* * *
— Пэдди, можешь пожать руку парню, который сделал атомную бомбу, — сказал профессор Уорнер, обращаясь к бармену. — Он и Эйнштейн слепили ее как-то вечером на кухне.
— С помощью четырехсот других ребят, — добавил незнакомец, слегка повышая голос, чтобы перекричать грохот подземки.
— Не будем углубляться в детали. Пэдди, это доктор Мэнсфилд. Джерри, познакомься с Пэдди… Эй, Пэдди, я забыл твою фамилию.
— Фрэнсис К. Хьюс, — представился бармен, вытерев руку и протянув ее гостю. — Рад познакомиться с другом профессора Уорнера.
— Я тоже рад встрече с вами, мистер Хьюс.
— Называйте меня Пэдди, как все. А вы действительно один из тех ученых, которые создали атомную бомбу?
— Боюсь, что так.
— Да простит вас Господь. И вы тоже из Нью-Йоркского университета?
— Нет, я перебрался в новую лабораторию Брукхэвена.
— Ясненько.
— Бывали там когда-нибудь?
Хьюс покачал головой.
— Единственное место, куда я езжу, так это домой, в Бруклин. Но я читаю газеты.
— Пэдди привык к подушкам и тапочкам, — объяснил Уорнер. — Слушай, старина, а что ты будешь делать, если они сбросят бомбу на Нью-Йорк? Ведь тогда твой распорядок, пожалуй, нарушится?
Бармен поставил перед ними заказанные напитки и налил себе пива.
— Если это все, что мне угрожает, то я, пожалуй, доживу до глубокой старости, не слезая со своей диванной подушки.
На секунду веселое лицо профессора Уорнера омрачилось; он посмотрел на свой бокал, словно джин в нем внезапно превратился в полынь.
— Хотел бы я иметь твой оптимизм, Пэдди, но у меня его нет. Рано или поздно это все равно произойдет.
— Не надо шутить такими вещами, профессор.
— А я и не шучу.
— Опять решили посмеяться?
— Хотел бы, да не могу. Спроси его, создателя этой чертовой штуки.
Хьюс вопросительно поднял брови, и Мэнсфилд пояснил:
— Я вынужден согласиться с профессором Уорнером. Они могут сделать это… я имею в виду атомную бомбардировку Нью-Йорка. И мое мнение основано не на догадках, а на проверенных фактах. А раз могут, то скорее всего и сделают.
— Кто такие «они»? — спросил бармен. — Вы имеете в виду русских?
— Не обязательно. Любого, кто разработает оружие, способное уничтожить нас.
— Все верно, — согласился Уорнер. — Каждому хочется пнуть толстого богатого мальчишку. Нам завидуют и нас ненавидят. Мы живы только потому, что ни у кого из них нет оружия, необходимого для тотального уничтожения — пока нет!
— Одну минуту, джентльмены… — вмешался Хьюс. — Я вас не понимаю. Вы говорите, что какие-то страны хотят разрушить Нью-Йорк атомными бомбами? Но как они их сделают? Разве производство атомного оружия не держится в секрете? Или вы считаете, что, пока мы зевали по сторонам, какой-то шпион уже разнюхал тайну?
Мэнсфилд взглянул на Уорнера, повернулся к бармену и мягко сказал:
— Мне очень жаль смущать ваш душевный покой, мистер Хьюс, то есть Пэдди, но в этой области нет никаких секретов. Любая страна, которая пойдет на определенные трудности и затраты, может создать свое атомное оружие.
— Это официальное мнение, — добавил Уорнер, — и поскольку в мире торжествует политика силы, то совершенно ясно, что над созданием атомного оружия сейчас работает целая дюжина стран.
Хьюс смутился, но затем его лицо прояснилось:
— A-а, я понял, что вы хотите сказать. Конечно, со временем они могут докопаться до решения задачи сами. Но в таком случае, джентльмены, позвольте налить вам еще по одной, и давайте выпьем за крушение их надежд. Не стоит волноваться о том, что может произойти через двадцать лет. При нынешнем сумасшедшем движении на дорогах ни один из нас, вероятно, столько не протянет.
Мэнсфилд удивленно поднял брови.
— А почему именно двадцать лет, Пэдди?
— Ну… Кажется, я читал что-то в газетах. Так говорил тот генерал… как его? Главный босс во всем этом ядерном бизнесе.
Мэнсфилд небрежным взмахом руки послал генерала подальше.
— Чушь! Его оценка совершенно безосновательна. Типичное патриотическое бахвальство. Времени почти не осталось.
— Что значит — почти? — спросил Хьюс. Мэнсфилд пожал плечами.
— А что бы ты сделал, Пэдди, — с любопытством поинтересовался Уорнер, — если бы узнал, что какая-то страна уже изготовила атомную бомбу? И что эта страна как раз из тех, кому мы не нравимся?
По стойке прошелся кот — любимец бара. Хьюс задумчиво скормил ему ломтик сыра и ответил:
— У меня нет вашего образования, джентльмены, но Пэдди Хьюс не дурак. Если кто-нибудь пустит в ход эти дьявольские штучки, то Нью-Йорк можно считать обреченным. Америка держит марку чемпиона, и, если какой-нибудь новый задира претендует на победу, ему придется сокрушить ее, а значит, Нью-Йорк будет тем самым местом, куда он пальнет в первую очередь. Но даже у Растяпы… — он ткнул пальцем в пухлого кота, — хватит ума удрать из горящего дома.
— Все верно, но что бы ты сам придумал в такой ситуации?
— Мне не надо думать, я и так знаю. Я бы сделал то же самое, что и раньше. Еще в молодости, когда парни в коричневых гимнастерках дышали мне в затылок, я сел на пароход и даже не подумал обернуться… и любой при желании мог забрать все мое барахло — ну и черт с ним!
Уорнер тихо рассмеялся.
— Да, ты парень что надо, Пэдди. Но я не верю, что ты повторишь это еще раз: не тот возраст. Ты по голову врос в свой быт, и он тебе нравится — как и мне, и еще шести миллионам человек в этом городе. Вот почему бегство не спасет — оно невозможно.
Хьюс кивнул.
— Да, это будет тяжело.
Он-то знал, как будет тяжело. После стольких лет бросить уютный гриль-бар старого Шрайбера, уйти и знать, что сам Шрайбер не сможет справиться с работой и растеряет всех постоянных клиентов. Тяжело терять друзей по церковной скамье, тяжело расставаться с домом, где прямо за углом могила Молли. И если города будут разрушены, людям придется вернуться к сельскому хозяйству. А он, уезжая в новую страну, обещал себе, что никогда, никогда, никогда больше не возьмется за надрывный труд пахаря. Но, возможно, если погибнут города, то землевладельцев тоже больше не останется? Пусть даже придется пахать, но по крайней мере не на хозяина. Конечно, все равно будет трудно… и могила Молли останется где-то под грудами щебня.
— Но я бы ушел.
— Значит, думаешь, тебе это удастся?
— Я даже не вернусь в Бруклин, чтобы поменять рубашку. А выручка за неделю у меня здесь. — Он похлопал по карману жилета. — Схвачу шляпу и пойду. — Бармен повернулся к Мэнсфилду. — Скажите правду, доктор… если не через двадцать лет, то когда?
Мэнсфилд достал листок бумаги и начал что-то вычислять. Уорнер хотел вставить слово, но Хьюс остановил его.
— Не сейчас, пусть он закончит!
— Только не давай ему задурить себе голову, Пэдди, — с иронией проворчал Уорнер, — После Хиросимы он даже по ночам работает Над этим вопросом.
Мэнсфилд поднял голову.
— Все верно. Я постоянно надеюсь получить другой ответ. Но никак не удается.
— Так какой же ответ? — настаивал Хьюс.
— Пэдди, вы, конечно, понимаете, — нерешительно начал Мэнсфилд, — что проблема включает в себя множество факторов, не все из которых определены окончательно. Во-первых, для создания атомного оружия нам потребовалось четыре года. Но у нас более чем хватало денег и людей — такого не может себе позволить ни одна страна, кроме России. Так что по идее еще десяток-другой лет мы могли бы жить спокойно. Но это только по идее. На самом же деле все гораздо хуже. Военный департамент опубликовал отчет, отчет Смита — возможно, вы слышали? — в котором любой, кто умеет читать, найдет все принципы ядерного оружия, разве что за исключением окончательных формул. Так вот, обладая этим отчетом, компетентными людьми, урановой рудой и значительно меньшей суммой денег, чем затратили мы, любая страна может изготовить бомбу очень быстро.
Хьюс покачал головой.
— Мне не нужно объяснений, доктор. Я хочу услышать ваш ответ. Сколько осталось?
— Мне приходится объяснять ситуацию, потому что ответ остается неопределенным. Я думаю, от двух до четырех лет.
Бармен тихо присвистнул.
— Два года. Еще два года, а потом надо уходить. И начинать новую жизнь.
— Нет- Нет, мистер Хьюс! — возразил Мэнсфилд. — Два года, но не с сегодняшнего дня, а с момента падения первой бомбы.
Хьюс нахмурился в отчаянной попытке понять.
— Позвольте, джентльмены, — запротестовал он, — так ведь с тех пор как упала первая бомба, прошло уже больше двух лет.
— В том-то и дело.
— Не ломай себе голову, Пэдди, — попытался успокоить его Уорнер. — Бомба сама по себе ничего не значит. Возможно, пройдет еще лет десять, прежде чем кто-то разработает ракетоноситель, который можно будет запускать через Северный полюс или из-за океана, нацеливая ядерный заряд на какой-то конкретный город. А пока что нам грозят лишь обычные бомбардировки с самолета, то есть бояться особенно нечего.
Мэйсфилд сердито засопел.
— Ты сам это начал, Дик. Так что же ты теперь льешь ему на уши успокоительный сиропчик? Наша страна открыта со всех сторон, и, чтобы превратить ее в Перл-Харбор, не нужны никакие управляемые ракеты. Бомбы можно тайно привезти сюда и взорвать с помощью телеуправления. Возможно, прямо сейчас какое-то грузовое судно бросает якорь в гавани Ист-ривер…
Уорнер уныло сгорбился.
