IV — ЦАРСТВО СЕРЫ
23 «Сокол»
— Европа сейчас приблизительно в четырехстах тысячах колометров от Ганимеда, — информировал Пула капитан Чандлер.
— Если бы вы нажали на газ — спасибо, что научили меня этой фразе! — «Сокол» мог бы доставить вас туда через час. Но я не рекомендовал бы вам это делать: наш таинственный друг может быть встревожен предметом, приближающимся так быстро.
— Согласен, к тому же я хотел бы немного подумать. Несколько часов, по крайней мере. Я все еще надеюсь… — Голос Пула растворился в тишине.
— Надеетесь на что?
— На то, что я мог бы каким — либо образом вступить в контакт с Дейвом, или с тем, кем он стал, прежде, чем попытаюсь осуществить посадку.
— Да, всегда невежливо являться незваным, даже к людям, которых вы знаете, не говоря уже о незнакомцах вроде европеан. Возможно, вам, подобно древним путешественникам, нужно было взять какие — то подарки? Я полагаю, зеркала и бусинки до сих пор популярны.
Шутливый тон Чандлера не скрывал его сильного беспокойства как за Пула, так и за весьма ценную часть оборудования, которое он предложил позаимствовать и за которое шкипер «Голиафа» в конечном счете нес ответственность.
— Я все еще пытаюсь решить, как мы будем действовать. Если вы возвратитесь как герой, я хочу погреться в отраженном сиянии вашей славы. Но что я должен говорить, если вы потеряете «Сокол» вместе с собой? То, что вы украли челнок, в то время как мы отвернулись? Боюсь, никто не купится на эту историю. Служба Контроля движения на Ганимеде очень эффективна, или по — крайней мере должна быть такой! Если бы вы отбыли без предварительного уведомления, они разыскали бы вас через микросекунду, ну хорошо, через миллисекунду. К тому же, вы никак не могли бы улететь, если бы я не зарегистрировал план вашего рейса на все время полета.
— Но это все, что я могу предложить. Пока я не придумал ничего лучше.
— Вы вывели «Сокола» наружу для заключительного квалификационного теста — все знают, что вы уже летали самостоятельно. По плану вы не должны будете опускаться ниже двухтысячекилометровой орбиты над Европой — в этом нет ничего необычного, люди все время так делают, и местные власти, кажется, не возражают.
Ожидаемое полное полетное время пять часов плюс — минус десять минут. Если вы внезапно измените свои намерения относительно возвращения домой, никто не сможет ничего с этим сделать, по крайней мере, никто на Ганимеде. Конечно, я буду громко выражать свое негодование и говорить, как я удивлен такими навигационными ошибками, и т. д., и т. д. Во всяком случае, это будет лучше выглядеть в последующем судебном разбирательстве.
— Дойдет до этого? Я не хочу делать ничего такого, что создаст вам неприятности.
— Не беспокойтесь, на этот раз здесь будет только небольшое волнение. Но только мы с вами знаем об этом заговоре; не пытайтесь рассказывать об этом команде, я хотел бы, чтобы у них была — как звучит это еще одно полезное выражение, которому вы меня научили? — «презумпция невиновности».
— Спасибо, Дим, я действительно ценю все, что вы сделали. И надеюсь, что вы никогда не пожалеете о том, что приняли меня на борт «Голиафа» там, за орбитой Нептуна.
Пул подумал, что трудно будет избежать возникновения подозрений, которые он, между прочим, навлек на своих новых коллег по экипажу, поскольку они подготовили «Сокол» для того, что предполагалось обычным коротким полетом. Только они с Чандлером знали, что это не так.
Все же он направлялся не в полную неизвестность, как это сделали они с Дейвом Боуменом тысячу лет назад. Хранящиеся в памяти шаттла карты Европы высокого разрешения показывали детали размером до нескольких метров в поперечнике. Он точно знал, куда хотел попасть; осталось только посмотреть, позволят ли ему нарушить длящийся столетия карантин.
24 Бегство
— Ручное управление, пожалуйста.
— Вы уверены, Фрэнк?
— Совершенно уверен, «Сокол»… Благодарю вас.
Хотя это и казалось нелогичным, но большая часть человечества считала недопустимым невежливое обращение к своим искусственным детям, сколь бы бесхитростными они ни были. Целые тома по психологии, равно как и популярные руководства («Как не ранить чувства вашего компьютера» и «Искусственный интеллект — реальный раздражитель» — два самых известных названия) были написаны на тему человеко — машинного этикета. Решение давно было найдено, что, тем не менее, не могло предотвратить некоторую грубость по отношению к роботам, но этому нужно было препятствовать. Так же легко это могло распространиться и на человеческие взаимоотношения.
«Сокол» уже был на орбите, предусмотренной полетным планом, на безопасной высоте в две тысячи километров над Европой. Гигантский полумесяц доминировал в небе над головой, и даже область, не освещенная Люцифером, была так ярко подсвечена намного более отдаленным Солнцем, что ясно различалась каждая деталь. Пул не нуждался в помощи оптики, чтобы разглядеть запланированную цель на все еще ледяном берегу Галилейского Моря, неподалеку от скелета первого космического корабля, совершившего посадку в этом мире. Хотя европеанцы давно унесли все его металлические компоненты, злополучный китайский корабль все еще служил памятником своему экипажу; и было уместным, что единственный на весь этот мир город, пусть даже чужой, должен был носить имя Цяньвилл.
Пул решил снижаться над морем, а затем очень медленно лететь к Цяньвиллу в надежде, что его приближение будет казаться дружественным, или по крайней мере неагрессивным. Хотя он и сознавал, что это было очень наивно, но не мог придумать лучшей альтернативы.
Внезапно, как только он опустился ниже тысячекилометрового уровня, прозвучал вызов — не тот, на который он надеялся, но тот, которого ожидал.
— Управляющий центр Ганимеда вызывет «Сокол». Вы отклонились от полетного плана. Пожалуйста, немедленно сообщите, что случилось.
Было трудно игнорировать такой срочный запрос, но в сложившейся ситуации это казалось лучшим выходом.
Ровно через тридцать секунд и на сотню километров ближе к Европе с Ганимеда повторили сообщение. Пул еще раз проигнорировал его, но «Сокол» нет.
— Вы совершенно уверены, что хотите сделать это, Фрэнк? — спросил челнок. Хотя Пул совершенно точно знал, что это всего лишь игра воображения, но готов был поклясться, что в его голосе прозвучали нотки беспокойства.
— Абсолютно уверен, «Сокол». Я точно знаю, что делаю.
Это, конечно, не соответствовало истине, но теперь в любой момент ложь могла стать необходимой для более искушенной аудитории.
На краю панели управления начал мигать редко активизирующийся огонек индикатора. Пул удовлетворенно улыбнулся: все шло по плану.
