«Пески Пахаро» — в прошлом фешенебельный курортный отель, который доживает свой век на окраине забытого богом городка Уотсонвилль. Ну то есть не то чтобы совсем забытого. Уотсонвилль — один из крупнейших в мире портов по экспорту нефти. Но как город… Ели когда-нибудь холодные оладьи без варенья? Значит, должны меня понять. Ближайшее местечко, где можно поразвлекаться — Кармел. Там есть казино и публичные дома, и это сравнительно недалеко — всего пятьдесят километров отсюда. Но я не играю ни в карты, ни в рулетку, да и секс на продажу меня не интересует — даже в тех экзотических видах, которые предлагает Калифорния. К слову сказать, мало кто из штаб-квартиры Босса мотался в Кармел: на лошадях далековато — разве что в выходные, прямой линии подземки туда не было, а служебной машиной Босс разрешал пользоваться исключительно по рабочим делам.

Но я не грустила. Здесь было так красиво! Море, солнце, песчаный берег… Я довольно быстро освоилась с катанием на приливной волне, стоя на доске. Поначалу я была просто в восторге, а когда это мне прискучило, я стала просто плавать и загорать по несколько часов в день, лениво поглядывая на колоссальных размеров танкеры, жадно сосавшие нефть из береговых цистерн, и с удивлением отмечая, что на борту почти каждого из них отыскивался балбес, который глазел на меня в бинокль.

Вообще у всех нас не было причин для тоски и скуки — у каждого стоял в комнате персональный терминал. Избаловались нынче люди (и я — не исключение). Привыкнув пользоваться терминалом ради будничных мелочей — оплаты счетов, телефонных звонков, просмотра новостей, — можно запросто забыть о том, какой можно устроить себе праздник. Абонент, готовый оплачивать полную компьютерную программу, имеет возможность с помощью своего терминала получать все, что только захочет человек, встав с постели.

Музыка? Ради бога. Я могла заказать концерт, идущий в прямом эфире в этот вечер в Беркли, но с таким же успехом можно было посмотреть и послушать концерт, состоявшийся в Лондоне десять лет назад, хотя, скорее всего, дирижер, стоявший у пульта в тот вечер, уже умер. Электронам нет до этого ровным счетом никакого дела. Стоит любой информации попасть в память компьютера — и время умирает. Все сокровища ушедших времен будут брошены к вашим ногам — только клавишу нажмите.

Босс назначил мне курс компьютерного обучения, и у меня оказалось гораздо больше возможностей черпать информацию, чем у любого из студентов Оксфорда, Сорбонны и Гейдельберга во все времена.

Но ощущения, что я «хожу в школу», у меня поначалу не было. В первый день за завтраком мне было передано, что я должна явиться к главному библиотекарю. Профессор Перри — очаровательный старичок, я с ним познакомилась, когда проходила основной курс обучения. Выглядел он сейчас усталым и озабоченным — дело вполне понятное: ведь на его плечи легла доставка всей библиотеки Босса из Империи в Калифорнию. Видимо, он не спал много ночей подряд, пока все не встало на свои места. Босс всегда и во всем требовал порядка и вдобавок упорно предпочитал кассетам, микрофильмам и дискетам настоящие печатные книги в качестве основного фонда библиотеки.

Когда я явилась в библиотеку, профессор Перри был занят. Он рассеянно взглянул на меня и указал на столик с терминалом в углу.

— Присядьте здесь, мисс Фрайди, прошу вас.

— А что мне делать, профессор?

— А? Трудно сказать. Несомненно, нас введут в курс дела попозже. Я сейчас просто кошмарно занят — персонала не хватает. Почему бы вам пока не ознакомиться с оборудованием и не позаниматься… чем хотите?

Познакомиться с оборудованием? Да ничего такого особенного в оборудовании библиотеки не было, за исключением дополнительных кодов, набрав которые вы получали доступ к банкам данных Гарвардского и Вашингтонского университетов в Атлантическом Союзе (без необходимости связываться с сотрудниками и промежуточными компьютерами). Кроме того, была возможность пользоваться личной библиотекой Босса — ее массив располагался на стеллажах прямо рядом с моим столиком. Я могла даже читать его собственные старинные книги на экране своего терминала, переворачивая страницы нажатием соответствующей клавиши и не вытаскивая саму книгу из капсулы с азотом.

