ГЛАВА СЕДЬМАЯ
КУЛЬБИТ ГЛАДИАТОРА
Пульт управления горел тусклым рассеянным светом. Блоки жужжали тихо и умиротворённо, навевая безмятежное спокойствие. Казалось, лодка живёт своей, безмолвной жизнью, медленно паря в глубине, подобно гигантскому левиафану из фантастических легенд. И нет ей никакого дела до переполоха, который устроил её неразумный экипаж, будто в рождественскую ночь мечущийся из отсека в отсек и шумно празднующий прилетевшую весть о нашедшихся старпоме и командире БЧ-7. Дмитрий Николаевич растянулся всем телом на штурманском столе, закрыв добрую половину карты. На его лице блуждала блаженная улыбка, как дань царившему праздничному настроению. До сих пор не верилось, что нашёлся исчезнувший Долгов. Назвать это чудом — только умалить свалившееся событие. Это было чудо в квадрате!
Невероятным казалось и появление Зайцева. Его искали долго. Прочесав побережье вокруг базы на Земле Александры, все единодушно пришли к мнению, что Максим стал жертвой хозяйничавших вокруг белых медведей. И вдруг! Это был не снег на голову, это был подарок сродни тому, как если бы несчастной и считавшейся бездетной паре Господь послал сразу двойню! И эта двойня вдруг объявилась в Мурманске, живая, здоровая, и просит разделаться с каким-то конвоем. Да ради бога! Любой каприз за благую весть!
Дмитрий Николаевич, растопырив до максимума ножки измерителя, приложил его к шкале на срезе карты.
— Далековато, — поманил он штурмана. — Может, где поближе перехватим?
— Немцы будут жаться к берегу. Вся Норвегия в их распоряжении. Чуть спугнём, сразу спрячутся во фьордах.
— Да… — разочарованно протянул командир. — Толик передал, что нельзя упустить ни один транспорт.
Штурман попытался сдвинуть командира с карты и ткнул пальцем в открывшийся участок моря рядом с полуостровом Рыбачий.
— А давай их перехватим не вдоль Норвежского побережья, а вот здесь? От острова Вардё до Петсамо, то бишь по-нашему Печенги, конвою придётся идти открытым морем. Устроим засаду. Даже если начнут разбегаться, всех сумеем достать. Глубины нормальные, да и мы всё здесь знаем. Считай, что дома. Пару десятков лет, и рядом появится наша Западная Лица.
— Неплохо, — Дмитрий Николаевич приподнялся и заглянул на открывшийся под животом полуостров Рыбачий. — Но у нас будет только одна атака.
— А больше и не надо.
Командир встал, окинул взглядом смятую карту и согласился:
— Да, больше и не надо.
Он подошёл к перископу и нажал кнопку подъёма.
Море кипело и пенилось. Тёмно-серые водяные валы перекатывались через блестящий полированной сталью штырь перископа и исчезали, оголяя в провалах между волнами бульбообразный контейнер инфразвуковой антенны. Северный ветер гнал обломки льдин, туман и снежные заряды. Огромные ледяные поля срывались с места и, гонимые ветром, ползли с далёкого Севера, чтобы исчезнуть здесь, в ещё тёплом Гольфстриме. Но прежде они успевали потрепать нервы капитанам кораблей, внезапно появляясь из тумана и заставляя срочно менять курс, чтобы избежать столкновений.
— Так даже лучше, — пробормотал про себя Дмитрий Николаевич. — Мы на локаторе всех увидим, нас никто.
Он подошёл к карте и, прикидывая на глаз расстояние, спросил штурмана:
— Не считал, когда они возле Рыбачьего появятся?
— Конечно, считал. Нам пять часов надо, а конвой, Толик писал, вчера из Нарвика вышел, значит, сегодня к вечеру появится. Или ночью.
— Ну, что же, подождём. Давай устроим немцам тёплый приём после того, как они пройдут траверз Вардё. А Сачуку надо напомнить, чтобы готовил те торпеды, которые на немецкой базе забрали. Опробуем эти, а свои прибережём.
