Обсерватория приготовилась к долгой осаде. Новое положение вещей оказалось далеко не таким неприятным, как можно бы ожидать. Хотя все основные исследовательские программы были приостановлены, оставалась бесконечная работа по обработке результатов измерений, по проверке гипотез и написанию статей — работа, вечно откладываемая на потом из-за вечной же нехватки времени. Многие астрономы почти радовались такой редкой возможности; вынужденное безделье большого творческого коллектива привело к появлению нескольких фундаментальных работ по космологии.

Самыми удручающими обстоятельствами были общая неопределенность ситуации и отсутствие достоверных новостей. Как разворачиваются события? Можно ли полагаться на регулярно получаемые с Земли бюллетени — странную смесь попыток успокоить общественность и одновременно приготовить ее к самому худшему?

Судя по всему, ожидалось некое нападение, и Обсерватории крупно не повезло оказаться в непосредственном соседстве с опасной точкой. Земля, похоже, предугадывала возможную форму атаки и — это уже не «похоже», а совершенно точно — приготовилась к ее отражению.

Противники кружили друг возле друга, ни один не хотел нанести удар первым, каждый надеялся блефом заставить другого капитулировать. Но они зашли слишком далеко, теперь отступление означало для любого из них полную потерю престижа.

Садлер давно опасался, что точка, за которой нет возврата, уже пройдена; окончательно его убедило сообщение, что в Гааге представитель Федерации вручил правительству Земли послание, фактически равносильное ультиматуму. Земля обвинялась в нарушении взаимно договоренных квот по тяжелым металлам, в намеренном, связанном с политическими мотивами задерживании поставок, в сокрытии появления новых источников. Если Земля не согласится на переговоры по распределению продукции этих источников, она и сама не сможет ими воспользоваться.

Прошло шесть часов, и за ультиматумом последовала радиопередача на Землю, осуществленная прямо с Марса, радиопередатчиком потрясающей, невероятной мощности. Все народы колыбели человечества получили заверения, что им никто не желает зла и что, если в результате прискорбного несчастного случая, неизбежного в период военных действий, Земле будет нанесен какой-либо ущерб, вся ответственность за это ляжет на собственное их правительство.

Обсерватория слушала обращение Федерации к землянам со смешанными чувствами. Его смысл не вызывал ни малейших сомнений — как и то, что Море Дождей официально считается ненаселенной областью. Неожиданным образом передача усилила настроения в пользу Федерации даже среди тех, кто скорее прочих должен был пострадать от военных действий. В частности, Джеймисон стал выражать свои взгляды со значительно меньшей, чем прежде, сдержанностью, что далеко не прибавило ему популярности. Очень скоро в Обсерватории наметился раскол. На одной стороне были те ее сотрудники (по большей части молодежь), которые, подобно Джеймисону, осуждали Землю за нетерпимость и реакционность. Против них выступали умеренные, консервативно настроенные личности, которые автоматически, почти рефлекторно поддерживали любую власть в любой ситуации, не беспокоясь насчет всяких там моральных абстракций.

Садлер наблюдал за этими спорами с большим интересом, хотя и понимал, что судьба секретной его миссии уже решена и никакие его действия ничего теперь не изменят. Правда, всегда оставался вариант, что мифический мистер Икс утратит былую свою осторожность и, возможно, даже сделает попытку выбраться из Обсерватории. Пользуясь содействием директора, Садлер предпринял против этого определенные меры. Теперь никто не мог получить скафандр или трактор без высочайшего разрешения, так что база была закупорена наглухо. С точки зрения охранных служб, жизнь в вакууме имеет вполне определенные преимущества.

Осадное состояние, в котором находилась Обсерватория, принесло Садлеру крошечный триумф, без которого он с радостью бы обошелся и который казался злой насмешкой над всеми его усилиями. В Сентрал-Сити был арестован заведующий складом Дженкинс, состоявший в привилегированном, если можно так выразиться, списке «А». Приостановка монорельсового сообщения застала его в городе; он находился там по сугубо неофициальному делу и попал в руки секретных агентов, наблюдавших за ним с подачи Садлера.