— Это управляющий центр Ганимеда! Вы слышите меня, «Сокол»? Вы находитесь в режиме ручного управления, так что я не могу вам помочь. Что случилось? Вы все еще спускаетесь к Европе. Пожалуйста, дайте немедленное подтверждение.
Пул начал испытывать легкие укоры совести. Он узнал голос диспетчера, и был почти уверен, что это та очаровательная леди, которую он встретил на приеме у мэра вскоре после своего прибытия в Анубис. Она была искренне встревоженной.
Внезапно он понял, как уменьшить ее беспокойство, а также решил попытаться сделать нечто, что он ранее отклонил как слишком абсурдное. Возможно, в конце концов, стоило попытаться: конечно, это не нанесет никакого вреда и даже могло бы сработать.
— Здесь Фрэнк Пул, вызываю с «Сокола». Я в полном порядке, но, кажется, что — то перехватило управление и ведет челнок вниз, к Европе. Я надеюсь, что вы принимаете это сообщение, и буду продолжать передавать до тех пор, пока это будет возможно.
В общем, он почти не лгал взволнованному диспетчеру, и надеялся, что однажды будет в состоянии предстать перед ней с чистой совестью.
Он продолжил говорить, стараясь, чтобы его голос звучал по возможности более искренне.
— Здесь Фрэнк Пул на борту челнока «Сокол», спускаюсь к Европе. Я предполагаю, что некоторая внешняя сила взяла под контроль мой космический корабль и намеревается осуществить его мягкую посадку.
— Дэйв, это твой старый друг Фрэнк. Являешься ли ты той силой, которая управляет мной? У меня есть основания предполагать, что ты находишься на Европе.
— Если это так, то я хотел бы встретиться с тобой в любом месте, где бы то ни было и чем или кем бы ты ни был.
Ни на мгновение он не верил в то, что будет получен какой — либо ответ: казалось, даже Управляющий центр Ганимеда потрясенно вслушивается в тишину.
И все же, так или иначе, у него был ответ. «Соколу» все еще разрешали спускаться к Галилейскому Морю.
До Европы оставалось всего пятьдесят километров; Пул невооруженным глазом мог теперь видеть узкий черный прямоугольник на окраине Цяньвилла, где стоял на страже самый большой из Монолитов, если только он действительно выполнял эту функцию.
Никому из людей не позволяли подойти так близко целую тысячу лет.
25 Огонь в глубине
Миллионы лет этот мир представлял из себя океан, скрытые воды которого были защищены от космического вакуума ледяным панцирем. В большинстве мест толщина льда измерялась километрами, но на некоторых участках более тонкий лед мог быть взломан трещинами и разорван на части. Тогда происходило короткое сражение между двумя враждебными стихиями, которые напрямую не соприкасались ни на каком другом мире в солнечной системе, война между Морем и Космосом, всегда оканчивавшаяся одинаково безысходно: открытая вода одновременно кипела и замерзала, восстанавливая ледяную броню.
Моря Европы уже давно замерзли бы полностью, если бы не влияние близлежащего Юпитера. Гравитация непрерывно перемешивала ядро небольшого мира; силы, которые сотрясали Ио, также работали и здесь, хотя и с намного меньшей активностью. Повсюду в глубине были свидетельства этого противоборства между планетой и спутником, проявлявшиеся в непрерывном реве и грохоте подводных землетрясений, шипении газов, вырывающихся из глубин, инфразвуковых волнах от лавин, проносящихся по глубоководным равнинам. По сравнению с грохочущим океаном, покрывающим Европу, даже шумные земные моря показались бы безмолвными.
Там и тут, рассеянные по глубоководным пустыням, встречались оазисы, которые могли бы поразить и восхитить любого земного биолога. Они простирались на несколько километров вокруг спутанной массы труб и дымоходов, образованных вырывающимися из недр минеральными отложениями. Часто они выглядели естественной пародией на готические замки, откуда, пульсируя в замедленном ритме, изливалась черная, обжигающая жидкость, как будто выталкиваемая биением какого — то могучего сердца. И, подобно крови, она была подлинным признаком самой жизни.
Кипящие жидкости прогоняли смертельный холод, просачивающийся сверху вниз, и формировали островки тепла на морском дне. И что еще более важно, они доставляли из недр Европы все химические элементы, необходимые для поддержания жизни. Такие плодородные оазисы, обеспечивавшие изобилие пищи и энергии, были обнаружены в двадцатом веке исследователями земных океанов. Здесь же они были представлены в гораздо больших масштабах и значительно более разнообразно.
В «тропической» зоне, наиболее близкой к источникам тепла, процветали тонкие, паутинообразные структуры, напоминающие растения. Среди них ползали причудливые слизняки и черви, причем некоторые питались этими растениями, а другие получали пищу непосредственно из наполненной минералами окружающей воды. На больших расстояниях от подводных огней, вокруг которых грелись все эти существа, жили более сильные и выносливые организмы, мало чем отличающиеся от крабов или пауков.
Армии биологов могли бы потратить целую жизнь, изучая один маленький оазис. В отличие от земных морей палеозойской эры, бездны европеанского океана не имели устойчивой окружающей среды, так что эволюция прогрессировала с удивительной скоростью, производя множество фантастических форм. И все они находились на одной и той же стадии развития; рано или поздно каждый источник жизни слабел и умирал, так как силы, которые поддерживали его, перемещались в другое место. Все дно европеанского океана было усеяно свидетельствами таких трагедий; только скелеты и минеральные отложения остались от мертвых существ в бесчисленных круглых областях, где целые главы эволюции были удалены из книги жизни. Некоторые существа оставили после себя огромные памятники — пустые раковины, похожие на замысловатые духовые инструменты размерами больше человеческого роста. Встречались также раковины моллюсков многочисленных форм — двустворчатые и даже трехстворчатые, и многометровые спиральные окаменелости, в точности похожие на прекрасных аммонитов, которые так загадочно исчезли из земных океанов в конце мелового периода.
Среди самых больших чудес европеанских глубин были реки расплавленной лавы, вытекающей из кратеров подводных вулканов. Давление в этих безднах было настолько большим, что вода, соприкасавшаяся с раскаленной магмой, не могла превратиться в пар, и, таким образом, две жидкости сосуществовали в нелегком перемирии.
Здесь, в другом мире и с чужими актерами, разыгрывался сценарий, похожий на историю Египта незадолго до возникновения человека. Как Нил принес жизнь в узкую полоску пустыни, так и эта река тепла оживила глубины Европы. Вдоль ее берегов в полосе шириной не более нескольких километров возникали, развивались и умирали один вид за другим. И некоторые из них оставляли о себе памятники.
Часто их было нелегко отличить от естественных формирований вокруг источников тепла, и даже когда они явно не относились к продуктам чистой химии, было трудно решить, творения это инстинкта или интеллекта. Земные термиты возводили почти такие же внушительные сооружения, как и любое из найденных в единственном бескрайнем океане, который покрывал этот замороженный мир.
