ГЛАВА ПЯТАЯ
РАЗВЕДЧИКИ И ШПИОНЫ

Листок шифровки вспыхнул, и тонкая бумага тут же превратилась в пепел. Эрнст Шеффер растёр пепел пальцами и смыл его в луже под ногами. Откатив из угла камень, он положил в выемку аккуратно упакованную рацию и поставил камень на место. Вода из повреждённого водопровода растеклась по всему подвалу, и зайди кто-нибудь в развалины дома, он тут же услышал бы шлёпанье шагов. Место было хорошее. Надёжное. Эрнст рассыпал на пол хлебные крошки, и прикормленные крысы тут же ринулись из всех щелей. Загляни теперь кто сюда, то увидел бы полную иллюзию того, что здесь уже несколько месяцев не ступала человеческая нога. Грязь, сырость, и лишь хозяйничают непуганые крысы. Шеффер отряхнулся, поправил фуражку с тусклой кокардой и выглянул из подвала во двор. Никого. Выбравшись на свет, он ещё раз внимательно осмотрел форму, стёр с галифе след от сажи и уверенно вышел из подворотни на улицу. Два матроса, поздно заметив его, торопливо отдали честь и поспешили посторониться с дороги. Профессор рассеянно кивнул им в ответ и задумчиво пошёл вдоль стены дома. Было над чем подумать. Вчера он передал шифрограмму о том, что в руки русских попал ценный специалист по работе с подводными лодками, известный как Горбун. Наверняка много знающий. Скоро он начнёт говорить, и тогда Кригсмарине будет нанесён непоправимый ущерб. Обрисовав общую обстановку, Шеффер добавил, что имеет возможность ликвидировать Горбуна, как крайне опасный источник информации для русских. Но ответ из центра его немного озадачил. Профессору запрещались какие-либо действия, ставившие под угрозу его собственную безопасность. Центр запрашивал оценку возможности спасения Горбуна с использованием помощника. Шеффер понял, откуда взялась такая забота об этом русском. Наверняка, приложил руку адмирал Дёниц. Папу Карла всегда волновало всё, что хоть как-то могло помочь его подводным лодкам. Затем мысли профессора переключились на помощника, и он брезгливо поморщился. Скользкий и мерзкий тип. Завербованный ещё в начале войны, помощник с рвением и старанием выполнял все задания, но Шеффер ему не верил. Он видел отснятые кинокамерой кадры, на которых помощник с блуждающей ухмылкой на лице расстреливал в затылок пленных русских. Делалось это для того, чтобы отрезать агенту путь назад. Вздумай он переметнуться, и киноплёнку тут же подбросят русским. Но ни на секунду профессор не сомневался, что изменись ситуация, и с такой же блуждающей ухмылкой помощник выстрелит в затылок ему.

Мимо проехала колонна грузовиков с городским ополчением и скрылась за поворотом.

«Едут за город рыть траншеи» — отметил про себя Шеффер и задумался.

Многое изменилось с тех пор, как он был здесь последний раз. В сороковом году он обошёл с экспедицией весь русский север на вспомогательном крейсере «Комет». Да, тогда всё было иначе. Мурманск был цветущим и стремительно развивающимся городом. На борту корабля непрерывно разносились тосты и песни: русский и немец — братья навек! На улицах горожане останавливали матросов с крейсера и норовили затащить к себе в гости. На хлебосольных застольях он набрал лишний десяток килограммов. А сколько его печень перекачала водки с русскими геологами у костров, так это и не вспомнить. Тогда-то он впервые заподозрил существование волшебной земли. А поход вспомогательного крейсера к берегам Новой Земли подтвердил его догадки.

Оглянувшись, Шеффер вошёл в заброшенный городской парк. В центре, у пустого фонтана, зияла воронка от бомбы. Рядом повалился посечённый осколками салютующий пионер. Шеффер переступил через скульптуру и направился к покосившейся карусели. Небольшая калитка для пропуска отдыхающих была закрыта. Он с усилием толкнул её, и по парку разлетелся скрип железа. Калитка застряла в крайнем открытом положении. Для верности Шеффер подпёр её камнем. Это был условный сигнал. Теперь его помощник узнает о необходимости встречи.