Дженкинс действительно боялся прибывшего с Земли «ревизора» и имел к тому весьма серьезные основания. Однако он не продавал никаких государственных секретов, возможно, просто потому, что никогда их не имел. Подобно многим своим собратьям по профессии, главный кладовщик Обсерватории приторговывал казенным имуществом. Справедливость восторжествовала — Дженкинса выдала собственная его нечистая совесть. Садлер вычеркнул из своего списка одну из фамилий, однако это было, пожалуй, единственным удовлетворением, которое доставила ему победа, вряд ли достойная такого гордого имени.

Час тянулся за бесконечным часом, люди становились все раздражительнее. Солнце, медленно вползавшее на утреннее небо, уже поднялось выше западной стены Платона. Начальное возбуждение притупилось, оставив после себя только скуку и разочарование. Попытка организовать концерт самым блистательным образом лопнула, вогнав всех в еще большую тоску.

Никаких вражьих происков не замечалось, а поэтому люди стали потихоньку выбираться на поверхность, хотя бы затем, чтобы взглянуть на небо и убедиться, что все в порядке. Поначалу эти тайные вылазки беспокоили Садлера, однако он сумел убедить себя в полной их невинности. В конце концов и директор согласился со сложившимся положением вещей, позволив ограниченному числу сотрудников посещать наблюдательные купола «строго в отведенное для этого время».

Один из инженеров энергетического отдела организовал тотализатор, победитель которого должен был максимально точно угадать продолжительность осадного — а скорее дурацкого — положения, в котором оказалась Обсерватория. Участниками стали абсолютно все сотрудники; по завершении списка Садлер его изучил весьма внимательно, хотя и почти без надежды узнать что-либо интересное. Если тут, под землей, есть человек, знающий верный ответ, он постарается не выигрывать. Вероятно. Чтение не дало ровно ничего; Садлер отложил список, искренне изумляясь, какими же кривыми, неестественными путями движутся теперь его мысли. Иногда он начинал бояться, что никогда уже не сумеет думать нормальным, здравым образом.

Тупое ожидание окончилось через пять суток после первоначальной тревоги. Приближался лунный полдень, и Земля превратилась в узенький серп, висящий слишком близко к Солнцу, чтобы глядеть на него без опасности ослепнуть. Когда Уагнэл бесцеремонно вломился в комнату Садлера, тот уже спал — по обсерваторским часам было ровно полночь.

— Да просыпайтесь вы скорее, — сказал секретарь, глядя на ничего не соображающего, растерянно трущего глаза бухгалтера. — Вас хочет видеть директор.

Роль мальчика на побегушках явно его оскорбляла.

— Там что-то такое случилось, — добавил он с чем-то вроде подозрения в голосе. — Шеф даже мне не сообщил, отчего такой переполох.

— Да я тоже ничего не понимаю, — признался Садлер, торопливо натягивая халат.

Это была чистая правда; по пути к директорскому кабинету он старательно — без всякого успеха — ворочал сонными мозгами, пытаясь угадать причину ночного вызова.

А ведь профессор, подумал Садлер, сильно за эти дни постарел. Теперь он совсем не похож на непоколебимого, горящего энергией человечка, железной рукой наводившего в Обсерватории порядок. Невозможная прежде вещь — на краю девственно-чистого когда-то стола скопилась беспорядочная кипа бумаг.

Дождавшись, пока его секретарь с видимой неохотой закроет за собой дверь, Маклорин заговорил.

— Что понадобилось на Луне Карлу Стеффансону? — резко спросил он.

Не совсем еще проснувшийся Садлер недоуменно поморгал, а затем ответил, тоже недоуменно:

— А кто это такой? Я что, должен бы его знать?

На лице Маклорина появилось изумление, тут же сменившееся разочарованием.

— Я думал, ваши люди сообщили вам о его приезде. Он один из самых блестящих физиков Земли в своей области. Пятнадцать минут назад звонили из Сентрал-Сити, говорят, он только что приземлился и мы должны как можно скорее переправить его в Море Дождей, в это место, которое они называют «Проект Тор».