— Конечно, ты прав.
Хьюс отбросил полотенце:
— Вы хотите сказать, что Нью-Йорк может взлететь на воздух прямо сейчас или в любую минуту?
Мэнсфилд кивнул.
— Так оно и есть, — сказал он спокойно.
Бармен перевел взгляд с одного посетителя на другого. Кот спрыгнул вниз, потерся о его лодыжку и замурлыкал. Хьюс отодвинул его ногой.
— Да вы меня просто разыгрываете! Брехня все это!
— Почему же?
— Потому! Если бы вы говорили всерьез, стали бы вы сидеть здесь и пьянствовать? Просто вам захотелось подурачиться и подшутить надо мной. Я, конечно, не найду ошибки в ваших рассуждениях, но вы же сами не верите в то, что говорите.
— Хотел бы я не верить, — прошептал Мэнсфилд.
— Мы верим, Пэдди, — сказал Уорнер. — И, честно говоря, я лично собираюсь слинять отсюда. Я уже разослал письма полудюжине коллег и только жду момента, когда закончится мой контракт. А док Мэнсфилд просто не может уехать. Здесь его лаборатория,
Хьюс задумался, а затем покачал головой.
— Нет, какая-то ерунда. Ни один человек в здравом уме не станет цепляться за работу, если при этом приходится сидеть на горячей сковородке и ждать, когда кто-то нажмет на кнопку. Вы водите меня за нос.
Мэнсфилд словно не заметил его слов.
— В любом случае, — сказал он Уорнеру, — политические факторы могут на какое-то время отсрочить нанесение удара.
Уорнер яростно вскинул голову.
— И кто теперь льет на уши сиропчик? Политические факторы лишь ускоряют события. Если какая-то страна задумает сокрушить нас, она обязательно сделает это быстро, с первого раза, чтобы мы не успели раскрыть ее планы и нанести упреждающий удар. Они будут спешить, пока мы не разработали настоящее оборонительное оружие — если это вообще возможно.
Мэнсфилд выглядел больным и усталым.
— Да, ты прав. Я просто сам себя подбадриваю. Мы так и не создали предупредительной системы; у нас нет никакой реальной обороны. От атомного взрыва можно спастись только одним способом: оказаться там, где его нет. — Он повернулся к бармену. — Налей еще по одной, Пэдди.
— А мне сделай «манхэттен», — добавил Уорнер.
— Минуточку. Профессор Уорнер, доктор Мэнсфилд, вы действительно не обманываете меня? И каждое ваше слово вы можете подтвердить, как перед Богом?
— Это такая же истина, как то, что ты стоишь перед нами, Пэдди.
— А доктор Мэнсфилд… Профессор Уорнер, вы доверяете выкладкам доктора Мэнсфилда?
— В Соединенных Штатах нет человека более осведомленного. И его оценка верна, Пэдди.
— Ладно, все ясно… — Бармен посмотрел в ту сторону, где у дальней стены над кассовым аппаратом что-то сонно насвистывал сквозь зубы его работодатель. — Эй, Шрайбер! Давай сюда, за стойку! — И Пэдди начал стягивать передник.
— Подожди, — удивился Уорнер. — Ты куда? Я же заказывал «манхэттен»!
— Смешай себе сам, — ответил Хьюс. — Я ушел.
Он схватил шляпу, повесил на другую руку плащ и исчез за дверью.
Через сорок секунд он садился на городской экспресс. Выйдя на 34-й улице, он уже через три минуты купил себе билет на запад, А еще через десять минут Хьюс почувствовал, как поезд тронулся в путь, увозя его из огромного города.
Меньше чем через час им овладели сомнения. А не слишком ли он поспешил? Профессор Уорнер прекрасный человек, но он не раз откалывал такие шутки — закачаешься! Вдруг это просто розыгрыш? Что, если Уорнер сказал своему приятелю: давай, мол, похохмим и напугаем старого ирландца до потери пульса?
А еще он забыл попросить кого-нибудь подкармливать кота. У Растяпы слабый желудок, но кого это волнует, кроме Пэдди Хьюса? И могила Молли… в среду он должен был прополоть траву. Конечно, отец Нельсон по доброте душевной позаботится о том, чтобы кто-то полил цветы, но все же…
Когда поезд остановился в Принстоне, Пэдди выбежал из вагона и нашел телефон. В уме уже крутились слова, которые он хотел сказать профессору Уорнеру. Время сейчас обеденное, думал он, и, возможно, эти джентльмены решили остаться в баре и заказать по бифштексу. «Профессор Уорнер, — скажет он, — вы отличный парень, и я первый признаю, что ваша шутка была превосходна, я даже оплачу вашу выпивку, но только скажите как мужчина мужчине: неужели в том, что вы и ваш друг мне говорили, есть хоть доля правды?» И тогда я успокоюсь, думал он.
Наконец его соединили с баром; в трубке раздался раздраженный голос Шрайбера:
— Алло, кто говорит?
Внезапно линия отключилась. Хьюс подергал рычаг. Ему ответил оператор:
— Одну минуту, извините… Это оператор Принстона. Вы звоните в Нью-Йорк?
— Да. Я…
— У нас временные неполадки на линии. Будьте добры, повесьте трубку и перезвоните через несколько минут, пожалуйста.
— Но я просто хотел спросить…
— Будьте добры, повесьте трубку и перезвоните через несколько минут, па-а-жалста!!!
Выходя из телефонной будки, Хьюс услышал крики. Он закрыл за собой дверь — и увидел огромный, величественно прекрасный, золотой с пурпурными пятнами гриб, который поднимался к небесам с того места, где прежде находился Нью-Йорк.
ВОДА ПРЕДНАЗНАЧАЕТСЯ ДЛЯ КУПАНИЯ
© Б. Иванов, перевод
Он с неудовольствием отметил, что Долина была гораздо жарче, чем обычно, — а обычно в ней и так стояла ужасная жара. Долина Империал была сущей духовкой; лежала на двести пятьдесят футов ниже уровня моря, отгороженная от Тихого океана горами за Сан-Диего, а от залива Байя-Калифорния ее защищал более высокий участок земли южнее. Ну, а на западе от буйных вод Колорадо долину заслоняли Шоколадные Горы.
Он припарковал машину у отеля «Барбара У орт», что в Эль Центро, и вошел в бар.
— Скотч.
Наполнив стопку, бармен поставил рядом стакан ледяной воды.
— Спасибо. А ты, однако, уже принявши?
— Тебе-то какая разница…
Клиент приложился к своей выпивке, затем запил из стакана.
— Единственный случай, когда вода — к месту. А то у меня, понимаешь, гидрофобия.
— Чего?
— Воды терпеть не могу. С тех пор как, еще мальцом, чуть-чуть не утонул, боюсь ее страшно…
— Вода для мытья не слишком подходит, — согласился бармен, — но вот поплавать я люблю.
— Не, это не для меня. Почему я люблю Долину. Здесь воду всегда держат в узде ирригационные каналы, тазы, ванны и стаканы. Как подумаешь, что треба отсюда обратно в Лос-Анджелес — жуть берет.
— Если боишься утонуть, — ответил бармен, — так лучше уж в Эл-Эй, чем в Долине. Мы ж тут — под уровнем моря! Со всех сторон воды — куда выше головы. Представляешь, чего будет, ежели кто пробку вытащит.
— Бабушку свою пугай. Какие еще тебе пробки в Береговых Хребтах?
— А ну как землетрясение?
— Идиотизм! Не может землетрясение горные хребты двигать.
— Ну ладно, не обязательно землетрясение. Ты про потоп 1965-го слыхал? Когда Колорадо вышла из берегов, и образовалось озеро Солтон. Да и про землетрясения лучше уж шибко уверенно не говорить. Долины, что ниже уровня моря, ведь не сами по себе вырастают. Что-то же такое их сделало? Сдвиг. Каньон Сан-Андреас огибает эту долину, точно вопросительный знак. Ты вообрази себе: какой толчок должен быть, чтобы опустить тысячи квадратных миль под уровень Тихого океана?
— Слушай, кончай меня доставать. Это все случилось тысячи лет назад. На вот.
Он шлепнул купюрой по прилавку и вышел. Вот кайфо-лом! Нельзя таких типов допускать к содержанию бара…
В тени дверного проема термометр показывал 118° по Фаренгейту. За порогом его нещадно окатило жесточайшее солнце, иссушая легкие и слепя глаза, даже несмотря на тент над тротуаром. Машина — известное дело — так раскалилась, что не дотронуться; надо было в гараж, что ли, какой поставить… Обойдя машину, он увидел человека, нагнувшегося над левой дверцей. Он остановился.
— Ты, какого хрена?!
Человек резко обернулся, зыркнув тусклыми, увертливыми глазками. Одет он был в «деловой» костюм, грязный и давненько не глаженный. Человек был без галстука, руки грязные, под ногтями — траурная кайма, но грязь та была не от работы — мозолей на руках не было. Безвольные губы портили более-менее удовлетворительные в прочих отношениях черты лица.
— Да не, не хотел я ничего такого, — извиняющимся тоном сказал человек. — Просто твою регистрационную карточку читал. Ты, смотрю, из Эл-Эй, — не подбросишь туда?
Владелец машины, почти не слушая, заглянул в салон.
— Значит, просто хотел поглядеть, откуда я, так? А в бардачок за каким хреном лазил? Надо бы тебя свести, куда требуется… — он взглянул через плечо бродяги на двух помощников шерифа в униформе, с ленцой фланировавших по противоположной стороне улицы. — Ладно, давай-ка отсюда своей дорогой.
Человек проследил за его взглядом и быстро слинял куда-то в противоположную сторону. Владелец машины влез в салон, где от жары было не продохнуть, и проверил бардачок. Карманный фонарь пропал.
