— Командор Дойл, — сказал пилот неожиданно тонким голосом. — Можно вас на минуту?

Командор пошевелился в своем кресле.

— Черт побери, я почти заснул!

— Прошу прощения, но… в общем, у нас проблема. Мы… мы сошли с орбиты.

— Что?!

Рев командора разбудил остальных. Могучим усилием командор вытолкнул себя из кресла и устремился к панели управления. Последовали быстрые переговоры с несчастным пилотом, затем командор сказал:

— Соедините меня с ближайшей ретрансляционной станцией. Беру управление на себя.

— Что случилось? — шепотом спросил я у Тима Бентона.

— Кажется, я понял, — ответил Тим, — но пока не хочу делать выводы.

Прошло четверть часа, прежде чем кто-либо счел нужным объяснить мне происходящее, — четверть часа лихорадочной деятельности, переговоров по радио и молниеносных расчетов. Затем Норман Пауэлл, которому, как и мне, ничего больше не оставалось, кроме как наблюдать, сжалился надо мной.

— На этом корабле лежит проклятие, — с досадой сказал он. — Пилот допустил навигационную ошибку, которая может показаться невозможной. Он должен был уменьшить нашу скорость на одну целую пять сотых километра в секунду, но вместо этого увеличил ее на ту же самую величину. И потому, вместо того чтобы падать к Земле, мы летим в космос.

Даже мне трудно было представить, что кто-то может совершить столь невероятную ошибку. Позднее я узнал, что она относится к разряду тех вещей — подобно посадке самолета колесами вверх, — которые не столь уж сложно совершить, как может показаться. Находясь на летящем по орбите корабле, невозможно сказать, в каком направлении и с какой скоростью ты движешься. Все делается с помощью приборов и расчетов — и если на каком-то этапе перепутать минус с плюсом, можно запросто направить корабль не в том направлении.

Естественно, для предотвращения подобных ошибок выполняются другие проверки. Но на этот раз то ли что-то не сработало, то ли пилот не стал их проводить. Лишь намного позже мы узнали, что случилось на самом деле. Истинным виновником оказался заклинивший кислородный клапан, а вовсе не незадачливый пилот. Я был единственным, кто потерял тогда сознание, но остальные тоже пострадали от последствий кислородного голодания. Это весьма опасный недуг, поскольку ты даже не отдаешь себе отчета в том, что с тобой что-то не так. Это примерно так же, как, напившись пьяным, ты можешь совершить множество дурацких ошибок, при этом будучи уверенным, что поступаешь абсолютно правильно.

Но сейчас некогда было выяснять причины случившегося. Проблема заключалась в том, что делать дальше.

Дополнительной скорости, приданной кораблю, хватало, чтобы увести нас с орбиты. Иными словами, мы летели столь быстро, что Земля не могла притянуть нас обратно. Мы летели в космос, куда-то за орбиту Луны — точную нашу траекторию мы не могли узнать, не прибегнув к помощи ХАОСа. Командор Дойл передал по радио наши координаты и скорость, и теперь нам оставалось только ждать дальнейших распоряжений.

Ситуация была серьезной, но не безнадежной. У нас еще было достаточно топлива — резерв, предназначенный для подлета к Ближней станции. Если бы мы использовали его сейчас, мы смогли бы по крайней мере вернуться на орбиту вокруг Земли, но эта новая орбита могла и не проходить рядом с какими-либо космическими станциями. Что бы ни случилось, нам нужно было где-то достать еще топлива — и чем быстрее, тем лучше. Наш корабль не был рассчитан на долгие полеты, и запас кислорода на нем был ограничен. Нам хватало бы его примерно на сто часов; если за это время помощь до нас не доберется, то дело плохо… Странно, но, хотя сейчас мне впервые угрожала реальная опасность, я не ощущал даже половины того страха, который испытал, когда меня сцапал Катберт или когда «метеорит» пробил стену класса. Почему-то теперь все казалось по-настоящему серьезным. У нас было несколько дней передышки — в буквальном смысле! — прежде чем положение станет по-настоящему критическим. И все мы настолько доверяли командору Дойлу, что не сомневались — он вытащит нас из любой передряги.

Хотя в тот момент мы и не могли в полной мере этого оценить, определенно сказалась ирония судьбы в том, что нам ничто бы не угрожало, если бы мы воспользовались «Утренней звездой», а не решили из чрезмерной осторожности возвращаться на другом корабле.

Нам пришлось ждать почти пятнадцать минут, пока вычислители на Ближней станции рассчитали нашу новую орбиту и сообщили ее нам по радио. Командор Дойл проложил курс, и все мы склонились над его плечом.

