталось около десяти тысяч человек.
— Одиннадцать тысяч сто восемьдесят три, — поправил я, — в соответствии с записями в журнале «Нью фронтирс».
— Значит, это число занесено в журнал? Вообще-то было больше, потому что запись в журнале мы сделали, подсчитав тех, кого не смогли обнаружить. К тому же с ними остались незарегистрированные дети, ведь мы пробыли там достаточно долго. Но не важно, сколько их там было, пусть даже ровно десять тысяч. Как по-твоему, сколько их могло стать через две тысячи лет? Я прикинул.
— Примерно десять в двадцать второй степени — но это смешно. Я бы ожидал какого-то стабильного оптимума — скажем, десять в десятой степени — или мальтузианской катастрофы за семь или восемь столетий.
— Джастин, там не оказалось никого. Не было даже признака того, что там некогда обитали люди.
— Что с ними случилось?
— А что случилось с неандертальцем? Что бывает с побежденным? Джастин, какой смысл сопротивляться, если тебя превосходят настолько, что нет даже смысла бороться? Маленький Народец обитал в идеальной утопии: ни борьбы, ни соревнования, ни проблем перенаселения, ни бедности — они жили в идеальной гармонии со своей прекрасной планетой. Рай, Джастин! Маленький Народец воплотил все то, о чем мечтали философы и религиозные деятели, все, к чему они призывали человечество.
Возможно, они действительно совершенны, Джастин. И представляют собой то, что может получиться из человеческой расы через… миллион лет. Или десять миллионов. Но когда я говорю, что такая утопия пугает мня, что она несет смерть человеческим существам и что Маленький Народец, похоже, избрал тупиковый путь, я не стараюсь принизить их. О нет! Они куда больше меня понимают в математике и науке — иначе зачем мне было бы консультироваться с ними? Я не могу представить себе, как с ними воевать, потому что они сумеют отразить любую нашу атаку. Ну а если бы они сочли нас несносными, не могу даже представить себе, что могло бы случиться с нами — да и не хочу представлять. Но пока мы не лезем в их дела и не претендуем ни на что из того, что им нужно, опасности я не вижу. Так мне кажется… Впрочем, чего стоит мнение старого неандертальца? Я понимаю их примерно в такой же степени, как наш котенок понимает астронавигацию.
Не знаю, что произошло с оставшимися говардианцами. Быть может, кто-то сумел ассимилироваться, как Мэри Сперлинг. Я не спрашивал, потому что не хотел знать. Кое-кто, должно быть, погрузился в апатию, переев тамошнего лотоса, и умер. Едва ли люди там размножались — впрочем, возможно, некоторых содержали в качестве домашних животных. Если так, то я не хочу знать, что и как там происходило. Я получил то, что хотел — мнение мое о математических странностях физики поля подтвердилось, — а потому забрал своих девиц и улетел.
Но прежде чем оставить планету, мы облетели ее и засняли ее поверхность, а когда вернулись, отдали пленки Афине для исследования. Тина!
— Да, молодчина. Джастин, если на поверхности этой планеты находится хоть один предмет, созданный человеческими руками, размер его не превышает половины метра.
— Поэтому я решил, что все они погибли, — мрачно проговорил Лазарус.
— И больше туда не вернусь. Но путешествие к РК 3722 не было пробным путешествием во времени, это был обычный пространственный прыжок. Опытный полет будет прост и безопасен; мы не будем садиться на планету. Хочешь полететь с нами? Или нам лучше взять Галахада?
— Папочка, — серьезно сказал Галахад, — я молод, прекрасен, здоров и счастлив и хотел бы, чтобы все так и оставалось. Ты не имеешь права впутывать меня в эту безумную аферу. Не люблю прыгать от звезды к звезде, я домосед. Хватит с меня одной посадки с крутой девицей Лорелеей у руля. Нет, ты меня не уговоришь.
— Ну, мальчик мой, будь умницей, — ласково попросил Лазарус. — Мы же полетим, когда девочки повзрослеют; им будет необходимо мужское внимание. Я не могу выступить в таком качестве, потому что тогда не смогу с ними справляться. Подумай. Впрочем, если хочешь, можешь считать себя в известной мере обязанным.