Прикинув мысленно все «за» и «против», он поехал в Броули, лежавший на 15 миль севернее. Жара, даже для Долины Империал, была просто подавляющей. Самая погодка для землетрясения, сказал он себе, дав волю любимому суеверию всякого калифорнийца, но затем жестко пресек подобные мысли. Что за скот это чертов самогонщик — вбил идейку в голову… Самый обычный для Долины день. Может, только чуть жарче, чем всегда.
* * *
Дела вели его к нескольким, стоявшим на отшибе, ранчо между Броули и Солтон. Он направился назад, к главному шоссе, по старой, гравием посыпанной, дороге, и вдруг машину затрясло, точно на большой решетке. Он заглушил двигатель, но тряска продолжилась, сопровождаемая низким рокотом.
Землетрясение! Он пулей вылетел из машины, зная о подобных ситуациях только лишь первое правило: выбираться на открытое место, избегая качающихся высотных зданий и падающих кирпичей. Но здесь вокруг никаких построек не было — лишь пустыня до самого горизонта, да поля с ирригационными каналами.
Он вернулся в машину, причем желудок его встряхивало при каждом следующем толчке. Правая передняя шина спустила. Камень, наверное, подумал он — и тут машину подбросило первым серьезным толчком.
Снимая шину, он чуть не надорвал себе сердце. Разогнувшись наконец по окончании работы, он почувствовал, что жара и напряжение его почти доконали.
Еще толчок — послабее первого, но все же мощный — опять вселил в него панический ужас, и он побежал было, но упал: земля под ногами точно взбесилась. Поднявшись, он вернулся к машине.
Она пьяно завалилась набок; старый товарищ, сбитый с ног толчком…
Ему захотелось бросить машину, однако пыль, поднятая толчком, точно туман обступала его — только вот благословенной туманной прохлады не было. Он знал: до города несколько миль, и вряд ли ему хватит сил добраться туда пешком.
Он принялся за работу, потея и отдуваясь. Через час и пятнадцать минут после первого толчка запасное колесо было установлено на место. Земля продолжала рокотать и трястись время от времени. Он решил, что вести машину следует помедленнее, чтобы не потерять управления, если последуют еще сильные толчки. Кроме того, в такой пылище всяко не шибко-то разгонишься.
* * *
Медленно пробираясь к главному шоссе, он мало-помалу успокаивался, но внезапно услышал доносящийся издали шум поезда. Шум приближался, перекрывая стук двигателя — небось, экспресс спускается в долину, решил он. Мысль эта на миг проскочила в его сознании, но он тут же понял, почему звук какой-то не такой: поезда ведь не ходят, когда землетрясение, им ведь оно тоже мешает, да еще проверить прежде надо, где рельсы разошлись, где что…
И тут он узнал этот звук. ВОДА!
Звук ночных кошмаров, сидящих в самой глубине подсознания, звук детских страхов… Он узнал его. Тот же самый звук был после того, как прорвало плотину, и он — еще ребенок — едва-едва не утонул. Вода! Где-то там, в пыли, громадная стена воды, и она охотится на него. На него!
Нога его вдавила акселератор в пол; машина рванулась вперед и тут же заглохла. Он снова нажал на педаль, приказывая себе успокоиться. Запасок больше нет, да и на такой дороге нельзя рисковать, набирая слишком большую скорость. Он изо всех сил сдерживал себя, пока машина ползла со скоростью тридцать пять миль в час, прикидывая, далеко ли вода и куда она движется, и читал молитвы.
Вот из пыли вынырнула гладь главного шоссе, и он едва не въехал под колеса большой машины, с ревом пронесшейся на север. За ней — еще одна, за той — овощной грузовик, затем — трактор с грузовым полуприцепом.
Теперь он знал все, что хотел. Он повернул к северу.
Он обогнал овощной грузовик, потом — какой-то драндулет, типа тех, на каких ездят рабочие из Оклахомы, с семейством. Ему что-то кричали, но он не замедлил ход. Несколько машин помощнее обогнали его, а он зато обогнал еще несколько развалюх, на каких ездят поденщики, нанимающиеся к фермерам, и после этого дорога оказалась в полном его распоряжении: встречных машин не было.
«Шум поезда» позади нарастал.
Он взглянул в зеркальце заднего вида, но сквозь густую пыль ничего не смог разглядеть.
* * *
У дороги сидела плачущая девочка — лет этак восьми. Он не хотел останавливаться, но все-таки нажал на тормоз.
Он сказал себе, что поблизости должны быть еще люди, а потому — не его это дело, но затем, проклиная себя, дал задний ход, развернулся, почти проехав мимо в клубах пыли, затем развернулся еще раз, без заднего хода, и вырулил прямо к девочке.
— Полезай!
Она подняла грязное, мокрое, несчастное личико:
— Я не могу. Ногу больно.
Он выпрыгнул из машины, сгреб девочку в охапку и плюхнул на правое сиденье, отметив между тем, что ее правая нога здорово распухла.
— Как это тебя угораздило? — спросил он, выжимая сцепление.
— Когда… когда это все началось. У меня перелом? — теперь она перестала плакать. — Ты меня отвезешь домой?
— Я… Я за тобой пригляжу. И вообще, много будешь знать — скоро состаришься. Не задавай лишних вопросов.
— Хорошо. — В голосе ее чувствовалось сомнение.
Рев позади становился все громче. Он хотел бы ехать побыстрее, но мешала пыль, да еще необходимость щадить последние баллоны. В пыли показался человек, и он резко свернул в сторону. К машине поспешил мальчик-нисей.
Девочка выглянула в окно.
— Это Томми!
— Чего? Какой еще Томми? Просто япошка какой-то, богом проклятый.
— Томми же! Томми Хаякава, из нашего класса, — помолчав, девочка добавила: — Может, это он меня ищет.
Он снова выругался под глубокий вздох, повернул машину так, что она едва не завалилась набок, и поехал назад. К этому ужасающему звуку…
— Это он, он! — взвизгнула девочка. — Томми! Томми!
— Залезай, — скомандовал он, притормозив возле мальчугана.
— Залезай, Томми, — добавила его пассажирка.
Мальчик колебался. Водитель, перегнувшись через девочку, ухватил его за рубашку и втащил внутрь.
— Утонуть хочешь, дурень?
Стоило ему переключиться на вторую скорость и более-менее разогнаться, как в пыли, едва ли не перед самой машиной, возник еще один человек, размахивавший руками. Он мельком увидел лицо махавшего, и машина пошла быстрее. Это был давешний воришка.
Ну, тут уж можно не сомневаться, подумал он, продолжая езду. Туда ему и дорога, пусть его тонет.
Но ужас его детства снова выплыл из подсознания; перед его глазами вновь (на этот раз мысленно) появилось лицо бродяги. Тот отчаянно барахтался в воде — налитые кровью глаза переполнены ужасом, рот широко раскрыт в бессловесном крике о помощи…
Водитель остановил машину. Из страха истратить лишние секунды на разворот, он дал задний ход и как можно скорее поехал назад. Ехать было недалеко, вдобавок бродяга уже бежал к машине.
Рванув на себя дверцу, он ввалился внутрь и выдохнул:
— Спасибо, друг! Давай-ка сматываться отсюда!
— Верно.
Он глянул в зеркальце, затем выглянул в окно и посмотрел назад. Сквозь пыль он увидел графитно-черную стену, футов тридцати — а может ста? — в высоту, несущуюся за ними, вот-вот накроет! Рокот воды, казалось, разносил черепушку изнутри.
Он врубил вторую, быстрее, быстрее, выжать из машины все, что можно, кой черт теперь в баллонах.
— Как оно! — крикнул он.
Бродяга оглянулся:
— Отрываемся. Так держать!
Он резко свернул, огибая останки чьей-то машины, и немного сбросил скорость, памятуя, что на такой высокой скорости рано или поздно не поможет даже честное слово, на коем только и держалась их общая безопасность. Девочка захныкала.
— Заткнись! — рыкнул он.
Мальчуган-нисей обернулся назад.
— Что это? — едва ли не с благоговейным трепетом спросил он.
— Тихий океан к нам прорвался, — ответил бродяга.
— Не может быть! — заорал шофер. — Это, должно быть, Колорадо!
— Не, Мак, никакая не Колорадо. Это — залив. Я как раз сидел в кантине в Центро, когда из Калексико по радио передали. Предупреждение — мол, на юге осыпи. Идет, мол, приливная волна. А потом станция вырубилась, — он облизал губы. — Почему я и здесь сейчас.
Водитель не отвечал. Бродяга, которому было явно не по себе, продолжил:
— Тот тип, что обещал меня подвезти, сам — один уехал, когда мы на заправке в Броули остановились. — Он опять оглянулся. — Не видать больше этой пакости…
— Мы оторвались?
— Хрен там — оторвались. Гремит-то по-прежнему. Просто не видно ничего в этой пылюге чертовой.
Машина неслась вперед. Дорога слегка свернула вправо, затем почти незаметно сузилась.
Бродяга, смотревший вперед, внезапно заорал:
— Э! Куда тебя понесло?!
— Чего?
— Мужик, ты же с шоссе свернул! Мы назад едем, к Сол-тон, а там — нижайшая точка Долины!
— Нам некуда больше ехать. Назад — нельзя.
— Это вперед нельзя, если жить не надоело…
— Ничего, мы ее обгоним. А к северу от Солтон опять пойдет подъем.
— Нам он без толку. Ты посмотри, что у тебя с бензином.
Стрелка счетчика покачивалась у самого левого края
шкалы. Два галлона осталось, не больше. Хватит как раз до берега Солтон, который наверняка зальет. В мучительных колебаниях он смотрел и смотрел на стрелку.
— Тут надо влево отрываться, развилка будет, — сказал его пассажир. — По той дороге прямо к холмам доедем.
— Где развилка?
— Давай пока вперед, я скажу, где сворачивать. Я эту дорогу знаю.
Свернув налево, он едва понимал, что теперь их курс почти параллелен ненасытной массе воды, надвигающейся на них с юга. Но дорога шла вверх.
Он глянул влево, пытаясь разглядеть черную водяную стену, от грохота которой едва не рвались барабанные перепонки, однако дорога требовала внимания.
— Ты ее видишь?! — крикнул он бродяге.