За дверью зазвенела связка ключей, и в камеру ворвался свет из коридора. Максим заворочался и, отгоняя остатки сна, свесил с нар ноги.

— Вставай, — недовольно проворчал старый солдат в вылинявшей и потерявшей цвет гимнастёрке. — Слишком добрый наш старший лейтенант. Я бы тебе не то что тулуп не дал, а даже нары от стены не отстегнул бы. Спал бы ты у меня на полу, как собака, где тебе и место. Пошли. На допрос вызывают.

Дождавшись, пока Максим, потягиваясь, натянет ботинки и выйдет из камеры, он постучал в соседнюю дверь и спросил:

— Арнольд Филиппыч, разрешите арестованного заводить?

— Давай, Кузьмич! — послышался голос Долгова. — Сам можешь идти. Там пайки выдают. Отнеси семье.

Дождавшись, когда за Кузьмичом хлопнула входная дверь, Долгов спросил:

— Как спалось на новом месте, Максим? Смотрю — отдохнул, порозовел.

— Отлично. А ты как?

— А никак.

Только сейчас Максим обратил внимание, что старпом сидит за столом осунувшийся, с потемневшим лицом и мешками под глазами.

— Давай чаю попьём, — потянулся за чайником Долгов. — А то глаза слипаются.

— Ну как твои шпионы? — попытался пошутить Максим.

— Шпионы? Шпионы шпионят. Хотя, честно сказать, я всегда был против такой постановки вопроса, что если наш там, то он разведчик, а если ихний у нас, то он шпион. И тот, и другой одно дело делают.

— Ну, я к тому, что — поймал диверсанта на складах?

Долгов со злостью стукнул кулаком по столу так, что пустой стакан подпрыгнул и перевернулся.

— Чуть было не поймал! Да этот мудак всё испортил!

— Это который?

— Да твой старый знакомый Дрожин. Как он там раньше меня оказался? До сих пор не пойму. Спугнул диверсанта. Хорошо, что я хоть радиозакладку нашёл. Смотри, до чего немцы додумались.

Долгов поднял с пола и положил на стол увесистый серый булыжник. Максим удивлённо поднял брови и провёл пальцем по грязной поверхности. Таких камней на дорогах уйма. С той лишь разницей, что из этого булыжника свисал полуметровый провод в такой же непримечательной серой оплётке.

— Послушай, Толик! Я вот тут лежал на нарах и думал о твоём профессоре. Часто ведь бывает, что клички агентам дают по его реальной профессии. Я об этом читал. Вдруг он и вправду профессор? Ну, может, преподавал до войны, или в институте работал.

— Конечно! А теперь этакий старикашка с козлиной бородкой и тросточкой бегает и радиозакладки подбрасывает. Не вяжется. Если помнишь, в комедии «Джентльмены удачи» главный авторитет звался доцентом. Тоже, наверное, из академии сбежал.

— Я ведь так, мысли вслух. Я же помочь хотел.

— Нет, Максим, засел где-то здесь матёрый волк. Обидно, но чувствую, что нам он не по зубам. Всегда на шаг впереди.

Неожиданно в коридоре послышалась возня и возмущённый голос часового:

— Нельзя сюда! У товарища старшего лейтенанта сейчас допрос.

Вмешался голос с сильным акцентом эстонца Ярви:

— Товарищ капитан второго ранга, подождите, я сейчас доложу!

— Ничего, он меня и так примет!

Максим, заволновавшись, посмотрел на Долгова. Но старпом был невозмутим. Узнав голос, он полез в стол и достал ещё один чайный стакан. Дверь распахнулась, и на пороге застыл невысокий офицер в морском кителе со стоячим, подшитым белой тканью воротничком, и чёрной фуражке. Из-за него показался эстонец и, извиняясь, развёл руками:

— Товарищ старший лейтенант, я не успел…

— Ничего, старшина, Александру Ивановичу я всегда рад.

— Так вот какой здесь допрос! — сдвинув фуражку на затылок, покосился на Максима моряк. — Чаи гоняете!