— Мы направляемся к Луне, — сказал он, проводя пальцем вдоль пунктирной линии. — Пересечем ее орбиту примерно через сорок часов, а этого вполне достаточно, чтобы успело подействовать ее гравитационное поле. Если воспользуемся двигателями для торможения, можем выйти на окололунную орбиту.

— Разве это плохая мысль? — спросил кто-то из нас. — По крайней мере, мы не улетим дальше в космос.

Командор задумчиво потер подбородок.

— Не знаю, — сказал он. — Зависит от того, имеются ли на Луне корабли, которые могут прилететь за нами.

— А мы не можем сесть на Луну сами, возле одного из поселений? — спросил Норман.

— Нет, у нас недостаточно топлива для приземления. В любом случае не хватит мощности двигателей — ты должен это знать.

Норман замолчал, и в кабине снова воцарилась тишина, которая начала действовать мне на нервы. Я жалел, что не могу помочь какой-нибудь умной мыслью; впрочем, любое мое предложение оказалось бы скорее всего ничем не лучше предложения Нормана.

— Вопрос в том, — наконец сказал командор, — что приходится учитывать множество факторов. Наша проблеме имеет несколько возможных решений. Нам следует найти наиболее экономичное. Если придется вызывать корабль с Луны лишь затем, чтобы он поравнялся с нами и передал несколько тонн топлива, это обойдется нам в целое состояние. Таков ответ — если решать в лоб.

Я был рад услышать, что существует хоть какой-то ответ. Собственно, только это я и хотел услышать. Об оплате счета пусть заботится кто-нибудь другой.

Неожиданно лицо пилота просветлело. До этого он был мрачнее тучи и не вставил в разговор ни слова.

— Придумал! — сказал он. — Нам следовало подумать об этом раньше! Что, если воспользоваться катапультой в кратере Гиппарх? Она могла бы забросить нам топливо без особых проблем — насколько можно судить по этой диаграмме.

С этого момента разговор стал весьма оживленным и насыщенным техническими деталями, так что я перестал улавливать его суть. Десять минут спустя мрачная атмосфера в кабине начала рассеиваться, и я предположил, что найдено некое удовлетворяющее всех решение. Когда дискуссия завершилась и были проведены все необходимые переговоры по радио, я загнал Тима в угол и пригрозил, что не отстану от него, пока он подробно не расскажет, что происходит.

— Рой, — сказал он, — ты ведь наверняка знаешь про катапульту в Гиппархе?

— Это та магнитная штука, которая забрасывает цистерны с топливом на ракеты на окололунной орбите?

— Ну да, это электромагнитная пушка длиной примерно в восемь километров, расположенная в кратере Гиппарх. Такое место было выбрано потому, что оно находится около центра лунного диска и неподалеку расположены заводы по производству топлива. Корабли, ожидающие дозаправки, выходят на орбиту вокруг Луны, и в нужное время в их сторону выстреливают контейнеры с топливом. Кораблю приходится немного маневрировать, чтобы «нацелиться» на контейнер, но это намного дешевле, чем если бы подобную работу выполняли с помощью ракет.

— Что происходит с пустыми цистернами?

— Зависит от скорости. Иногда они падают обратно на Луну — в конце концов, там достаточно места, куда они могут упасть, не причинив никому вреда. Но обычно их скорость превышает ту, с которой они могли бы удержаться на орбите, и они просто улетают в космос. Там еще больше места…

— Понятно — мы пролетаем достаточно близко к Луне, чтобы в нашу сторону можно было выстрелить цистерну с топливом.

— Да, сейчас ведутся все необходимые расчеты. Наша орбита пройдет позади Луны, примерно в восьми тысячах километров над ее поверхностью. Они постараются как можно точнее уравнять скорость запущенной цистерны с нашей, а остальное мы должны сделать сами, естественно, истратив часть нашего топлива — но эти затраты окупятся стократно!

— И когда все это произойдет?

— Часов через сорок; сейчас мы ждем точных цифр.

Вероятно, я был единственным, кого радовала подобная перспектива, — теперь я знал, что нахожусь в относительной безопасности. Для остальных это была лишь унылая трата времени впустую — но мне это давало возможность взглянуть на Луну с близкого расстояния. Вряд ли я мог на это надеяться, когда покидал Землю; сейчас же мне казалось, что Ближняя станция осталась уже далеко позади.

