9. Игра под названием «баккара»
Бонд оглянулся, но слышать их никто не мог, а икру подадут не скоро, лишь когда поджарят тосты.
— Расскажите, — глаза у него заблестели.
— Они взяли третьего болгарина на дороге в Париж, — начала Веспер. — Он ехал на «ситроене» и по пути для прикрытия подобрал двух английских туристов. Во время проверки машины он отвечал на таком плохом французском, что у него попросили документы. Он вытащил пистолет и застрелил патрульного мотоциклиста. Но второй патрульный, не знаю как, его задержал и не дал ему покончить с собой. Болгарина перевезли в Руан и там его «разговорили» в обычном французском стиле.
Как оказалось, все трое — из специальной группы, занимающейся такого рода акциями. Матис уже ищет остальных. Этой троице, как теперь известно, пообещали за вас два миллиона франков и объяснили, что, если они будут в точности выполнять инструкции, нет ни малейшего риска, что они попадутся. Вот тут-то и начинается самое интересное. — Веспер отпила из рюмки. — Связник передал им два фотоаппарата, те, что вы видели. Он сказал, что в синем футляре мощная дымовая шашка, в красном — взрывное устройство. Когда один бросит в вас красный футляр, другой должен нажать кнопку на синем аппарате, и в дыму они сумеют скрыться. На самом же деле никакой дымовой шашки не было. В обоих футлярах была очень сильная взрывчатка. Следом за вами должны были взлететь на воздух и двое террористов. Был, наверное, еще какой-то план, чтобы убрать третьего.
— Что дальше? — спросил Бонд, восхищенный остроумием этой двойной операции.
— Так вот, болгары решили, что, хоть план и очень удачный, лучше не рисковать и сначала устроить дымовую завесу, а потом уже бросать взрывчатку. То, что вы видели, был как раз тот момент, когда один из них нажал кнопку на футляре якобы с дымовой шашкой. Естественно, оба взлетели на воздух. Третий болгарин ждал их в машине за углом «Сплендида». Он видел, что произошло, но был уверен; что его люди что-то перепутали. Полиции удалось собрать части невзорвавшейся красной бомбы, и ему их показали. Когда он понял, что его друзей подставили, он заплакал. Он до сих пор даст показания, однако выстроить цепочку от болгар к Намберу не удается. О Намбере болгарин никогда не слышал. Все переговоры вел посредник, возможно, кто-то из телохранителей Намбера.
Веспер замолчала как раз в тот момент, когда принесли икру, гору горячих тостов, тонко нарезанный лук, растертые желтки и отдельно — белки.
Официанты переложили икру аккуратными горками им на тарелки, и они молча принялись за еду. Через некоторое время Бонд нарушил молчание:
— Признаться, я испытываю удовлетворение, когда убийцы становятся трупами вместо тебя. В данном же случае они попали в собственную ловушку. Матис должен быть доволен результатами дня: пять человек из команды противника уже нейтрализованы. — И Бонд рассказал, как были раскрыты Мюнцы.
— Между прочим, как вы сюда попали? — поинтересовался он.
— К какому отделу вы приписаны?
— Я личный помощник начальника центра S, — сказала Веспер.
— Поскольку это был его план, он хотел, чтобы у его центра было право контролировать операцию, и просил М. послать сюда меня. Речь, кажется, шла только о том, чтобы я обеспечивала связь, поэтому М. согласился, хотя и сказал моему шефу, что вы будете в ярости, когда узнаете, что к работе подключили женщину. — Она выдержала паузу, но поскольку Бонд молчал, продолжила: — Я должна была встретиться с Матисом и приехать вместе с ним. У меня есть подруга, она продавщица в магазине «Диор». Ей удалось взять для меня на время это платье и то, в котором я была утром: иначе я бы не смогла состязаться со всеми этими людьми, — кивнула она в зал. — Мне очень завидовали девушки из бюро, но они не знали, в чем суть дела. Им было известно только, что мне предстоит работать с одним из двойных нулей. Вы все, разумеется, наши герои. Мне, правда, это тоже льстило.
