ПРОЛОГ
1
ЛЕТО 1974-ГО
«Угораздило же, — сокрушался Джейсон Брэдли, — в двадцать первый день рождения вместо вечеринки загреметь на массовые похороны!» Однако мог оказаться и где похуже. Сегодня морская бездна примет тела шестидесяти трех русских моряков. Интересно, знают ли руководитель операции «Дженнифер» и его подручные из ЦРУ хотя бы их имена?
Все происходило будто во сне. Ребята из съемочной группы, суетящиеся повсюду, делали церемонию еще более сюрреалистичной. Быть может, Джейсон попал на съемки голливудского фильма? Сейчас режиссер гаркнет: «Мотор!», и завернутые в парусины тела скользнут в море. Сам Говард Хьюз, возможно (да нет, точно!), наблюдал за происходящим из самолета, что кружил в небе несколько часов назад. Если же Старик не удосужился появиться собственной персоной, то обязательно прислал другую важную шишку из «Сумма корпорейшн»; кроме них, никто не знает о фантасмагории, творящейся в этом богом забытом районе Тихого океана, в тысяче километров к северо-западу от Гавайев.
Даже научный персонал «Гломар Эксплорера», полностью изолированный от экипажа корабля, до выхода в море о миссии не знал ничего. Конечно, слухи просочились: предстоит беспрецедентная спасательная операция, в поиски разведывательного спутника вложены огромные деньги… Однако никто и помыслить не мог, что с жуткой двухкилометровой глубины предстоит вытаскивать русскую подводную лодку, причем целиком — с ядерными боеголовками, «черными ящиками», криптографическим оборудованием. И с экипажем…
До сегодняшнего утра — тот еще выдался день рождения! — Джейсон не сталкивался со смертью. Когда медики обратились за помощью, чтобы перенести тела из морга, он вызвался добровольцем — быть может, из любопытства. (Умники из Лэнгли продумали все; они предоставили холодильное оборудование ровно для ста трупов.) Молодого человека потрясло и обрадовало состояние большинства тел, шесть лет пролежавших на дне Тихого океана. Хищники не добрались до трупов в герметичных отсеках. Казалось, моряки просто спят. Знай Джейсон, как по-русски «Подъем!», он бы, пожалуй, попытался их разбудить.
На борту были люди, прекрасно говорящие на языке погибших. Погребальная церемония велась на русском. Только теперь, в самом конце, перешли на английский. Капеллан «Гломар Эксплорера» произносил заключительные слова перед захоронением трупов в море.
Наконец он закончил. «Аминь». Наступила долгая пауза. После прозвучал короткий приказ для почетного караула. Тела без вести пропавших моряков одно за другим плавно сползли за борт. Зазвучала музыка. Джейсон Брэдли не знал, что звуки эти будут преследовать его до конца жизни.
Печальная мелодия не походила ни на один из похоронных маршей. В неустанном ритме слышались тайны моря и его могущество. Джейсон не считал себя впечатлительным молодым человеком, однако ему казалось, что он различает шум волн у скалистого берега. Через много лет он узнает, насколько удачно была подобрана музыка.
К трупам привязали тяжелый груз. Они входили в воду вперед ногами, почти без всплеска, и сразу исчезали. На дне им суждено стать пищей для акул.
Краем уха Джейсон слышал, что отснятые материалы передадут в Москву. Правда ли это? Жест цивилизованный, но двусмысленный. Вряд ли служба безопасности одобрит подобный ход, как бы старательно ни поработали над пленками специалисты.
В море вернулся последний моряк. Музыка смолкла. Тоска, царившая на борту «Гломар Эксплорера» так много дней, стала рассеиваться, словно туман, уносимый ветром. Тишину взорвало единственное слово «разойтись», вырвавшееся из громкоговорителей. Оно прозвучало непривычно тихо, не как приказ. Застывшие по стойке «смирно» матросы еще долго оставались на местах.
«Теперь, — вздохнул Джейсон, — устрою нормальный праздник».
Разве мог он вообразить, что судьба вновь приведет его на эту палубу — в другом море и в другом столетии?
2
ЦВЕТА БЕСКОНЕЧНОСТИ
Дональд Крейг ненавидел это место. Но навещать ее придется, пока оба они живы. Если не из любви (любви ли?), то из сострадания. Общее горе сближает.
Очевидное сложно разглядеть; лишь спустя месяцы он осознал истинную причину своего недовольства. Клиника «Торрингтон» больше походила на роскошный отель, чем на всемирно известный центр лечения психических расстройств. Здесь не умирали; из палат в операционные не носились медсестры, толкая перед собой каталки; не было врачей в белых халатах, по-павловски реагирующих на писк пейджеров; даже санитары не носили форму. Но это место тем не менее называется больницей. В больнице пятнадцатилетний Дональд видел, как задыхается отец. Двадцатый век терзали две страшные болезни, и первая из них медленно пожирала старика.
— Долорес, как она? — обратился он к медсестре, получив пропуск в регистратуре.
— В хорошем настроении, мистер Крейг. Попросила сходить с ней по магазинам. Хочет новую шляпку.
— По магазинам! Раньше она отказывалась выходить наружу.
Дональду следовало обрадоваться, однако он огорчился. Эдит не разговаривала с ним. Женщина словно его не замечала, смотрела сквозь.
— Что говорит доктор Джефферджи? Разрешает покидать клинику?
— Боюсь, нет. Но ее пожелание — хороший знак. Начинает проявлять интерес к окружающему миру.
«Новая шляпка?» — повторил про себя Крейг.
Желание, типичное для любой женщины, но не для Эдит. Она всегда одевалась… мягко говоря, разумно, в ущерб моде, и довольствовалась вещами, заказанными через телемагазин. Дональд не представлял ее в эксклюзивном бутике «Мейфэр», в окружении шляпных коробок, оберточной бумаги и кокетливых продавцов. Но препятствовать не стоит; пусть делает что угодно, лишь бы это вытащило ее из бесконечного математического лабиринта. Где, за каким поворотом сейчас ее разум?..
В палате ничего не изменилось. Эдит, как и прежде, сидела в кресле-качалке. Взгляд ее упирался во включенный экран метровой ширины, висящий на противоположной стене. Крейг отметил высокое разрешение картинки — все две тысячи линий. Даже суперкомпьютер с натугой отрисовывал ее, выдавая по пикселю в несколько секунд. Невнимательному наблюдателю показалось бы, что изображение так и останется незавершенным; однако стоило приглядеться, и становилось понятно, что последняя строчка медленно ползет по экрану, заполняя все больше пространства.
— Сеанс начался вчера рано утром, — прошептала медсестра. — К счастью, она отходила от экрана. Теперь даже засыпает без снотворного.
Изображение на миг исчезло. Строчка завершилась, и по экрану поползла новая. Картина отрисовалась почти на девяносто процентов; нижняя часть ничего особого не привнесет.
Дональд десятки, сотни раз наблюдал за созданием подобных изображений. Но каждый раз он вновь попадал под их очарование. Как волшебно, необыкновенно! Прежде ни один человек не видел этой, именно этой картинки. И не увидит впредь, если компьютер не сохранит координаты точек. Подбирать наудачу утраченное изображение — дело более бессмысленное, чем поиски конкретной песчинки во всех пустынях мира.
Где же теперь Эдит, на каком повороте бесконечного коридора? Крейг взглянул на дисплейчик, размещенный под большим монитором. По экрану бежали невероятно огромные числа, одно за другим. Для облегчения восприятия они группировались по пять знаков. Однако уловить закономерность все равно не удавалось.
…Шесть, семь, восемь кластеров — всего сорок знаков. Это означает…
Он быстро подсчитал в уме. Теперь мало кто умел проделывать такое, и Дональд очень гордился своим талантом. Результат впечатлил, но не поразил его. В выбранном масштабе базовое изображение должно размером превышать Галактику. Компьютер мог бы увеличить его, сравняв со Вселенной, но обработка в таком случае заняла бы годы.
Дональда не удивляло, что Георг Кантор, первооткрыватель (или изобретатель?) чисел «за пределами бесконечности», провел последние годы в психиатрической клинике. Теперь и Эдит сделала первые шаги по пути, конца которому не видно. Ей помогла техника. В девятнадцатом веке воображение любого математика взорвалось бы от таких вычислительных мощностей. Компьютер, создающий изображения для Эдит, осуществлял триллионы операций в секунду; за несколько часов он обрабатывал больше чисел, чем человечество за всю историю, начиная с момента, когда кроманьонец впервые подсчитал камешки на полу своей пещеры.