— А почему его не отправят ракетой? Мы-то здесь при чем?

— Так и собирались, но единственная, какая есть под рукой, вышла из строя. Быстрее чем через шесть часов ее не поднимешь. Поэтому Стеффансона посылают сюда монорельсом, чтобы мы доставили его на место трактором. Меня попросили отрядить на эту работу Джеймисона. Всем известно, что он лучший на Луне водитель, а к тому же единственный человек, посещавший «Проект Тор», что бы там ни было за этим названием.

— Ну так и поступайте.

Садлер начинал смутно подозревать, что будет дальше.

— Я не доверяю Джеймисону. И я опасаюсь поручать ему задание такой важности.

— А кто еще может справиться?

— Достаточно быстро — никто. Работа эта требует очень высокой квалификации, вы даже себе не представляете, насколько легко там сбиться с пути.

— Тогда деваться некуда, поедет Джеймисон. А почему вам кажется, что тут есть какой-то риск?

— Я слышал его разглагольствования в гостиной. Да чего там рассказывать, вы же и сами прекрасно слышали. Он даже и не скрывает своих симпатий к Федерации.

Все это время Садлер не сводил с директора глаз. Негодование — почти бешенство, — звучавшее в голосе этого человека, казалось чрезмерным, преувеличенным; снова шевельнулась давняя мысль: а не пытается ли Маклорин отвлечь внимание ют себя самого?

Однако мгновенная вспышка недоверия мгновенно же и угасла. Бессмысленно искать тут какие-то скрытые мотивы. Просто Маклорин смертельно устал и вымотался — Садлер уже раньше догадывался, что при всей своей внешней крутости и энергии директор Обсерватории слаб не только телом, но и духом. А потому ведет себя словно обиженный ребенок — ведь все его планы нарушены, исследовательские программы заморожены, даже любимые его игрушки — драгоценные телескопы — находятся в опасности. И во всем этом виновата противная Федерация, и каждый с этим несогласный — потенциальный враг Земли.

Как тут не посочувствуешь; Садлер видел, что профессор стоит на грани нервного срыва и нуждается в очень бережном обращении.

— И что же вы хотите, чтобы я сделал? — спросил он самым безразличным, на какой был способен, голосом.

— Мне хотелось бы знать, согласны ли вы со мной в отношении Джеймисона. Думаю, вы изучали его весьма тщательно.

— Мне запрещено разглашать свои оценки, — развел руками Садлер. — Слишком уж часто они основываются на одних слухах и догадках. Но мне кажется, сама уже откровенность Джеймисона говорит в его пользу. Есть огромная разница между несогласием и предательством.

Некоторое время Маклорин молчал. А затем яростно тряхнул головой:

— Слишком большой риск. Я не могу брать на себя такую ответственность.

«Да, — подумал Садлер, — положение, прямо скажем, аховое». Он не имел здесь никаких официальных полномочий и уж точно не мог отменять решение директора. Никто не прислал ему никаких указаний — люди, направлявшие Стеффансона через Обсерваторию, скорее всего, даже не подозревали о существовании какого-то там Садпера. Взаимодействие Министерства обороны и Планетарной разведки оставляло желать много лучшего.

Однако и без указаний все было ясно. Если военные так спешат доставить Стеффансона в этот самый «Проект Тор» — значит, у них есть к тому весьма серьезные причины. И надо им помочь, даже если придется для этого расстаться с ролью пассивного наблюдателя.

— Я бы предложил вам следующее, сэр, — решился он наконец. — Поговорите с Джеймисоном, обрисуйте ему положение. Спросите, возьмется ли он за эту работу добровольно. Я буду слушать вашу беседу из соседней комнаты, а затем дам свою рекомендацию — посылать его или нет. Я уверен: если Джеймисон согласится, то сделает все как надо. Иначе он просто откажется. Не думаю, чтобы этот человек стал вас обманывать.

— И вы подпишетесь под такой рекомендацией?

— Да, — нетерпеливо кивнул Садлер. — И еще, если вы позволите вам посоветовать, не выражайте откровенно своих подозрений. Как бы вы к нему ни относились, старайтесь проявить максимум доверия и дружелюбия.