— Как только ты начнешь говорить про обязанности, я немедленно улечу из этого улья. Ты, папулечка, слюнтяй, опасающийся двух маленьких девочек.
— Возможно. Между прочим, долго они маленькими не пробудут. А ты, Джастин?
Я отчаянно думал. Получить предложение от старейшего слетать вместе с ним в космос… от такого не отказываются. То, что в ходе полета предполагалось совершить попытку путешествия во времени, меня не смущало, потому что вся идея казалась мне нереальной. Но особой опасности не предвиделось, иначе он не стал бы брать с собой своих сестер-дочерей. К тому же я полагал, что Лазаруса нельзя убить, а значит, его пассажир может чувствовать себя в безопасности. Но быть жиголо для его девчонок! Лазарус дурил Галахада, я был уверен, потому что не сомневался и в том, что Лази и Лори уладят подобные дела по своему вкусу.
— Лазарус, я полечу с вами куда скажете.
— Остановись! — велел Галахад. — Папулечка, Тамара будет протестовать.
— Так в чем же дело, сынок? Мы возьмем с собой и Тамару. Я думаю, ей понравится. Она-то хвост не подожмет, как кое-кто — не будем говорить, кто именно.
— Что? — Галахад выпрямился. — Ты возьмешь с собой Тамару, Джастина, близнецов? Половину семейства? А нас оставишь рыдать у потухшего очага? — Галахад вздохнул. — Ну хорошо, сдаюсь. Записываюсь в волонтеры. Но пусть Джастин и Тамара останутся дома. И близнецы. Не надо ими рисковать. Ты пилот, а я буду готовить. До конца дней своих.
— Время от времени Галахад обнаруживает неожиданные признаки благородства, — проговорил Лазарус, ни к кому не обращаясь. — Когда-нибудь это его погубит. Сынок, кок мне не нужен, Дора готовит лучше любого из нас. Но близнецы потребуют, чтобы их взяли. И во время пары временных прыжков я хочу понаблюдать, как они справляются; позднее им придется делать это в одиночку. Лазарус обернулся ко мне, — Джастин, мы рады тебе, но путешествие будет скучным. Ты узнаешь о том, что переместился во времени, только тогда, когда я скажу тебе об этом. Я собираюсь лететь к планете, которую легко обнаружить, потому что мы с Либби исследовали ее и он точно определил ее траекторию. Я не собираюсь приземляться, там достаточно опасно. Этой планетой я хочу воспользоваться как часами. Возможно, это звучит глупо. Но время в космосе трудно установить с помощью часов типа радиоизотопных хронометров моего компьютера. Можно установить время по положению небесных тел, но этот способ требует долгих измерений и вычислений — куда удобнее приземлиться на цивилизованной планете, постучать в какую-нибудь дверь и спросить, который час.
Еще можно воспользоваться звездной системой с известными эфемеридами планет — как, скажем, здесь, или возле солнца Секундуса, или в Солнечной системе, или в системе любой звезды. Если только Дора обладает необходимыми данными, она может рассчитать положение планет и прочитать по нему время, как по стрелкам часов. Либби делал это на «Нью Фронтирс», когда мы приближались к Солнечной системе.
Но в нашем путешествии я сам буду калибровать часы: это дело пока неизведанное. Некогда я оставил кое-что на орбите этой планеты. А потом так и не сумел отыскать, несмотря на то что сделал все, чтобы этот предмет можно было найти. Э… это был гроб с телом Энди Либби.
Так что я собираюсь заглянуть туда снова и, если обнаружу его, определю две даты и смогу прокалибровать временные часы, доказав, что теория путешествия во времени правильна. Ты понимаешь меня?
— Полагаю, что да, — ответил я. — Вы получите экспериментальное доказательство. Но я так далек от теории поля, что больше ничего не могу сказать.
— И не нужно. Я и сам не очень хорошо во всем этом разбираюсь. Первый компьютер, спроектированный для того, чтобы управляться с приводом Либби-Шеффилда, отражал особенности уникального разума Энди. После него компьютер только совершенствовался. Если пилот когда-нибудь скажет тебе, что все понимает, а компьютером пользуется лишь как подручным средством, — не садись на его корабль, ибо перед тобой жулик. Да, Тина?