В это утро я решила поинтересоваться историей Виксберга — больше в голову ничего не приходило. Я внимательно просматривала библиотечный каталог Туланского университета — лучшей библиотеки в Республике Техас, — как вдруг совершенно неожиданно на экране пошла информация справочного характера о спектральных типах звезд. Я была немало обескуражена. Даже не знаю, почему это произошло.

Но делать было нечего, и я углубилась в историю эволюции звезд. Именно тогда, когда я уже начала кое-что понимать, профессор Перри предложил мне пойти на ленч. Я попросила его подождать меня пару минут и сделала в блокноте заметки относительно тех разделов математики, которые мне нужно было изучить. Астрофизика — увлекательнейшая наука, но, чтобы понять ее, нужно научиться говорить на ее языке.

После ленча я предприняла еще одну попытку копнуть поглубже историю Виксберга и получила в качестве справочного материала… что бы вы думали? Старинный мюзикл под названием «Шоу на пароходе». Подобными «историческими справками» я наслаждалась целый день до самого вечера — старыми бродвейскими мюзиклами о золотых деньках, царивших до того, как Северо-Американская Федерация распалась на составные части. Похоже, людям в те времена жилось совсем неплохо. Мне-то уж точно было весело: я посмотрела и послушала, кроме «Шоу на пароходе», «Студента-принца», «Мою прекрасную леди» и отобрала еще дюжину оперетт на будущее. (И это называется «ходить в школу»?)

На следующий день я решила сразу после завтрака взяться за серьезное изучение профессиональных вопросов, в которых чувствовала себя не слишком уверенно. Раз уж, думала я, мои учителя составили для меня программу и я ее вот-вот получу, у меня явно не будет больше времени на обучение по собственному выбору: я отлично знала, что обучение в системе Босса может запросто составлять двадцать шесть часов в сутки. Но за завтраком Анна спросила меня:

— Фрайди, не могла бы ты рассказать мне о влиянии Луи Одиннадцатого на французскую лирику?

У меня кусок в горле застрял.

— Ты что, издеваешься? — спросила я, откашлявшись. — «Луи Одиннадцатый» для меня — название сорта сыра. А единственное французское стихотворение, которое я помню, это «Мадемуазель из Арментьера». Устраивает?

— А мне профессор Перри сказал, чтобы я тебя спросила.

— Он тебе голову морочит.

Старикан Перри недовольно глянул на меня поверх очков, когда я явилась в библиотеку.

— Прошу прощения, профессор. Это вы сказали Анне, чтобы она справилась у меня относительно влияния Луи Одиннадцатого на французскую лирику?

— Что? Да-да, конечно… Только, пожалуйста, если вас не затруднит, не отвлекайте меня сейчас, прошу вас. Очень, понимаете, запутанный кусок программы…

Он опустил голову и углубился в изучение компьютерных распечаток, начисто забыв о моем существовании.

Не зная, на кого злиться, я села за столик и запросила у компьютера данные о Луи Одиннадцатом. О поэзии я не узнала ни черта — насколько я успела уловить, Король-Паук за всю жизнь не срифмовал даже «ton соп» с «c’est bon», да и особым меценатом не числился. Но зато я почерпнула массу сведений о политической обстановке в XV веке. Уйма жестокости. Дворцовые заварушки, убийственно напоминавшие ребячьи ссоры и драки, знакомые мне по приютским временам.

Остальное время до конца дня я потратила на изучение французской поэзии начиная с 1450 года. Местами очень недурно. Французский язык гораздо больше годится для лирики, чем английский. Бедный Эдгар По, представляю, сколько труда он вложил, чтобы добиться от английских диссонансов приличного звучания! Что касается немецкого — то я вообще удивляюсь, как немцы отваживались стихи сочинять. Некоторые переводы звучат гораздо лучше подлинников. Нет, это не вина Гете или Гейне — просто уж такой язык безобразный. А вот испанский, скажем, настолько красив и музыкален, что даже реклама стирального порошка звучит гораздо красивее любого английского стихотворения, написанного верлибром. Да, спору нет, красив испанский — настолько хорош, что гораздо лучше не понимать, о чем речь в стихотворении.

В общем, мне так и не удалось узнать, какое же, черт бы его подрал, влияние оказал Луи Одиннадцатый на французскую лирику.

А в одно прекрасное утро, явившись в библиотеку, я обнаружила, что мое место за столиком в углу занято. Главный библиотекарь, по обыкновению, был страшно занят.