Маклорин ненадолго задумался, а затем обреченно пожал плечами и щелкнул тумблером.

— Уагнэл, — сказал он. — Притащите сюда Джеймисона.

Сидевшему в соседней комнате Садлеру казалось, что он ждет уже несколько часов. Затем из динамика послышались звуки шагов, а вслед за ними — голос Маклорина:

— Извините, пожалуйста, что пришлось вас разбудить, но тут появилась срочная работа, и как раз по вашей части. Сколько вам потребуется времени, чтобы доехать на тракторе до Перспективы?

Садлер даже улыбнулся — так отчетливо был слышен судорожный, изумленный вдох молодого астронома. Перспективой назывался перевал в южной части кольцевой стены Платона, выходящий в Море Дождей. Тракторы там обычно не ходили, выбирали кружной, но более легкий маршрут, проходивший несколькими километрами западнее. Зато именно через этот перевал была проложена трасса монорельса, именно оттуда пассажиры могли полюбоваться — при подходящем освещении — на один из самых знаменитых лунных пейзажей — широкую перспективу Моря Дождей с выступающим из-за горизонта огромным конусом Пико.

— Постаравшись, можно управиться за час. Тут всего сорок километров, но дорога очень плохая.

— Вот и прекрасно, — сказал голос Маклорина. — Мне только что позвонили из Сентрал-Сити, просят, чтобы я послал именно вас. Они знают, что вы наш лучший водитель и уже один раз там были.

— Был — это где? — спросил Джеймисон.

— «Проект Тор». То самое место, куда вы ездили ночью, хотя названия вам, конечно же, тогда не сказали.

— Продолжайте, пожалуйста, сэр, — сказал Джеймисон — Я вас слушаю.

Садлер отчетливо ощущал звучавшее в его голосе напряжение.

— Ситуация такая. Некий человек, находящийся в Сентрал-Сити, должен как можно скорее туда попасть. Предполагалось отправить его ракетой, но сейчас это невозможно. Поэтому он выезжает сюда монорельсом; для экономии времени вы встретите его в районе перевала, а затем по кратчайшему пути доставите на место. Вам все понятно?

— Не совсем. Почему эти, из «Тора», не могут забрать его сами?

«Он что, пытается увильнуть? — подумал Садлер. — Да нет, вопрос вполне естественный».

— Если вы посмотрите на карту, — объяснил Маклорин, — то увидите, что Перспектива — единственное удобное место для пересадки с монорельса на трактор. Кроме того, у них там вроде бы нет особо хороших водителей. Они высылают свой трактор, но, скорее всего, к тому времени, как он доберется до перевала, вы уже закончите работу.

Последовала долгая тишина — очевидно, Джеймисон изучал карту.

— Я согласен попробовать, — снова заговорил Джеймисон. — Но хотелось бы знать, отчего весь этот переполох.

«Ну вот, — подумал Садлер, — начинается. Хоть бы Маклорин не забыл моего совета».

— Да, — ответил Маклорин, — пожалуй, вы имеете право узнать. Человек, направляющийся в «Тор», — это Карл Стеффансон. Его миссия жизненно важна для безопасности Земли. Большего я и сам не знаю, да здесь, собственно, и добавить-то нечего.

Наступившая тишина показалась пригнувшемуся к динамику Садлеру бесконечно долгой. Он понимал, что Джеймисон делает выбор. Молодому астроному предстояло неприятное открытие, насколько велика разница между критикой земного правительства, осуждением его политики в яростных, но не имеющих ровно никакого практического значения спорах и поступком, который может прямо содействовать поражению родной планеты. Сколько бы ни было в стране пацифистов, с началом войны количество их резко уменьшается, это правило действовало на протяжении всей истории человечества. Сейчас Джеймисон решает, с кем он, чью сторону велит ему принять чувство долга, если уж не логика.

— Я поеду.

Эти слова были произнесены так тихо, что Садлер их едва расслышал.

— Имейте в виду, — настаивал Маклорин, — что вы можете отказаться.

— Вы так думаете?