На узкой полосе изобилия в глубоководных пустынях могли возникать и исчезать целые культуры и даже цивилизации, могли маршировать — или плыть — армии под командой европеанских Тамерланов или Наполеонов. Но остальная часть их мира никогда об этом не узнала бы, все оазисы были изолированы друг от друга подобно планетам. Существа, которые грелись в жаре лавовых рек и питались вокруг горячих источников, не могли пересечь враждебную дикую местность между своими одинокими островами. И если у них когда — нибудь появлялись историки и философы, то они пребывали в убеждении, что их культура — единственная во Вселенной.
И все же даже место между оазисами не было совершенно пустым; более выносливые существа бросали вызов суровым условиям жизни. Некоторые представляли из себя европеанские аналоги рыб — обтекаемые торпеды, приводимые в движение вертикальными хвостами и управляемые плавниками, размещенными вдоль тела. Сходство с наиболее преуспевающими обитателями земных океанов было неизбежно; на одни и те же технические проблемы эволюция должна давать одинаковые ответы. Посмотрите на дельфина и акулу — внешне они почти идентичны, хотя и находятся на таких далеких ветвях дерева жизни.
Имелось, однако, явное различие между рыбами европеанских морей и земных океанов; у них не было никаких жабр для извлечения едва заметных следов кислорода из воды, в которой они плавали. Подобно существам, обитающим вокруг земных геотермальных источников, их метаболизм был основан на соединениях серы, в изобилии присутствующих в этой вулканической окружающей среде.
Очень немногие из них имели глаза. За исключением мерцающего свечения излияний лавы и случайных вспышек биолюминесценции от существ, ищущих партнеров, или охотников, выискивающих добычу, этот мир был лишен света.
И он был обречен. Не только из — за того, что источники энергии были нестабильны и постоянно перемещались, но и потому, что приливные силы, которые их порождали, постоянно ослабевали. Даже если бы здесь и возник настоящий разум, он попал бы в ловушку между огнем и льдом.
Если не произойдет чуда, они погибнут, когда их маленький мир окончательно замерзнет.
Люцифер и стал этим чудом.
26 Цяньвилл
В тот момент, когда Пул достиг побережья на весьма умеренной скорости в сто километров в час, он спросил себя, не произойдет ли какое — либо вмешательство на последней минуте. Но ничего неблагоприятного не случалось, даже когда он медленно двигался вдоль черного запретного лица «Великой стены».
Это название было предопределенным для Монолита Европы, так как, в отличие от своих меньших братьев на Земле и Луне, он располагался горизонтально и имел более двадцати километров в длину. Хотя его объем в миллиарды раз превосходил ЛМА — НОЛЬ и ЛМА — ОДИН, пропорции оставались точно теми же самыми — интригующее соотношение 1:4:9, ставшее источником огромного количества нумерологической чепухи, возникшей за прошедшие столетия.
Поскольку в высоту он имел почти десять километров, одна из наиболее вероятных теорий провозглашала, что помимо других функций «Великая стена» служила ветровым щитом, ограждая Цяньвилл от свирепых бурь, которые иногда с ревом прилетали со стороны Галилейского Моря. Теперь, когда климат стабилизировался, они стали намного менее частыми, но тысячу лет назад они доставляли серьезное беспокойство любым жизненным формам, появляющимся из океана.
Пул всерьез намеревался посетить монолит Тихо — Высшую Тайну в то время, когда он улетал к Юпитеру, — но так и не выбрал для этого времени, а земная гравитация сделала для него недоступным его близнеца в Олдувае. Но он видел их изображения настолько часто, что знал намного лучше, чем вошедшие в поговорку пять пальцев (он часто задавался вопросом, как много людей узнают пять пальцев своей руки?). Кроме огромной разницы в масштабах, не существовало абсолютно никакого способа отличить «Великую стену» от ЛМА — ОДИН и ЛМА — НОЛЬ, а также от «Большого Брата», с которым столкнулись «Дискавери» и «Леонов» на орбите Юпитера.
Согласно некоторым теориям, возможно достаточно безумным, чтобы быть истинными, имелся всего один — единственный исходный Монолит, а все остальные, несмотря на размеры, были просто его проекциями или изображениями. Пул вспомнил об этих идеях, когда увидел безупречное, незапятнано гладкое эбонитовое лицо «Великой Стены». Конечно, за многие столетия в такой враждебной окружающей среде на нем должно было бы появиться хоть несколько грязных пятен! И все же оно выглядело так безупречно, как будто армия мойщиков окон только что отполировала каждый квадратный сантиметр.
Тогда он вспомнил, что каждый, кто когда — либо приезжал, чтобы взглянуть на ЛМА — ОДИН и ЛМА — НОЛЬ, чувствовал непреодолимое желание коснуться их явно древних поверхностей, но никто никогда в этом не преуспел. Пальцы, алмазные сверла, лазерные ножи — все отскакивало от Монолитов, как будто они были покрыты непроницаемой пленкой. Или как будто — и это было другой популярной теорией — они были совсем не из этой вселенной, а каким — то образом отделены от нее совершенно непреодолимой долей миллиметра.
Он сделал один полный, неторопливый круг вокруг «Великой стены», которая осталась полностью безразличной к его перемещению. Тогда он направил челнок — все еще на ручном управлении, чтобы избежать попыток Управляющего центра на Ганимеде каким — либо образом «спасти» его — к внешним границам Цяньвилла, и завис там в поисках лучшего места для посадки.
Пейзаж в маленьком панорамном окне «Сокола» был ему очень хорошо знаком; он часто изучал его по записям на Ганимеде, но никогда не представлял, что однажды будет наблюдать его в реальности. Казалось, европеанцы не имеют никакого понятия о градостроительстве; сотни полусферических строений были рассеяны явно наугад на площади около километра в поперечнике. Некоторые были настолько маленькими, что даже человеческие дети сочли бы их слишком тесными; хотя другие были достаточно большими, чтобы вместить большую семью, но ни одно из них в высоту не превышало пяти метров.
И все они были сделаны из одного и того же материала, который призрачно мерцал белым в двойном дневном свете. На Земле эскимосы нашли адекватный ответ на вызов их собственной холодной, бедной материалами окружающей среды; иглу Цяньвилла были также сделаны изо льда.
Вместо улиц имелись каналы, так как они наилучшим образом удовлетворяли потребностям существ, которые все еще были земноводными и, очевидно, возвращались в воду, чтобы спать, а также кормиться и размножаться, хотя ни одна из этих гипотез не была доказана.
Цяньвилл назвали «Ледяной Венецией», и Пул вынужден был согласиться, что это вполне подходящее название. Однако, вокруг не было никаких венецианцев; место выглядело так, словно пустовало многие годы.