— Получить два нуля не трудно, если готов убивать, — сказал Бонд. — Таков смысл такого номера, и гордиться тут особенно нечем. Я обязан своими нулями трупам японского эксперта по шифрам в Нью-Йорке и двойного норвежского агента в Стокгольме. Вероятно, они были вполне нормальные люди. Но их закрутило в мировом водовороте так же, как югослава, которого убрал Тито. Все это очень сложно, но, когда это твоя работа, делаешь то, что тебе говорят. Как вам яйцо с икрой?
— Замечательное сочетание. Чудесный ужин. Мне почти стыдно... — она осеклась, заметив, как похолодел взгляд Бонда.
— Мы здесь в интересах дела, — ответил он.
Бонд внезапно пожалел и о дружеской атмосфере самого ужина, и об этом разговоре. Он почувствовал, что сказал слишком много для того, что должно было быть лишь рабочей встречей.
— Посмотрим, что нам сегодня предстоит, — сказал он, переходя к делу. — Лучше я объясню вам, что собираюсь предпринять, и тогда определим, чем вы сможете мне помочь. Боюсь, немногим. В двух же словах дело вот в чем.
Бонд стал обрисовывать Веспер план операции, перечисляя возможные варианты. После перемены блюд он продолжил свой монолог. Веспер слушала Бонда со сдержанной покорностью, хотя и внимательно. Она испытывала глубокую растерянность из-за неожиданно зазвучавших в его голосе ледяных интонаций и пожалела, что не придала большого значения советам своего шефа. Знакомя ее с заданием, тот вдруг сказал: «Бонд — человек, абсолютно преданный своему делу. Не думайте, что это будет поездка на курорт. Во время работы все его мысли подчинены только работе. Но он ас, каких мало, так что скучать он вам не даст. И не пытайтесь в него влюбиться. Не думаю, что он щедр на чувства. Во всяком случае, удачи и счастливого возвращения».
Во всем этом был какой-то вызов, и она приятно удивилась, почувствовав, что заинтересовала Бонда, — это подсказывала ей интуиция. И вдруг — всего лишь намек на удовольствие, которое им обоим доставил этот вечер, даже не намек, а лишь попытка вежливой благодарности, и он тут же изменился, как будто человеческие чувства были для него чем-то наподобие яда. Веспер была обижена и не знала, как вести себя дальше. Пересилив себя, она сосредоточила все внимание на том, что говорил Бонд. Она не собиралась дважды повторять свою ошибку.
— ...И самое лучшее, что мы можем сделать, это пожелать, чтобы карты шли мне и не шли ему.
Бонд объяснял ей, как играют в баккара.
— Это игра похожа на все остальные азартные игры. Шансы банкомета и понтировщика практически одинаковы. Одного тура может быть достаточно, чтобы сорвать банк или проиграть. Сегодня, по нашим сведениям, Намбер купил кресло банкомета у египетского синдиката, который держит здесь основные столы, и за вычетом миллиона его капитал теперь двадцать четыре миллиона. В моем распоряжении почти такая же сумма. За столом будет, думаю, человек десять.
Обыкновенно эти овальные столы делятся на две части, банкомет играет на обеих сторонах по очереди. С помощью очень сложных расчетов он должен суметь выиграть, играя на одной части против другой. Но в «Руаяль-лез-О» пока еще мало игроков, и Намбер попытается сыграть на одной половине. Такие партии редкость, поскольку это уменьшает шансы банкомета, но все же они и без того в его пользу, поэтому он и назначает максимальные ставки.
Итак, банкомет сидит во главе стола, кроме него в партии участвуют еще крупье — он собирает карты и объявляет ставки, — а также ведущий партии — шеф-де-парти. Он следит за соблюдением правил игры. Я сяду, если удастся, напротив Намбера. Перед ним будет стоять сабо с шестью хорошо тасованными колодами. Какие-либо манипуляции с колодами невозможны. Карты тасует крупье, снимает кто-нибудь из играющих, в сабо их кладут на глазах у всего стола. Мы проверяли персонал казино — абсолютно честны. Есть еще вариант с краплеными картами, но это почти невозможно и потребовало бы соучастия как минимум крупье. Но в любом случае придется учитывать и этот вариант.