— Да-да, у нас сегодня очень тесно. Гм-м-м… Мисс Фрайди, а почему бы вам не поработать за терминалом в своей комнате? У вас там на пульте есть точно такие же дополнительные клавиши, а если у вас будет необходимость проконсультироваться со мной, это выйдет даже быстрее, чем здесь. Просто нажмите семерку — местный код, — а потом наберите свой собственный, и я дам главному компьютеру команду обслужить вас в первую очередь. Договорились?

— Отлично! — согласилась я. Мне очень нравилась атмосфера библиотечного зала — академическая и вместе с тем уютная, но зато у себя в комнате я могла спокойно раздеться без риска шокировать папашу Перри.

— Чем мне сегодня заняться посоветуете?

— Заняться? О господи, да чем угодно. Мне бы не хотелось беспокоить Босса.

Я пожала плечами и отправилась к себе, где продолжила изучение истории Франции со времен Луи Одиннадцатого. Я успела добраться до создания французских колоний в Атлантике, покопаться в вопросах тогдашней экономики, а потом информационный поиск вывел меня на Адама Смита. С него я перескочила на политические науки. Дело это непростое, но мне показалось, что Аристотель был парень очень даже ничего себе, а вот Платон, по-моему, страшный зануда и воображала. К собственному удивлению, я настолько увлеклась, что пропустила три вызова на обед. Третий вызов сопровождался предупреждением о том, что, если я немедленно не явлюсь в столовую, мне придется довольствоваться холодным ужином. А потом меня вызвала Голди собственной персоной и обещала оттаскать за волосы, если я сейчас же не приду обедать.

Босиком, на ходу застегивая комбинезон, я помчалась в столовую. Анна ехидно поинтересовалась, чем это я так занималась, что даже про еду позабыла.

Все знали, как я люблю поесть, — было чему удивиться. Анна, Голди и я — мы всегда ели вместе, когда с мужчинами, а когда одни. Население штаб-квартиры — это что-то вроде братства, шумная такая семейка. У меня тут было как минимум две дюжины приятелей — из тех, что спасали меня тогда, на ферме.

— Я просвещалась, — гордо сообщила я. — И теперь вы имеете счастье смотреть на крупнейшего мирового специалиста. Так-то.

— Специалиста в какой области? — поинтересовалась Голди.

— А в любой. Спрашивайте хоть сейчас. На провокационные вопросы могу ответить завтра.

— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, — оживилась Анна. — Скажи-ка мне, сколько ангелов можно разместить на острие булавки.

— Проще пареной репы. Нужно сначала измерить площадь ангелов. Потом — площадь острия иголки. И поделить А на В. Школьная задачка.

— Получи пятерку, отличница проклятая. Ладно. А вот такой вопрос: как воспроизвести звук одной ладошки, когда хлопают в две?

— Еще проще. Включи магнитофон, соединенный с ближайшим терминалом. Хлопни одной ладонью и проиграй результат.

— Голди, давай теперь ты. Она, похоже, собаку съела на всех вопросах.

— Каково население Сан-Хосе?

— А вот это потруднее будет. Завтра скажу.

Вся эта петрушка тянулась больше месяца, пока я наконец не поняла, что кое-кто (Босс, конечно) на самом деле задался целью сделать из меня «Крупнейшего Мирового Специалиста».

Я, кстати сказать, набрела однажды в дебрях информационного поиска на одного «Крупнейшего Мирового Специалиста». Я уж и не помню, как это вышло, — похоже, я, как обычно, пыталась ответить на очередной дурацкий вопрос, которыми меня усиленно засыпали мои подружки и приятели. Если вас интересует, как искать «Крупнейших Мировых Специалистов», то делается это приблизительно вот так: нажмите клавишу «Поиск». Последовательно введите параметры — «культура Северной Америки», «английский язык», «середина двадцатого века», «комедиографы» и, наконец, «Крупнейший Мировой Специалист». Вы получите ответ: «Профессор Ирвин Кори». И познакомитесь с его потрясающим, неувядаемым юмором.

Словом, меня пичкали информацией, как страсбургскую гусыню орехами.