И в этом крылась еще одна загадка; несмотря на тот факт, что Люцифер был в пятьдесят раз ярче далекого Солнца и постоянно находился на небе в одном и том же месте, европеанцы все еще подчинялись древнему ритму ночи и дня. Они возвращались в океан на закате и появлялись с восходом Солнца, несмотря на тот факт, что уровень освещенности изменялся всего на несколько процентов. Возможно, здесь была параллель с Землей, где жизненные циклы многих существ подчинялись слабой Луне, а не гораздо более яркому Солнцу.
Солнце взойдет через час, и тогда жители Цяньвилла вернутся на сушу и начнут свои неторопливые дела, какими они, конечно, казались по человеческим меркам. Основанная на сере биохимия европеанцев была не так эффективна, как кислородная, которая заряжала энергией огромное большинство земных животных. Даже ленивец мог бы обогнать европеанца, так что трудно было рассматривать их как потенциально опасных. Это были Хорошие Новости; Плохие Новости заключались в том, что даже при лучших намерениях с обеих сторон попытки связаться друг с другом будут чрезвычайно замедленными и, возможно, невыносимо утомительными.
Пул решил, что наступило время связаться с Управляющим центром на Ганимеде. Там должны сильно беспокоиться, и он размышлял над тем, как его соучастник в заговоре, капитан Чандлер, справляется с ситуацией.
— «Сокол» вызывает Ганимед. Как вы, несомненно, должны видеть, меня доставили в точку немного выше Цяньвилла. Нет никаких признаков враждебности, все европеанцы находятся под водой, так как здесь все еще солнечная ночь. Вызову вас снова после посадки.
Пул подумал, что Дим должен был бы гордиться им, поскольку он мягко, словно снежинку, опустил «Сокола» на гладкую ледяную площадку внизу. Он никак не мог оценить ее прочность и установил инерционный двигатель в режим компенсации веса шаттла, за исключением совсем небольшой, но вполне достаточной его части, чтобы, как он надеялся, предотвратить его снос любым ветром.
Он был первым человеком на Европе за последнюю тысячу лет. Интересно, Армстронг и Олдрин испытывали то же ощущение восторга, когда «Орел» коснулся Луны? Вероятно они были слишком заняты проверкой примитивных и полностью лишенных интеллекта систем своего лунного модуля. Его «Сокол», конечно, делал все это автоматически. В маленькой кабине было теперь очень тихо, за исключением обычного обнадеживающего жужжания хорошо отрегулированной электроники. Поэтому Пул испытал сильный шок, когда голос Чандлера, очевидно записанный заранее, прервал его размышления.
— Итак, вы сделали это! Поздравляю! Как вам известно, мы намечали возвратиться в Пояс через неделю, так что у вас достаточный запас времени.
«Сокол» знает, что нужно будет сделать через пять дней. Он сам найдет путь домой, с вами или без вас. Удачи!
МИСС ПРИНГЛ
АКТИВИЗИРОВАТЬ ПРОГРАММУ ШИФРОВКИ
ЗАПОМНИТЬ
Привет, Дим, благодарю за веселое сообщение! Я чувствую себя довольно глупо, используя эту программу — словно я секретный агент в одной из тех шпионских мелодрам, которые были так популярны еще до моего рождения. Однако, она обеспечивает некоторую конфиденциальность, которая может быть полезна. Надеюсь, мисс Прингл загрузила ее должным образом… естественно, мисс Прингл, я всего лишь пошутил!
Между прочим, я получаю целый вал запросов от всех средств массовой информации в Солнечной Системе. Пожалуйста, попробуйте оградить меня от них или переправляйте их доктору Тэду. Он будет счастлив на них ответить…
Так как Ганимед все время снимает меня на камеру, я не буду тратить впустую воздух, сообщая обо всем, что вижу. Если все пойдет хорошо, мы обнаружим какую — то реакцию через несколько минут и наконец — то узнаем, действительно ли правильным было решение позволить европеанцам обнаружить меня, мирно сидящим здесь в ожидании, когда они выйдут на поверхность, чтобы их поприветствовать…
Но что бы ни случилось, это не станет для меня такой неожиданностью, как для доктора Чанга и его коллег, когда они совершили здесь посадку тысячу лет назад! Я еще раз прослушал его последнее сообщение перед самым отправлением с Ганимеда. Должен признать, что оно вызвало во мне мрачные ощущения — полной невозможности получить помощь, если что — то подобное случится снова… даже невозможность обессмертить себя таким же способом, как это сделал бедный Чанг…
Конечно, я всегда могу стартовать, если что — то пойдет неправильно… Только что мне пришла в голову интересная мысль… Существует ли у европеанцев история, какие — то записи… любая рода память о том, что случилось всего в нескольких километрах отсюда тысячу лет назад?
27 Лед и вакуум
…Это доктор Чанг, вызываю с Европы. Я надеюсь, что вы слышите меня, в особенности доктор Флойд — я знаю, что вы на борту «Леонова»… У меня немного времени… направил антенну моего скафандра туда, где, как я думаю, вы находитесь… пожалуйста, передайте эту информацию на Землю.
«Цянь» был разрушен три часа назад. Я единственный оставшийся в живых. Возможно, радиопередатчику моего скафандра не хватит мощности, но это мой единственный шанс. Пожалуйста, слушайте внимательно…
НА ЕВРОПЕ ЕСТЬ ЖИЗНЬ. Я повторяю: НА ЕВРОПЕ ЕСТЬ ЖИЗНЬ…
Мы благополучно сели, проверили все системы и развернули брандспойты, чтобы можно было сразу начинать закачивать воду в наши топливные резервуары… на тот случай, если бы нам пришлось стартовать немедленно.
Все шло согласно плану… казалось, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Резервуары были наполовину заполнены, когда мы с доктором Ли отправились проверить изоляцию трубопровода. «Цянь» стоит… стоял метрах в тридцати от края Великого Канала. Трубы были протянуты непосредственно от него и уходили вниз под лед. Очень тонкий лед — гулять по нему было бы небезопасным.
Юпитер выглядел, как месяц в первой четверти, и мы развернули на корабле осветительную гирлянду мощностью в пять киловатт. Корабль сразу стал напоминать рождественскую елку — прекрасную, отражающуюся во льду…
Ли первым увидел поднимающуюся из глубин огромную темную массу. Сначала мы подумали, что это был косяк рыбы — размеры его были слишком велики для единого организма — затем оно начало проламывать лед и продвигаться в нашу сторону.
Оно было похоже на огромные клубки влажных морских водорослей, выброшенных на берег. Ли побежал на корабль за камерой, а я остался, чтобы наблюдать и сообщать обо всем по радио. Существо перемещалось так медленно, что я легко мог бы обогнать его. Я был скорее возбужден, чем встревожен. Мне казалось, я знаю, что это такое, я видел снимки зарослей ламинарий в Калифорнии, но я ошибался.