Орнаменты на экране никогда не повторялись. Однако они распадались на несколько узнаваемых категорий. Здесь попадались многолучевые звездочки с шестью, восемью и более степенями симметрии; спирали, порой напоминающие хобот слона или щупальца осьминога; черные амебы, соединенные паутиной извилистых отростков; сложные фасетчатые глаза насекомых… Некоторые фигуры, созданные компьютером, воспринимались как странные галактики или скопления бактерий в капле дождевой воды. Сравнивать было не с чем, и воображение придавало картинам любой масштаб. Компьютер снова и снова повышал увеличение, углубляясь в исследуемые геометрические дебри. Начали проявляться изначальные странные очертания, похожие на ощетинившуюся восьмерку, лежащую на боку. Именно она служила вместилищем генерируемого хаоса. Бесконечный цикл крутился итерация за итерацией, слегка, почти незаметно изменяясь с каждым разом.
«Хотя бы частицей мозга, — размышлял Дональд, — она должна понимать: из этой петли нет выхода».
Что произошло с ее удивительным умом, разработавшим Фаг-99? В первые часы двухтысячного года изобретение сделало Эдит едва ли не самой знаменитой женщиной в мире.
— Дорогая, — негромко проговорил Крейг, — это я, Дональд. Хочешь чего-нибудь?
Долорес смотрела на него равнодушно и бесстрастно. Она не проявляла враждебности, но в общении с ним всегда была холодна. Порой Крейг задумывался, не винит ли она его в болезни Эдит.
А что, если он действительно послужил последней каплей? Вопрос не отпускал Дональда уже несколько месяцев, с тех пор как случилась трагедия.
3
УСОВЕРШЕНСТВОВАННАЯ МЫШЕЛОВКА
Рой Эмерсон не без оснований считал себя добродушным человеком. Но была вещь, вмиг доводящая его до кипения. После того случая он поклялся: на телевидение больше ни ногой.
Эмерсон часто вспоминал эту злосчастную передачу. Ведущий ток-шоу для полуночников, не скрывая злорадства, задал откровенно двусмысленный вопрос:
— Почему «волновые дворники» не изобрели до вас? Ведь принцип их действия так прост!
Тон журналиста выдавал истинный смысл фразы: «Я бы сам додумался до такой ерунды, не будь у меня дел поважнее».
Эмерсон с трудом удержался от искушения проворчать: «Да ты бы при возможности и Эйнштейну с Ньютоном то же самое сказал». Вслух же он смиренно произнес:
— Кому-то надо быть первым. Думаю, мне просто повезло.
— А как вы пришли к изобретению? Выскочили из ванны с криком «эврика»?
Эмерсон сотни раз отвечал на этот вопрос. Он мысленно нажал кнопку «ВКЛ» и выдал заученную наизусть историю.
— В две тысячи третьем я мчался из Ки-Уэста на скоростном катере береговой охраны. Годы спустя я понял, что та поездка натолкнула меня на мысль о «волновых дворниках».
Обретя славу и богатство благодаря тому путешествию, Эмерсон все же не особо любил вспоминать кое-какие его моменты. Сначала идея прокатиться по местам, где частенько бывал Хемингуэй, показалась заманчивой. Ее подкинул кузен, служившей в береговой охране. Вот удивился бы Эрнест, узнай он, с какой контрабандой борются сейчас! Контрабандисты везут кристаллические кубики размером со спичечный коробок из Гонконга. В США их переправляют через Кубу. В свое время ТИМы — терабайтовые интерактивные микробиблиотеки — вышибли из бизнеса стольких книгоиздателей, что Конгрессу пришлось стряхнуть пыль с законодательных актов веселой эпохи сухого закона.
Да, пока Эмерсон не вышел в море, предложение манило. Однако один фактор он не учел — то ли по забывчивости, то ли по незнанию; кузен же не обмолвился и словом. Контрабандисты, как оказалось, промышляют в самую непотребную погоду, разве что не в ураган.
— Плавание получилось не из легких. Почти не помню его. В мозгу засела лишь одна картинка: приспособление на капитанском мостике, помогающее рулевому смотреть вперед, невзирая на брызги и потоки дождя. Ветер был такой, что вода окатывала нас с ног до головы.
Устройство представляло собой стеклянный диск, вращающийся с большой скоростью. Капли задерживались на нем всего долю секунды, и он все время оставался прозрачным. Тогда я подумал, что это приспособление намного лучше обычных автомобильных «дворников», и после долго не вспоминал о нем.
— Как долго?
— Стыдно признаться. Наверно, пару лет. Потом как-то ехал по сельской местности Нью-Джерси в сильный ливень, и у меня заклинило «дворники». Пришлось свернуть на обочину, переждать. Застрял на полчаса. За это время родилась идея.
— И все? Больше ничего не потребовалось?
— Да. Хотя нет… Кое-что еще. Приходилось экономить каждый цент. Работать в гараже по пятнадцать часов в день. Без выходных. Два года подряд.
Эмерсон мог бы добавить: «И жениться вдобавок». Но ведущий слыл на редкость въедливым субъектом. Он наверняка знал такие подробности. Поэтому изобретатель продолжил повествование:
— Однако вращать ветровое стекло или его часть непрактично. Нужна вибрация. Какая именно? Сначала я пробовал трясти его на манер мембраны громкоговорителя. Дождевая вода отгонялась, возникал шум. Тогда я перешел на ультразвук. Потребовались киловатты электроэнергии, и все собаки в округе сходили с ума. Хуже того: редкое стекло выдерживало больше пары часов тряски. Все образцы рассыпались, превращаясь в порошок.
Попробовал инфразвук. Старые проблемы решились, но после нескольких минут езды начиналась сильнейшая головная боль. Инфразвук не воспринимается ухом, но на организм воздействует.
Работа застопорилась на несколько месяцев. Я чуть не отказался от задумки, но наконец осознал, в чем ошибка. Не нужно трясти массивные листы многослойного ударопрочного стекла. Они весят до десяти килограммов. Следует использовать лишь тонкий наружный слой. Достаточно полоски в несколько микрон, чтобы вибрации отгоняли дождевую воду.
Я прочел все, что нашел о поверхностных волнах, преобразователях, согласовании импеданса…
— Ух ты! А попроще можно?
— Если честно, нет. В итоге нашелся способ сосредоточения вибраций нужной частоты на очень тонком поверхностном слое. При этом основная масса стекла остается интактной. Если хотите подробностей, изучите патентную информацию.
— Поверю вам на слово, мистер Эмерсон. А теперь следующий гость…
Ни одного вопроса о знаменитом однофамильце (родственниками, по сведениям изобретателя, они не были)! Возможно, в Лондоне, где снималась передача, не настолько увлекались трудами выдающегося трансцеденталиста из Новой Англии.
В Америке ни один интервьюер не упускал случая превознести Роя за изобретение апокрифической «лучшей мышеловки». Автомобильная промышленность быстро сориентировалась и проторила дорожку к его двери; прошло немного лет, и почти весь мир перешел с «дворников», напоминающих маятники метронома, на устройства для очистки стекла звуковыми волнами. И, что гораздо важнее, благодаря улучшению видимости в плохую погоду предотвратились тысячи аварий.
Последняя модель изобретения Эмерсона стала новым прорывом. Вновь ему сильно повезло, что никто не додумался до этого раньше.
«Мерседес Гидро-04» почти бесшумно катился по Парк- авеню, воплощая приевшийся рекламный слоган: «Выхлопы вашей машины пригодны для питья!» На центр города словно обрушился муссон: идеальные условия для проверки волнового очистителя стекол «Марк-5». Эмерсон сидел рядом с личным шофером (которым, естественно, успел обзавестись) и настраивал электронную аппаратуру, записывая ход эксперимента на диктофон.
По обеим сторонам проспекта возвышались плотные ряды зданий. Казалось, машина скользит между омытыми дождем стенами стеклянного туннеля. Эмерсон ездил этим маршрутом сотни раз, но только теперь на него снизошло озарение. Очевидная идея парализовала изобретателя.
Отдышавшись, он проговорил в микрофон автокома:
— Соедини с Джо Уикрэмом.
Его юрист, загоравший на яхте неподалеку от Большого Барьерного рифа, слегка удивился звонку.
— Рой, ты дорого заплатишь за это вторжение. Из-за тебя я не загарпунил марлина.
У Эмерсона не было настроения выслушивать подобные глупости.