На центральном посту появился командир БЧ-3 капитан-лейтенант Сачук. Услыхав последнюю фразу, адресованную ему, он небрежно, с чувством собственного достоинства, обронил:
— А что мне напоминать? У меня всё готово. У немцев торпеды простые, как карандаш! Даже возиться долго не пришлось.
— Ну-ну… смотри только, чтобы эта простота нас не подвела.
— Если что, нам перезарядить аппараты — минуты. Не переживайте, товарищ командир, сработаем, не подведём. Если не немецкими, так своими, но конвой потопим. Только вы это… о самонаведении торпед забудьте. Работать будем дедовским способом, с перископной глубины. По прямым векторам.
Дмитрий Николаевич довольно кивнул.
— Ничего, справимся. Иди, готовь БЧ к бою. — Командир повернулся к штурману: — Как нам быть с гидроакустикой? Кто заменит Максима?
— Ребята в БЧ-7 опытные, справятся и без него. А в помощь дадим Отто, — мгновенно ответил штурман. — Не сомневайся, командир, не подведёт.
— Я не сомневаюсь насчёт его слуха. А вот топить своих? Не дрогнет?
— Не дрогнет. Он свою позицию ни от кого не скрывает. Ты же её знаешь?
— Знаю.
Попавший волей случая к ним на борт немец Отто Витман как-то легко и сразу вжился в экипаж. Освоив русский язык, он подружился со всеми матросами и офицерами. С детской наивностью Отто вникал в быт для него ещё далёкого будущего. С восторгом дикаря, впервые увидавшего блестящую пивную банку, он пересмотрел все фильмы и принялся за библиотеку. Мог подолгу слушать рассказы матросов в кубриках о той далёкой жизни, оторванной от него на целых семьдесят лет. К нему привыкли, и уже никто не вспоминал, откуда он взялся. К тому же Отто проявил недюжинные способности в классификации кораблей по шумам. Его опытный слух, помноженный на возможности сверхсовременной аппаратуры, давал поразительные результаты. Однажды Максим пытался научить его раскладывать звуки по частотам, чтобы определить цель, но Отто лишь смеялся над его уроками.
«Зачем? — удивлённо спрашивал он. — Зачем тратить столько времени на возню с этой сложной техникой, если я и так слышу, что это шумит небольшой, не больше двух тысяч тонн, транспорт?»
У Дмитрия Николаевича отношение к немцу было двойственное. Вроде бы неагрессивный, любознательный и способный юноша, но, с другой стороны, всё-таки немец! Зато, в противовес командиру, старпом и штурман сразу взяли Отто под свою опеку, доверяли ему и учили языку. Был, конечно, риск, что если он сбежит с лодки, то в руки к немцам попадут ценные сведения о «Дмитрии Новгородском». Но и держать постоянно Отто под надзором никто не хотел. Не тянул он на идейного фашиста. Далёкий от политики, обычный деревенский парень, волей судьбы втянутый в круговорот войны. Чтобы развеять собственные сомнения, Дмитрий Николаевич однажды прямо спросил: как он относится к тому, что помогает им, русским, в войне с его соотечественниками? Но такой вопрос ничуть не смутил Отто.
«Я многое узнал о будущем моей Германии, — с готовностью ответил он. — Такая она мне нравится больше. Я всего лишь приближаю неизбежное. Проиграв в войне и лишившись имперских амбиций, Германия займётся собственными проблемами и благополучием своего народа. Я читал в подшивках ваших газет, что Германию называли самой развитой страной Европы. Так разве не об этом твердит фюрер и мечтает весь немецкий народ? Что делать, если налицо парадокс: чтобы победить, мы должны проиграть?»
Такой ответ показался командиру вполне логичным и искренним, и он успокоился.
— Добро, попробуем Отто в деле.