— Вижу! Давай, друг, жми!
Он кивнул и сосредоточился на холмах впереди. Холмы, сказал он сам себе, уж обязательно должны быть над уровнем моря. Выше, еще выше — сквозь безвременную нескончаемую пустыню, где нет ничего, кроме пыли, жары и рева. Дорога шла вверх, а затем машина, перевалив вдруг через вершину холма, устремилась вниз, в мелкий овражек — высохшее русло, которое теперь было наполнено водой.
Он въехал в воду прежде, чем понял это, погружаясь все глубже и глубже. Затормозив, он дал задний ход. Мотор кашлянул и заглох.
Бродяга вышиб дверцу, вытащил из машины детишек и, схватив их под руки, бегом зашлепал обратно, наверх. Водитель еще попробовал запустить двигатель, но вид воды, уже заплескивавшейся в салон, привел его в чувство. Он выпрыгнул наружу, упал, споткнувшись, коленями в воду, поднялся на ноги — глубины было по пояс — и побежал следом.
На вершине холма бродяга опустил детишек на небольшой пятачок суши и огляделся.
— Убираться надо отсюда, — выдохнул владелец машины.
— Без толку. Ты вокруг погляди, — покачал головой бродяга.
Стена воды, шедшая с юга, разбилась о вершину их холма. Между ними и холмами, в овражке, где осталась машина, получился небольшой рукав, а основная масса воды проходила, накрыв оставленное ими шоссе, западнее, направляясь к Солтон. Стоило водителю оглянуться — и рукав вновь соединился с основной массой волны. Вода окружила их со всех сторон. Ему страшно захотелось закричать и броситься в черный, бурлящий поток. Наверное, он и закричал, потому что бродяга встряхнул его за плечо.
— Спокойней, друг. Эх, успели бы еще через пару холмов перевалить…
— Что? — Он протер глаза. — А, да. Что теперь делать?
— Я к маме хочу, — решительно заявила девочка.
Бродяга рассеянно погладил ее по голове, а Томми Хаякава обнял ее.
— Я о тебе позабочусь, Лора, — серьезно сказал он.
Вода уже почти накрыла машину и все прибывала. Бурлящая «голова» потока давно миновала холм, и грохот затихал; вода прибывала медленно — однако прибывала.
— Нам нельзя здесь оставаться, — упрямо сказал водитель.
— А придется, — ответил бродяга.
Пятачок суши таял на глазах; теперь он был футов тридцать на пятнадцать. И здесь они были не одни. Койот, американские зайцы, разные мураши, ползуны-грызуны — всех бедных пустынных родственников равно теснила, сужая круг, вода. Койот и зайцы не обращали друг на друга никакого внимания. На самой верхушке холма стоял грубый бетонный столб футов четырех в высоту — обелиск с бронзовой табличкой на боку. Водитель перечел табличку дважды, прежде чем до него дошел смысл написанного.
То был репер, и табличка, наряду с данными о широте-долготе, утверждала, что выгравированная на ней — вот эта самая — линия и есть «уровень моря».
— Эй! Гляди, гляди! Мы спасены! Воде выше, чем вот по-сюда, не подняться!
Бродяга взглянул на табличку.
— Да, знаю. Я уже видел читал. Так это еще ничего не значит. Отметку-то до землетрясения делали.
— Но как…
— А теперь он, может, выше стал, или ниже… Поглядим.
* * *
Вода все прибывала, она поднялась уже по лодыжку. Зайцы и прочая мелкая живность постепенно перестали барахтаться и пошли ко дну. Теперь они стояли посредине ничем не разделенной глади воды, стремящейся из-за Шоколадных гор к Солтон, на запад, в сторону близлежащих холмов. Койот, на манер собаки, жался к их ногам, а затем, вроде как решившись, скользнул в воду и погреб к холмам. Голова его долго маячила на поверхности, пока не слилась с водой в сгустившихся сумерках.
Вода поднялась до колен, и тогда они подняли детей на руки. Непоколебимость бетонного столба волей-неволей внушала кое-какую уверенность; они просто стояли и ждали, слишком вымотанные, чтобы бояться и дальше. Стояли молча. Даже дети — с тех самых пор, как пришлось бросить машину, — не проронили ни слова.
Темнело. Внезапно бродяга спросил:
— А ты молиться умеешь?
— Да нет… не шибко-то.
— Ладно, тогда я сам попробую, — он сделал глубокий вздох. — Отче всемилостивейший, твое всевидящее око не пропустит и летящего воробья, будь милосерд к недостойным рабам своим. Избави их от сей беды, если будет на то воля твоя. — Чуть помолчав, он добавил: — И сделай это как можно скорее, пожалуйста. Аминь.
* * *
Темнота сомкнулась над ними непроглядная — ни звездочки на небе. Воды они больше не видели, зато слышали и чувствовали ее отлично. Вода была не холодной, и, когда она поднялась до подмышек, стало даже лучше, чем раньше. Дети сидели теперь у них на плечах, опираясь спинами на затопленный столб. Течения теперь было почти не заметно.
Раз что-то натолкнулось на них в темноте — дохлая корова, бревно, а может, труп — как знать? Толкнув их, нечто прошло дальше. Раз водителю вдруг показалось, что свет мелькает над водой, и он быстро сказал бродяге:
— Слушай, а фонарь, который ты спер у меня, все еще с тобой?
Последовала долгая пауза, затем бродяга натянуто ответил.
— Ты меня, значит, узнал…
— Ну еще бы. Где фонарь?
— Я его пропил в Центро. Но, слышь, Мак, — рассудительно продолжал бродяга, — кабы я его и не пропил, он бы все равно сейчас в машине лежал, в бардачке… А будь он у меня в кармане, так намок бы и никуда уже не годился.
— А, ладно. Забудь.
— О’кей. — Они немного помолчали, а потом бродяга спросил: — Друг, ты можешь чуток обоих детишек подержать?
— Наверное. А зачем?
— Вода-то все прибывает. Может, и с головой еще накроет. Ты возьми ребятишек, а я заберусь на столб, усядусь сверху и ногами его обхвачу, а ты мне потом их обоих передашь. Так мы дюймов восемнадцать выиграем, а то и целых два фута.
— А я как буду?
— Будешь за мое плечо держаться так, чтобы голова над водой была.
— Ну, давай попробуем.
Получилось. Дети уцепились за бродягу по бокам, поддерживаемые водой и его руками, а шофер уцепился за что мог — сначала за ремень бродяги, потом, когда вода еще поднялась, а ноги не доставали больше до дна, за его ворот. Они все еще были живы.
— Эх, хоть бы светло было, что ли… В темноте хуже.
— Ага, — отозвался бродяга. — Было бы светло, нас бы кто-нибудь заметил.
— Кто?
— Да хоть с самолетов. Когда потоп — всегда самолеты высылают.
Внезапно шофера нещадно затрясло, точно волна ужаса накатила и накрыла с головой. Он вспомнил другой потоп, когда не было никаких спасательных самолетов.
— Что стряслось, Мак? — тут же спросил бродяга. — Спекся?
— Нет, я в порядке. Просто воды не выношу.
— Хочешь, давай поменяемся. Ты держи ребят, а я плавать буду.
— A-а… Не надо. Еще уроним кого… Пускай уж как есть.
— Ладно, не боись. Поменяемся, и все будет в порядке, — бродяга встряхнул ребятишек. — Эй, просыпайтесь! Просыпайтесь, мои хорошие, и держитесь крепче.
Дети перешли на плечи шофера, а он с помощью бродяги обхватил коленями столб. Потом он осторожно умостился на самой верхушке столба; бродяга же столб отпустил и свободно лежал в воде, заякорившись за владельца машины одной рукой.
— Ну как, порядок? — спросил шофер.
Рука бродяги слегка сжала его плечо в темноте.
— Нормально.
— Держись.
— Это уж — будь уверен.
Шофер был пониже бродяги ростом, и ему, чтобы голова не уходила под воду, приходилось сидеть очень прямо. Дети крепко вцепились в него, а он поддерживал их, чтобы было повыше. Потом бродяга спросил:
— У тебя ремень есть?
— Ага. А зачем?
— Сиди смирно.
Вторая рука бродяги зашарила по его поясу, вытащила ремень, и брюки распустились посвободнее.
— Я хочу ноги твои к столбу привязать. Тут что плохо — у тебя икры судорогой свело. Держись-ка покрепче, я сейчас.
Он почувствовал, как руки бродяги нащупывают под водой его ноги, затем вокруг колен обернулся, туго притягивая их к столбу, ремень. Он ослабил хватку. Да, польза от ремня была, и еще какая — теперь он мог держаться прямо, почти не напрягаясь.
А бродяга с плеском вынырнул где-то неподалеку.
— Где ты?! — в голосе его был страх.
— Да здесь же, здесь!
Он пытался рассмотреть что-нибудь сквозь угольно-черную темень. Безнадежно.
— Сюда! Сюда давай!
Казалось, всплески приближаются. Он закричал снова, но, вопреки ожиданиям, рука из темноты не появилась. Он кричал и кричал, затем стал делать паузы, вслушиваясь. Плеск давно стих, но ему долго еще казалось, что он слышит его.
Он перестал кричать лишь тогда, когда совершенно потерял голос. Маленькая Лора рыдала на его плече, а Томми старался ее успокоить. Из их разговора он догадался, что дети еще не поняли, что произошло, и объяснять не стал.
А вода уже доставала ему только до пояса, и он пересадил детишек к себе на колени. Теперь руки его, невообразимо уставшие, потому что спадавшая вода все меньше и меньше помогала поддерживать детишек, могли отдохнуть. Уровень воды неуклонно понижался, и занимающаяся заря показала ему, что под столбом есть клочок земли, хоть землю эту можно было назвать сушей с большой натяжкой.
Он встряхнул Томми.
— Слышь, парень, я не могу спуститься. Сможешь меня отвязать?
Мальчик моргнул и протер глаза. Осмотревшись, он, похоже, вспомнил все, что с ним произошло, без испуга.
— Конечно. Спустите меня.