Бонд отпил глоток шампанского и продолжал:
— Вот как проходит игра. Каждое место за столом имеет свой номер, нумерация начинается справа от банкомета. Банкомет объявляет открытие банка с пятисот тысяч франков. Первый номер может принять ставку, в этом случае он выставляет свои деньги на середину стола, или спасовать, если находит ставку слишком большой или хочет пропустить вперед следующий номер. После этого очередь второго номера, если он отказывается — третьего и так далее. Если никто из игроков не принимает ставку, она предлагается всему столу а целом, включая стоящих зрителей, пока не наберется пятьсот тысяч.
Это маленькая ставка, и ее наберут быстро, но когда речь идет о миллионе или двух, бывает трудно найти желающего и даже группу понтировщиков, если банкомет показывает серьезные намерения. В такие моменты я буду обязательно принимать ставку и пытаться войти в игру. Впрочем, я и так буду атаковать Намбера при малейшей возможности до тех пор, пока кто-то из нас не разорится. На это может потребоваться время, но в конце концов условия игры таковы, что кто-то из нас двоих, не считая остальных (разумеется, они также могут сделать вас богаче или беднее), обязательно должен победить.
У него, как у банкомета, есть небольшое преимущество. Но то, что Намбер знает мою цель, и то что он, я надеюсь, не знает, какими деньгами я располагаю, будет ему действовать на нервы. Так что, думаю, мы будем в равных условиях.
Когда принесли землянику и авокадо, Бонд замолчал. Потом за кофе они говорили о чем-то необязательном, курили, отказавшись и от ликера, и от коньяка. Под конец ужина Бонд решил, что настало время объяснить своей спутнице механизм игры.
— Все предельно просто, и вы сразу поймете, если когда-нибудь играли в «двадцать одно», где нужно набрать столько и таких карт, чтобы сумма очков была ближе к двадцати одному, чем у противника. В баккара и я, и банкомет получаем по две карты, и, если кто-то из нас не выиграет сразу, мы можем взять еще по одной карте. Цель игры: имея на руках две-три карты, набрать девять очков или чуть меньше. Картинки и десятки — ноль очков. Туз — одно очко, все остальные карты — по номиналу. В сумме очков учитывается только последняя цифра. То есть девятка и семерка дают шесть очков, а не шестнадцать. Если счет равный, играют новую партию.
Веспер слушала внимательно, но так же внимательно наблюдала за выражением его лица — страстным, хотя он говорил всего лишь о правилах игры.
— Теперь, — продолжал Бонд, — когда банкомет сдал мне две карты, я набрал восемь или девять очков, я раскрываюсь и выигрываю, если только он не набрал столько же. Если у меня семь или шесть очков, можно блефовать, если пять — надо подумать, просить или не просить еще карту, если меньше пяти — обязательно нужно взять еще одну. Пять очков — предел, с такими очками шансы улучшить или ухудшить свое положение одинаковы.
Банкир может заглянуть в свои карты, только когда я постучу пальцем по столу, то есть попрошу еще карту, или по картам, это значит, что я остаюсь при своих. Если он набрал нужные очки, он раскрывает карты и выигрывает. Если нет, он оказывается перед той же проблемой, что и я. Но у него преимущество: он видит мою реакцию. Если я остаюсь при своих, он может предположить, что у меня пять, шесть или семь очков, если беру, значит, у меня меньше шести и я не обязательно улучшу свое положение. Тем более, что эта карта сдается открытой. По ней, просчитав мои шансы, он будет знать, брать ему или оставаться при своих.
Так что некоторое преимущество все-таки за ним. Но в этой игре есть карта, которая неизменно вызывает проблемы: если на руках пять очков, брать еще или нет? И как поступит в такой же ситуации противник? Есть игроки, которые обязательно берут, есть — кто останавливается. Я доверяю своей интуиции. Хотя, — сказал Бонд, гася сигарету и делая знак, чтобы принесли счет, — все решает восьмерка или девятка на первой сдаче, и нужно, чтобы они шли мне чаще, чем ему.