— Джо, назрел вопрос. В патенте оговорены все области применения устройства или только ветровое стекло автомобиля?
Уикрэм, видимо, решил, что клиент сомневается в его профессионализме, и ответил обиженным голосом:
— Разумеется. Почему, ты думаешь, я добавил абзац насчет адаптивных контуров, позволяющих автоматически менять конфигурацию и размеры? Решил запустить новую линейку солнечных очков?
— Интересный вариант. Но сейчас у меня в голове нечто посерьезнее. Волновой очиститель отгоняет не только воду. Он стряхивает и грязь тоже, так? Когда ты в последний раз видел машину с заляпанным ветровым стеклом?
— Давно. Но не задумывался об этом, пока ты не спросил.
— Спасибо. Это все. Удачной рыбалки.
Эмерсон откинулся на спинку сиденья и принялся прикидывать в уме, насколько реальна его задумка. Он гадал, сравнится ли площадь ветровых стекол всех автомобилей Нью-Йорка с площадью стекол здания, вынырнувшего из- за поворота справа от «мерседеса».
Рой намеревался отменить целую профессию. Скоро армии мойщиков окон придется искать новую работу.
До сих пор Эмерсон был всего лишь миллионером. Теперь он рисковал стать настоящим богачом.
Скучающим богачом…
4
СИНДРОМ СТОЛЕТИЯ
В пятницу, тридцать первого декабря 1999 года, часы пробили полночь. Большинство образованных людей понимали, что двадцать первый век придет только через год. Неделями средства массовой информации растолковывали людям простой факт: западный календарь начинается с первого, а не с нулевого года. До конца двадцатого столетия еще двенадцать месяцев.
Однако три нуля слишком сильно действовали на обывателей; массами овладело ощущение «конца круга». Грядущие праздники обрели сакральный смысл; но первому января 2000-го суждено было разрядить общее напряжение. Разве что некоторые киношники пытались поддерживать ажиотаж.
На практике же наступление года с тремя нулями на конце вело к серьезным проблемам. Сорок лет назад о них никто не задумывался. Начиная с шестидесятых все больше расчетов производилось с помощью компьютеров. В нескончаемых оптических и электронных накопителях данных хранилась информация о триллионах банковских переводов — то есть весь бизнес планеты.
Естественно, большинство документов содержало дату. В начале последнего десятилетия двадцатого века финансовый мир содрогнулся от шока. Внезапно — и слишком поздно — он осознал, что в большинстве дат отсутствует очень важный компонент.
Сотрудники банков и бухгалтеры, непрестанно ведя учет всему и вся, крайне редко добавляли цифры «19» в графу «год». Два первых знака воспринимались как само собой разумеющееся. Однако компьютеры не обладают тем, что человек зовет «здравым смыслом». Стоит забрезжить рассвету года под номером «00», как мириады электронных зануд решат, что попали в прошлое: «00», очевидно, меньше, чем «99». Выходит, сегодняшний день раньше вчерашнего ровно на девяносто девять лет. Попробуйте пересчитать все капиталовложения, проценты и залоги, исходя из этого… Международному сообществу грозил хаос невообразимых масштабов. Катастрофа свела бы на нет все достижения в области искусственного интеллекта, оказавшегося на поверку искусственной тупостью. В сравнении с предстоящим ужасом померк бы даже «черный вторник», пятое июня 1995 года, когда испорченный чип в Цюрихе поднял банковскую ставку до ста пятидесяти процентов вместо пятнадцати.
В мире не хватало программистов, чтобы проверить миллиарды финансовых документов и, где нужно, добавить префикс «19». Единственным разумным решением было создать специальную процедуру для выполнения этой задачи и внедрить ее во все специализированные программы как доброкачественный вирус.
Последние годы двадцатого века тысячи блестящих программистов участвовали в марафоне по созданию «вакцины-99». Для многих он превратился в поход за новым Священным Граалем. В начале 1997-го появилось несколько несовершенных версий, уничтоживших всю информацию на жестких дисках покупателей, поспешивших использовать сторонние процедуры без должного тестирования. В то время юристы весьма преуспели в сооружении исков по возмещению ущерба.
Эдит Крейг принадлежала к маленькому пантеону знаменитых женщин-программистов, во главе которого стояла наделенная трагической судьбой дочь поэта Байрона Ада, леди Лавлейс. За Адой последовала Грейс Хоппер, а за ней — доктор Сьюзен Келвин. С помощью десятка ассистентов и одного компьютера «Супер-Крей» Эдит Крейг разработала программу «Двойной ноль». Двести пятьдесят строк кода способны были подготовить любую хорошо организованную финансовую систему к встрече двадцать первого века. Программа работала даже с плохо структурированными приложениями. Она расставляла компьютерные эквиваленты красных флажков в опасных зонах, где требовалось вмешательство человека.
Населению Земли повезло: первое января 2000 года пришлось на субботу. У большей части населения планеты наступили выходные. Люди спокойно лечились от похмелья и готовились к моменту истины, предстоящему в понедельник утром.
На следующей неделе рекордное число фирм обанкротилось. Поступления на их счета превратились в мусор. Те же, кому хватило ума и предусмотрительности приобрести и установить программу «Двойной ноль», уцелели. Эдит Крейг стала богатой, знаменитой… и счастливой.
Но богатство и слава — все, что у нее осталось.
5
СТЕКЛЯННАЯ ИМПЕРИЯ
Рой Эмерсон никогда не думал, что станет богачом, и не был подготовлен к столь суровому испытанию. Сначала он наивно планировал нанять экспертов, чтобы присматривать за стремительно растущим состоянием и освободить время для более полезных дел. Однако скоро он обнаружил, что хитрая задумка работает плохо: деньги давали свободу, но вместе с ней приносили ответственность. Возникло невероятное число решений, принять которые предстояло ему самому, и приходилось проводить угнетающее количество часов с юристами и бухгалтерами.
На полпути к первому миллиарду он стал председателем совета директоров, включающего кроме него самого четырех членов: его мать, старшего брата, младшую сестру и Джо Уикрэма.
— Почему бы не взять Диану? — поинтересовался он у Джо.
Поверенный Эмерсона глянул на клиента поверх очков. Архаичный аксессуар, как хотелось верить юристу, придавал ему определенную пикантность в эпоху десятиминутной хирургической коррекции зрения.
— Родители, братья и сестры, — пояснил Джо, — это навсегда. Жены приходят и уходят. Кому, как не тебе, это знать. Не подумай, я не намекаю…
Джо оказался прав: Диана действительно ушла, как до нее ушла Глэдис. Расставание получилось мирным, но дорогостоящим. Подписав последние документы, Эмерсон на несколько месяцев исчез в мастерской. Вышел он оттуда без свежих изобретений. Слишком много времени ушло на освоение нового оборудования; пустить его в ход так и не удалось. Джо поджидал начальника с очередным сюрпризом.
— Это стоит твоего драгоценного времени, — произнес он. — Тебе оказывают большую честь: фирму «Паркинсон» в Англии знает каждый. Основана больше двухсот лет назад. Они впервые приглашают на пост директора не члена семьи. Более того, иностранца.
— Ха! Наверняка хотят вливаний капитала.
— Безусловно. Однако сделка в ваших общих интересах. Они тебя уважают. Сам понимаешь, во что ты превратил мировой стекольный бизнес.
— Мне нацепить цилиндр и эти, как они называются… гетры?
— Если пожелаешь быть представленным при дворе. Только свистни, эти ребята без труда все организуют.
К немалому удивлению Эмерсона, предложение англичан обернулось не только интересными встречами, но и послужило стимулом для движения вперед. Он вошел в совет директоров фирмы «Паркинсон» и стал посещать собрания совета в лондонском Сити раз в два месяца. До этого новоиспеченный миллиардер считал, что разбирается в своем бизнесе. Очень скоро он осознал собственное невежество.
Всю жизнь Эмерсон воспринимал обычное листовое стекло, обеспечившее его большей частью состояния, как нечто завершенное, вещь в себе. Однако оно имело поразительную историю. Изобретатель в жизни не задавался вопросом, как его производят. Он считал, что стекло делают из расплавленной массы, прокатывая ее между гигантскими роликами.
До середины двадцатого века так и происходило. Грубые листы требовалось полировать часами. Это стоило немалых денег. Затем некий безумный англичанин сказал: «Давайте отдадим тяжелую работу гравитации и силе поверхностного натяжения! Пусть стекло плывет по реке расплавленного металла. Тогда оно автоматически обретет идеально гладкую поверхность…»
Через несколько лет, когда затраты на апробацию идеи составили несколько миллионов фунтов стерлингов, коллеги англичанина перестали смеяться. За сутки «плавучее стекло» сделало прочие методы производства устаревшими.