Долгов невозмутимо налил кипяток в третий стакан и указал на стул.

— Присаживайся, Александр Иванович. А ты как думал? Я допрашиваю с закатанными рукавами и по локоть в крови? Давай и ты с нами чаю попей.

Моряк не сдвинулся с места и, взглянув на орла, раскинувшего крылья на груди Максима, спросил:

— Это он?

— Да.

— Я вот к тебе с какой просьбой, Арнольд Филиппыч, — Александр Иванович, наконец, решился и присел на стул рядом с Максимом. — Я знаю, что Горбуна передали в ваше ведомство и его дело ведёшь ты. Так вот, я тебя прошу — отдай его нам!

— Да чего вы все с этим Горбуном как с ума посходили! Политотдел не может успокоиться, теперь вы!

— Политотдел?

— Да. Дрожин всё кругами ходит.

— А-а… Ну Дрожин — это ещё не политотдел. Арнольд Филиппыч, ты же знаешь, что немцы конвой готовят! Не можем мы его пропустить. А всего не знаем. Мы бы из твоего Горбуна живо всё вытрясли. Чаем бы не угощали.

Долгов поморщился, представив, как бы моряки добывали у Максима сведения о конвое.

— Нет, Александр Иванович, он останется у нас.

— Да у вас и так забот полон рот! Лучше бы «профессора» поймали! Всё на месте топчетесь!

— Ничего, поймаем. Одно другому не мешает.

— Я это слышу уже не одну неделю. А воз и ныне там!

Долгов задумался и, напустив на себя таинственности, голосом заговорщика произнёс:

— Ладно! Нельзя, но тебе, Александр Иванович, скажу. Приготовили мы западню для «профессора», и скоро он непременно туда свалится. Только это между нами.

— Да? — моряк с сомнением посмотрел на старпома. — Хотелось бы верить…

— Не сомневайся. А Горбун и с нами прекрасно работает. Вот базу немецкую на Земле Александры раскрыл. Да я вам в штаб донесение отсылал. Или не видел ещё?

— Видел, — недовольно проворчал Александр Иванович. — Только это ещё проверить надо.

Окончательно успокоившись, он позвенел ложкой в стакане и, положив фуражку на колени, произнёс:

— Кстати, о «профессоре». Не знаю, поможет ли тебе это, но у нас агентура тоже работает. Так вот, появились сведения, что он действительно профессор. И страну нашу хорошо знает, и язык.

— Может, он русский?

— Может, и русский.

Максим улыбнулся одними уголками рта и опустил глаза. Александр Иванович неприязненно взглянул на него и обратился к Долгову:

— Ты посторонних убери, нам с тобой с глазу на глаз поговорить надо.

— Старшина, уведи его пока в камеру, — Долгов кивнул неподвижно застывшему в дверях эстонцу. — И закрой поплотнее за собой дверь.

Капитан второго ранга пересел поближе к старпому, оглянулся на дверь и перешёл на шёпот:

— Я тебе одну историю расскажу. Только сначала ещё кое-что о «профессоре». Наш агент также сумел узнать, что твой «профессор» прошёл медицинскую подготовку номер четыре.

— А это ещё что такое?

— Не знаю. Тут всё как в тумане. Так вот, послушай теперь обещанную историю. Может, об этом что и сам слышал, так подскажешь. Почти год назад, в декабре, под Москвой, кажется, под Можайском, наша часть отбила у немцев железнодорожную станцию. А на платформах стояли сверхтяжёлые орудия для обстрела Москвы. Радость по этому поводу была большая. Многие под ордена уже на гимнастёрках дырки кололи. Но немцы орудия назад отбили. Вроде бы ничего необычного. Наших солдат вместо наград под суд отдали. Разбирательств много было. Но интересно не это, а то, о чём солдаты в показаниях говорили. Все как один утверждали, что атаковали их эсэсовцы в чёрных куртках, налегке, несмотря на мороз. Все рослые, крепкие. В атаку бежали молча, огромными прыжками. На наш огонь не обращали никакого внимания. Первый ряд прорвали в несколько секунд. За ним второй. А дальше наши солдатики не выдержали и побежали. Небольшой отряд немцев сумел обратить в бегство целую часть. Ну, а дальше и вовсе чудеса начинаются. Многие, дескать, собственными глазами видели, как пули попадали в немцев, но те не обращали на них внимания. Дёргались от удара и дальше бежали, хотя потом и падали замертво. И всё молча. Бесстрашные и лютые. Один солдат божился, что эсэсовец у него из рук трёхлинейку вырвал и разбил об рельс как палку. Сам он чудом спасся. Не знаю, где здесь правда, а где вымысел струсивших солдат. Но у этой истории было продолжение. Интересно?