С каждым часом Земля становилась все меньше, а Луна все больше. Делать было почти нечего, разве что проверять приборы и периодически связываться по радио с различными космическими станциями и лунной базой. Большую часть времени все спали или играли в карты, но один раз мне представилась возможность поговорить с мамой и папой. Голоса их звучали несколько обеспокоенно, и я понял, что наши имена попали в заголовки новостей. Однако я дал им понять, что у меня все прекрасно и тревожиться вовсе не из-за чего.

Необходимые приготовления были сделаны, и все с нетерпением ждали, когда наш корабль пролетит мимо Луны и можно будет подцепить контейнер с топливом. Хотя я часто наблюдал Луну в телескоп, невооруженным глазом огромные равнины и горы воспринимались совсем по-другому. Луна приблизилась настолько, что отчетливо были видны все крупные кратеры вдоль полосы, отделявшей ночь от дня. Линия восхода только что пересекла центр диска, и в кратере Гиппарх, где готовились к нашему спасению, начинался рассвет. Я попросил разрешения воспользоваться корабельным телескопом и заглянул внутрь огромного кратера.

Казалось, будто я повис в космосе всего в восьмидесяти километрах от поверхности Луны. Гиппарх заполнял все поле зрения — невозможно было охватить его одним взглядом. Лучи Солнца падали на разрушенные стены кратера, отбрасывая чернильные тени длиной в полтора километра. Тут и там высокие пики ловили первые отблески зари, сверкая подобно маякам в окружавшей их темноте.

В тени кратера виднелись и другие огни — огни, расположенные в аккуратном геометрическом порядке. Я смотрел на одно из лунных поселений; темнота скрывала от меня огромные химические заводы, герметичные купола, космопорты и энергостанции, приводившие в действие катапульту. Через несколько часов они станут отчетливо видимыми, когда Солнце поднимется над горами, — но к тому времени мы уже пролетим позади Луны, и ее обращенная к Земле сторона будет от нас скрыта.

А потом я увидел ее — тонкую светящуюся полоску, тянувшуюся по прямой через темную равнину. Я смотрел на прожектора, освещавшие пусковую трассу, расположенные, словно фонари вдоль автострады. В их свете инженеры в скафандрах сейчас настраивали огромные электромагниты и проверяли, свободно ли движется рама по направляющим. Цистерна с топливом ждала в самом начале трассы, уже заправленная и готовая к установке на раму. Если бы внизу был день, возможно, я смог бы увидеть запуск. Крошечная точка пробежала по трассе, двигаясь все быстрее и быстрее, по мере того как электричество из генераторов поступало на электромагниты. Цистерна должна была покинуть катапульту со скоростью свыше восьми тысяч километров в час — слишком быстро для того, чтобы Луна успела притянуть ее обратно. Поскольку цистерна двигалась почти горизонтально, поверхность Луны, искривляясь, должна была уйти из-под нее, и цистерна отправилась бы в космос — чтобы, если все пойдет как надо, встретиться с нами три часа спустя.

Думаю, самый впечатляющий момент наступил, когда корабль прошел позади Луны и я увидел собственными глазами ту ее сторону, которая оставалась скрытой от человеческого взгляда до появления ракет. Да, верно, я видел множество фильмов и фотографий другой стороны Луны — и столь же верно, что она почти ничем не отличается от видимой. Однако волнение никуда не девалось. Я подумал обо всех астрономах, которые всю жизнь составляли карты Луны и никогда не видели той ее половины, над которой я сейчас пролетал. Чего только они бы не отдали за возможность, которая сейчас представилась мне — представилась совершенно случайно, без каких-либо усилий с моей стороны!

Я почта забыл о Земле, когда Тим Бентон снова привлек к ней мое внимание. Она быстро опускалась к лунному горизонту; восходящая Луна должна была ее затмить по мере того, как мы летели по большой дуге. Ослепительный зелено-голубой серп — с яркой южной полярной шапкой и огненным отражением Солнца в Тихом океане — был моим домом, отстоявшим теперь на четыреста тысяч километров. Я смотрел, как Земля опускается за низкие лунные холмы, пока не осталось лишь едва заметное туманное кольцо; потом исчезло и оно. Солнце все так же было с нами — но Земли не стало. До этого мгновения она всегда была с нами на небе, словно часть всего сущего. Теперь остались только Солнце, Луна и звезды.

Контейнер с топливом уже летел нам навстречу. Его запустили час назад и передали нам по радио, что он выходит на заданную орбиту. Гравитационное поле Луны искривляло его траекторию, и мы должны были пройти в нескольких сотнях километров от него. Задача заключалась в том, чтобы уравнять скорости, используя наше оставшееся топливо, а затем, поравнявшись с цистерной, перекачать к себе ее содержимое. Потом мы могли повернуть к Земле, а пустой контейнер остался бы плавать в космосе, присоединившись к остальному мусору, кружащему в Солнечной системе.