Эмерсона впечатлил этот эпизод истории технологии. Он усмотрел в нем параллели со своим прорывом. Однако ему достало смелости признать, что от англичанина потребовалось много больше храбрости и жертв. «Таково различие между гением и талантом», — пожимал он плечами.
Изобретателя зачаровало и древнее искусство стеклодувов. Технике не удалось целиком его вытеснить и вряд ли когда-нибудь удастся. Эмерсон наведался в Венецию, нервно прячущуюся за дамбами, сооруженными по голландской технологии, и полюбовался чудесами в тамошнем Музее стекла. Разглядывая некоторые экспонаты, он не мог поверить, что человеку по силам создать такое. Как их удалось перевезти в целости и сохранности из места изготовления? Казалось, нет границ, нет пределов для стекла. Из него создавались самые невероятные вещи. И спустя две тысячи лет обнаруживаются все новые области его применения.
Однажды на особенно скучном заседании директоров Эмерсон почти дремал, любуясь куполом собора Святого Павла, стоящего неподалеку. Здание, где заседал совет, оказалось в числе немногих счастливчиков, переживших коммерческую алчность и архитектурный вандализм.
Совету директоров оставалось одолеть еще два пункта повестки дня и перейти к пункту «разное». Лишь после этого предприниматели могли отправиться на превосходный ланч в пентхаусе.
Слова «давление в четыреста атмосфер» заставили Эмерсона очнуться. Сэр Роджер Паркинсон цитировал письмо. Он держал бумагу с таким видом, словно это было неизвестное доселе насекомое. Эмерсон быстро просмотрел листы в толстой папке, лежавшей перед ним на столе, и нашел нужную копию.
Бесконечные официальные титулы отправителя на гербовой бумаге ничего не говорили американцу, однако он одобрительно кивнул, поскольку в письме значился адрес — Линкольнз-Инн-Филдз. В самом низу, словно учтивый кашель, располагалась отметка «Осн. 1803», едва различимая невооруженным глазом.
— Имена клиентов он не указывает, — констатировал молодой тридцатипятилетний Джордж Паркинсон. — Интересно.
— Кто бы это ни был, — вмешался Уильям Паркинсон-Смит — тайно обожаемая «паршивая овца» семейства, человек, чьи домашние скандалы постоянно обсасывали средства массовой информации, — похоже, он сам не понимает, чего хочет. Зачем такой разброс размеров? Радиус от миллиметра, господи боже, до полуметра.
— Поплавки, оторвавшиеся от японских рыболовных сетей, — вмешался Руперт Паркинсон, знаменитый яхтсмен-гонщик, — примерно соответствуют по размеру самым крупным шарам из запрошенных. Они плавают по всему Тихому океану и образуют забавные орнаменты.
— Если говорить о более мелких шариках, на ум приходит только одна сфера применения, — напыщенно изрек Джордж. — Ядерная энергетика.
— Глупости, дядя, — возразила Глория Виндзор-Паркинсон (серебряный призер в беге на сто метров Олимпиады 2004 года). — От этой идеи отказались несколько лет назад. И те микросферы были совсем крошечные, меньше миллиметра. Большие применялись только для водородных бомб.
— Кстати, взгляните, сколько шаров они хотят, — заметил Арнольд Паркинсон (мировой авторитет в области искусства прерафаэлитов). — Хватит, чтобы битком набить Альберт-Холл.
— Говоришь названиями песенок «Битлз»? — осведомился Уильям.
Наступила задумчивая пауза, сменившаяся торопливым щелканьем клавиш. Глория, как водится, всех опередила.
— Ты почти удивил нас, дядя Билл. Только это не название, а строчка. Песня называется «День из жизни», с альбома «Сержант Пеппер». Не думала, что ты увлекаешься классической музыкой.
Сэр Роджер не стал прерывать поток свободных ассоциаций. Ему ничего не стоило прекратить бесполезные разговорчики, лишь вздернув брови. Но старик был слишком мудр, чтобы торопить события. Он знал, как часто подобные безумные заседания приводят к интересным выводам и судьбоносным решениям, до которых ни за что не удалось бы дойти, используя формальную логику. И даже если от пустой болтовни не выходило пользы фирме, заседания помогали членам разбросанного по миру семейства лучше узнавать друг друга.
На этот раз собрание Паркинсонов потряс Рой Эмерсон (символически присутствующий янки). Идея формировалась в его сознании последние несколько минут. Упоминание Руперта о японских стеклянных поплавках послужило первым слабым намеком, но Эмерсон не породил бы законченной мысли, не случись вдруг необычного совпадения, о которых обычно пишут в книжках.
Американец сидел напротив портрета Бэйзила Паркинсона (1874–1912). Все знали, где умер Бэйзил Паркинсон, хотя точные обстоятельства его смерти по-прежнему оставались туманными.
Некоторые утверждали, что он пытался переодеться женщиной, чтобы попасть на последнюю шлюпку. Другие видели, как он оживленно беседовал с главным конструктором Эндрюсом, не обращая внимания на ледяную воду, доходившую до щиколотки. Члены семейства горячо поддерживали последнюю версию. Два блестящих инженера вполне способны вести разговор на интересующую обоих тему даже в последние минуты жизни.
Эмерсон нервно кашлянул. Возможно, его сейчас осмеют…
— Сэр Роджер, — начал он, — у меня возникла безумная идея. Все вы знаете, какая поднялась жуткая шумиха, сколько ведется разговоров по поводу столетия этого печального события, а ведь до две тысячи двенадцатого года всего пять лет. Несколько миллионов пузырей из прочного стекла вполне достаточно для мероприятия, о котором не говорит только ленивый. Думаю, наш таинственный потенциальный клиент собрался поднять «Титаник».
6
«НЕЗАБЫВАЕМАЯ НОЧЬ»
Результаты трудов Дональда Крейга видели почти все люди на Земле, однако его слава не сравнилась бы со славой жены. Богатства он, как и Эдит, добился благодаря успехам в программировании. Их встреча была неизбежна. Будущие молодожены использовали суперкомпьютеры для решения проблем, возникших лишь в последнем десятилетии двадцатого века.
В середине девяностых киностудии и телекомпании неожиданно осознали: им грозит непредвиденный, пусть и закономерный кризис. Многие классические киноленты — надежный капитал грандиозной развлекательной индустрии — теряли ценность. Все меньше людей досматривали их до конца. Миллионы зрителей с отвращением выключали телевизоры, не в силах терпеть вестерны, боевики о Джеймсе Бонде, комедии Нила Саймона, исторические драмы. О причинах столь лютой ненависти в былые времена даже не задумались бы. Дело оказалось вот в чем: в фильмах показывали курящих людей.
Отчасти столь крутую перемену общественного мнения определила эпидемия СПИДа девяностых годов. Но число жертв этого отвратительного синдрома, второй чумы двадцатого века, оказалось несравненно меньше количества умерших от других болезней. Миллионы курильщиков гибли в страшных муках от своего убийственного пристрастия. В их числе и отец Дональда. Свою работу Крейг воспринимал как уплату долга, месть, поэтическое возмездие. Сын заработал не одно состояние, «чистя» классические киноленты и спасая новое поколение зрителей от монстра, отнявшего жизнь отца.
Некоторые фильмы настолько пропитались табачным дымом, что «отмыть» их казалось невозможно. Однако в потрясающем числе случаев умелая компьютерная обработка убирала оскорбительные сигареты из рук актеров и пепельницы со столов. Техника, столь ловко смешивающая реальный и воображаемый миры в столь знаковых картинах, как «Кто подставил кролика Роджера», имела массу других областей применения, и не все они были легальными. Однако, в отличие от видеошантажистов, Дональд Крейг имел право заявить, что выполняет полезный социальный заказ.
Он познакомился с Эдит на премьере «вычищенной» им «Касабланки». Девушка сразу подсказала, как сделать картину еще лучше. Хотя знакомые шутили, что он женился на Эдит из-за ее алгоритмов, брак вышел успешным и на личном, и на профессиональном фронте. По крайней мере, был таким первые несколько лет…
— … Работа, кажется, несложная, — произнесла Эдит Крейг, когда с экрана исчезли последние титры. — На весь фильм всего четыре проблемные сцены. Как же приятно иметь дело со старым черно-белым кино!