— Я разбираюсь в астронавигации, — проговорил компьютер, — потому что Минерва воспроизвела во мне навигационные контуры и программу Доры. Но не думаю, что эти проблемы можно описать на английском или на галакте, вообще на любом языке, пользующемся словесными элементами. Я могу распечатать основные уравнения и дать таким образом статическую картину — срез динамического процесса. Сделать?
— Не трудись, — ответил Лазарус.
— Ради Бога, не надо, — попросил и я. — Спасибо тебе, Афина, но я не собираюсь становиться звездным пилотом.
— Галахад! — позвал Лазарус. — Не хочешь ли ты приподнять свои ленивые телеса и отыскать что-нибудь перекусить? Тысячи по четыре калорий на брата. Джастин, я спрашивал, собираешься ли ты возвращаться на Секундус, именно потому, что не хочу, чтобы ты это делал.
— Я готов!
— Афина Паллада, начинается мой приватный разговор с главным архивариусом Футом. Запиши.
— Программа включена, мистер председатель.
Галахад поспешно вышел.
— Главный архивариус, не становится ли критичной ситуация в Новом Риме?
— Мистер председатель, — осторожно заговорил я, — с моей точки зрения, это так, хотя в социодинамике я не более чем дилетант. Но я прибыл сюда не для того, чтобы передать дурацкое послание мадам исполняющей обязанности председателя, а чтобы поговорить с вами.
Лазарус задумчиво поглядел на меня. И тут я понял, что делает эту личность уникальной. Он обладает умением целиком отдаваться тому, что делает; будь то разговор о жизни и смерти или такой пустяк, как танец в честь гостя. Я понял это, потому что Тамара тоже была такой; она умеет отдавать другому все свое существо.
Тамара не обладает исключительной красотой, да и в технике не искуснее многих профессионалок, а то и любительниц. Не в этом дело. Умение полностью концентрироваться выделяет ее из всех добрых женщин, посвятивших жизнь этому благородному призванию.
Я думаю, что старейший относится так ко всему. И когда он вдруг «взял в руки молоток», компьютер немедленно понял это, как и Галахад… и я перестал беспокоиться.
— Я не мог предположить, — сказал он, — что главный архивариус Семейств отправился в путь ради никчемного послания. Поэтому объясни причины своего прибытия.
Придумать какую-нибудь отговорку! Нет, объяснение должно быть искренним.
— Мистер председатель, пора продублировать архивы где-нибудь за пределами Секундуса. Я явился сюда, чтобы узнать, нельзя ли все это сделать на Тертиусе.
— Продолжай.
— Гражданские беспорядки еще не начались. Но признаки есть, и я не знаю, как долго они будут перерастать в открытое насилие. Народ Секундуса не привык к произволу и еженощной смене законов. Полагаю, скоро начнутся беды. И буду считать, что выполнил свои служебные обязанности, если разрушение архивов на Секундусе не приведет к гибели всех наших анналов. Они располагаются в подземных погребах, но эти помещения можно разрушить. Я придумал одиннадцать вариантов действий, с помощью которых можно погубить архивы полностью или частично.
— Ну а где одиннадцать вариантов, там и двенадцатый, тринадцатый и так далее. Ты говорил об этом с кем-нибудь еще?
— Нет! Просто мне не хотелось подать кому-нибудь такую идею.
— Разумно. Иногда лучше обойти слабую точку, не привлекая к ней внимания.
— Так и я подумал, сэр, но когда меня это начало беспокоить, я немедленно стал предпринимать меры для защиты материалов. В частности, настоял, чтобы все входящие данные дублировались при поступлении в архивы на хранение. Я хотел бы скопировать архивы целиком, а затем отправить их куда-нибудь. Но у меня не было для этого казенных средств, а моих денег не хватило бы, чтобы заплатить за кубики памяти. Следует воспользоваться велтоновскими мелкозернистыми кубиками, иначе все не погрузишь в корабль. — А когда ты начал копировать новые поступления?
— Сразу же после собрания Попечителей. Я предполагал, что они выберут Сусанну Барстоу. Но они выбрали Арабеллу Фут-Гедрик, и я встревожился, потому что не забыл о годах, которые мы вместе провели в кампусе. Я решил подать в отставку и тогда же приступил к работе над вашими мемуарами.