— Ещё как.

— Вот и мне интересно. Ты бы запросил по своим каналам, да со мной поделился. Знаю, что обследовали эсэсовцев ваши медики. Немцы, конечно, не бессмертные были. Были и среди них потери. Всех погибших эсэсовцы собрали и тут же в Германию отправили. Но, видно, и у них сбои бывают. Почему-то троих вывезти не смогли. И тайно в лесу захоронили. Где — видели местные мальчишки. А этим летом заинтересовалась этой историей ваша служба. Я к чему тебе, Арнольд Филиппыч, это рассказываю? Вдруг знаешь чего? Хоть намекни. Я, как услышал об этом, так сон напрочь потерял. Потому что дальше вообще чудеса начинаются. Так знаешь чего?

— Нет. Впервые об этом слышу.

— Жаль, — тяжело вздохнул Александр Иванович.

— Ну, а дальше-то что?

— У одного из них в кармане солдатская книжка оказалась. Обычная, эсэсовская, только запись в ней была добавлена, что прошёл он медицинскую подготовку номер четыре и относится к специальному двадцать второму отряду СС.

Долгов шумно выдохнул. Позабыв об остывшем чае, он встал, не заметив оставленный Максимом стул, споткнулся и, чертыхнувшись, выглянул в коридор. За дверью никого не было. Он вернулся за стол и, вытерев платком лоб, произнёс:

— Ну ты, Александр Иванович, напустил туману. Аж мурашки по коже.

— Но и это ещё не всё. Дальше у меня язык не поворачивается рассказывать.

Долгов потянулся к стакану и застыл с вытянутой рукой. Позабыв о чае, он подпёр кулаками подбородок и посмотрел на Александра Ивановича, разволновавшегося от собственного рассказа и нервно теребившего фуражку.

— Когда этих троих достали, то тщательно обследовали. Здоровенные мужики! Сапоги не меньше сорок шестого размера, и у всех во лбу дырки!

— Раненые были, их и добили, — пожал плечами Долгов.

— Да нет же! Это мне один из ваших рассказывал, когда я в Москве был. Он в этой комиссии тоже работал. У всех троих просверленные отверстия в центре лба!

— Может, уже кто после поглумился над черепами?

— Опять не то! Делали им это при жизни, потому что кость уже заросла.

Долгов подошёл к окну и открыл форточку. Показалось, что в кабинете заметно поднялся градус. Александр Иванович тоже вытёр рукавом кителя лоб и расстегнул верхнюю пуговицу.

— Я к чему тебе это всё рассказал? Ты узнай у своих. Уж больно история интересная. Не даёт мне покоя. Я ведь к тебе совсем по другому поводу пришёл, а сам видишь, ни о чём больше говорить не могу. Вообще-то я к тебе за Горбуном. Может, все-таки отдашь?

— Нет, Александр Иванович, самим нужен. Ты не переживай, я, как что узнаю, так сразу тебе сообщу.

— Ну, да ладно. Ты, Арнольд Филиппыч, мужик толковый, на тебя только и надежда. По чести сказать, ты даже и не похож на других чекистов. Потому к тебе и обращаюсь. Нельзя нам этот конвой пропустить. Закрепятся немцы, не выбить нам их тогда с Севера.

— Не сомневайся, не пропустим. Ещё не знаю, как, но чувствую, что помогу тебе. Мы ведь с тобой, хоть и разным начальникам служим, но дело одно делаем. Так что дадим немцам по зубам, это уж точно!