Штурман удовлетворённо кивнул и, ткнув пальцем в карту, добавил:
— Предлагаю занять позицию здесь, на семидесятой широте. Хоть вдоль берега, хоть напрямую через Варангер-фьорд, нас не проскочить. И глубина здесь до трёхсот метров. Самое место для засады, командир.
Дмитрий Николаевич взглянул, куда указывал штурман, и согласился. Он и сам уже пришёл к такому выводу, штурман лишь подтвердил его мысли.
Туман сгустился ещё сильнее и теперь, подобно грозовым облакам, медленно полз над взбесившимся морем. Порывы ветра безжалостно его рвали, и тогда взгляду открывались тяжёлые свинцовые волны, несущиеся, как локомотив, к далёкому берегу. В воздух взмывали хлопья белой пены и падали на плексиглас остекления рубки. Дмитрий Николаевич потрогал ставшие мокрыми от избыточной влажности волосы и направил бинокль в открывшийся на несколько минут просвет. Ничего. Стёкла покрылись водяной плёнкой, и он отдал бинокль штурману, убедившись в полной его бесполезности. Над головой слышалось непрерывное жужжание радиолокатора. При такой паршивой видимости надежда была только на него.
— Что на экране?
— Чисто, — ответил штурман. — Сейчас больше толку от акустиков, чем от локатора.
И с этим не поспоришь. Дмитрий Николаевич окинув взглядом рубку — не забыл ли чего? — нырнул в верхний рубочный люк.
— Глубина пятьдесят метров, — бросил он рулевым.
Лодка зашипела вытесняемым воздухом и начала погружение на заданную глубину. Качка исчезла, и теперь ничто не мешало акустикам слушать море, следя за экранами.
Отто первым уловил характерный высокий визг винтов эсминца. Пеленг указывал на северо-запад, в направлении острова Вардё, потому этот звук заставил всех вскочить с мест. Это был главный намёк на конвой. Отто с каменным лицом, нахлобучив на голову массивные наушники, загибал пальцы.
— Что ты считаешь? — спросил его наблюдавший за сонаром мичман.
— Не мешай. Я показываю, сколько слышу кораблей.
— Четыре? — недоверчиво покосился на экран мичман. Там пока что тускло светилась блямба от одной цели.
— Да, эсминец и тральщики. Транспортов пока не слышу, хотя что-то пробивается.
— Точно? Доложить, что слышим конвой?
— Докладывай, а я ещё послушаю.
Получив доклад, Дмитрий Николаевич поёрзал в командирском кресле и, покосившись на прочерченную на карте штурманом линию, заметил:
— Ну, вот и дождались.
— Да, похоже на конвой. Пеленг точно на ожидаемое направление указывает.
Вдруг с поста гидроакустики прозвучал ещё один доклад:
— Товарищ командир, Отто слышит множество шумов сзади нас, на востоке!
— Не отвлекайтесь! Нас интересует только немецкий конвой.
Кто мог быть на востоке, северней полуострова Рыбачий? Дмитрий Николаевич пожал плечами. Наверное, советские корабли? Некогда распыляться на классификацию всего, что вокруг. В такую погоду не пропустить бы главную цель.
Ещё через час Отто слышал уже всех участников конвоя. Его слова подтверждались экранами гидролокаторов, и «Дмитрий Новгородский», всплыв на перископную глубину, стремительно пошёл в атаку.
Три гружёных по ватерлинию транспорта жались к берегу. Несмотря на туман, рядом, с наветренной стороны, шёл ряд тральщиков и ставил дымовую завесу. В помощь им низко над водой пролетели две немецкие летающие лодки и сбросили дымовые шашки. Дальше в море своих подопечных стерегли три эсминца. Между ними, как доберманы на цепи, рыскали, не рискуя отходить далеко, четыре торпедных катера. Ещё в тумане мелькали силуэты небольших буксиров, но на них Дмитрий Николаевич решил не обращать внимания, чтобы окончательно не сбиться с толку. Его больше интересовали невидимые в перископ, но замеченные локатором три крупных корабля, прикрывавшие конвой на дальних подступах. Отто с сомнением охарактеризовал их как крупные эсминцы, а возможно, даже вспомогательные крейсера. И ещё не давала успокоиться мысль, что не исключено и присутствие подводных лодок. Ревущее море надёжно скрывало их тихую поступь, и от этого они становились ещё опасней.