В голосе Джеймисона не было и тени сарказма, он просто думал вслух, говорил скорее сам с собой, чем с директором.

Судя по доносившимся из динамика звукам, Маклорин перекладывал бумаги.

— А кто поедет вторым? — спросил он.

— Я бы взял Уилера. Он же и тогда со мной ездил.

— Хорошо. Идите будите его, а я позвоню транспортникам. И — ни пуха ни пера.

— К черту, сэр.

Саддер подождал, пока за Джеймисоном закроется дверь, и только тогда вернулся в кабинет.

— Ну так что? — устало взглянул на него Маклорин.

— Все прошло гораздо лучше, чем можно было надеяться. Я слушал вас и восхищался.

Садлер не пытался польстить директору, его искренне восхитило, насколько удачно сумел тот скрыть свои настоящие чувства. Беседа с Джеймисоном прошла без особой сердечности, но зато и без малейшего следа враждебности.

— Хорошо, — сказал Маклорин, — что с ним поедет Уилер. Очень надежный человек.

При всей своей озабоченности Садлер с трудом сдержал улыбку. Он ничуть не сомневался, что доверие профессора к Конраду Уилеру имеет своим источником реабилитацию маклоринского амплитудного интегратора, последовавшую за открытием Nova Draconis. Эмоции зачастую перевешивают всякую логику, и в этом отношении ученые практически не отличаются от простых смертных. Коммутатор коротко загудел:

— Трактор выезжает, сэр. Сейчас открываются наружные ворота шлюза.

Маклорин бросил взгляд на стенные часы.

— Быстро же управились, — пробормотал он, а затем посмотрел на Садлера:

— Ладно, мистер Садлер, что сделано, то сделано. Надеюсь, мы об этом не пожалеем.

Зачастую забывают, что ездить по Луне днем неприятнее и даже опаснее, чем ночью. Безжалостное сияние вынуждает пользоваться плотными светофильтрами, в результате чего неизбежные — за исключением тех редких случаев, когда солнце висит прямо в зените, — пятна густой, непроницаемой тени становятся еще опаснее. Зачастую в них прячутся трещины, куда легко может провалиться трактор. Ночью же вождение не требует такой осторожности и неусыпного внимания; свет Земли гораздо мягче, не дает резких контрастов.

А для полной радости Джеймисону пришлось сегодня ехать на юг, то есть почти прямо против Солнца. Иногда условия становились настолько скверными, что он был вынужден выписывать нелепые зигзаги, дабы уберечься от нестерпимо ярких бликов, отбрасываемых обнаженными скалами. Засыпанные пылью участки представляли гораздо меньше трудностей, однако по мере подъема к подножию кольцевых гор участков таких становилось все меньше и меньше.

Уилер сидел, не раскрывая рта, он прекрасно сознавал, какого внимания требует от товарища эта часть пути. Затем пошел крутой подъем к перевалу — бесконечное петляние по растресканным, усеянным огромными каменными обломками склонам. Сзади расстилалась равнина; на самом ее краю из-за горизонта выглядывали хрупкие, словно игрушечные, фермы огромных телескопов. А ведь в них, с горечью подумал Уилер, вбуханы миллионы человеко-часов труда. И какой же результат? Обсерватория простаивает, теша себя надеждой на некое отдаленное будущее, когда эти великолепные приборы снова начнут прощупывать дали Вселенной.

Равнина исчезла из виду, заслоненная скальной грядой, и туг же Джеймисон круто свернул направо, в узкое ущелье. Теперь, посмотрев наверх, можно было различить сверкающую паутинку рельса, огромными прыжками спускавшуюся по склону горы. Здесь трасса совершенно недосягаема, однако после перевала к ней можно будет приблизиться практически вплотную. Дорога стала еще хуже, трещина на трещине; правда, водители, проходившие ее прежде, оставили кое-где отметки, в помощь своим последователям. Часто приходилось двигаться сквозь тень, и Джеймисон почти не выключал фары. В целом он даже предпочитал эти мощные поворотные прожекторы слепящему сиянию Солнца — в их свете дорога различалась гораздо лучше. Вскоре управление прожекторами взял на себя Уилер, которого буквально заворожили прыгающие по камням овалы света. Полная невидимость самих лучей придавала зрелищу какой-то мистический характер. Казалось, что свет приходит из ниоткуда, не имеет ровно никакого отношения к трактору.