Я бы сказал, что оно попало в беду. У него не было шансов выжить при температуре на сто пятьдесят градусов ниже нормальной температуры окружающей среды. По мере продвижения вперед оно замерзало, от него откалывались кусочки, похожие на стекло, но оно все еще стремилось к кораблю, подобно черной постоянно замедляющейся приливной волне.
Я все еще был так удивлен, что не мог ясно мыслить, а тем более представить, каковы его дальнейшие намерения. Даже при том, что оно двигалось прямо к «Цяню», оно все еще казалось абсолютно безопасным, похожее, в общем, на маленький движущийся лес. Помню, я улыбнулся — оно напомнило мне макбетовский Бирнамский лес…
Затем внезапно я осознал опасность. Даже если бы оно было полностью безобидным, оно было тяжелым — весь лед, который оно несло, должен был весить несколько тонн, даже при здешней низкой гравитации.
Оно мучительно медленно поднималось вверх на наши посадочные опоры… опоры начали гнуться, и все это в замедленном темпе, подобно тому, как это бывает во сне — или в кошмаре…
Я не осознавал, что нужно что — то делать до тех пор, пока корабль не начал крениться, а затем стало слишком поздно. Мы могли бы спастись, если бы только выключили наши огни!
Возможно, оно фототропно, его биологический цикл запускался солнечным светом, который проникал через лед. Или его тянуло к свету подобно тому, как бабочку привлекает пламя свечи. Наши прожекторы были более яркими, чем что — то еще, известное на Европе, даже само Солнце…
Затем корабль рухнул. Я увидел, как раскололся корпус и вырвавшийся пар образовал облако из снежинок. Все огни погасли, кроме одного, раскачивавшегося взад и вперед на кабеле в паре метров над поверхностью.
Я не знаю, что случилось потом. Следующее, что я помню, это то, как я стою под фонарем около разбитого корабля, и все вокруг меня запорошено прекрасным свежевыпавшим снегом. На нем очень ясно отпечатались мои следы. Должно быть, я бежал; вероятно, истекла только минута или две…
Растение — я все еще думал о нем как о растении — было неподвижно. Я решил, что оно было повреждено при падении; от него откололись большие куски толщиной в человеческую руку, похожие на сломанные ветви.
Потом главный ствол начал двигаться снова. Он отделился от корпуса и начал ползти ко мне. Теперь я точно знал, что существо было чувствительно к свету: я стоял прямо под переставшей раскачиваться тысячеваттной лампой.
Представьте себе дуб, а еще лучше баньян с его множеством стволов и корней, расплющенный гравитацией и пробующий ползти по земле. Он приблизился на расстояние пяти метров от света, затем начал расширяться, пока не образовал вокруг меня идеальный круг. Возможно это было предельное расстояние, на котором притягательное действие света сменялось отталкивающим.
После этого в течение нескольких минут ничего не происходило, и я решил, что оно, наконец, умерло — замерзло окончательно.
Затем я увидел, как на большей части ветвей начали формироваться бутоны. Это было похоже на замедленную киносъемку распускающихся цветов. Я действительно думал, что это были цветы — каждый размером с человеческую голову.
Начали разворачиваться тонкие, прекрасно окрашенные лепестки. До того момента, как это произошло со мной, никто — ни одно существо — не могло увидеть эти цвета должным образом, пока мы не принесли в этот мир наш свет, наш гибельный свет.
Легкое колыхание усиков, тычинок… Я подошел к живой стене, которая окружала меня, так, чтобы точно видеть все, что происходит. Ни тогда, ни в любое другое время я не чувствовал страха. Я был уверен, что оно не враждебно — если у него вообще существовало сознание.
Вокруг было множество больших цветов на различных стадиях цветения. Теперь они напоминали мне бабочек, только что появившихся из куколок — смятые, пока еще слабые крылья, я постепенно приближался к истине.
Но они замерзали — умирали в процессе формирования. Один за другим они опадали с породивших их бутонов. Несколько мгновений они трепыхались вокруг подобно рыбе, выброшенной на сушу, и наконец я окончательно понял, чем они были. Мембраны не были лепестками — они были плавниками или их эквивалентом. Это были свободно плавающие личинки. Вероятно, это существо проводит большую часть жизни, укоренившись на морском дне, а затем рассылает этих мобильных отпрысков на поиск новых территорий. Точно так же, как кораллы земных океанов.
Я встал на колени, чтобы поближе рассмотреть одно из маленьких существ. Прекрасные цвета теперь исчезли, сменившись тускло — коричневыми. Некоторые лепестки — плавники сломались, превратившись в хрупкие ледяные осколки. Но существо все еще слабо двигалось, и как только я приблизился к нему, попыталось отодвинуться. Удивительно, как оно почувствовало мое присутствие.
Потом я заметил, что все тычинки, как я их назвал, оканчиваются яркими синими точками. Они были похожи на крошечные сапфировые звездочки или на синие глазки на мантии устрицы — чувствительные к свету, но неспособные формировать истинные изображения. Пока я наблюдал, яркая синева потускнела, драгоценности превратились в унылые, обычные камни…
Доктор Флойд — или те, кто меня слышит — у меня осталось совсем немного времени; только что прозвучал сигнал тревоги моей системы жизнеобеспечения. Но я почти закончил.
Я знал, что должен сделать. Кабель с тысячеваттовой лампой свисал почти до земли. Я несколько раз рванул его, и свет исчез в потоке искр.
Я опасался, не было ли слишком поздно. Несколько минут ничего не происходило. Тогда я подошел к стене из переплетенных ветвей вокруг меня и пнул ее.
Существо начало медленно расплетаться и отступать обратно к Каналу. Я следовал за ним на всем пути к воде, поощряя его пинками, когда оно замедлялось, чувствуя, как кусочки льда крошатся под моими ботинками… Казалось, что оно набирается сил и энергии, приближаясь к Каналу, словно знало, что возвращается домой. Интересно, зацветет ли оно снова, если выживет.
Оно скрылось под поверхностью, оставив несколько последних мертвых личинок на чуждой ему земле. Открытая вода кипела в течение нескольких минут пока защитная корка льда не закрыла ее от вакуума. Тогда я пошел обратно к кораблю, чтобы посмотреть, можно ли хоть что — нибудь спасти… я не хочу об этом говорить.
У меня к вам всего две просьбы, доктор. Когда это существо классифицируют, я надеюсь, что его назовут моим именем.
И еще — пусть следующая экспедиция вернет наши останки в Китай.
Через несколько минут у меня иссякнут запасы энергии, хотелось бы знать, принял ли кто — нибудь мое сообщение. Так или иначе, я буду повторять его, пока смогу…
Говорит профессор Чанг с Европы, сообщаю о катастрофе космического корабля «Цянь». Мы приземлились около Великого Канала и установили насосы на кромке льда…
28 Малый рассвет
МИСС ПРИНГЛ
ЗАПИСЬ
Солнце встает! Странно, кажется, что оно поднимается так быстро в этом медленно вращающемся мире! Да, конечно, его диск настолько мал, что мгновенно целиком оказался над горизонтом… Но намного светлее не стало — если не смотреть в том направлении, то никогда и не заметишь, что на небе появилось еще одно солнце.