Дмитрий Николаевич сдвинул на затылок пилотку и вновь приник к перископу. Вот так конвой! На эсминцах вдруг вспыхнули огни, и он увидел, что изрыгающие столбы дыма стволы орудий задраны вверх. Теперь над конвоем разгорался воздушный бой. Между низко ползущими облаками мелькали тени самолётов. Одни носились где-то в высоте, другие скользили над самыми волнами. Где здесь свои, где чужие? Дмитрий Николаевич уже ничего не понимал и лишь завороженно смотрел на вспыхивающие белые бутоны зенитных снарядов. По курсу появились ещё какие-то мелкие судёнышки. Их швыряло как щепки, но и они, задрав вверх стволы пулемётов, стреляли в воздух.
— Сколько тут всего! — прошептал Дмитрий Николаевич. — Ну и карусель!
«Дмитрий Новгородский» неумолимо приближался к цели, и теперь силуэты транспортов всё чаще появлялись среди клубов тумана и дыма.
«Сачук говорил, — вспомнил командир, — что немецкие торпеды, с большой уверенностью на попадание, можно запускать с дальности двух миль».
Дождавшись, когда они достигнут этого рубежа, он выбрал первый транспорт и с щедростью хозяина, у которого этого добра девать некуда, дал команду на стрельбу четырьмя торпедами, опустошив все торпедные аппараты.
— Время хода торпед до встречи с целью — сто восемьдесят секунд, — тут же доложили из БЧ-3.
Дмитрий Николаевич не стал смотреть на первый транспорт, потому что начали поступать доклады о перезарядке торпедных аппаратов новыми торпедами, и полностью сосредоточился на втором.
Он ещё трижды успел их опустошить, как вдруг его отвлёк взволнованный выкрик Отто. Он услышал визг торпеды на кормовых углах. И эта торпеда шла на них!
— На кормовых? — удивился командир.
Он развернул перископ и неожиданно увидел совсем рядом несущиеся развёрнутым строем шесть торпедных катеров. На волнах их безжалостно швыряло из стороны в сторону. Небольшие серые корпуса взлетали в воздух, оголяя винты, чтобы затем рухнуть и исчезнуть в белой пене. Но с упорством носорога они продолжали рваться к цели. А на их коротких мачтах развевались красные флаги. Пять катеров нацелились на ринувшиеся им наперерез эсминцы. Но шестой, рассмотрев среди волн рубку «Дмитрия Новгородского», стремительно приближался с решимостью если не торпедировать, то во что бы то ни стало таранить, лишь бы не упустить лодку.
Дмитрий Николаевич, ошеломленный подобным экспромтом, крикнул рулевым:
— Вправо! На девяносто!
Красный флаг проскочил мимо и исчез за полосой тумана.
Решив, что вопрос с торпедой и советским катером исчерпан, он развернул перископ по курсу. Промелькнул столб дыма. Какой-то из транспортов горел. Неожиданно в поле зрения попал корабль со странным, не похожим ни на советский, ни на немецкий, флагом.
— А это ещё кто такой? — вжал глаз в тубус командир. — Я уже запутался! Живо Отто ко мне!
Но для Отто в новом действующем лице, ввязавшемся в эту круговерть, не было ничего загадочного.
— Финн! — уверенно заявил он, лишь мельком взглянув в перископ. — Финский сторожевик «Турья». Он у них единственный здесь.
— А финны, кажется, за немцев? — спросил озадаченный главный механик. Он уже давно потерял нить событий и теперь пытался хоть что-то понять в проносившейся вихрем обстановке.