— Джастин, я полагаю, что ты не поэтому решил остаться. А ты подозревал, что Арабелла может назначить кого-нибудь на твое место?
— Такое возможно, сэр.
— Впрочем, это неважно. Ты скопировал новые поступления на велтоновские кубики?
— О да. На это я сумел наскрести денег.
— А где же они? Все еще на «Почтовом голубе»?
Я вздрогнул.
— Ну-ну! — сказал старейший. — Ты полагаешь, что я допущу, чтобы такой важный материал находился за много световых лет отсюда?
— Мистер председатель, конечно же, кубики в моем багаже, который остался в офисе начальника колонии Везерела.
— Афина Паллада!
— На кушетке в гостиной, мистер председатель. Начальник колонии приказал мне напомнить ему, чтобы он привез багаж мистера Фута домой.
— А мы поступим проще. Главный архивариус, сообщите Афине Палладе коды чемоданов. В кабинете Айры есть оборудование, с помощью которого можно немедленно скопировать твои кубики. И больше ни о чем можешь не беспокоиться, потому что все архивы, вплоть до того дня, когда я отдал Арабелле молоток, и так заключены в Афине Палладе.
Представляю себе выражение моего лица.
Старейший хихикнул.
— Почему? Потому что не тебя одного беспокоит безопасность архивов Семейств. Как? Мы украли их, сынок, мы их украли. Я контролировал исполнительный компьютер и воспользовался им, чтобы скопировать все целиком: генеалогию, историю, протоколы совещаний Семей — короче все, причем управляющая программа не позволила твоему главному компьютеру заметить, как я туда залез. Уперли прямо из-под твоего носа, главный архивариус. Но я ничего не сказал тебе ради тебя же самого — мне не хотелось, чтобы Арабелла о чем-либо догадалась и принялась допрашивать тебя. У нее и так слишком много забот. Трудно было лишь накопить достаточное количество велтоновских кубиков. Но сейчас ты сидишь прямо на них, они находятся в двадцати метрах от твоей задницы. Когда Афина Паллада прочтет то, что ты привез в своем багаже, дублирующий архив будет полным. Ну как, тебе лучше?
Я вздохнул.
— Гораздо лучше, мистер председатель. Теперь я могу остаться здесь с чистой совестью. Я даже чувствую желание подать в отставку.
— Не надо.
— Сэр?
— Оставайся здесь, но не уходи в отставку. Твоя помощница справляется с делом, и ты доверяешь ей. Арабелла не может самочинно сместить ее с места и поставить своего мальчика до тех пор, пока ты не подашь в отставку, поскольку на эту должность назначают Попечители. Не то чтобы ее смущали соображения закона… но все-таки не будем наводить ее на мысль. Сколько Попечителей на Секундусе?
— На Секундусе, сэр? То есть постоянно проживающих на Секундусе?
— Не хитри, сынок.
— Мистер председатель, я не хитрю. Всего старших Попечителей двести восемьдесят два. Из них сто девяносто пять проживают на Секундусе, остальные восемьдесят семь представляют говардианцев на других планетах. Для принятия политического решения необходимо, чтобы за него проголосовали две трети присутствующих на собрании, проводящемся каждое десятилетие, или две трети общего их числа, то есть сто восемьдесят восемь человек, на чрезвычайном совещании, в случае если каждый Попечитель был извещен, но на это могут уйти годы. Я упомянул об этом потому, что, если вы собираетесь созвать чрезвычайное совещание, едва ли удается набрать сто восемьдесят восемь голосов, необходимых для отзыва мадам исполняющей обязанности председателя с ее поста.
Старейший заморгал, глядя на меня.
— Мистер архивариус, с чего вы взяли, что я собираюсь созвать совещание Попечителей? Или попытаюсь сместить нашу дражайшую сестрицу Арабеллу?
— В вашем вопросе прозвучал намек на это, сэр — я помню, при каких обстоятельствах вы вернули свой молоток.
— Там все было иначе. Я действовал из чисто эгоистических побуждений. Старая дура хотела заставить меня изменить планы, арестовав Айру. Обстоятельства были совершенно разными. Тогда я мог убраться, а сейчас не могу. Сынок, не верь тому, что говорят. Арабелла отнюдь не добровольно отказалась от власти; мне пришлось отобрать у нее молоток. И то недолгое время, пока я заканчивал дела и собирался, она сидела под замком.