Надеюсь, что европеане заметили. Обычно им нужно менее пяти минут, чтобы начать выходить на берег после Малого Рассвета. Не удивлюсь, если они уже знают, что я здесь, и боятся…
Нет, все может быть совсем не так. Возможно, им любопытно, и они даже стремятся посмотреть, что за странный посетитель прибыл в Цяньвилл… по крайней мере, я на это надеюсь…
Они появились! Надеюсь, ваш спутник наблюдает, а камеры «Сокола» начали запись…
Как же медленно они двигаются! Боюсь, попытки контакта оказались бы слишком скучными… даже если бы им и захотелось со мной поговорить…
Они очень похожи на существо, опрокинувшее «Цянь», но намного меньше… Напоминают небольшие деревья, разгуливающие на полудюжине стройных стволов. И с сотнями ветвей, которые разветвляются на прутья, которые делятся снова… и снова. Очень похоже на большинство наших роботов общего назначения… Сколько же времени нам потребовалось, чтобы понять, что имитация гуманоидов смехотворно неуклюжа, а правильный путь развития привел к мириадам небольших манипуляторов! Всякий раз, когда мы изобретаем что — то умное, оказывается, что Мать Природа уже подумала о этом…
Не похожи ли эти симпатичные малыши на крошечные перемещающиеся кустарники? Интересно, как они воспроизвоятся — почкованием? Я не перестаю удивляться, насколько они красивы. Почти так же красочны, как рыбы кораллового рифа, возможно, по тем же самым причинам… привлекать партнеров или дурачить хищников, изображая кого — то другого…
Я сказал, что они напоминают кустарники? Так вот, скорее всего, розы — у них на самом деле есть шипы! Для этого должны существовать веские причины…
Я разочарован. Они, кажется, меня не замечают. Все движутся в город, как будто космические корабли посещают их каждый день… всего несколько особей отстали… возможно, получится что — нибудь с ними…
Надеюсь, они могут обнаруживать звуковые колебания — это свойственно большинству морских существ — но, думаю, мой голос не будет слышен слишком уж далеко из — за разреженности здешней атмосферы…
«СОКОЛ», ВНЕШНИЙ СПИКЕР…
ПРИВЕТ, ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ? МЕНЯ ЗОВУТ ФРЭНК ПУЛ… ХМ… Я ПРИШЕЛ С МИРОМ ОТ ИМЕНИ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА…
Ощущаю себя довольно глупо, но вы можете предложить что — нибудь лучше? Хорошая фраза для того, чтобы сохранить ее в записи…
Никто не обращает ни малейшего внимания. Большие и маленькие, все они ползут к своим иглу. Интересно, что они на самом деле делают, когда добираются туда — возможно, я должен последовать за ними. Уверен, это было бы совершенно безопасно, я могу передвигаться намного быстрее. Только что вспомнил нечто забавное. Все эти существа, движущиеся в одном и том же направлении, напомнили мне жителей пригородной зоны, которые обычно два раза в день перемещались туда и обратно между домом и офисом до того, как развитие электроники сделало это ненужным. Попробую снова, прежде чем они все исчезнут.
ПРИВЕТ, ЭТО ФРЭНК ПУЛ, ПРИШЕЛЕЦ С ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ. ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?
Я СЛЫШУ ТЕБЯ, ФРЭНК. ЭТО ДЕЙВ.
29 Призраки в машине
Первой реакцией Фрэнка Пула было крайнее удивление, сменившееся огромной радостью. В глубине души он никогда не верил в возможность контакта как с европеанами, так и с Монолитом. В своих фантазиях он в расстроенных чувствах пинал ногами эту высокую эбонитовую стену и сердито кричал: «Есть там кто — нибудь дома?»
Все же он не должен был особенно удивляться: некий разум явно отслеживал его приближение с Ганимеда и позволил ему приземлиться. Нужно было воспринимать Тэда Кана более серьезно.
— Дэйв, — медленно сказал он, — это действительно ты?
А кто же еще это мог быть? — спросила какая — то часть его сознания. И все же это не было дурацким вопросом. Что — то любопытное, механически — безличное присутствовало в голосе, который доносился из маленького спикера на пульте управления «Сокола».
ДА, ФРЭНК. Я ДЕЙВ.
Возникла очень короткая пауза: затем тот же самый голос продолжил без какого — либо изменения интонации:
ПРИВЕТ ФРЭНК. ЭТО ХЭЛ.
МИСС ПРИНГЛ
ЗАПИСЬ
Привет, Индра, Дим — я рад, что сделал запись всего этого, иначе вы никогда бы мне не поверили…
Я все еще нахожусь в состоянии шока. Прежде всего из — за чувств, которые испытываю по отношению к тому, кто пробовал… нет, кто на самом деле убил меня, даже если это происходило тысячу лет назад! Но я понимаю теперь, что ХЭЛ не был виноват, да и никто не был. Есть один очень хороший совет, который часто бывал для меня полезным: «Никогда не усматривай недоброжелательности там, где виновата обычная некомпетентность». Я не могу испытывать никакого гнева к команде программистов, которых я никогда не знал и которые мертвы уже многие столетия.
Я рад, что все это зашифровано, поскольку не знаю, как это может быть воспринято, и многое из того, о чем я сообщаю, может показаться вам полной ерундой. Я уже страдаю от информационной перегрузки и вынужден был попросить, чтобы Дейв оставил меня в покое на некоторое время — и это после того, как я преодолел все неприятности, чтобы с ним встретиться! Но не думаю, что задел его чувства: я не уверен, есть ли у него вообще какие — либо чувства…
Что он теперь такое — это хороший вопрос! В общем, он действительно Дейв Боумен, у которого удалено все человеческое, похоже… э — э… похоже на конспект книги или технической статьи. Знаете, как краткий обзор может предоставить всю основную информацию, но не дать никакого намека на индивидуальность автора? И все же были моменты, когда я чувствовал, что кое — что от старого Дейва все еще осталось. Я не берусь утверждать, что он был рад повстречать меня снова — скорее это было похоже на умеренное удовлетворение… Что же касается меня, то я все еще очень смущен. Похоже на встречу со старым другом после долгой разлуки, когда вдруг выясняется, что вы теперь совершенно разные люди. Да, конечно, прошла целая тысяча лет, и я не могу вообразить, какие знания он приобрел, хотя, как я покажу вам позднее, он пробовал поделиться некоторыми из них со мной.