С некоторым трудом мальчик расстегнул пряжку, и шофер осторожно оторвался от своего насеста. Он попытался встать, но ноги его не слушались; он вместе с девочкой упал в грязь.
— Больно? — садясь, спросил он у нее.
— Нет, — твердо ответила она.
Он осмотрелся. Рассвет набирал силу, так что уже были видны холмы на западе; теперь путь к ним не преграждала вода. На востоке дела обстояли иначе: Солтон-Си, как такового, больше не существовало. Водная гладь простиралась на многие мили от северных своих берегов — до самого южного горизонта.
Видна была и его машина. Вода ушла из овражка, оставив после себя лишь редкие лужи. Он спустился к автомобильчику, чтобы размять ноги, и заодно поглядеть, сгодится ли машина еще на что-нибудь. Здесь и нашел он бродягу.
* * *
Тело лежало, уткнувшись в правое заднее колесо, точно оставленное там откатившейся волной.
Он вернулся к ребятишкам.
— К машине не ходите. Ждите здесь, — распорядился он. — Там надо еще кое-что сделать.
Подойдя к автомобилю — ключи все еще торчали из замка зажигания — он с некоторыми усилиями открыл багажник и достал небольшую лопату, которую возил с собой на случай, если забуксует в песке пустыни.
Могила вышла — не шибко-то из себя, просто узкая ямка в мокром песке; едва-едва хватило бы положить и закопать тело. Но он дал себе слово, что после вернется и организует все чин-чинарем. Теперь же — не было времени. Вода, размышлял он, еще вернется, откатившись назад с высшей точки, и ему с детьми нужно успеть добраться до холмов.
Едва засыпав могилу, он подозвал ребятишек.
— Идите сюда, теперь можно!
Впрочем, оставалось еще кое-что. Вокруг валялся плавник — стебли юкки, обломки дерева. Он выбрал две щепки — одну покороче, другую подлиннее, порылся в инструментальном ящике, отыскал кусок проволочки и привязал короткую щепку накрест к длинной. Вышло грубое подобие креста. Он воткнул крест у изголовья могилы.
Отступив назад, он оглядел свою работу. Дети стояли рядом.
Губы его беззвучно шевелились. Наконец он сказал вслух:
— Идемте, ребятишки. Надо отсюда убираться.
Он поднял девочку на плечо, мальчика взял за руку и пошел к западу. Солнце ярко сияло за их спинами.
ОПЕРАЦИЯ «КОШМАР»
© В. Ковалевский, Н. Штуцер, перевод
— Тебе-то всего и нужно четыре очка…
Бросай же!
— Спорим, что я выброшу сейчас две двойки?
Никто не отозвался на это предложение. Пожилой солдат побренчал костями в стакане и швырнул их об стенку гальюна. Один кубик сразу же лег двойкой кверху, другой продолжал кувыркаться.
Кто-то заорал:
— Пятерка! Ей-богу, пятерка! Ну, давай же, Фиб!
Кубик остановился. Двойка. Пожилой солдат сказал:
— Я ж говорил, что со мной лучше не связывайся. Ну, кому еще охота заработать деньжонок на сигареты?
— Хватит, папаша! Мы не… Смирр-на!
В дверях гальюна стояли человек в штатском, полковник и капитан. Штатский сказал:
— Верни деньги, Пистолет!
— О'кей, проф, — пожилой солдат вытащил из банка две долларовые бумажки, — эти — мои.
— Как бы не так, — возмутился капитан. — Я конфискую все, как вещественное доказательство. А вы, ребята…
Его прервал полковник:
— Майк, забудьте хоть на минуту, что вы адъютант. Рядовой Эндрюс, следуйте за нами, — он вышел, остальные — следом. Они прошли через клуб для рядового состава и оказались на плацу под яростным солнцем пустыни.
Гражданский сказал:
— Пистолет, какого черта…
— Чепуха, проф, попрактиковался немножко.
— А почему бы тебе не практиковаться с Бабулей Уилкинс?
Солдат фыркнул:
— Вы что, меня за дурака держите?
Вмешался полковник:
— Ты заставил ждать себя целую кучу генералов и других важных лиц. Вряд ли это свидетельствует о большом уме.
— Полковник Хэммонд, мне было приказано дожидаться в клубе.
— Но не в гальюне же. А ну, подтянись!
Они вошли в холл штаба, где часовые проверили их документы, прежде чем пропустить дальше. В комнате, заполненной людьми, какой-то штатский говорил:
— …на этом можно и закончить рассказ об исторических опытах в университете Дьюка. А вот и доктор Рейнолдс вернулся. Сейчас он приступит к демонстрации…
Офицеры сели в заднем ряду. Доктор Рейнолдс подошел к председательскому столу. Рядовой Эндрюс присоединился к группе людей, сидевших особняком от толпы генералов и важных штатских.
В этой группе находился тип, смахивающий на профессионального игрока — он им и был, а рядом с ним — две очаровательные рыжие девицы — точные копии друг друга, явно близнецы. Далее развалился на стуле негритенок лет четырнадцати, который, казалось, спал; по соседству с ним в высшей степени бодрствующая «Бабуля» — миссис Энн Уилкинс вязала кружева, бросая быстрые взгляды по сторонам. Во втором ряду сидели студенты и весьма неряшливо одетый мужчина средних лет.
На столе лежали доска для игры в кости, колоды карт, альбомчики для рисования, счетчик Гейгера и свинцовая коробочка. Рейнолдс облокотился о стол.
— Экстрасенсорное восприятие или ЭСВ — этикетка, объединяющая собой ряд малоизученных явлений — телепатию, ясновиденье, дальнослышанье, умение предсказывать грядущие события, телекинез. Все они существуют. Мы умеем их измерять. Мы знаем, что некоторые люди обладают такими способностями. Но мы ничего не знаем о внутреннем механизме их действия. В Индии, во время Первой мировой войны англичане обнаружили, что у них украли военные секреты, с помощью телепатии, — увидев на лицах собравшихся недоверие, Рейнолдс добавил: — Вполне возможно, что в данную минуту какой-нибудь шпион, находящийся от нас на расстоянии пятисот миль, извлекает из ваших мозгов сверхсекретную информацию.
Недоверие стало еще более заметным. Генерал ВВС с четырьмя звездами произнес:
— Минуточку, доктор… Если то, что вы говорите, верно, какие меры предосторожности нам следует принять?
— Никаких.
— Это не ответ. Может быть, нужно обшить помещение листовым свинцом?
— Мы пробовали, генерал. Никакого эффекта.
— Глушение токами высокой частоты? Или еще чем-либо на частотах мозговых излучений?
— Возможно, хотя я и сомневаюсь в успехе. Если ЭСВ приобретет военное значение, вам придется иметь дело лишь с теми фактами, которые точно установлены на данный момент. Однако вернемся к нашей программе. Сидящие перед вами леди и джентльмены в полной мере наделены даром телекинеза, то есть даром контролировать материю на расстоянии. Намеченный на завтра эксперимент может оказаться неудачным, но мы все же надеемся убедить неверующих Фом, — он улыбнулся кому-то в заднем ряду, — что наши попытки не напрасны.
Мужчина в заднем ряду, на которого смотрел Рейнолдс, встал.
— Генерал Хэнби!
Пехотный генерал-майор повернулся в его сторону.
— Да, доктор Уитерс?
— Извините меня, но я вынужден вас покинуть. Мой письменный стол ломится от важнейших материалов, а подобные игры меня совершенно не интересуют.
Генерал Хэнби хотел было что-то ответить, но четырехзвездный гость положил руку ему на локоть.
— Доктор Уитерс, мой письменный стол в Вашингтоне, вероятно, загружен не меньше вашего, но я прибыл сюда по распоряжению Президента. Не будете ли вы добры остаться? Мне необходим взгляд скептика, чтобы корректировать собственные выводы.
Кипя от возмущения, Уитерс сел на место. Рейнолдс продолжал:
— Мы начнем, пожалуй, не с теликенеза, а с других проявлений ЭСВ — между ними все же есть некоторая разница, — он повернулся к одной из рыжеволосых девиц. — Джейн, подойди сюда.
Девушка отозвалась:
— С удовольствием. Только я — Джоан.
— Ладно, пусть будет Джоан. Генерал Л а Мотт, не нарисуете ли вы что-нибудь в этом альбомчике?
Четырехзвездный летчик поднял бровь.
— Что именно?
— Что хотите, только не слишком сложное.
— Ладно, доктор, — генерал немного подумал и сначала нарисовал девушку, потом ухмыльнулся и добавил к ней пучеглазого волка. Спустя несколько мгновений он поднял взгляд от альбома. — Готово.
Все время, пока он рисовал, Джоан возилась со своим альбомом. Рейнолдс протянул его генералу. Рисунки были идентичны во всем, кроме того, что Джоан пририсовала волку погоны с четырьмя звездами. Генерал взглянул на нее, и она ответила преувеличенно невинным взглядом.
— Уверовал, — сухо сказал генерал. — Что дальше?
— То, что мы показали, можно объяснить ясновиденьем и телепатией. Сейчас мы покажем вам чистую телепатию, — Рейнолдс подозвал вторую близняшку и попросил: — Доктор Уитерс, не поможете ли вы нам?
— Смотря чем…
— Тем же, чем генерал в прошлом опыте, только Джейн будет смотреть на рисунок из-за вашего плеча, а Джоан попытается воспроизвести его. Нарисуйте что-нибудь посложнее.
— Ладно… О’кей…
Уитерс взял альбом и стал набрасывать сложную радиосхему, Джейн внимательно наблюдала. Вместо подписи Уитерс поставил внизу столь любимую радистами фигурку Клема — человечка, заглядывающего за изгородь.
— Отлично, — сказал Рейнолдс. — Ты кончила, Джоан?
— Да, доктор.
Рейнолдс забрал у нее альбом. Чертеж был выполнен безукоризненно точно, но Клему Джоан нарисовала лукаво подмигивающий глаз. Шумок, возникший в зале, Рейнолдс прекратил словами:
— Я не стану вам демонстрировать опыты с картами, а перейду прямо к телекинезу. Нет ли у кого-нибудь в зале пары игральных костей? — так как никто не отозвался, он продолжал: — У нас есть кости, предоставленные лабораторией физики. Игральная доска и пакет опечатаны печатью лаборатории.