Дональд молчал. Не хотелось признаваться, насколько сильно потряс его фильм. На щеках до сих пор не высохли слезы. «Что же, — думал он, — так трогает меня?» В фильме показана реальная история, по-прежнему известны имена сотен людей, смерть которых изображена на экране, пусть в исполнении актеров… Нет, этого мало. Есть что-то еще. Не настолько он сентиментален и слезлив…
Эдит не обратила внимания на эмоции Дональда. Выведя на экран первую секвенцию кадров, женщина задумчиво смотрела на замершие изображения.
— Начнем с кадра три тысячи семьсот пятьдесят один, — деловито произнесла она. — Поехали… Мужчина закуривает сигару… Мужчина справа говорит… Сцена заканчивается кадром четыре тысячи четыреста тридцать два… Вся последовательность занимает сорок пять секунд… Какова клиентская политика насчет сигар?
— В случае исторической необходимости позволительно не удалять. Помнишь ретроспективу с Черчиллем? Нельзя было притвориться, будто он не курит.
Эдит зашлась своим фирменным лающим смехом, все больше раздражающим Дональда.
— Не представляю Уинстона без сигары. Он, похоже, не особо страдал от табака. Как-никак дожил до девяноста!
— Просто повезло. Вспомни беднягу Фрейда. Сколько лет он промучился, пока врач не согласился убить его. Ближе к концу раны так смердели, что даже собака Зигмунда отказывалась к нему подходить.
— Значит, по твоему мнению, историчность не пострадает, если мы отнимем сигары у миллионеров девятьсот двенадцатого года?
— Именно. На ход истории они никак не влияют, так что все нормально. Голосую за чистку.
— Хорошо. Шестой алгоритм справится. Добавим пару-тройку подпроцедур…
Пальцы Эдит запорхали над клавиатурой. Она ввела команду. Жена научилась не спорить с решениями Дональда в подобных вещах; он слишком эмоционально относился к работе, хотя прошло уже двадцать лет с тех пор, как юный Дональд наблюдал за медленной смертью отца.
— Кадр шесть тысяч девяносто три, — проговорила Эдит. — Шулер обкуривает жертв. У ребят слева сигары, но не думаю, что зрители их заметят.
— Ладно, пусть остаются, — неохотно согласился Дональд. — Давай попробуем вырезать облачко дыма справа. Попытайся убрать с помощью алгоритма тумана.
«Так странно выходит, — думал он. — Одно приводит к другому, второе — к третьему, и дальше по цепочке. В конце концов мелкими шагами приходишь к цели, никак не связанной с отправной точкой». Несложная с виду проблема ликвидации дыма и восстановления скрытых пикселей на частично испорченных изображениях привела Эдит в мир теории хаоса, непрерывных функций и неевклидовой метагеометрии.
Затем она переключилась на доминирующее направление математики последнего десятилетия двадцатого века — фракталы. Дональда стало волновать, что жена уделяет столько времени изучению чудесных пейзажей, рождающихся в ее мозгу. Он считал ее увлечение бессмысленным.
— Готово, — продолжала Эдит — Теперь посмотрим, как справится подпроцедура пятьдесят пять. Взгляни, кадр девять тысяч восемьсот семьдесят три — сразу после столкновения… Мужчина перебирает льдинки на палубе. Обрати внимание на тех, кто за ним наблюдает. Группа людей слева.
— Ничего страшного. Пропустим. Дальше.
— Кадр двадцать одна тысяча триста девяносто семь. Боюсь, эту секвенцию не спасти. Сплошные сигареты, и вдобавок курящий мальчишка. На вид лет шестнадцать-семнадцать. К счастью, сцена не особо важная.
— Да, просто вырежем кадры. Еще что-нибудь?
— Нет. Только звуковая дорожка, начиная с кадра пятьдесят две тысячи семьсот шестьдесят три. Сцена в спасательной шлюпке. Разгневанная дама восклицает: «Как этот мужчина смеет курить в такой ситуации! Отвратительно!» Но жертву ее гнева мы не видим.
Дональд рассмеялся.
— Забавная реплика. Оставь, как есть.
— Хорошо. Понимаешь, что это значит? На работу уйдет всего пара дней. Аналогово-цифровое преобразование мы уже сделали.
— Да… Но клиенту нужно представить все так, будто дело попалось не из легких. Кстати, когда он просил закончить?
— В кои-то веки не «ко вчерашнему утру». Сейчас только две тысячи седьмой. До векового юбилея — пять лет.
— Это меня и смущает, — задумчиво проговорил Крейг. — Почему так рано?
— Дональд, ты новости смотришь? Люди строят долгосрочные планы и пытаются заработать деньги, хотя вслух об этом не говорят. Предстоит многое сделать, прежде чем поднимут «Титаник».
— Никогда не принимал эти сообщения всерьез. Корабль сильно разрушен, разбит на два куска.
— Говорят, именно поэтому подъем будет гораздо проще. Любые инженерные проблемы можно решить, нужно лишь вложить побольше денег.
Дональд молчал. Он едва расслышал слова Эдит. В его сознании снова и снова прокручивалась сцена из фильма. Он будто видел ее на экране; теперь понятно, почему Крейг плакал в темноте.
«Прощай, дорогой сын», — прошептал молодой английский аристократ спящему мальчику. Ребенка передали в спасательную шлюпку. Он больше никогда не увидит отца.
Прежде чем погибнуть в ледяных водах Атлантики, англичанин узнал и полюбил сына, и Дональд завидовал ему. Эдит заявила мужу о своем твердом решении еще до того, как шлюпка отошла от гибнущего корабля. Жена подарила ему дочь. Но Аде Крейг не суждено получить брата.
7
ТРЕТЬЯ ПЕРЕДОВИЦА
Из лондонской «Таймс» (перепечатка), 15 апреля 2007:
«ЗАБЫВАЕМАЯ НОЧЬ?
Некоторые творения, созданные человеческими руками, наделены способностью сводить людей с ума. Первыми в голову приходят мысли о Стоунхендже, египетских пирамидах и страшных статуях с острова Пасхи. Эти сооружения успели обрасти безумными теориями и даже околорелигиозными культами.
Ныне появился очередной пример забавного помешательства на реликвиях прошлого. Через пять лет минует ровно век со дня самой знаменитой морской катастрофы — гибели роскошного лайнера "Титаник", отправившегося в "свадебное путешествие" в 1912 году. Множество писателей и режиссеров создали произведения по мотивам его трагической гибели. Даже Томас Харди разродился стихотворением (на удивление слабым, стоит отметить) под названием "Схождение двоих".
Семьдесят три года гигантский корабль, памятник полутора тысячам мужчин, женщин и детей, погибших вместе с ним, покоился на дне Атлантического океана; казалось, никогда человек больше не потревожит его. Но в 1985 году, благодаря революционным достижениям в области строительства субмарин, затонувший корабль обнаружили. Сотни печальных реликвий извлекли из морской пучины на свет божий. Даже в то время многие сочли акт разворовывания гробницы кощунственным.
Теперь же, судя по слухам, планируются еще более амбициозные акции. Для подъема корабля созданы различные консорциумы (пока неизвестно наверняка, какие именно). Естественно, сильнейшие повреждения судна не берутся в расчет.
Честно говоря, проекты выглядят абсурдными. Мы верим, что никто из читателей не впадет в искушение и не станет вкладывать деньги в это сомнительное предприятие. Допустим, инженерные проблемы удастся разрешить. Но что человечеству делать с пятьюдесятью тысячами тонн ржавого железа? Морским археологам давно известно, что металлические предметы — за исключением, конечно, золота — после долгого пребывания в воде быстро разлагаются при контакте с воздухом.
Защита "Титаника" и его сохранение, возможно, обойдутся дороже, чем подъем. Не стоит сравнивать эту затею с подъемом "Вазы" или "Мэри Роуз". Трансокеанский лайнер — не "капсула, в которой запечатано время", не артефакт, открывающий окно в утраченную эпоху. Двадцатый век описан историками подробнее, чем иногда хотелось бы. Изучив останки корабля, покоящегося в четырех километрах от Гранд-Бэнкс вблизи Ньюфаундленда, мы не узнаем ничего нового.
Нет нужды навещать "Титаник", чтобы вспомнить важнейшие его уроки — опасность излишней самоуверенности, технического высокомерия. Чернобыль, "Челленджер", "Лагранж-3" и первая экспериментальная установка термоядерного синтеза показали, к чему приводит подобная дерзость.