— Но предположим, — с тревогой сказал я Норману Пауэллу, — что он попадет прямо в нас! В конце концов, все это очень похоже на стрельбу из пушки по цели. А цель — мы.

Норман рассмеялся:

— Когда он поравняется с нами, он будет двигаться очень медленно, и мы заметим его на экране радара еще издалека. Так что опасности столкновения нет. К тому времени, когда он окажется совсем близко, наши скорости сравняются, и, даже если мы столкнемся, удар будет не сильнее, чем при встрече двух снежинок.

Слова его звучали довольно убедительно, хотя мне не очень нравилась мысль о снаряде с Луны, мчащемся к нам сквозь космос…

Мы приняли сигнал с контейнера, когда его еще отделяли от нас полторы тысячи километров, — не с помощью нашего радара, а благодаря маленькому радиомаяку, которым снабжены все подобные снаряды, чтобы их легче было обнаружить. Пока командор Дойл и пилот совершали маневры в космосе, я старался им не мешать. Требовалось действовать очень точно, чтобы поравняться со все еще невидимым «снарядом». У нас было слишком мало топлива, чтобы позволить себе ошибиться, и все облегченно вздохнули, когда рядом с нами повис короткий блестящий цилиндр.

Перекачка топлива заняла всего минут десять, и, когда насосы завершили работу, из-за диска Луны взошла Земля. Это было добрым предзнаменованием — мы снова стали хозяевами положения и снова видели свою родную планету.

Я смотрел на экран радара — поскольку никто больше им не пользовался, — когда включились наши двигатели. Пустой топливный контейнер медленно уплыл назад. На самом деле, конечно, это мы двигались назад, в сторону Земли. Выполнившей свою задачу цистерне предстояло улететь в космос, превратившись в ненужный мусор.

Радиус действия нашего радара составлял около восьмисот километров, и я смотрел, как яркая точка, изображающая топливный контейнер, медленно движется к краю экрана. Это был единственный находившийся рядом с нами объект, создававший эхо. В пространстве, которое обшаривали лучи радара, вероятно, содержалось немалое количество метеоритов, но они были слишком малы, чтобы породить видимый сигнал. Экран был пуст, если не считать случайных искорок, вызванных электрическими помехами. Я представил себе шар диаметром в полторы тысячи километров, в центре которого летели мы. Ничто не могло проникнуть внутрь этого шара, не вызвав тревогу, поднятую невидимыми радиолучами.

Корабль снова лег на курс и уже не мчался в космос. Командор Дойл решил не возвращаться прямо на Ближнюю станцию, поскольку наши запасы кислорода подходили к концу. Вместо этого мы должны были пристыковаться к одной из трех ретрансляционных станций, висевших на высоте в тридцать пять тысяч километров над Землей. Там можно было пополнить запасы кислорода, прежде чем продолжить завершающую часть нашего пути.

Я уже собирался выключить экран радара, но вдруг увидел едва заметную искорку, которая исчезла секунду спустя после того, как луч переместился в другой сектор пространства. Я подождал, когда он опишет полный круг, думая, не ошибся ли я. Были ли рядом другие корабли? Вполне возможно, конечно.

Да, не было никакого сомнения — искорка появилась снова, на том же месте. Я знал, как управлять сканером, и остановил вращение луча, зафиксировав его на светящейся точке. Она находилась в восьмистах километрах от нас, двигаясь очень медленно по отношению к нашему кораблю. Несколько секунд я задумчиво разглядывал ее, а потом позвал Тима. Скорее всего, ради такого пустяка не стоило беспокоить командора. Однако был шанс, что это по-настоящему крупный метеорит, и проверить правильность наших предположений не мешало. Объект, создававший подобное эхо, наверняка был слишком большим, чтобы забрать его с собой целиком, но от него можно было отколоть кусочки на сувениры — если, конечно, мы поравняемся с ним.

Тим запустил сканер, как только я передал ему управление. Он решил, что я снова поймал выброшенный топливный контейнер, что меня несколько разозлило: сколько можно считать меня новичком в космических путешествиях! Но вскоре он заметил, что объект находится в совсем другой части неба, и весь его скептицизм сразу же пропал.

— Похоже, это космический корабль, — сказал он, — хотя эхо от него не слишком велико. Скоро узнаем: если это корабль, на нем должен быть радиомаяк.