Он вскрыл пакетик и высыпал из него дюжину кубиков.
— Пистолет, как насчет программы по собственному выбору?
— Попробую, проф.
— Генерал Лa Мотт, будьте добры, выберите пару костей и положите их в стаканчик.
Генерал повиновался и передал стаканчик Эндрюсу.
— Сколько выбросишь, солдат?
— Шестьдесят пять генерала устроят?
— Устроят, если они у тебя выпадут.
— Не пожелает ли генерал поставить пятерик просто ради интереса? — Эндрюс ждал, глаза широко открыты, взгляд самый что ни на есть невинный.
Ла Мотт усмехнулся.
— Смотри, не продуйся, солдат, — он положил на стол пятидолларовый банкнот. Эндрюс покрыл его своей пятеркой, потряс стаканчик и выбросил кости. Одна упала на банкноты — пятерка. Другая ударилась о спинку стула — шестерка.
— Продолжим, сэр?
— Не считай меня таким уж олухом. Покажи еще что хочешь.
— Как прикажете, сэр.
Пистолет собрал деньги, а затем выбросил 6–1,5-2,4–3 и те же цифры, но в обратном порядке. Затем несколько раз подряд выбросил 6–1, а потом вдруг получил «змеиные глаза». Попытался еще раз — вышла двойка с единицей. Солдат сердито поглядел на пожилую даму.
— Мэм, — сказал он, — если хотите играть в кости, то почему бы вам не выйти сюда и не заняться этим делом самой?
— Что вы! Да как вы можете говорить такое, мистер Эндрюс!
Рейнолдс поспешил прервать спор.
— Ваша очередь еще впереди, миссис Уилкинс.
— В толк не возьму, о чем это вы, джентльмены, — сказала она и занялась вязанием.
Полковник Хэммонд подсел к рыженьким близняшкам.
— Вы ведь «Январские близнецы», не так ли?
— Наш зритель! — воскликнула одна радостно.
— По фамилии Браун, — ответила другая.
— Верно, Браун, — согласился полковник, — но как насчет сеансов для наших ребят?
— Доктору Рейнолдсу это может не понравиться, — отозвалась первая.
— Беру его на себя. Нас ведь Управление по культурному обслуживанию армии не обеспечивает — слишком строгий режим секретности. Ну, так как, Джоан?
— Я — Джейн. О’кей, если договоритесь с профом.
— Молодцы, — и он вернулся в Бабуле Уилкинс, которая демонстрировала селекцию — каскад шестерок на доске для игры в кости и при этом ни на секунду не оставляла своего вязания. Доктор Уитерс мрачно глядел на это зрелище. Хэммонд спросил:
— Что скажете, док?
— Эти опыты меня смущают, — признался тот, — но все это идет на молярном уровне и законов элементарных частиц не нарушает.
— А как насчет рисунков?
— Я физик, а не психолог. А вот на элементарные частицы — электроны, нейтроны, протоны — воздействовать невозможно, для этого нужна аппаратура, сконструированная с учетом законов радиоактивности.
Доктор Рейнолдс находился в пределах слышимости и в ответ на замечание Уитерса сказал:
— Спасибо, миссис Уилкинс. А сейчас, леди и джентльмены, еще один эксперимент. Норман!
Цветной мальчуган открыл глаза.
— Чего, проф?
— Подойди ко мне. И попрошу сюда же всю лабораторную группу. У кого-нибудь есть часы со светящимся циферблатом?
Штабные техники присоединили счетчик Гейгера к усилителю, так что аудитория могла слышать негромкие редкие щелчки, говорившие о фоновой радиоактивности; затем к счетчику поднесли часы с радиоактивными цифрами на циферблате. Редкие щелчки сменились градом ударов, сливающихся в барабанный бой.
— Выключите свет, — приказал Рейнолдс.
— Пора, проф?
Тишина нарушалась лишь трескотней усилителя, считывающего уровень радиоактивности светящихся цифр.
— Давай, Норман!
Горящие цифры исчезли. Град щелчков сменился редкими тихими ударами.
* * *
В бункере, расположенном на много миль дальше вглубь пустыни, собралась та же компания. Еще на много миль дальше находился испытательный полигон — в его сторону было обращено окошко-перископ, спрятанное в железобетон и снабженное специальным стеклом-фильтром, толщиной не менее фута. Доктор Рейнолдс беседовал с генерал-майором Хэнби. Капитан флота с радионаушниками и портативным динамиком принимал сообщения. Он повернулся к командующему.
— Самолеты на исходной позиции, сэр.
— Спасибо, Дик.
Динамик громко зарычал:
— Станция «Чарли» Контролю. Все готово.
Моряк снова обратился к Хэнби.
— Все станции готовы. Цель тоже.
— Начинайте отсчет времени.
— Всем станциям подготовиться к отсчету. Готовность минус семнадцать минут. Контролю времени приступить. Пошел отсчет. Повторяю, пошел отсчет.
Хэнби сказал Рейнолдсу:
— Расстояние для вас значение не имеет?
— Мы могли бы находиться в Солт-Лейк-Сити, раз моим коллегам известны все обстоятельства, — он поглядел на часы. — Мои, должно быть, стоят.
— Это всегда так кажется. Вспомните хотя бы метроном при первом испытании на Бикини. Я тогда чуть не спятил.
— Могу себе представить. Хм-м, генерал, кое-кто из моих людей явно нервничает. Может, я что-нибудь сымпровизирую?
Хэнби мрачно усмехнулся:
— У нас тут заготовлен конферанс для гостей. Доктор Уитерс, вы готовы поднять занавес?
Главный физик стоял, склонившись над приборами, он выглядел утомленным.
— Не сегодня, — отозвался он скучным голосом. — Этим займется Саттерли.
Саттерли вышел вперед и усмехнулся, взглянув на высших офицеров, штатских шишек и операторов группы Рейнолдса.
— Я припас шуточку для зрителей, которые не могут выйти из зала. Но сперва… — он взял в руки блестящий металлический шар и поглядел на адептов ЭСВ. — Во время вашей утренней поездки вы уже видели такой. Он был заряжен плутонием. Находится он сейчас там-же, где был и тогда, и готов к тому, чтобы сделать «бух» через… через одиннадцать минут. Этот же шар стальной, если только кто-нибудь их не перепутал. Хорошенькая получилась бы шуточка — нас буквально на клочки разнесло бы от смеха.
Никто не засмеялся, и он продолжал:
— Впрочем, он весит слишком мало, так что с нами все будет в порядке. Этот макет изготовлен для того, чтобы люди доктора Рейнолдса имели перед собой образ, который поможет им сосредоточиться. На атомную бомбу он похож не больше, чем я на Сталина, но изображает (если бы там был плутоний) то, что мы, физики, называем «подкритической массой». Со времени процессов по делам атомного шпионажа всем прекрасно известно, как устроена атомная бомба. Плутоний излучает в единицу времени постоянное число нейтронов. Если масса мала, большая часть нейтронов уходит вовне. Но если она достаточно велика и достигает критических размеров, нейтроны поглощаются в количестве, необходимом для начала цепной реакции. Вся хитрость в том, чтобы создать критическую массу быстро, а потом бежать, спасая свою шкуру. Это занимает буквально считанные микросекунды, сколько времени именно — умолчу, не желая огорчать офицеров из отдела безопасности. Сегодня мы намерены выяснить, может ли мысль влиять на нейтронное излучение. Теория, достаточно надежная, чтобы разрушить два крупнейших города Японии, гласит, что излучение каждого отдельно взятого нейтрона — дело случайное, но суммарное излучение неизменно, как неизменно движение звезд. А если бы дело обстояло иначе, то изготовить атомную бомбу было бы вообще невозможно. Согласно стандартной теории, то есть теории, которая подтверждена опытом, эта подкритическая масса имеет шансов взорваться не больше, чем обыкновенная тыква. Наша опытная группа попробует доказать, что это не так. Эти люди сконцентрируют свои силы и постараются увеличить вероятность испускания нейтронов, благодаря чему шар взорвется, как настоящая атомная бомба.
— Доктор Саттерли, — спросил вице-адмирал с «крылышками», — а вы-то сами считаете это возможным?
— Я полагаю это абсолютно невозможным — Саттерли повернулся к операторам группы Рейнолдса. — Только, ради бога, не обижайтесь, ребята.
— Пять минут, — объявил капитан флота.
Саттерли кивнул Рейнолдсу.
— Ваш выход. Желаю успеха.
— Одну минуточку, молодой человек, — затрещала миссис Уилкинс, — эти штучки… нервоны…
— Нейтроны, мадам.
— Ну, я же так и говорю… Так вот, мне кое-что непонятно. Вероятно, про них проходят в старших классах, а я ушла из восьмого. Так обидно…
Саттерли тоже огорчился, но все же попытался выправить положение.
— …и каждое из этих ядер потенциально способно испустить вот такой м-а-а-ленький нейтрончик. В этом шаре, — он поднял макет, — помещается примерно пять тысяч миллиардов триллионов ядер, каждое из которых…
— Это ведь прямо уйма получается, верно?
— Мадам, вы совершенно правы. Теперь…
— Две минуты!
Вмешался Рейнолдс.
— Миссис Уилкинс, не волнуйтесь. Сосредоточьте внимание на том металлическом шаре, что находится там, далеко, и думайте об этих нейтронах, каждый из которых готов вот-вот сорваться с орбиты. Когда я подам команду, я хочу, чтобы вы все, а особенно ты, Норман, думали бы о том шаре, представляли бы, что из него летят искры, как от светящегося часового циферблата. Постарайтесь сделать так, чтобы этих искр стало больше. Просто постарайтесь. Если ничего не получится, вас никто бранить не будет. Так что — не бойтесь.
Миссис Уилкинс кивнула.
— Постараюсь, — она отложила вязание и устремила в пространство отсутствующий взгляд.