И ХЭЛ безо всякого сомнения также здесь. В большинстве случаев нет никакой возможности определить, кто из них говорит со мной. Нет ли в медицинских отчетах примеров многократных личностей? Возможно, здесь что — то вроде этого.
Я спросил его, что с ними произошло, и он… они… черт возьми, Хэлмен! — попробовал объяснить. Повторяю, я могу частично ошибаться, но это единственная рабочая гипотеза, которая у меня есть.
Конечно, Монолит в своих различных проявлениях — ключ… нет, это неправильное слово… помнится, кто — то однажды сказал, что это своего рода космический Швейцарский Армейский нож. Я заметил, что они у вас еще есть, хотя и Швейцария и ее армия исчезли столетия назад. Это устройство общего назначения, которое может делать все, что угодно. Или было запрограммировано, чтобы делать…
Четыре миллиона лет назад в Африке Монолит дал нам эволюционный толчок, к лучшему это или к худшему. Затем его собрат на Луне ожидал, когда мы выберемся из колыбели. Все это мы уже предполагали, и Дейв это подтвердил.
Я сказал, что у него нет многих человеческих чувств, но любопытство все еще сохранилось — он хочет учиться. И какие же у него были возможности!
Когда юпитерианский Монолит поглотил его — не могу подобрать лучшего слова — он получил больше того, на что надеялся. Хотя Монолит, очевидно, и использовал его как подопытного кролика, а также в качестве зонда для исследования Земли, Боумен также использовал его. С помощью ХЭЛа — кто еще может понять суперкомпьютер лучше, чем другой компьютер? — он исследовал его память, пытаясь определить его предназначение.
Теперь кое — что, во что очень трудно поверить. Монолит — фантастически мощная машина — взгляните, что она сделала с Юпитером! — но не более того. Он работает автоматически и не имеет никакого сознания. Помню, еще недавно у меня было желание пнуть «Великую стену» и крикнуть: «Есть там кто — нибудь?» И правильным ответом было бы: нет, никого, за исключением Дейва и ХЭЛа…
Хуже всего то, что некоторые из систем Монолита могут начать выходить из строя; Дейв даже полагает, что в своей основе тот становится глупее! Возможно, его бросили на произвол судьбы на слишком долгий срок, пришло время для технического обслуживания.
И он считает, что Монолит сделал по крайней мере одну роковую ошибку. Хотя, возможно, это было сделано преднамерено, после тщательного рассмотрения…
В любом случае, это несомненно, ужасно и пугает своими последствиями. К счастью, я могу показать это вам, так что можете решать сами. Да, несмотря на то, что это случилось тысячу лет назад, во время второй экспедиции «Леонова» к Юпитеру! И все это время никто даже не предполагал…
Я очень доволен тем, что вы снабдили меня Мыслителем. Конечно, его значение трудно переоценить, я не могу представить себе жизнь без него, но теперь он выполняет работу, для которой никогда не был предназначен. И делает ее удивительно хорошо.
Хэлмену потребовалось около десяти минут, чтобы разобраться в принципах его работы и организовать интерфейс. Теперь его разум непосредственно контактирует с моим мозгом, что, могу вам сообщить, является для меня весьма напряженным. Я вынужден был попросить замедлить темп передачи и говорить со мной, как с младенцем. Или правильнее было бы сказать, думать, как с младенцем…
Я не уверен, насколько хорошо все пройдет. Это тысячелетняя запись собственного опыта Дэйва, каким — то образом сохраненная в огромной памяти Монолита и затем восстановленная Дейвом, введенная в мой Мыслитель — не спрашивайте меня как — и, наконец, переданная вам на Ганимед Центральный. Ох… Надеюсь, загружая ее, вы не заработаете головной боли.
Итак, согласно Дейву Боумену, Юпитер, начало двадцать первого века…
30 Пена
Завитки магнитного поля длиной в миллион километров, внезапный взрыв радиоволн, гейзеры наэлектризованной плазмы, диаметром больше, чем планета Земля — все это было для него настолько же реально и видимо так же ясно, как и покрывающие планету разноцветные сияющие облака. Он понимал все сложные аспекты их взаимодействия и осознал, что Юпитер гораздо удивительнее, чем он даже предполагал.
Сейчас он опускался прямо в ревущее сердце Большого Красного Пятна с взрывающимися внизу молниями шириной в целый континент; он знал, почему оно сохранялось в течение столетий, хотя состояло из газов, гораздо менее плотных, чем те, которые формировали ураганы на Земле. Тонкий вопль водородного ветра затухал по мере погружения в более спокойные глубины, сверху падали полотнища восковых снежинок, некоторые из которых слиплись в довольно ощутимые горы углеводородной пены. Здесь уже было достаточно тепло для того, чтобы могла существовать жидкая вода, но не могло идти и речи об океанах, так как газообразная окружающая среда была недостаточно плотной, чтобы их удержать.
Он спускался через облака слой за слоем, пока не попал в область такой ясности, что даже человеческое зрение было бы в состоянии рассмотреть район более тысячи километров в поперечнике. Всего лишь незначительный водоворот в громадной спирали Большого Красного Пятна, но он хранил тайну, существование которой люди давно предполагали, но не могли доказать. Вблизи подножия дрейфующих гор пены находилось несметное количество небольших, резко очерченных облаков приблизительно одинакового размера с одинаковым рисунком в красно — коричневую крапинку. Они казались мелкими только в сравнении с нечеловеческими масштабами окружающей среды; самое маленькое из них могло бы накрыть средних размеров город.
И они явно были живыми, похожими на колоссальных овец, с медлительной осмотрительностью перемещавшихся вдоль флангов воздушных гор и рассматривающих их склоны. Они общались друг с другом в метровом диапазоне, их радиоголоса звучали слабо, но чисто в сравнении с тресками и сотрясениями самого Юпитера.
Немного напоминая живые газовые мешки, они плавали в узкой зоне между замораживающими высотами и опаляющими глубинами. Узкой, да — но эта область была намного больше, чем вся биосфера Земли.
Они были не одни. Среди них стремительно перемещались другие существа, настолько маленькие, что их легко было и не заметить. Некоторые из них выглядели странными подобиями земных самолетов и имели приблизительно те же самые размеры. Но они также были живыми — возможно, хищниками, может быть паразитами или даже пастухами.
Перед ним открывалась целая новая глава эволюции, настолько же чуждая, как и та, которую он наблюдал на Европе. Здесь были торпеды, использующие, подобно кальмарам земных океанов, реактивный принцип движения, охотящиеся и пожирающие огромные газовые мешки. Но эти воздушные шары тоже не были беззащитными; некоторые из них оказывали сопротивление электрическими ударами молний и когтистыми щупальцами, похожими на пилы километровой длины.