Безусловно, нельзя забывать о той великой трагедии. Но мы обязаны позволить "Титанику" покоиться с миром».
8
ЧАСТНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
Рой Эмерсон ни за что не признался бы в этом даже себе. Его разбирала скука. Бывало, он бродил по своей великолепно оборудованной мастерской, среди блестящих машин, инструментов, штабелей электроники, не в силах решить, с какой дорогостоящей игрушкой побаловаться сегодня. Порой он подключался к проектам бесчисленных сетевых «журналов» и работал с группой единомышленников-любителей, разбросанных по миру. Он редко знал имена коллег, только номера телефонов, да и те чаще всего хитро шифровались. Свои же координаты он не оставлял из осторожности. С тех пор как Эмерсона включили в список ста богатейших людей США, он познал цену анонимности.
Проходило несколько недель — и очередной проект терял новизну и свежесть. Эмерсон «отключал» безымянных партнеров по игре и менял идентификационный код, чтобы те его не доставали. Потом он несколько дней обильно пил и просматривал сайты, содержание которых шокировало бы пионеров цифровой связи.
Изредка — после того, как многострадальный Джо Уикрэм досконально проверял всю информацию — Эмерсон откликался на заинтриговавшее его объявление об оказании «личных услуг». Результаты редко его удовлетворяли и не способствовали повышению самооценки. Новость о том, что Диана вторично вышла замуж, его ничуть не удивила. На несколько дней он впал в депрессию и решил смутить ее вульгарно дорогим свадебным подарком.
От бессмысленных игр и отсутствия работы Эмерсон тупел. Неожиданно жизнь его встрепенулась всего за сутки. Изобретателю позвонил Руперт Паркинсон, путешествующий на яхте в южной части Тихого океана.
— Канал надежно зашифрован? Не прослушивается? — неожиданно спросил Руперт.
— Ну… обычно это меня не волнует. Можно переключиться на НСА-два, если приспичит. Единственный недостаток — при разговорах на больших расстояниях возникают помехи. Говорите помедленнее и не особо усердствуйте с оксфордским акцентом.
— Хорошо, будет вам кембриджский. И гарвардский. Поехали.
После пятисекундной паузы, наполненной странными попискиваниями и щелчками, Руперт Паркинсон вернулся на связь.
— Меня слышно? — проговорил он узнаваемым, но слегка искаженным голосом. — Отлично. Так вот… Помните последнее заседание совета директоров? Разговор насчет стеклянных шариков?
— Конечно, — ответил Эмерсон, вздрогнув; он снова задумался, не выставил ли себя дураком. — Вы собирались все проверить. Ну что, я был прав?
— Так точно, старина. Попали в точку. Наши юристы долго кормили их юристов дорогущими блюдами в лучших ресторанах мира. Вместе мы кое-что подсчитали. Имя клиента выяснить не удалось, но догадаться несложно. Британская видеосеть — не имеет значения, какая именно — решила снять потрясающий сериал в реальном времени. Кульминацией должен стать подъем корабля. Но телевизионщики утратили интерес, осознав, сколько это удовольствие будет стоить. Сделка сорвалась.
— Жаль. И сколько же им пришлось бы выложить?
— Производство шаров для подъема пятидесяти кило- тонн — не меньше двадцати миллионов долларов. Но это лишь начало. Изделия надо доставить на место, тщательно распределить. Нельзя бездумно распихать шары по корпусу. Они просто-напросто разорвут корабль. И речь только о носовой секции, конечно. Разбитая корма — отдельная проблема.
Еще нужно оторвать корабль от дна. Он наполовину ушел в ил. Значит, потребуется куча работы под водой, а техники, способной функционировать на глубине в четыре километра, не так много. В итоге дельце обойдется не меньше чем в сотню миллионов. Скорее всего, не в одну сотню.
— Стало быть, сделки не будет. Зачем тогда звонить мне?
— Не думал, что спросите. Видите ли, я кое-что затеял. Небольшое частное дело. Мы, Паркинсоны, в свое время вкладывали деньги в этот кораблик. Там покоится мой прапрадед — или, по крайней мере, его багаж. В каюте номер три по правому борту.
— Полагаю, багаж стоит сотню мегабаксов?
— Вполне вероятно. Но это не столь важно; есть вещи, не имеющие цены. Вы слышали об Андреа Беллини?
— Какой-то бейсболист?
— Он был величайшим венецианским стеклодувом. До сих пор неизвестно, как он сделал кое-какие свои… Словом, в семидесятых годах девятнадцатого века моим предкам удалось приобрести, что называется, сливки из коллекции Музея стекла. Это великое сокровище, уровня эльгинского мрамора, если понимаете, о чем я. Много лет коллекцию пытался перекупить Смитсоновский институт, но мы всегда отказывали. Не предоставляли экспонатов даже для временных выставок. Слишком рискованно переправлять столь ценный груз через Атлантику. Но когда кое-кто построил непотопляемый корабль, на транспортировку решились.
— Очаровательно. Кстати, вспомнил. Я видел работы Беллини во время последней поездки в Венецию. Но разве при аварии стекло не разбилось?
— Почти уверен, что нет. Экспонаты мастерски упаковали, сами понимаете. К тому же масса посуды на корабле не пострадала, хотя о ней никто не позаботился. Помните обеденный сервиз «Белая звезда», выставлявшийся на «Сотбис» пару лет назад?
— Хорошо, допустим. Но мне кажется, несколько экстравагантно поднимать целый корабль ради нескольких ящиков.
— Согласен. Но я назвал лишь одну причину, по которой Паркинсонам стоит поучаствовать.
— Есть другие?
— Вы заседаете в совете достаточно долго, чтобы понять: реклама никогда не повредит. Весь мир узнает, чья продукция поспособствовала подъему корабля.
«Все равно мало», — подумал Эмерсон. Дела у Паркинсонов шли в гору. И далеко не всякая реклама хорошо повлияет на имидж компании. Для многих останки «Титаника» стали почти священными; они считали прикасающихся к ним гробокопателями и осквернителями могил.
Эмерсон знал, что люди порой скрывали истинные мотивы, а в некоторых случаях и сами о них не ведали. Войдя в совет директоров фирмы Паркинсонов, он сблизился с Рупертом. Тот был ему симпатичен, хотя называть его близким другом Эмерсон бы не стал. Постороннему трудно по- настоящему сойтись с членом семьи Паркинсонов.
Руперт имел свои счеты с морем. Пять лет назад оно отняло у него прекрасную двадцатиметровую яхту «Аврора». Во время жестокого шторма неподалеку от Сцилл сломалась мачта. Удар о жуткие скалы, собравшие за века богатый урожай жертв, разнес судно вдребезги. По счастливой случайности Руперта на борту не оказалось. То было рутинное плавание — прогулка от Коуза до Бристоля для дозаправки. Пропала вся команда, включая шкипера. Руперт Паркинсон все еще не оправился от потрясения. Все знали, что он потерял не только яхту, но и женщину, которую любил. Маска плейбоя, тщательно им созданная, стала просвечивать.
— Захватывающая история, Руперт. Но что у вас на уме? Наверняка рассчитываете привлечь меня!
— И да, и нет. Пока процесс находится в стадии… как же это называется… мысленного эксперимента. Хочется проверить, насколько осуществим проект. Я готов лично финансировать этот этап. Позже, если результат окажется положительным, представлю его на заседании совета директоров.
— Но… сто миллионов! Компания ни за что не рискнет такой суммой! Вкладчики засадят нас за решетку. Или, возможно, в психушку, но это другой разговор.
— Проект может оказаться еще дороже. Я не жду, что Паркинсоны выложат всю сумму. Быть может, двадцать — тридцать миллионов. У меня есть друзья, готовые рискнуть соизмеримыми суммами.
— Все равно недостаточно.
— Именно.
На линии повисла тишина. Ее нарушали лишь едва различимые сигналы работавшего в реальном времени декодера. Аппарат безуспешно старался что-нибудь расшифровать.
— Хорошо, — наконец изрек Эмерсон. — Готов вложиться пятьдесят на пятьдесят с вами. По крайней мере, в мысленный эксперимент, как вы выразились. Надеюсь, у вас есть эксперт? Я его знаю?
— Думаю, да. Джейсон Брэдли.
— О! Мужик с гигантским осьминогом.
— Это было второстепенное шоу. Но оцените, как оно улучшило его имидж.
— Думаю, и его жалованье тоже. Вы уже беседовали с ним? Он заинтересован?