— Дай-то бог, дай-то бог… — встал из-за стола Александр Иванович. — Спасибо за чай. А с этим предателем ты не миндальничай, вытряси из него всё, что нужно, и к стенке.

— Хорошо, вытрясу!

Долгов засмеялся и встал проводить гостя.

На пороге Александр Иванович остановился и, заглянув в глаза старпому, с волнением в голосе спросил:

— А сам как думаешь? Может быть эта история правдой, или солдатская байка?

— Наверное, может. В жизни и не такое ещё бывает. Рассказывали, что люди из одного времени в другом появлялись и вместе со своими дедами воевали.

— Ну это ты загнул! — захохотал Александр Иванович. — Весёлый народ в твоей конторе, если такие анекдоты травит! — хлопнув старпома по плечу, он надел фуражку и шагнул за дверь. — Пойду я. Дел по горло.

Долгов проводил гостя задумчивым взглядом и крикнул в коридор:

— Эй, кто там?! Приведите арестованного на продолжение допроса!

Максим осторожно заглянул в кабинет и спросил:

— Ушёл?

— Ушёл.

— А кто это был?

— Начальник разведки Северного флота Акатов.

— А-а… Суровый мужик. А чего ты будто мешком прибитый?

— Да наслушаешься тут жутких историй…

— Это о немецком конвое?

— Что? Ах, конвой… И это тоже, как заноза в заднице. Не представляю — как морякам помочь?

Максим потрогал свой остывший недопитый чай и потянулся за чайником.

— На лодке как раз время утреннего чая.

— Слушай, Макс! — встрепенулся Долгов. — А ведь это идея! И я уже о ней думал. А что если нам к разгрому конвоя привлечь «Дмитрия Новгородского»?

Максим поперхнулся и, стряхнув с куртки чайные брызги, спросил:

— Сам-то понял, что сказал?

— Моряки ведь уйму народа положат! А нашим это — плёвое дело. Я ведь сводки читал, как наши «Тирпиц» уничтожили. Правда, немцы так и не поняли, что произошло. Утверждали, что на мине подорвался, а затем боекомплект взорвался.

— Конечно, только бы и нам ещё на лодку перебраться. У тебя, наверное, и план есть? Или спрятанный в сопках вертолёт? Да и он не поможет. Нашего «Дмитрия» ещё надо найти.

От собственной идеи Долгов разволновался и, потирая руки, расхаживал по кабинету гигантскими шагами. Вдруг он остановился напротив Максима и, ткнув ему в грудь пальцем, твёрдо заявил:

— И сделаешь это ты!

— Вертолёт я не умею водить, — смущённо улыбнулся Максим.

— Да при чём здесь вертолёт?! — не понял шутку Долгов. — Неужели ты не думал, как нам на лодку вернуться?

— Сегодня ночью думал.

— Это хорошо, что думал. Значит, мы с тобой оба мыслители. И что ты придумал?

— Да ничего в голову не лезет.

— А вот мне залезло. Мы с ними по рации свяжемся!

— Толик, не выйдет. Нас сразу запеленгуют. И немцы, и русские. Навредим и себе, и лодке.

— И об этом я подумал. Ты в цирке был?

— Случалось. А что, приглашаешь?

— Да перестань ты! Я ведь серьёзно. Ты видел, как собака примеры решает? Ей дрессировщик табличку показывает — два плюс два, а она четыре раза гавкает.

— Было и такое, кажется.

— А в чём фокус, знаешь?

Окончательно сбитый с толку Максим, едва успевая поворачивать голову вслед за бегающим по кабинету Долговым, неуверенно ответил:

— Наверное, математику знает.

— Кто, собака? Ну, темнота! В кармане у дрессировщика резиновая груша с ультразвуковым свистком. Сколько раз он на неё нажмёт, столько она и лает. Зрители свисток не слышат, а собака слышит, так как у неё звуковой диапазон пошире нашего будет. Теперь понял, о чём я? Связь улавливаешь?

— Ещё нет. Нам нужна собака?

Долгов остановился и недоверчиво посмотрел в лицо Максиму.