Но, несмотря ни на что, время было замечательное. Время от времени мне поступали предложения от моих дружков-приятелей разделить с кем-нибудь из них ложе. Не помню, чтобы я хоть раз отказалась. Рандеву обычно назначались во время послеобеденного пляжничанья. Планы на вечер вносили особую прелесть в процесс полеживания на солнышке. В штаб-квартире народец подобрался не то что воспитанный — все были галантны до мозга костей, и совершенно спокойно можно было ответить любому: «Прости, я уже договорилась с Теренсом. Может быть, завтра? Нет? О’кей, как-нибудь в другой раз» — и никто не обижался. Одним из недостатков в решении вопросов такого рода в моей бывшей семье было как раз то, что всякий раз решение носило какой-то протокольный характер — в тонкости протокола меня никто не посвящал, и все время в воздухе витала какая-то напряженность.

Идиотские вопросы продолжали поступать косяком. Как-то раз, когда я старательно изучала технологию изготовления керамики в эпоху Мин, поиск был прерван сообщением о том, что некто из персонала (узнать бы кто!) очень интересуется наличием взаимосвязи между мужскими бородами, женскими юбками и ценами на золото. К тому времени я уже перестала поражаться глупости вопросов — в окружении Босса возможно абсолютно все. Но этот все-таки поверг меня в состояние легкого шока. Почему, скажите на милость, тут вообще должна быть какая-то взаимосвязь? Лично меня мужские бороды вообще никогда не интересовали: колются они мерзко и крайне редко бывают чистыми. О женских юбках я знаю еще меньше: за всю жизнь я их надевала, дай бог, пару раз. Очень красиво, спору нет, выглядят костюмы с юбками, но для путешествий совершенно не годятся — носи я такие, уже бы как минимум трижды могла отправиться на тот свет. А когда вы дома, чем плоха собственная кожа? Ну пусть какой-нибудь минимальный костюм, который позволен местным этикетом.

Но, как я уже говорила, я успела научиться не игнорировать поступающие вопросы, какими бы умопомрачительно дурацкими они ни казались на первый взгляд. Ответ на нынешний дался мне нелегко. Я выколачивала из компьютера колоссальные массивы информации, задействуя в процессе поиска самые невероятные ассоциативные цепочки. Затем я дала компьютеру команду поделить набранный массив информации на категории.

Будь я проклята, если мне не показалось, что какая-то взаимосвязь прослеживается!

Но данных было набрано так много, что вскоре пришлось упросить компьютер построить и вычертить график в трех измерениях. Выглядело это настолько шикарно и многообещающе, что я не удержалась и превратила все это в цветную голограмму. Балдеж! Но где была взаимосвязь — совершенно непонятно.

Весь остаток дня я провела, накладывая шкалы X, Y и Z друг на друга в самых разных комбинациях — увеличивала изображение, сжимала, разворачивала — искала второстепенные циклоидные взаимосвязи на фоне более явных и четких (если это были взаимосвязи, пропади они пропадом!)… и заметила невысокую двойную синусоиду, маленький такой горбик. Он появился при очередном развороте голограммы. Сама не знаю почему, я решила вычленить эту кривую.

Эврика! Изящно и просто, как ваза эпохи Мин. К обеду у меня уже было готово уравнение — всего лишь одна строчка, в которой были сведены все бесчисленные данные, выколоченные мной из терминала за пять дней изнурительной работы. Нажав соответствующую клавишу, я ввела это уравнение в память компьютера, добавив наименования функций. Никаких комментариев — мне хотелось, чтобы безымянный и безликий шутник отозвался на мое решение.

Ответ превзошел все мои ожидания — ВЗАИМОСВЯЗИ НЕТ.

Что бы вы сделали на моем месте? Знаю, запустили бы в терминал чем-нибудь потяжелее. А я продолжала работать, доказывая самой себе, что способна обрисовать комплексную картину для любого избранного года. С нескрываемым отвращением глядя на образчики бородатой половины мужского населения и дамские ножки, прикрытые юбками разной длины и фасонов, я наводила справки о ценах на золото (повышались они или понижались) и сравнивала полученную картину с избранным мной отрезком графика. Совершенно неожиданно откуда ни возьмись появился еще один вопрос: состояние политической структуры общества — что с ней происходило? Распад или консолидация?

Терминал издал мелодичный звон. Ни лица тебе, ни голоса — только бегущая строка: «Для дальнейших операций необходим более глубокий анализ вероятности того, что эпидемии чумы в шестом, четырнадцатом и семнадцатом столетиях были результатом деятельности тайных обществ».