В то же мгновение всех ослепила неправдоподобно яркая вспышка, прорвавшаяся через массивный стеклянный фильтр. Она высветила каждого присутствующего, а затем погасла.
Капитан флота воскликнул: «Что за черт!», кто-то закричал: «Она взорвалась! Взорвалась!»
Заревел динамик: «Взрыв произошел на отсчете минус одна минута тридцать семь секунд. Контроль, имела место какая-то ошибка… эта штуковина выглядела как водородная бомба!»
Накатила ударная волна и заглушила все прочие звуки. Свет погас, со щелчком зажглось аварийное освещение. Бункер качался, как корабль в штормовом море. Глаза были еще слепы из-за той яркой вспышки, в ушах стоял рев звуковой волны, а физики уже отталкивали локтями офицеров от перископа. В эту-то минуту на весь бункер и раздалось пронзительное сопрано:
— О, Боже!!
— В чем дело, Бабуля? Вы-то в порядке?
— Я? О, да, да… но мне так жаль… Я же не нарочно…
— Что не нарочно?
— Я как раз начала нащупывать, представляя себе эти крохотные кусачие нервоны, готовые соскочить… Но я не собиралась ничего взрывать… во всяком случае до того, как вы скажите…
— Ох! — Рейнолдс повернулся к остальным. — Еще кто-нибудь спускал курок?
Никто не сознался. Миссис Уилкинс сказала виновато:
— Извините, доктор. Может у них найдется вторая? Уж на этот раз я буду поосторожнее.
* * *
Рейнолдс и Уитерс сидели в офицерском клубе, перед ними стояли чашки кофе, причем физик про свою начисто забыл. Его глаза горели, лицо нервно подергивалось.
— Предела не существует! Расчеты показывают, что более девяноста процентов массы превратилось в энергию. Вы понимаете, что это значит?! Если мы примем… впрочем, неважно! Скажем проще: мы можем делать бомбы размером с горошину! Никаких мер предосторожности! Никаких цепей управления! Ничего, кроме… — он помолчал. — К месту бомбежки их будут доставлять небольшие сверхскоростные реактивные самолеты с пилотом, инженером-оружейником и одним из ваших операторов. А бомб сколько угодно! Ни одно государство на Земле не сможет…
— Полегче, — произнес Рейнолдс, — у нас слишком мало операторов. Мы не сможем рисковать ими, сажая их в самолеты.
— Но…
— Впрочем, это и не нужно. Покажите им бомбу, дайте фотографии целей, свяжите по радио с инженером-оружейником… Они редко встречаются, но мы начнем новый поиск людей, обладающих ЭСВ. По моим расчетам таких примерно один на тысячу восемьсот.
— Редко встречаются… — повторил Уитерс. — Миссис Уилкинс одна может управиться с несколькими бомбами… верно, ведь?
— Думаю, да. Испытаем.
— Обязательно испытаем! — Уитерс наконец вспомнил о кофе и выпил его одним глотком. — Извините меня доктор, я лезу прямо напролом. Слишком много старых представлений приходится пересматривать.
— Я знаю. Я сам был бихевиористом.
Вошел капитан Майклер, огляделся и быстрыми шагами двинулся к их столику.
— Генерал ждет вас обоих, — сказал он тихо. — Поторопитесь.
Их провели в охраняемый часовыми кабинет. Кроме генерала Хэнби, тут присутствовали еще генерал Ла Мотт и вице-адмирал Кейтли. Лица военных были мрачны. Хэнби протянул какую-то бумагу. Рейнолдс увидел на ней штамп «Совершенно секретно» и вернул ее генералу.
— Генерал, у меня не тот уровень секретности.
— Заткнитесь и читайте!
Рейнолдс пропустил несколько предваряющих кодовых групп: «Расшифровка. СЕГОДНЯ РУССКОЕ ПОСОЛЬСТВО ВРУЧИЛО НАМ УЛЬТИМАТУМ: ТРЕБОВАНИЕ ПРЕОБРАЗОВАТЬ СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ В «НАРОДНУЮ РЕСПУБЛИКУ» ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ПОЛИТИЧЕСКИХ КОМИССАРОВ, НАЗНАЧАЕМЫХ СССР. ТРЕБОВАНИЕ ПОДКРЕПЛЯЕТСЯ ВОЕННЫМИ ДЕЙСТВИЯМИ. В НОТЕ СООБЩАЕТСЯ, ЧТО ВАЖНЕЙШИЕ ГОРОДА США (СПИСОК ПРИЛАГАЕТСЯ) ЗАМИНИРОВАНЫ АТОМНЫМИ БОМБАМИ, КОТОРЫЕ БУДУТ ПРИВЕДЕНЫ В ДЕЙСТВИЕ ПО РАДИО, ЕСЛИ США НЕ КАПИТУЛИРУЮТ К ШЕСТНАДЦАТИ НОЛЬ-НОЛЬ БЛИЖАЙШЕЙ ПЯТНИЦЫ».
Рейнолдс перечитал документ. Шестнадцать ноль-ноль в пятницу означало два часа дня послезавтра по местному времени. Наши города заминированы атомными бомбами? Неужели им это действительно удалось? Он с трудом осознал, что генерал Ла Мотт что-то говорит.
— Следует рассматривать эту угрозу как совершенно реальную.
Наша свободная общественная структура делает нас удобным объектом для нападения.
— А может, они блефуют, — сказал адмирал.
Генерал ВВС покачал головой:
— Они знают, что Президента на испуг не возьмешь. Не следует считать русских дураками.
Рейнолдс все еще не мог понять, по какой причине ему разрешается быть участником подобного совещания. Но тут Ла Мотт взглянул на него.
— Адмирал Кейтли и я немедленно отправляемся в Вашингтон. Я задержался только для того, чтобы спросить вас: ваши люди могут взорвать атомную бомбу, так не могут ли они предотвратить ее взрыв.
Рейнолдсу показалось, что время растягивается так, будто у него впереди чуть ли не год на то, чтобы обдумать все детали, все, что касается Бабули Уилкинс, Нормана и других.
— Могут, — ответил он.
Ла Мотт встал.
— Тогда это ваша забота, Хэнби. Пошли, адмирал.
— Постойте;— запротестовал Рейнолдс. — Дайте мне бомбу и миссис Уилкинс, и я смело усядусь за эту бомбу. Но сколько там городов? Двадцать? Тридцать?
— Тридцать восемь.
— Значит тридцать восемь бомб, а, может быть, и больше. Где они спрятаны? Как выглядят? На какой срок все это может растянуться? Нет, это совершенно невозможно!
— Разумеется. Но делать-то надо! Или хотя бы попытаться. Хэнби, известите их, что мы вылетели, ладно?
— Конечно, генерал.
— Прощайте, доктор. Или, возможно, до свидания.
Рейнолдс с беспощадной ясностью осознал, что эти двое отправляются, чтобы «сесть» на одну из бомб и продолжать выполнять свои обязанности, пока она их не уничтожит. Он торопливо проговорил:
— Мы постараемся. Мы обязательно постараемся.
Тридцать восемь городов… сорок три часа… семнадцать операторов. Были, конечно, и другие, найденные за годы исследований, но они разбросаны по сорока одному штату. В стране с диктаторским режимом полиция отыскала бы их в одну минуту и доставила бы в нужное место со сверхзвуковой скоростью. Но ведь это — Америка!
Разыскать! Доставить сюда! Немедленно! Хэнби поручил полковнику Хэммонду заботу о выполнении распоряжений Рейнолдса и приказал офицеру Секретной службы передать свои кому угодно, а самому сесть на телефон и, пользуясь личными связями в ФБР и с другими офицерами безопасности, а через них и с полицией, объявить общую тревогу и найти этих экстрасенсов, ЭСВ. Найти, убедить, используя любые формы давления, и заставить лететь сюда как на крыльях. К вечеру нашли двадцать три, из них одиннадцать уговорили или заставили; двое уже были здесь. Хэнби позвонил Рейнолдсу, в эту минуту жевавшему на ходу сэндвич.
— Говорит Хэнби. Только что звонил Президент.
— Президент?
— Ла Мотт к нему пробился. Он, конечно, в сомнении, но все же распорядился оказать нам всемерную поддержку, разумеется, кроме той, что может снизить готовность обычных оборонительных средств. Один из его помощников уже час назад вылетел из Национального аэропорта реактивным самолетом, чтобы помочь нам здесь. Теперь все пойдет побыстрее.
Но лучше от этого не стало, так как русские передачи, которые не глушились, уже сделали разразившийся кризис всеобщим достоянием. Ровно через тридцать минут Президенту пришлось выступить по телевидению. Рейнолдс Президента не слышал — он был слишком занят. Он имел всего двадцать человек и мог спасти только двадцать городов, а ведь надо было спасать всю страну. Но как? Рейнолдс был уверен, что миссис Уилкинс сможет обезвредить любую атомную бомбу, если ее увидит. Он надеялся, что на это же способны и другие. Но ведь бомбы спрятаны в далеких- Далеких городах — их следует сначала обнаружить, причем с помощью одного лишь мозга, потом «обдумать», потом обезвредить, и все это не за ту микросекунду, которая требуется для взрыва, а за миллиарды микросекунд, потребных на их обнаружение. Возможно ли это?
Как помочь своим людям? Конечно, есть наркотики — кофеин, бензедрин. Но ведь людям нужен покой, верно? Он повернулся к Хэммонду.
— Необходима комната с ванной для каждого человека.
— Так это у них уже есть.
— Нет, сейчас в каждой комнате по двое, и ванны — на двоих.
Хэммонд пожал плечами.
— Будет сделано. Придется дать под зад кое-кому из генералитета.
— Пусть кухня работает круглые сутки. Спать им не придется, а есть надо. И что б все время свежий кофе, кока-кола, чай — все, что они потребуют. Можно поставить в каждую комнату телефон и подключить его к отдельному коммутатору?
— О’кей. Что еще?
— Пока не знаю. Надо спросить у них.