— За немцев, Валентиныч, за немцев! — усмехнулся Дмитрий Николаевич и тут же схватился за перископ. За кормой ухнул взрыв, и лодка содрогнулась всем корпусом. Торпедный катер пронёсся там, где только что был «Дмитрий Новгородский» и сбросил глубинную бомбу. — Вот же пристал! Не завидую я немцам: наши, если вцепятся, то не оторвёшь, пока не порвёшь.
Вслед за катерами появились два советских эсминца. Их поднятые на предельный угол вверх пушки куда-то вдаль.
«Тоже, наверное, по транспортам стараются, — подумал командир. — Кстати, как там у них дела?»
Одного судна он уже не досчитался, а два других полыхали пожарами, и два тральщика снимали их экипажи к себе на борт. Здесь всё шло по плану. Внезапно где-то рядом ударил ещё один взрыв. Дмитрий Николаевич подумал, что это продолжает разбрасывать глубинные бомбы катер, но, взглянув в том направлении, он увидел, что его красный флаг развевается уже далеко за ползущей над водой дымкой. Но столбы от взрывов продолжали взлетать вокруг, то приближаясь, то удаляясь от лодки. По ей явно кто-то вёл огонь. Дмитрий Николаевич крутился вместе с перископом, но рядом никого не было. Советские эсминцы продолжали обмениваться снарядами с немецкими эсминцами. Над головой было чисто. Точки самолётов мелькали вдали, над столбами дыма. Но взрывы продолжали ложиться вокруг лодки с завидной систематичностью. С большим разбросом, неточно, но их район обстреливали.
— Похоже на работу тяжёлой артиллерии, — прислушавшись, подал голос Отто.
— Точно! — осенило командира. — Вспомнил! Здесь же недалеко Рыбачий. Там наша береговая батарея стояла. Вернее, стоит! Уходим, пока нас шальным снарядом не задело.
— Да что же это такое? Нам сегодня от наших больше достаётся, чем от немцев! — возмутился главный механик. — Вот и помогай после этого людям!
— Ничего, Валентиныч, они же не ведают, что творят. Это им целеуказание от катера поступило, вот и стараются. До немецких кораблей не достать, а мы в зоне досягаемости. Мы в сторону отойдём, проверим, как там с транспортами, может, ещё торпеды требуются, и уйдём.
Один снаряд лёг очень близко, и лодка вздрогнула.
— Я чувствую себя, как сухофрукт в компоте, — не выдержал штурман. — Крутишься в общей каше и ждёшь, когда тебя ложкой выловят.
— А мне наше положение напомнило фильм «Гладиатор». Может, кто видел? — оглянулся вокруг Дмитрий Николаевич. — Там против гладиаторов из главных ворот выпустили воинов на колесницах, а сзади — тигров с леопардами!
— Не видел, — ответил за всех Валентиныч. — И как там? Справились гладиаторы?
— Да. Но такие кульбиты вытворяли!
— Может, и нам пора?
— А мы что сейчас делали?
С севера огромным серым островом, успокаивая море своей немалой массой, ползло ледяное поле. Дмитрий Николаевич сразу оценил его полезность, убрал перископ и, изменив глубину, повёл лодку в центр ледяных торосов. Рубка, предназначенная для взламывания полярных льдов, легко пробила полынью, и на поверхности вновь появился блестящий штырь перископа. Он сделал круг и увидел всё, что хотел. Транспорты были обречены. Один лежал на боку, другой осел кормой в воду и вот-вот должен был затонуть. В их сторону низко над головой пролетели торпедоносцы со звёздами на крыльях. Бой ещё шёл, но постепенно начинал стихать. Корабли, нахватавшись повреждений, расползались по базам зализывать раны. Теперь обе стороны были заняты спасением из ледяной воды своих моряков и лишь по инерции огрызались, больше для порядка, чем для результата.
«Дмитрий Новгородский» нырнул на глубину. Дальше и без них разберутся. Они сделали своё дело. Теперь можно и уходить!