Ну знаете! У меня возникло странное ощущение: мне казалось, что я попала в комнату смеха, где меня заперли вместе с ее постоянными обитателями!

Так-так… Все-таки нужно взять себя в руки и попробовать разобраться. Вопрос был очень трудный, и мне предстояло долго пробыть одной. Это меня не огорчало: я уже успела, как к наркотику, привязаться к своему терминалу, связанному с главным компьютером, а тот, в свою очередь, — со всемирной информационной сетью. Ну прямо как малыш Джек Хорнер со своим заветным пирожком в уголке.

Я приступила к поиску, вводя параметры, первыми приходившие на ум по ассоциации: Даниэль Дефо, Исаак Ньютон, «Вольные каменщики», иллюминаты, розенкрейцеры, Освальд, Перл-Харбор, грипп-испанка, борьба с чумой и др.

Через три дня перечень тем, связанных с вопросом, вырос раз в десять.

Через неделю я поняла, что на глубокое изучение составленного мной перечня уйдет вся моя жизнь без остатка. Но мне было велено решить задачу, решить как можно скорее, и я принялась за решение. Однако формулировку «как можно скорее» я поняла по-своему: решила, что буду дисциплинированно трудиться как минимум пятьдесят часов в неделю, но тогда, когда захочу, и так, как захочу, — то есть не пристегивая себя цепью к терминалу. Пока кто-нибудь не придет и не скажет, что я должна работать больше или по-другому.

Неделя шла за неделей. А я все работала и работала…

Однажды среди ночи меня разбудил резкий, пронзительный сигнал. Тревога?! Но я же совершенно точно отключила сигнал тревоги на терминале, когда ложилась спать! (Спала я, кстати, одна, а вот почему — не помню.) Я сонно пробормотала:

— Слушаю вас, слушаю… Только говорите что-нибудь хорошее, пожалуйста…

Экран был пуст. Голос Босса произнес:

— Фрайди, когда начнется новая крупная эпидемия чумы?

Я без запинки ответила:

— Через три года. Вспыхнет в Бомбее и сразу распространится по всей планете. За пределы Земли заболевание будет занесено с первым межпланетным рейсом.

— Спасибо. Спокойной ночи.

Я уронила голову на подушку и заснула как убитая.

Проснувшись, как обычно, в половине восьмого утра, я некоторое время не могла отделаться от впечатления, что ночью случилось нечто ужасное. Сон это был или нет? Когда я поняла, что действительно говорила с Боссом, по коже у меня побежали мурашки… Да, точно говорила и дала ему совершенно абсурдный ответ!

Так, Фрайди, успокойся, умойся холодной водичкой и… Я набрала код Босса.

— Говорит Фрайди, Босс. Я по поводу нашего ночного разговора. Похоже, я несколько сошла с ума.

— Пустяки. Зайди ко мне в десять пятнадцать.

У меня появилось сильнейшее искушение провести следующие пару часов, сидя в «лотосе» и предаваясь медитации, дабы привести в порядок начинавшие дымиться мозги. Но я пребываю в глубоком убеждении, что даже перед концом света нельзя отказывать себе в хорошем завтраке… и с радостью могу сообщить вам, что мои убеждения не подвели меня в то утро. Завтрак был восхитительный: свежие финики со взбитыми сливками, говяжьи отбивные в сухариках, яйца всмятку, английские бисквиты с апельсиновым джемом. Свежее молоко. Колумбийский горный кофе. Завтрак до такой степени поднял мое настроение, что еще час я провела у терминала, пытаясь отыскать наличие математической взаимосвязи между историей эпидемий чумы и той датой, что невесть откуда втемяшилась в мою одурманенную сном голову. Взаимосвязи я не нашла, но продолжала увлеченно вертеть полученную кривую в разных измерениях. Я бы крутила ее и дальше, но терминал, собака, вежливо предупредил меня, что через три минуты я должна отключиться.

Я была готова остричься наголо!

В кабинет Босса я вошла минута в минуту.

— Фрайди докладывает, сэр.

— Садись. А почему в Бомбее? Калькутта кажется мне более вероятным местом.