О русском ультиматуме все они уже знали, но о том, каковы наши планы, — пока еще нет. Речь Рейнолдса была выслушана в неловком молчании. Рейнолдс повернулся к Эндрюсу.
— Что ты скажешь, Пистолет?
— Кусок-то больно велик, проф, как бы в горле не застрял.
— Верно. А может все же сжуем?
— Полагаю, придется.
— Норман?
— Ну, босс… как же быть, ежели я их не вижу?
— Миссис Уилкинс сегодня утром тоже не видела бомбу. И радиацию часового циферблата ты тоже не видел — она слишком мала. Ты видел только циферблат и думал лишь о нем. Ну, так как?
— Думать о блестящем шаре где-то в городе?
— Да. Нет, постой! Полковник Хэммонд, им нужно иметь представление о внешнем виде объекта, а он будет совсем другим. Здесь ведь есть наши атомные бомбы — им надо на них посмотреть.
Хэммонд задумался.
— Американская бомба, которую сбрасывают или запускают ракетой, не может быть похожа на русскую, предназначенную для запрятывания и взрывания радиосигналом.
— А как выглядят те?
— Отдел G-2, надо полагать, знает. Мы попробуем получить от них рисунок или чертеж. И пусть готовят макет. Придется обратиться к Уитерсу и генералу, — он вышел.
Миссис Уилкинс сказала деловито:
— Доктор, дайте мне Вашингтон. О’кей?
— Хорошо, миссис Уилкинс, вы единственная, кто прошел испытание практикой, хотя тогдашнее задание было прямо противоположным. Значит, Вашингтон за вами. Этот объект исключительно важен.
— Да я не потому. Его я «вижу» лучше остальных.
— В этом что-то есть, — отозвался Эндрюс. — Тогда я возьму Сиэтл.
* * *
К полуночи Рейнолдс распихал всех своих подопечных (числом уже двадцать шесть) по комнатам офицерского клуба. Хэммонд и он сам по очереди дежурили у коммутатора, развернутого в верхнем холле. Дежурства операторов должны начаться незадолго до истечения срока ультиматума. Усталость ослабляла экстрасенсорную энергию, иногда сводя ее до нуля. Рейнолдс надеялся, что последнюю ночь перед вахтой им удастся поспать как следует.
В каждой комнате был установлен микрофон, селекторная связь позволяла слышать, что в ней происходит. Рейнолдсу это было не по душе, но Хэммонд убедил его.
— Разумеется, это вторжение в частную жизнь. Но разве бомба не вторгается в нее? — он нажал на клавишу. — Слышите? Этот парнишка — Норман — что-то выпиливает из фанеры, — он нажал на другую. — Рядовой Эндрюс тоже еще копошится. Мы не можем разрешить им спать во время вахты, когда она начнется, поэтому придется шпионить.
— Возможно, вы правы.
Наверх пришел Уитерс.
— Что-нибудь еще вам нужно?
— Полагаю, что нет, — ответил Рейнолдс. — Как там с макетом бомбы?
— Будет готов на рассвете.
— Насколько он достоверен?
— Трудно сказать. Их агенты, надо думать, изготовили спусковые устройства из деталей, закупленных здесь, но детали эти имеют массу вариантов. Что же касается основы… что ж, пришлось прибегнуть к настоящему плутонию.
— Пойдет. Покажем им сразу же после завтрака.
Дверь комнаты Пистолета приоткрылась.
— Привет, полковник. Проф, она там.
— Кто?
— Да бомба же. Под Сиэтлом. Я ее чувствую.
— Где она находится?!
— На глубине. И там мокро, как мне кажется. Может, они ее в Саунд запихали?
Хэммонд вскочил.
— Она в гавани, чтобы залить город радиоактивным дождем! — он говорил и одновременно набирал номер. — Дайте мне генерала Хэнби!
— Говорит Моррисон, — ответил чей-то голос. — В чем дело, Хэммонд?
— Насчет бомбы в Сиэтле. Ищите ее на дне. Она либо в Саунде, либо где-то поблизости от него под водой.
— Откуда это известно?
— Один из колдунов Рейнолдса. Начинайте! — и он положил трубку.
— Проф, я ее не вижу, я же не ясновидящий, — озабоченно сказал Эндрюс. — Почему бы не вызвать сюда кого-нибудь из них? Например, эту крошку Брентано?
— Боже мой! Ясновидящие! Да ведь они нам просто необходимы!
— Доктор, вы думаете… — воскликнул Уитерс.
— Ничего я не думаю, иначе давно бы придумал это. А как ищут бомбы? Какими приборами?
— Приборами? Бомба защищена так, что даже счетчик Гейгера ни черта не покажет. Их надо вскрывать и смотреть.
— И сколько на это нужно времени? Скажем, на Нью-Йорк?
Ответил Хэммонд:
— Подождите! Рейнолдс, где эти ясновидящие?
Рейнолдс пожевал губами.
— Они попадаются очень редко.
— Куда реже, чем игроки в кости, — добавил Пистолет, — но добудьте эту девочку Брентано… Она нашла ключи, которые я потерял, когда рыл канаву. А ведь они оказались под трехфутовой толщей земли. Я тогда всю казарму чуть не перерыл.
— Да, да, миссис Брентано! — Рейнолдс полез за своей записной книжкой.
Хэммонд потянулся к коммутатору.
— Моррисон? Сейчас мы продиктуем вам несколько имен, разыскать этих людей еще важнее, чем прежних.
Важнее, но и труднее: началась паника. Президент уговаривал население сохранять хладнокровие и не покидать дома, но тем не менее больше тридцати миллионов людей бежали из городов.
Телетайп в офисе командующего отстукивал:
«НЬЮ-ЙОРК, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК. ЧТОБЫ РАСЧИСТИТЬ ОТ ОБЛОМКОВ ПОСЛЕ АВАРИИ ЧАСТЬ ТУННЕЛЯ ХОЛЛАНД, ВЕДУЩУЮ ИЗ ЦЕНТРА К ПЕРИФЕРИИ, ПРИШЛОСЬ ПЕРЕКЛЮЧИТЬ ДВИЖЕНИЕ НА ВСТРЕЧНУЮ МАГИСТРАЛЬ. ПОЛИЦИЯ ОТКАЗАЛАСЬ ОТ НАМЕРЕНИЯ ОСТАНОВИТЬ ЭВАКУАЦИЮ. С ПОМОЩЬЮ БУЛЬДОЗЕРОВ ПРОБУЮТ ВОССТАНОВИТЬ ДВИЖЕНИЕ ПО ТРИБОРО-БРИДЖ, СБРАСЫВАЯ ПРЯМО В РЕКУ ИСКОРЕЖЕННЫЕ АВТОМОБИЛИ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ТРУПЫ. ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ ИЗВЕСТИЕ О КАТАСТРОФЕ С ПАРОМОМ В УИХОКЕН, НО СПИСКА ПОГИБШИХ ПОКА НЕТ. СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ: МОСТ ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА РУХНУЛ ИЗ-ЗА ПЕРЕГРУЗКИ ИЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ДИВЕРСИИ — НЕИЗВЕСТНО. ЕЩЕ ОДНО СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ… ЕЩЕ…»
Нечто подобное происходило повсюду. На автостраде Денвер — Колорадо-Спрингс к полночи было зарегистрировано сто тридцать пять смертельных исходов в результате аварий, потом подобной информации уже просто не поступало. Тяжелый ДС-7 врезался в Бербанке в толпу, прорвавшую ограждение. Движение по автостраде Балтимор — Вашингтон было закупорено пробками в обоих направлениях. Все пять выездов из Лос-Анджелеса были забиты едва ползущими машинами. В четыре утра по восточному времени Президент ввел военное положение. Немедленных результатов этот приказ не принес.
К утру у Рейнолдса был уже тридцать один оператор, их распределили по двадцати четырем городам. Ему крайне тяжело далось решение о том, чтобы его люди «держали» лишь знакомые им города. Все решилось окончательно, когда игрок Кэрш Деньги-Ваши-Будут-Наши сказал: «Док, у меня предчувствие — Миннеаполис должен быть моим». Рейнолдс сдался, хотя один из его только что прибывших подопечных был уроженцем этого города. Он посадил на Миннеаполис обоих и молился, чтобы хоть у одного из них предчувствие сработало. Прибыли двое ясновидящих; одному из них, совершенно слепому киоскеру из Чикаго, тут же был поручен поиск бомбы в этом городе; другой — циркачке, читающей чужие мысли, просто дали список городов и велели заняться свободным поиском. Миссис Брентано вторично вышла замуж и переехала; ее разыскивали по всему Норфолку.
В час пятнадцать пополудни, то есть за сорок пять минут до истечения срока ультиматума, все сидели в своих комнатах, вооруженные планами городов, их аэрофотоснимками и фотографиями макетов атомной бомбы. Клуб был полностью очищен от обычных посетителей. Тем нескольким служащим, которые должны были обеспечивать бригаду операторов ЭСВ, приказали соблюдать полнейшую тишину. На шоссе перекрыли движение, самолетам было запрещено летать в этой зоне. Все должно было создавать благоприятную атмосферу для того, чтобы теперь уже сорок два человека могли бы спокойно сидеть и думать.
У коммутатора находились Хэммонд, Рейнолдс и Мак-Клинток — помощник Президента. Рейнолдс оторвал взгляд от списков:
— Время?
— Час тридцать семь, — ответил Хэммонд. — Осталось двадцать три минуты.
— Час тридцать восемь — поправил его Мак-Клинток. — Рейнолдс, как у вас с Детройтом? Нельзя же оставить его без защиты!
— Мне некого на него поставить. Каждый прикрывает тот город, который он знает.
— А близняшки? Я слышал, как они упоминали Детройт.
— Они повсюду выступали, но их родной город — Питсбург.
— Одну из них переведите на Детройт.
Рейнолдсу очень хотелось послать его подальше.
— Они работают только в паре. Вы что, хотите расстроить их и потерять два города?
Не отвечая на вопрос, Мак-Клинток спросил:
— А кто на Кливленде?
— Норман Джонсон. Он оттуда родом, а по своим способностям занимает среди операторов второе место.