— В самом деле, мистер председатель? Но она, похоже, не обиделась. И всегда отзывается о вас очень хорошо.
Старейший цинично усмехнулся.
— Так это потому, что мы с ней оба прагматики. Я помог ей сохранить лицо и сделал так, чтобы она узнала об этом. Так что теперь она ничего не достигнет, если свалит меня, — напротив, даже кое-что потеряет, поскольку персона моя приобрела этакий полусвященный статус. Скорее ее положение зависит от меня, и она это знает. Правда, ежели я когда-нибудь окажусь на одной планете с нею — что маловероятно, поскольку я не дурак, — то постараюсь весьма осторожно входить в дверь.
Могу рассказать тебе, как все получилось, и ты поймешь, почему я не могу проделать это второй раз. Передав ей молоток, Айра немедленно покинул дворец, как положено. Но я до отъезда продолжал обитать в особняке на его крыше, поскольку дворец является моей официальной резиденцией. Поскольку я находился там, Минерва была подключена к моему обиталищу. А следовательно, сумела предупредить меня, когда шпики Арабеллы схватили Айру. Я проснулся и прибрал к рукам молоток. — Лазарус нахмурился. — Исполнительный компьютер, управляющий планетой, — опасная штука, Джастин. Когда им была Минерва и Айра командовал ею, все шло прекрасно. Но погляди, что я сумел сделать с ее помощью, и прикинь, что мог бы сделать другой, воспользовавшись ею, та же самая Арабелла. М-да… Тина, скажи что-нибудь Джастину голосом Арабеллы.
— Да, мистер председатель. «Верховный архивариус Фут, говорит исполняющая обязанности председателя. Имею честь сообщить вам, что я сумела уговорить нашего достопочтенного предка Лазаруса Лонга, постоянного председателя Семейств Говарда, принять на себя руководство Семействами на прискорбно короткий период, остающийся до его очередного отбытия в новый мир. Будьте добры, распространите это сообщение среди своих подчиненных. Я принимаю на себя текущие обязанности, но председатель разрешает вам обращаться к нему в любое время. От имени Попечителей и председателя говорит Арабелла Фут-Гедрик, исполняющая обязанности председателя Семейств Говарда».
— Ну что ж, именно это она мне и сказала.
— Ага. Минерва хорошо поработала. Она уловила напыщенность, свойственную Арабелле, добавила ее пришепетывание; она даже подметила пыхтение, которым Арабелла перемежает слова.
— Так это была не Арабелла? Вот бы никогда не подумал.
— Джастин, кроме тебя подобные сообщения были переданы всем важным чиновникам, а сама Арабелла находилась тогда в самых больших и роскошных апартаментах дворца и была весьма раздражена тем, что двери не открывались, транспорт не приходил, связь не работала — кроме тех случаев, когда я хотел говорить с ней. Да что там, я даже не позволил ей выпить чашечку кофе, пока она не перестала ерепениться и не согласилась с тем, что как председатель я имею право командовать.
Ну а потом мы с ней поладили, даже немножко подружились. Я делал все, что она хотела, только не выпускал на свободу. Она занималась текущими делами — я не хотел себя ими обременять. При этом я ничем не рисковал, поскольку Минерва следила за Арабеллой и не позволила бы ей выйти за рамки дозволенного, и та это знала. Перед отлетом мы с ней даже вместе выступили в утренних новостях. Арабелла произнесла свою речь, как подобает леди, и я публично выразил ей благодарность, совершенно искреннюю в своей неискренности.
Но сейчас исполнительный компьютер находится в ее распоряжении. И если мне придется вернуться, я первым делом сниму шляпу. Нет, Джастин, я спрашивал тебя о Попечителях на Секундусе не потому, что собирался созвать совещание. Я просто подумал, что ведь чрезвычайное собрание могут созвать любые двадцать Попечителей, и надеялся, что они, как и ты, не пойдут на подобное безрассудство. Она может перехватить всех и сослать на Счастливую. А если у нее хватит духу — а я думаю, что хватит, — она позволит им провести конференцию, а потом, если дело обернется против нее, сошлет на Счастливую тех, кто осмелится высунуть нос. Предупреждаю, она без борьбы не сдастся. Это однажды я застал ее со спущенными штанами; второй раз она не попадется.