— Наверное, дело в климате, сэр. Блохи не выносят сухой, жаркой погоды. Восемьдесят пять процентов тела блохи — вода, и, если этот процент падает до шестидесяти, блоха погибает. Следовательно, в сухом, жарком климате эпидемия остановится. Но… Босс, это все такая чепуха! Вы разбудили меня посреди ночи, задали мне идиотский вопрос, а я дала вам идиотский ответ. Я ведь даже проснуться толком не успела. Наверное, я говорила с вами во сне. А снился мне кошмар, Босс. Кошмар про «черную смерть». Ну точно, там была эпидемия чумы — во сне. Она началась в Бомбее, в 1896 году. Страшная была эпидемия…

— Ну не такая страшная, как ее гонконгское продолжение три года спустя. Фрайди, аналитический сектор оперативного отдела утверждает, что следующая эпидемия чумы начнется на год позже твоего-прогноза. Но не в Бомбее. В Джакарте и Хошимине.

— Они ошибаются! — неожиданно резко прервала я его. — Понимаете, сэр, вы меня уж простите, но у меня такое впечатление, что мой ночной кошмар еще не закончился. Босс, сжальтесь, прошу вас. Неужели мне нельзя заняться чем-нибудь более эстетичным, что ли, чем блохи, крысы и «черная смерть»? Спать спокойно невозможно.

— Можно. Изучение чумы тобой закончено…

— Ура!

— …по крайней мере, до той степени, до которой твои интеллектуальные способности и природная любознательность позволили тебе связать концы логической цепочки. Теперь этим займется оперативный отдел. Но работа их отныне будет основана на твоем прогнозе, а не на математическом анализе.

— Босс, я позволю себе еще раз напомнить вам: мой прогноз — ерунда на постном масле!

— Фрайди, а я позволю себе еще раз напомнить тебе, что твоя главная слабость заключается в том, что ты хронически себя недооцениваешь. Ну разве не глупо мы выглядели бы, доверься мы профессиональным аналитикам, а эпидемия возьми и разразись на целый год раньше, как ты предсказала? Начать на год раньше профилактические мероприятия — в этом нет ничего страшного.

— Мы что, будем пытаться остановить эпидемию?!

(Люди сражались с блохами и крысами на протяжении столетий. Пока выигрыш на стороне блох и крыс.)

— О господи, нет! Но, во-первых, я никогда не заключаю контракты, которые нам не по плечу. Этот как раз из таких. Во-вторых, такое просто не под силу нашей организации. А в-третьих — это уже чисто с человеческой точки зрения, — всякая попытка остановить процессы самоочистки перенаселенных городов — не милосердие, Фрайди. Чума — страшная смерть, но зато более быстрая. Голод — тоже страшная смерть, но зато более медленная. — Босс слегка усмехнулся и продолжил: — Наша организация ограничится тем, чтобы не дать pasteurella pestis покинуть пределы Земли. Как мы этого добьемся? Отвечай быстро.

— Мы их взорвем! — выпалила я без запинки.

— Космические колонии? Не слишком ли жестоко?

— Нет, не колонии. Блох. В двадцатом веке, во времена мировых войн, кто-то открыл, что блох и вшей можно уничтожать, поднимая их на большую высоту. Они при этом взрываются. Насколько я помню, поднимать их надо на пять километров, но можно провести эксперименты и проверить. Я подумала об этом потому, что станция космической канатки — мой обожаемый «бобовый стебелек» на горе Кения — находится выше критической высоты, а сейчас практически весь межпланетный транспорт летает через станции канатки. Есть еще классические методы — нагревание и высушивание — тоже срабатывают, но не так быстро. Но главное, Босс, — это абсолютно никаких исключений. Хватит одного-единственного случая типа дипломатической неприкосновенности. Проскочит одна особо важная персона без обследования — и пиши пропало. Одна блохастая собака или морская свинка, одна клетка с лабораторными мышами. Если чума примет легочную форму, Эль-Пятый вымрет за неделю. И Луна-Сити.

— Если для тебя не найдется другой работы, я назначу тебя ответственной за этот проект. Как насчет крыс?

— Босс, не надо мне такой работы, прошу вас. Я от самой этой темы с ума схожу. Крысы? Что крысы? Крысу убить в принципе несложно. Засунуть в мешок. Стукнуть чем-нибудь. Выстрелить для верности. Кинуть в воду или сжечь мешок с убитой крысой. Но пока вы этим занимаетесь, подружка убитого самца успеет произвести на свет еще дюжину. Босс, так было всегда. Мы никогда не могли их победить. Если остановиться хоть на секунду, их становится все больше и больше. И вообще, они кажутся мне чем-то вроде запасной команды, — грустно добавила я.