Существовали даже еще более странные создания, эксплуатирующие почти что любые формы самой причудливой геометрии: полупрозрачные бумажные змеи, тэтраэдры, сферы, многогранники, клубки изогнутых лент… Гигантский планктон юпитерианской атмосферы, они были предназначены для того, чтобы плавать, подобно паутинкам, в восходящих потоках до тех пор, пока не проживут достаточно долго, чтобы произвести потомство; затем их унесет в глубины, где они превратятся в углерод и возродятся затем в новом поколении.
Он нашел мир, по площади в сотни раз больше Земли, и хотя видел много удивительного, ничто не намекнуло о наличии разума. Радиоголоса гигантских воздушных шаров доносили только простые предупреждения об опасности или страх. Даже охотники, от которых можно было бы ожидать более высокого уровня развития, были похожи на акул в земных океанах — такие же бессмысленные автоматы.
Несмотря на захватывающие дух размеры и новизну, биосфера Юпитера была хрупким миром, местом туманов и пены, тонких шелковистых нитей и бумажной толщины тканей, сотканных непрерывным снегопадом нефтехимических веществ, сформированных молниями в верхней атмосфере. Немногие из этих конструкций были прочнее мыльных пузырей; наиболее устрашающие хищники могли бы быть порваны в клочки даже самым слабым из земных плотоядных.
Подобно Европе, но в значительно более грандиозных масштабах, Юпитер являлся эволюционным тупиком. Разум никогда не появился бы здесь; даже если бы это произошло, он был бы обречен на чахлое существование. Полностью воздушная культура могла бы развиться, но в окружающей среде, где невозможен огонь и практически не существует твердая поверхность, она никогда не смогла бы достичь даже Каменного века.
31 Детская
МИСС ПРИНГЛ
ЗАПИСЬ
Итак, Индра, Дим, я надеюсь, что вернусь в хорошей форме — все еще с трудом верится тому, что видел. Все эти фантастические существа — конечно, мы должны были обнаружить их радиоголоса, даже если и не могли их понять! — были уничтожены в одно мгновение, когда из Юпитера сделали солнце.
И теперь мы понимаем, почему. Шанс был дан европеанцам. Какая безжалостная логика: является ли разум единственным, что имеет значение? Я предвижу долгий обмен мнениями с Тэдом Каном по этому поводу. Следующий вопрос: будут ли европеанцы обучаться или так навсегда и останутся в детском саду — нет, скорее даже в яслях? Хотя тысяча лет — очень короткое время, чтобы можно было ожидать какого — то прогресса, но согласно Дейву они и теперь находятся точно на том же самом уровне, как и тогда, когда вышли из моря. Возможно, в этом и состоит главная трудность; у них все еще одна нога — или одна ветка! — в воде.
И еще одно мы понимали абсолютно неправильно. Мы думали, что они возвращались в воду, чтобы спать. Но на самом деле они возвращаются, чтобы есть, а спят, когда выбираются на землю! Мы могли бы догадаться по их структуре — этой сети из ветвей, — что они поедатели планктона…
Я спросил Дейва относительно иглу, которые они построили. Не являются ли они признаком технологического прогресса? И он сказал: нет, они всего лишь адаптировали структуру, которую создают на морском дне для защиты от различных хищников — особенно некоторых, напоминающих летящий ковер размером с футбольное поле…
Тем не менее, есть одна область, в которой они проявили инициативу и даже творческий потенциал. Они очарованы металлами, возможно, потому что их не существует в чистом виде в океане. Поэтому и был разобран «Цянь», то же самое происходило со случайными зондами, которые опускались на их территорию. Что они делают с медью, бериллием и титаном, которые собирают? Я боюсь, ничего полезного. Они складывают это все в одну фантастическую кучу, которую продолжают и продолжают собирать. Может быть они развивают свои эстетические чувства — я видел худшее в Музее Современного Искусства… Но у меня возникла другая теория. Вы когда — либо слышали о культах карго? В двадцатом веке некоторые из самых примитивных племен, которые тогда все еще существовали, делали искусственные самолеты из бамбука в надежде привлечь больших небесных птиц, иногда приносящих им замечательные подарки. Возможно, у европеанцев возникла та же самая идея.
Теперь по поводу вопроса, который Вы продолжаете мне задавать… Что такое Дейв? И как он и ХЭЛ стали тем, что они представляют собой теперь?
Очевидный ответ, конечно, будет таким, что оба они скопированы или смоделированы в гигантской памяти Монолита. Большую часть времени они неактивированы; когда я спросил об этом Дейва, он сказал, что его «разбудили» — это его собственное слово — на пятьдесят лет единственный раз за тысячелетие, прошедшее с его — или ее? — метаморфозы.
Когда я спросил, не обижается ли он на этот поворот в его жизни, он ответил: «Почему я должен на это обижаться? Я полностью выполняю свои функции.» Да, это прозвучало точным подобием ХЭЛа! Но я верю, что это все — таки был Дейв, если между ними теперь есть хоть какое — то различие.
Помните аналогию со Швейцарским Армейским ножом? Хэлмен — один из несметного числа компонентов этого космического ножа.
Но он не является полностью пассивным инструментом: когда он бодрствует, то имеет некоторую автономию, некоторую независимость, возможно в пределах, ограниченных набором основных управляющих команд Монолита. В течение столетий его использовали как своего рода интеллектуальный зонд для исследований Юпитера, как вы только что видели, а также Ганимеда и Земли. Это подтверждается теми таинственными случаями во Флориде, о которых сообщили старая подруга Дэйва и медсестра, которая заботилась о его матери всего за мгновение до ее смерти… а также то, с чем столкнулись в Анубис — сити.
И это также объясняет другую загадку. Я прямо спросил Дейва: почему мне было разрешено приземлиться на Европе, тогда как всех прочих отклоняли обратно на протяжении столетий? Я ожидал абсолютно того же!
Ответ до смешного прост. Монолит время от времени использует Дэйва — Хэлмена, чтобы не выпускать нас из поля зрения.
Дейв знал все о моем спасении, даже видел некоторые интервью, которые я дал средствам массовой информации на Земле и на Ганимеде. Должен сказать, что меня немного задело то, что он не предпринял никакой попытки войти со мной в контакт! Но по крайней мере он включил зеленый свет, когда я прибыл…
Дим, у меня все еще есть сорок восемь часов до того, как «Сокол» улетит — со мной или без меня! Я не думаю, что они понадобятся мне теперь, когда я вступил в контакт с Хэлменом; мы также легко можем поддерживать контакт и в Анубисе… если он того захочет.
Я стремлюсь вернуться в «Граннимед» настолько быстро, насколько это возможно. «Сокол» — прекрасный космический кораблик, но его сантехника оставляет желать лучшего: здесь начинает пахнуть, и я с нетерпением ожидаю момента, когда смогу принять душ.
Весь в ожидании встречи, особенно с Тэдом Каном.
Мы должны о многом поговорить прежде, чем я вернусь на Землю.
ПЕРЕДАТЬ
ЗАПОМНИТЬ