Тим настроил приемник на частоту маяка, но безрезультатно. Несколько кораблей находились на большом расстоянии от нас в других частях неба, но ни один из них не был столь близко.

К нам подошел Норман, заглянул через плечо Тима.

— Если это метеорит, — сказал он, — будем надеяться, что он представляет собой хороший кусок платины или чего-нибудь столь же ценного. Тогда мы сможем всю жизнь не работать.

— Эй! — воскликнул я. — Это я его нашел!

— Не важно. Ты не член экипажа, и тебя вообще не должно тут быть.

— Не беспокойся, — сказал Тим, — никто еще не находил в метеоритах ничего, кроме железа. Самое большее, на что можно наткнуться, — на кусок никелевого сплава, вероятно, настолько прочного, что ты даже не сумеешь отпилить кусочек в качестве сувенира.

К этому моменту мы уже рассчитали траекторию объекта и обнаружили, что он должен пройти в тридцати километрах от нас. Чтобы приблизиться к нему вплотную, мы должны были изменить нашу скорость примерно на триста километров в час — не слишком много, но это привело бы к лишнему расходу с таким трудом добытого топлива, и командор наверняка бы не разрешил подобное лишь ради удовлетворения нашего любопытства.

— Насколько же он велик, — спросил я, — если создает столь яркое эхо?

— Невозможно сказать, — ответил Тим. — Зависит от того, из чего он состоит и в какую сторону движется. Космический корабль тоже мог бы создавать подобный сигнал, если бы мы видели его с торца.

— Кажется, я его поймал, — внезапно сказал Норман. — И это не метеорит. Взгляните.

Он отодвинулся от корабельного телескопа, и я занял его место, опередив Тима. На фоне едва заметных звезд медленно вращался цилиндрический объект, ярко освещенный лучами Солнца. Даже с первого взгляда можно было понять, что он имеет искусственное происхождение. Когда объект совершил полный оборот, я увидел, что у него плавные очертания и заостренный нос. Он больше походил на старинный артиллерийский снаряд, чем на современную ракету. Его обтекаемая форма означала, что это не мог быть пустой топливный контейнер, запущенный из Гиппарха, — те были обычными цилиндрами, поскольку обтекаемость на лишенной воздуха Луне не имела никакого смысла.

Когда мы позвали командора Дойла, он долго смотрел в телескоп. Наконец, к моей радости, он заметил:

— Что бы это ни было, лучше взглянуть на него поближе и доложить на станцию. Немного топлива мы можем потратить.

Мы скорректировали курс, и наш корабль начал медленно разворачиваться. На несколько секунд включились двигатели, а потом, после проверки траектории, еще раз. Мы подошли к таинственному объекту на полтора километра и начали маневрировать с помощью рулевых двигателей. Во время этих маневров пользоваться телескопом было невозможно, так что, когда я в очередной раз увидел свою находку, она оказалась уже всего лишь в сотне метров от нас.

Это действительно был искусственный объект, нечто вроде ракеты. Что он делал в окрестностях Луны, можно было только гадать, и на эту тему уже были выдвинуты несколько гипотез. Поскольку длина его составляла всего три метра, это мог быть один из автоматических разведывательных зондов, запущенных на заре космических полетов. Командору Дойлу такое предположение казалось маловероятным — насколько он знал, все зонды тщательно учитывались. Кроме того, на объекте, похоже, не было никакого радиотелевизионного оборудования, имевшегося на подобных зондах.

Он был выкрашен в ярко-красный цвет — что показалось мне странным. На боку виднелась какая-то надпись — судя по всему, по-английски, хотя я не мог различить слова с такого расстояния. Пока ракета медленно вращалась, на ее обшивке появилось черное изображение на белом фоне, но оно скрылось из виду, прежде чем я успел понять, что это такое. Я подождал, когда оно появится снова; к этому времени ракета подплыла намного ближе и находилась всего в пятнадцати метрах от нас.

— Не нравится мне эта штука, — вполголоса пробормотал Тим Бентон. — Хотя бы ее цвет: красный означает опасность.

— Не ворчи, как старуха, — усмехнулся Норман. — Если бы это была бомба или нечто подобное, вряд ли те, кто ее запустил в космос, стали бы открыто это демонстрировать.

И тут снова появилось изображение, которое я уже успел заметить раньше. Даже на первый взгляд оно выглядело неприятно знакомым. Теперь же сомнений не оставалось.

На боку медленно приближающейся ракеты был нарисован символ смерти — череп и скрещенные кости.