Они поднялись на Перспективу через пятьдесят минут после выезда и сразу же сообщили об этом в Обсерваторию. До намеченной точки встречи оставалось несколько километров спуска. Трасса монорельса постепенно сближалась с их маршрутом; дальше она уходила на юг, в сторону Пико, — серебряная ниточка, теряющаяся в просторах Луны.

— Ну что ж, — удовлетворенно заметил Уилер, — мы не заставили их долго ждать. Вот только хотел бы я знать, что все это такое и зачем.

— А разве не ясно? — пожал плечами Джеймисон. — Стеффансон — наш крупнейший специалист по радиационной физике. А если война и вправду начнется, можешь себе представить, какое в ней будет использоваться оружие.

— Я как-то об этом не задумывался — да я и не верил, что это может начаться. Ракеты какие-нибудь, наверное.

— Вполне возможно. Но будет, пожалуй, и что-нибудь посерьезнее. Разговоры о лучевом оружии идут уже не первую сотню лет. И вот теперь оно стало возможным.

— Ты что, веришь во всякие там лучи смерти?

— А почему бы и не верить? Вспомни учебник истории: разве не лучи смерти убили тысячи жителей Хиросимы? И это двести лет тому назад.

— Да, но защита от таких штук не представляет ровно никаких трудностей. А вот настоящее, механическое повреждение, нанесенное лучом, — вот такое ты можешь себе представить?

— Все зависит от расстояния. Если на нескольких километрах, то да. Ведь мы можем распоряжаться практически неограниченными мощностями. Думаю, есть и способы сжать энергию в пучок и послать ее в желаемом направлении. Просто до настоящего момента в этом не было особой необходимости. Зато теперь… откуда нам знать, чем там занимались в секретных лабораториях, рассыпанных по всей Солнечной системе?

Прежде чем Уилер успел ответить, он увидел сверкающую точку. Вылетев подобно метеору из-за горизонта, она с ошеломляющей скоростью неслась прямо на них и через несколько минут превратилась в тупоносую сигару монорельсового вагона, тесно прижавшегося к единственному своему рельсу.

— Схожу-ка я помогу, — сказал Джеймисон. — Он же, скорее всего, и скафандром-то никогда не пользовался. Да и багаж, наверное, какой-нибудь есть.

Перебравшийся на водительское место Уилер с интересом следил за товарищем, шагающим по пологому каменистому склону. Едва Джеймисон приблизился к вагону, как открылся аварийный шлюз и на поверхность Луны вышел человек, совершенно — судя по неуверенности его движений — непривычный к низкой гравитации.

Стеффансон передал Джеймисону свою сумку, однако наотрез отказался расстаться с раздутым портфелем и большим деревянным ящиком, в котором явно находилось что- то хрупкое; другого багажа у физика не было.

Две одетые в скафандры фигуры шли торопливо, почта бежали; Уилер открыл наружный люк и впустил их в шлюз. Тем временем выполнивший свою работу монорельсовый вагон сорвался с места и быстро исчез за горизонтом. Словно кто за ним гонится, мелькнуло в голове Уилера, никак не ожидавшего от этого серебристого цилиндрика такой прыти. У него появилось смутное опасение, что над мирной, выжженной Солнцем равниной Моря Дождей скапливаются грозовые тучи и что не только «Фердинанд» спешит сейчас к стальному яйцу «Проекта Тор».

Уилер не ошибался. В свободном космосе, вдали от плоскости эклиптики, по которой кружат и Земля, и остальные планеты, командующий вооруженными силами Федерации строил свой крошечный флот в боевой порядок. Подобно ястребу, кружащему над жертвой, прежде чем сложить крылья и камнем рвануться вниз, коммодор Бреннан, в недавнем прошлом профессор электротехники Гесперского университета, собрал свои корабли над Луной.

Он ждал сигнала — в отчаянной надежде, что сигнала этого не будет.