— Поясни.

— Ну, то есть, если хомо сапиенс сами не перебьют друг друга, за них это сделают крысы, а потом займут их место.

— Чушь. Сентиментальная чепуха. Фрайди, ты явно переоцениваешь желание людей погибнуть. У нас было полным-полно средств для самоубийства целых народов и поколений. Эти средства существуют и теперь, и они побывали во многих руках. Но этого не произошло. Во-вторых, чтобы заменить нас, крысы должны вырасти до невероятных размеров, у них должна развиться черепная коробка, они должны научиться ходить на двух ногах, передние лапы должны превратиться в умелые руки. Не буду уже говорить о коре головного мозга. Чтобы заменить человека, любому существу надо им стать. Чушь. Забудь об этом. Прежде чем покончить с темой чумы, скажи мне, к каким выводам ты пришла относительно деятельности тайных обществ?

— Босс, тема, мягко говоря, глупая. Вы выделили для изучения шестое, четырнадцатое и семнадцатое столетия. Это означает торговые караваны, торговые же корабли и полное отсутствие знаний в области бактериологии. Ну, был там один безумец — доктор Фу Манчу, если не ошибаюсь. Жил отшельником и пытался вырастить миллионы крыс. То, что крысы инфицированы блохами, а те, в свою очередь, бациллами — это ясно даже без солидной теории. Но вот как он смог бы нанести удар по избранному городу? На корабле? Через несколько дней весь его миллион крыс подохнет вместе с командой корабля. Чем дальше страна, на которую собрались бы нападать таким образом, тем меньше вероятность это осуществить. Босс, кто выдумал весь этот идиотизм?

— Я.

— Я все время чувствовала, что без вас тут не обошлось.

— Ну что ж, зато ты изучила этот вопрос гораздо глубже и шире, чем если бы тебе был предложен другой подход. Есть возражения?

— Ну… честно говоря, у меня гораздо больше времени ушло на изучение политик тех времен, чем самой болезни. То есть мне так кажется.

— Тебе не кажется. Ты знаешь это.

— Ладно. Пусть так. Понимаете, Босс, нет на свете такого зверя, как документированная конспирация. Нет, порой она бывает ох как хорошо документирована, но один документ в корне противоречит другому. Если конспирация имела место хоть какое-нибудь время назад, доискаться правды очень трудно. Вы когда-нибудь слыхали про человека по имени Джон Фитцджеральд Кеннеди?

— Да. Глава государства в середине двадцатого века — федерации, которая тогда занимала пространство от Канады — Британской Канады и Квебека — до Мексиканского Королевства. На него было совершено покушение.

— Да, он самый. Он был убит в присутствии сотен свидетелей, и все моменты покушения — до, во время и после — были самым тщательным образом документированы. Но из всей этой кучи свидетельств вывод единственный: никто до сих пор не знает, кто стрелял в него, сколько было стрелявших, сколько раз в него стреляли, зачем это было сделано и кто там занимался конспирацией, если таковая вообще была. Невозможно даже с уверенностью сказать, был ли план убийства, так сказать, доморощенным или же заграничным. А если, Босс, нет никакой возможности разобраться в факте, который имел место сравнительно недавно, то как же можно судить о том, что происходило во время Юлия Цезаря? Все, что можно сказать с определенностью, так это то, что люди, забравшиеся наверх, сочиняют учебники по истории, а учебники истории не более правдивы, чем автобиографии.

— Вот автобиографии, Фрайди, как раз чаще всего правдивы.

— Ха! Босс, вы ничего сегодня не курили… такого?

— Ну хватит. Скажем так: автобиографии не правдивы, но честны.

— Ну, значит, это я неправильно выразилась.

— Подумай об этом, Фрайди. У меня больше нет сегодня времени на беседу с тобой. Ты много болтаешь и все время уходишь от темы. Придержи язык немного и послушай меня. Теперь ты зачислена в постоянный штат. Ты становишься старше. Реакции твои, что вполне естественно, становятся все более замедленными. Я не стану больше рисковать тобой, отправляя тебя на полевые задания.

— Я вообще-то не жалуюсь.