— Значит, кровопролитие будет?
— Возможно, другого выхода нет. Но мы с тобой ничего не можем исправить. На все государственные вопросы есть один верный ответ: ничего не делай. Такое уж нынче время. Пора созидательного бездействия. Сиди себе. И жди.
— Даже если ты знаешь, что все идет не так?
— Даже если ты это знаешь, Джастин. Ежели у тебя зудит и ты хочешь сделаться спасителем мира — не выскакивай, добра не будет, а вот жизнь твоя может укоротиться самым кардинальным образом. Я предвижу три возможных варианта. Прежде всего, Арабеллу могут убить. Тогда Попечители изберут другого исполняющего обязанности председателя, будем надеяться, наделенного здравым смыслом. Или же она протянет десятилетие до следующей встречи Попечителей, тогда уже и они смогут проявить здравый смысл. А может быть, она поумнеет и не станет лезть под выстрел, а тем временем укрепит свою власть настолько, что отделаться от нее можно будет только с помощью революции.
Последний вариант я считаю наименее вероятным, скорее всего ее убьют.
Но какое нам дело до этого здесь, на Тертиусе? На Секундусе живет миллиард человек; пусть сами решают свои дела. А мы с тобой спасли архивы, и это хорошо; история Семейств сохранится в целости.
Через несколько лет мы завезем сюда необходимое оборудование для тебя — или твоего преемника, — чтобы создать здесь такое же компьютеризованное заведение, которым ты руководил на Секундусе. А до тех пор данные может хранить Афина. Я извещу все населенные планеты, что дублированные архивы переехали на новое место. И объявлю, что отныне здесь будет место сбора Семейств, где мы рады видеть Попечителей.
— Мистер председатель, — подал голос компьютер, — мистер Джонс интересуется, когда вы будете готовы перекусить?
— Пожалуйста, скажи ему, что мы скоро придем. Не торопись, Джастин.
Если ты терпелив, проблемы решаются сами собой. Ничего другого не остается, ведь чтобы весть обошла все населенные планеты, нужны годы и годы. Поэтому подожди лет сто. Тут для тебя есть одно сообщение… Кстати, ты уже решил стать одним из нас? Готов стать членом нашей Семьи и отцом наших детей?
— Да. Я готов.
— Ты хочешь, чтобы все было официально? Хорошо, тогда исполним коротенький обряд. Потом можешь устроить любой ритуал, который захочешь. Итак, Джастин, будешь ли ты нашим братом? До тех пор пока звезды не состарятся и не погибнет солнце. Будешь ли ты биться рядом с нами и лгать ради нас? Любить нас и позволять нам любить тебя?
— Буду!
— Ну вот и все. Афина записала. Запись открытая, Афина.
— Записано, Лазарус. Приветствую вас в Семье, Джастин.
— Благодарю тебя, Афина.
— А сообщение для тебя такое. Тамара велела передать тебе — если уж ты сочетался с нами браком, — что она намеревается попросить Иштар избавить ее от иммунитета к зачатию. Она не сказала, что делает это исключительно ради тебя. Напротив, она уверяла меня, что надеется завести ребенка от каждого из нас, причем так быстро, как только возможно; только тогда она почувствует себя полноправным членом семьи. Тем не менее я уверен, что ее решение вызвано твоим появлением. Так что мы, остальные, отойдем в сторонку и будем только приветствовать твои старания, пока ты будешь зачинать первого. Нашей Тами это понравится.
Мои глаза неожиданно наполнились слезами, но я сказал недрогнувшим голосом:
— Лазарус, едва ли Тамара хочет именно этого. По-моему, она просто стремится стать полноправным членом Семьи. Так же как и я!
— Ну… возможно, и так. В любом случае все генетические сведения Иштар держит при себе. Быть может, выстроим всех девиц в очередь и посмотрим, как с ними управится новый петушок. Конец частного разговора. Тина.
— Да, старичина-молодчина. А через сотню лет пусть все мужчины встанут в очередь ко мне. Ох, я их выдою!
— Не сомневаюсь, дорогая.