— Очень. С другой стороны, проект — лакомый кусочек для всех фирм, причастных к морской инженерии. Не сомневаюсь, многие согласятся вложить средства или, по крайней мере, работать без прибыли, исключительно ради рекламы.
— Ладно, действуйте. Но я все еще считаю вашу затею пустой тратой денег. Зато мы получим на редкость дорогое чтиво, когда мистер Брэдли подготовит отчет. К тому же не возьму в толк, что вы собираетесь делать с пятьюдесятью тоннами ржавого железа.
— Не беспокойтесь. У меня есть пара-тройка идей. Не хочу заранее распространяться. В случае успеха проект со временем окупится. Быть может, вы даже получите прибыль.
Эмерсон сомневался, что «вы» — случайная оговорка. Знатный ловкач, Руперт точно знал, что делает. Он прекрасно понимал: собеседник, настроенный лояльно, в состоянии оплатить проект целиком, если пожелает.
— Еще момент, — продолжил Паркинсон. — Пока я не дам «добро» — а я не дам, пока не получу отчет Брэдли, — никому ни слова. Особенно сэру Роджеру. Он решит, что мы рехнулись.
— А вы в этом сомневаетесь? — хмыкнул Эмерсон.
9
ПОЧЕТНЫЕ ПРОРОКИ
Кому: редактору лондонской «Таймс»
От кого: от лорда Олдисса Брайтфаунта, О. М.,
почетного президента Всемирной Ассоциации научной фантастики
Уважаемый сэр.
Третья полоса Вашей газеты (от 7 апреля), касающаяся планов подъема «Титаника», вновь демонстрирует, насколько поразила человечество эта катастрофа — безусловно, страшнейшая в истории мореплавания.
Как Вам известно, трагедия окутана тайнами и загадками. Приведу маленький пример. Гибель «Титаника» была с удивительной точностью описана за четырнадцать лет до того, как судно затонуло. В документальной книге Уолтера Лорда «Незабываемая ночь», написанной по горячим следам катастрофы, говорится о некоем романе малоизвестного автора Моргана Робертсона, датированном тысяча восемьсот девяносто восьмым годом. События в нем развиваются на вымышленном трансатлантическом лайнере, превосходящем размерами все корабли, построенные до него. Автор помещает на борт богатых и влиятельных людей и отправляет их на дно холодной апрельской ночью. Корабль Робертсона налетел на айсберг.
По размерам, скорости, конструкции вымышленный лайнер неотличим от «Титаника». Количество пассажиров — три тысячи, шлюпок на всех не хватает… Корабли похожи, как близнецы-братья.
Безусловно, чистой воды совпадение. Но есть момент, заставляющий кровь стынуть в жилах. Робертсон назвал лайнер «Титаном».
Хотелось бы отметить, что мои соратники, писатели-фантасты, тоже не обошли «Титаник» вниманием. Два представителя нашей славной профессии присутствовали на лайнере в качестве пассажиров. Первый, Жак Фатрелл, сейчас почти забыт. Его национальная принадлежность точно не известна. Однако к тридцати семи годам, опубликовав «Мыслящую машину» и «Дело о пропавшем ожерелье», он достиг известности. Автор имел средства на путешествие первым классом. Вместе с ним плыла жена. Как Вам известно, девяносто семь процентов обеспеченных дам с верхней палубы и пятьдесят пять — с нижней, из третьего класса, выжили. Жена моего коллеги уцелела в катастрофе.
Гораздо более знаменит человек, написавший единственную книгу под названием «Путешествие в иные миры». Ее опубликовали в тысяча восемьсот девяносто четвертом. Автор пишет о невероятном странствии по Солнечной системе в двухтысячном году, упоминая антигравитацию и прочие чудеса. «Аркхем хаус» переиздал книгу к столетию фантаста.
Назвав этого писателя знаменитым, я сильно принизил его известность. Он единственный, кого «Нью-Йорк Америкен» упомянула выше огромного заголовка в выпуске от 16 апреля 1912 года. Да, заголовок выглядел так: ОТ 1500 ДО 1800 ПОГИБШИХ. Я говорю о мультимиллионере Джоне Джейкобе Асторе. Порой его именуют самым богатым человеком в мире. Не уверен, что так, но самым богатым фантастом его можно называть смело. Вероятно, этот факт сильно огорчает поклонников покойного Л. Рона Хаббарда, если таковые еще существуют.
С уважением, сэр,
искренне ваш,
Олдисс Брайтфаунт, О. М.,
почетный президент ВАНФ
10
ОСТРОВ МЕРТВЫХ
В любой профессии существуют авторитеты, чья слава редко выходит за границы небольшого кружка посвященных. Мало кто без специальной подготовки назовет лучшего в мире бухгалтера, дантиста, инженера-сантехника, страхового агента, агента похоронного бюро… а ведь это лишь малая часть не самых заметных, но очень важных сфер человеческой деятельности.
Однако некоторые пути заработка обязывают своих адептов постоянно оставаться на виду. Этих счастливчиков знает каждый. Прежде всего речь идет о людях искусства. Стоит стать «звездой» — и тут же о тебе услышит большая часть населения планеты. Сразу за искусством следуют спорт и политика. Как заметил бы какой-нибудь циник, не отстает от них и криминал.
Джейсон Брэдли не соприкасался ни с одной из четырех вышеозначенных сфер и не рассчитывал в один прекрасный день проснуться знаменитым. С плавания на «Гломар Эксплорере» миновало больше тридцати лет. Даже не носи эта история грифа «секретно», роль Джейсона в ней была слишком туманной, чтобы за счет ее прославиться. Правда, к Брэдли несколько раз обращались писатели в надежде обрести новые сведения об операции «Дженнифер». Их старания не увенчались успехом.
Но похоже, в ЦРУ полагали, что и одной-единственной книги о случившемся слишком много. Сотрудники управления до сих пор выдумывали различные трюки, желая обуздать неугомонных литераторов. Долгое время после 1974-го Брэдли периодически навещали вежливые джентльмены и напоминали о документах, подписанных им перед уходом в отставку. Они всегда являлись вдвоем и порой предлагали Джейсону сотрудничество. Однако добиться толковых объяснений, чего же от него хотят, не удалось ни разу. Джентльмены красочно описывали, какая «интересная и высокооплачиваемая» работа его ждет. Но он получал неплохие деньги с нефтяных разработок в Северном море и на искушения не поддавался. Последний раз хмурая парочка появлялась десять лет назад. Но без сомнения, досье Брэдли по-прежнему бережно хранилось в Лэнгли.
Задание, призванное сделать его знаменитым, поступило второго апреля. Джейсон сидел в собственном кабинете на сорок шестом этаже башни Тиг. Теперь она казалась малышкой в сравнении с хьюстонскими небоскребами более поздней постройки.
Сначала Брэдли решил, что его верный клиент Джефф Ролингс на день опоздал с розыгрышем. Джефф занимал ответственный пост исполнительного менеджера в «Гибернии». Тем не менее он славился недюжинным чувством юмора. На этот раз, однако, было не до шуток. Но Брэдли далеко не сразу принял проблему всерьез.
— Думаете, я поверю в это? — воскликнул он. — Разработка на миллион тонн закрылась из-за… осьминога?
— Не целиком, разумеется. Лишь первый коллектор, самый большой. Сорок с лишним баррелей в день. К платформе ведут пять трубопроводов. По ним полным ходом шла закачка. До вчерашнего дня.
Джейсон вспомнил, что внешне нефтяные платформы проекта «Гиберния» отдаленно напоминают осьминогов. От главного корпуса к десятку скважин, пробуренных на трехкилометровую глубину сквозь богатый нефтью песчаник, по дну тянутся щупальца-нефтепроводы. Трубы от нескольких отдельных скважин сходятся к производственному коллектору перед главной платформой.
Коллекторы представляют собой автоматизированные промышленные комплексы размером с многоквартирный дом. Они располагаются на дне, на глубине около ста метров. Каждый оснащен специальным оборудованием для работы со смесью газа, нефти и воды, поступающей под высоким давлением из глубинных резервуаров. Природа создала, спрятала и бережно сохранила эти богатства десятки миллионов лет назад. Отобрать их — не сама простая задача.
— Объясните толком, что случилось.
— Линия не прослушивается?
— Конечно нет.
— Три дня назад к нам стали поступать беспорядочные сигналы. Поток нефти шел нормально, поэтому поводов для тревоги не было. Потом вдруг перестали приходить данные с датчиков и отключились мониторы. Стало ясно: поврежден главный оптоволоконный кабель. Естественно, автоматика приостановила все процессы.