— Помолчи. Но тебе не следует увлекаться сидячей работой. Не проводи так много времени у терминала, уделяй больше времени физическим упражнениям. Настанет день — и твоя физическая подготовка еще спасет тебе жизнь. Возможно, не только тебе. Пока постарайся привыкнуть к мысли, что в один прекрасный день тебе придется начать самостоятельное существование, без всякой помощи. Ты должна будешь покинуть эту планету — с ней тебя ничто не связывает. Балканизация Северной Америки покончила с единственным шансом предотвратить распад цивилизации Возрождения. Следовательно, ты должна задуматься о возможностях такой цивилизации за пределами Земли. Может быть — даже за пределами Солнечной системы. На планетах от совершенно примитивных до хорошо развитых. Исследуй для каждой стоимость и преимущества миграции туда. Тебе потребуются деньги. Хочешь, чтобы мои агенты добыли для тебя те деньги, которых тебя лишили в Новой Зеландии?

— Откуда вы знаете, что меня там чего-то лишили?

— Ну-ну… Мы не дети.

— Гм-м-м. Можно я подумаю?

— Подумай. Что касается твоего будущего переезда… я бы не советовал тебе выбирать планету Олимпия. Больше никаких особых советов давать не буду. Когда я был помоложе, я думал, что смогу изменить мир. Теперь я так не думаю. Но есть причины, скорее эмоциональные, чем какие-нибудь другие, по которым я обязан продолжать бороться — путем осуществления тактики сдерживания. Но ты молода и эмоционально привязана к этой планете и этой части человечества не так уж сильно. Я не стал бы с тобой так разговаривать, пока ты не выкинула из головы эту сентиментальную историю с Новой Зеландией.

— Это не я ее выкинула, это меня оттуда выкинули пинком под зад!

— Итак. Пока будешь решать, не поленись, прочитай притчу Бенджамина Франклина про свисток, а потом скажешь мне — а впрочем, мне не надо, самой себе: дорого ли ты заплатила, чтобы дунуть в свой свисток. Хватит об этом. Тебе два задания: во-первых, изучить деятельность комплекса «Шипстоун», включая все его связи за пределами собственного комплекса. Во-вторых, когда мы встретимся в следующий раз, ты должна сообщить мне о том, каковы, на твой взгляд, признаки упадка цивилизации.

Босс устремил взгляд на экран терминала. Я встала. Но прежде чем уйти, мне хотелось еще кое о чем спросить у него.

— Больше никаких обязанностей, Босс? Опять этот треклятый свободный поиск, который ни к чему не приводит?

— Приводит кое-куда, не сомневайся. Да, у тебя есть обязанности. Во-первых, учиться. Во-вторых, быть готовой, что тебя остановят в коридоре или разбудят среди ночи и зададут очередной идиотский вопрос!

— И все?

— А ты чего бы хотела? Ангелов, трубящих в фанфары?

— Ну… хотя бы узнать, какая у меня должность. Кто я есть? Раньше я была курьером. А теперь кто? Шут придворный?

— Фрайди, у тебя начали развиваться бюрократические замашки. Должность! Скажите на милость! Ладно. Ты — штатный интуитивный аналитик, подчиненный исключительно мне. Твоя должность имеет одно важное ограничение: тебе строго-настрого запрещается обсуждать что-либо более серьезное, чем карточная игра, с любым из сотрудников аналитического отдела. Спи с ними, если хочешь, — мне известно, что дважды такое бывало, — но ограничивай разговоры самой тривиальной чепухой.

— Босс, по-моему, вы слишком много времени проводите у меня под кроватью!

— Ровно столько, сколько необходимо для обеспечения безопасности организации. Фрайди, уж тебе-то не надо объяснять, что на сегодняшний день отсутствие «жучков» может означать только одно: они слишком хорошо спрятаны. Будь уверена, я не страдаю избытком порядочности там, где речь идет о безопасности организации.

— Избытком? Да вы просто хам! Ладно, Босс, ответьте мне еще на один вопрос: кто стоит за «Красным четвергом»? Третья волна, похоже, схлынула. Будет ли четвертая? И вообще, что все это значит?

— Изучи эту проблему сама. Если я скажу тебе об этом, нельзя будет утверждать, что это твое достижение. Самым тщательным образом изучи, и однажды ночью, когда ты будешь спать одна, я спрошу у тебя об этом. Ответишь — и узнаешь.

— О боже! И вы всегда знаете, когда я сплю одна?

— Всегда. Ты свободна, — холодно закончил он, повернувшись к терминалу.