— Нефть не разлилась?
— Нет. Ловушка для конденсата пока работает.
— А дальше?
— По стандартной схеме. Спустили автономную камеру пятой модели. Угадайте, что произошло.
— Батарейки сели.
— Не-а. Ее и в коллектор-то толком не успели засунуть, как нечто перекусило трос.
— Что с драйвером управления?
— Автоматика, к счастью, отключается, так что шеф Дюбуа всегда может поработать руками.
— Значит, камеру потеряли. Дальше?
— Не потеряли. Мы точно знаем, где ее искать. Но показывает она только косяки рыб. Пришлось отправить вниз водолаза. Распутать кабель и глянуть, в чем проблема.
— Почему не воспользовались дистанционным устройством?
На любых морских нефтеразработках в запасе имелся не один подводный робот, способный функционировать удаленно. Времена водолазов давно прошли.
Собеседник Брэдли смутился.
— Боялся, что вы спросите. Случилась пара аварий. Два ДУ в ремонте. Остальных нельзя забирать с платформы «Авалон». Срочная работа.
— Да уж, неудача за неудачей. Поэтому вы позвонили в корпорацию «Брэдли». «Справимся с самой глубокой работой!» Давайте подробности.
— Избавьте меня от вашего заезженного слогана. Глубина всего девяносто метров. Водолаз нес стандартную гелиево-кислородную дыхательную смесь. Так вот… Вы слышали, как кричит человек с гелием в легких? Не самый приятный звук…
Мы его вытащили. Обретя дар речи, водолаз сообщил, что трубы перекрыты осьминогом. Тварь диаметром не меньше ста метров, клялся он. Глупо, конечно. Но без сомнения, там действительно засело какое-то чудище.
— Каким бы здоровенным ни был ваш зверек, небольшой заряд динамита заставит его пошевелиться.
— Слишком рискованно. Вы же знаете, как устроена платформа. Сами помогали устанавливать ее.
— Если камера работает, почему она не показывает осьминога?
— Удалось разглядеть щупальце. Но оценить размеры невозможно. Мы считаем, тварь дотянулась до коллектора. Как бы она не продолжила рвать кабели.
— Боитесь, что осьминог влюбился в ваши трубопроводы?
— Очень смешно. Думаю, этот гад нашел бесплатный обед. Ну, знаете — треклятый «эффект оазиса». О нем все время пишут.
Брэдли не слышал такого словосочетания. Подводные артефакты, даже не наносящие ощутимого вреда экологии, неудержимо привлекали обитателей моря. Они часто становились излюбленными местами рыболовов — как любителей, так и профессионалов. Порой Джейсон гадал, как рыбы выживали в море, прежде чем человечество щедро снабдило их кондоминиумами в виде разбросанных по дну останков кораблекрушений.
— Возможно, осьминога стоит чем-нибудь уколоть. Или угостить хорошей дозой инфразвука.
— Без разницы, как это будет сделано. Лишь бы не пострадало оборудование. Кажется, подходящая для вас с Джимом работенка. Он готов?
— Всегда готов.
— Сколько времени нужно, чтобы добраться до Сент-Джона? Есть рейс «Шеврон» из Далласа. Вас смогут забрать через час. Напомните массу Джима?
— Полторы тонны.
— Отлично. Как скоро будете в аэропорту?
— Дайте три часа. Придется провести небольшое исследование. Таковы правила.
— Условия обычные?
— Да. Сто тысяч плюс расходы.
— И нет работы — нет денег?
Брэдли улыбнулся. Эта формула спасательских расходов применялась на протяжении столетий, но не в таких ситуациях. Хотя сейчас она представлялась приемлемой. Дело выглядело несложным. Сто метров — всего-то! Сущая чепуха…
— Конечно. Перезвоню через час, дам подтверждение. Пока перешлите по факсу чертежи коллектора. Хочу освежить в памяти планировку.
— Хорошо. Попробую до вашего звонка раздобыть еще информации.
Времени на сборы тратить не пришлось. У Брэдли всегда имелись наготове две дорожные сумки: одна для тропиков, другая для Арктики. Первой он пользовался очень редко. Так получалось, что большая часть работы сосредоточивалась в малоприятных областях земного шара, и предстоящая не являлась исключением. В Северной Атлантике сейчас холодно и почти наверняка ветрено. Правда, на стометровой глубине погодные капризы слабоощутимы.
Многие считали Джейсона Брэдли человеком грубоватым, несентиментальным. Увидев, как он повел себя после телефонного разговора, сторонникам такого мнения пришлось бы глубоко призадуматься. Брэдли нажал клавишу, удобно устроился в кресле с откидывающейся спинкой и закрыл глаза. Казалось, он безмятежно спит.
Прошло много лет, прежде чем Джейсон узнал, что за музыка плыла над палубой корабля «Гломар Эксплорер» почти половину его жизни назад. Он с самого начала догадывался: скорее всего, она вдохновлена морем. В мелодии безошибочно угадывался медленный ритм волн. И как верно поступили тогда, на «Эксплорере», выбрав музыку русского композитора — самого недооцененного из трех титанов своего отечества! Имя его редко произносилось с таким же затаенным дыханием, как имена Чайковского и Стравинского.
Подобно Сергею Рахманинову, Джейсон Брэдли тоже увидел картину Арнольда Бёклина «Остров мертвых» и остолбенел. И теперь она возникла перед его мысленным взором. Порой он отождествлял себя с загадочной фигурой в балахоне, иногда вживался в роль гребца (Харона?). Бывали моменты, когда разыгравшееся воображение помещало его на место страшного груза, перевозимого к последнему пристанищу под кипарисами на берегу.
Тайный ритуал соблюдался годами. Брэдли верил, что он не раз спасал ему жизнь. Пока Джейсон погружался в музыку, его подсознание, не интересующееся подобными глупостями, трудилось вовсю, анализируя предстоящую работу и прогнозируя возможные проблемы. Брэдли относился к своей теории почти серьезно и не собирался опровергать ее старательным препарированием.
Вскоре он сел, выключил музыку и повернулся во вращающемся кресле к одному из десятка компьютеров, занимающих рабочий стол. Модель машины, в которой хранилось большинство файлов и прочей информации Брэдли, трудно было назвать последней, но ее владелец буквально вырос с любимым инструментом и упорно отказывался от любых улучшений. Он проповедовал благоразумный принцип: «Зачем чинить, если работает?»
— Так и думал, — пробормотал он, пробегая глазами энциклопедическую статью «Осьминог». — «Максимальный размер в полностью расправленном состоянии — до десяти метров. Вес — от пятидесяти до восьмидесяти килограммов».
Осьминогов такого размера Брэдли не встречал и, как большинство дайверов, знал, насколько это очаровательные и безобидные существа. Рассказы об их агрессивности и призывы соблюдать осторожность Джейсон всерьез не воспринимал.
«См. также "Спорт, подводный"».
Брэдли дважды щелкнул по ссылке. Страница открылась мгновенно. Читая текст, он то вскидывал брови от удивления, то улыбался. Джейсон давно занимался спортивным дайвингом и испытывал типичное презрение профессионала к ныряльщикам-любителям. Слишком многие новички приставали к нему с просьбами взять их на работу. Они не догадывались, что Брэдли по большей части трудится на глубинах, куда без специального снаряжения отправляться нельзя, где царит полная темнота и нулевая видимость.
И все же его восхищали бесстрашные дайверы, совершавшие погружения в заливе Пьюджет-Саунд. Эти ребята сражались с существами, превосходившими их весом и числом конечностей. К тому же требовалось доставить противников на поверхность целыми и невредимыми. Таково было правило. Спортсмена, ранившего осьминога прежде, чем отпустить его в море, дисквалифицировали.
Небольшая подборка видеозаписей выглядела как коллекция ночных кошмаров. Брэдли задумался: как храбрецы из Пьюджет-Саунда спят по ночам? Однако, к делу. Кое-что ценное он все-таки узнал.
Каким образом эти безумные спортсмены и спортсменки (женщин среди них хватало) заставляли мирного моллюска выбраться из логова и вступить в щупальце-рукопашную схватку? Брэдли чувствовал, что ответ не так-то прост.
Он отправил пару не совсем обычных заказов своему поставщику, взял дорожную сумку и отправился в аэропорт.
«Самая легкая сотня килобаксов в жизни», — подумал Джейсон Брэдли.