— Ты что, и вправду ничего не понял? Или это мы так шутим? Это хорошо. Потому что в Мурманске стоит очередь из желающих поставить тебя к стенке! А ты шутишь — это хорошо. Значит, с делом справишься. — Старпом схватил его за руку и потащил к окну: — Смотри! Это антенны нашего передающего радиоузла. Мощность хорошая — с Москвой можно связаться. А ты ведь у нас кто? Ты гений радиоэлектроники! Что тебе стоит порыться в радиостанции и расширить диапазон частот до таких, чтобы сейчас их ещё не знали и не смогли прослушать, а на лодке приняли? Это и будет наш ультразвуковой свисток!

— Не получится, — Максим виновато посмотрел на Долгова и отрицательно мотнул головой. — Да и какой из меня гений? Так, баловство. Разве что могу тиристор от диода отличить.

— Не скромничай. Я и этого не могу.

— Пустой номер.

— Не пугай меня! Я с этой идеей всю ночь в засаде просидел. До меня когда эта мысль дошла, так я про диверсантов и думать не мог. А ты говоришь — пустой номер! Максим, это наш единственный шанс вернуться на лодку. А если нет, то так и будем изображать — я особиста, а ты Горбуна, пока тебя как предателя не расстреляют, а меня не разоблачат. И после разоблачения тоже, наверное, расстреляют.

Максим сел на диван, и сцепив пальцы, подпёр подбородок. Глядя на ошеломленного Долгова, он удрученно ответил:

— Не получится, Толик. Если бы это было возможно, умельцы этого времени додумались бы до такого усовершенствования и без нас. Ещё нет тех радиодеталей и тех возможностей. Рация ведь на лампах! О транзисторах ещё никто и не слышал, не говоря о микросхемах. Да я и в радиолампах мало что смыслю.

Но Долгова так легко загнать в угол оказалось невозможно. Он сел напротив Максима и елейным голосом, как воспитатель с распустившим сопли малышом, взяв его за плечи, произнёс:

— А придётся, Максимушка, придётся. И радиолампы освоим, и диапазон радиостанции расширим. А иначе — ласты в угол! Ты же этого не хочешь? И я не хочу. Что от меня зависит, так я наизнанку вывернусь, но уж и ты постарайся.

— Толик, да кто мне даст радиостанцию перепаивать?

— И это продумано. Для всех ты Горбун. А от меня все ждут, что я из тебя бесценную информацию буду вытягивать. А что у нас на выходе? Да ничего! База на Земле Александры не в счёт. Этого мало. А больше ты ничего и не знаешь. Потянем ещё день, другой, а потом мне скажут, что я бездарный следователь, и заберут тебя к парням посерьёзней. У меня, Максим, тоже своё начальство имеется. Целый майор государственной безопасности, с кабинетом в обкоме партии. Я ему стараюсь на глаза не попадаться, и он меня пока не дёргает. Но это пока. И вот что я придумал! Доложу всем, кому надо, что Горбун согласился вести с немцами радиоигру. Мол, хотим дезинформацию в штаб Кригсмарине запустить. Это нам даст возможность без подозрений днями просиживать в радиоузле. Придумаешь какую-нибудь блок-приставку к радиостанции. Поработали с лодкой — спрятали.

— От тебя информацию о работе будут требовать.

— Придётся из пальца чего-нибудь высасывать. Нам главное — время выиграть. Свяжемся с лодкой, а там придумаем, как к нашим переметнуться.

Долгов выжидательно замолчал. Молчал и Максим. Наконец, старпом не выдержал и спросил:

— Убедил?

— А куда деваться? Схему радиостанции найдёшь?

— Паяльник я точно видел. Найду и схему.

— Толик, а что ты говорил начальнику разведки о западне для «профессора»? Что-то придумал?

— Да где там! Вру налево и направо, чтобы тебя спасти. Изображаю бурную деятельность, а на выходе — ноль.

— А что с конвоем?

— Вот тут-то как раз обмануть не хотелось бы. Речь идёт о жизнях людей. Немцы обстоятельно к зиме готовятся. Стало известно, что для засевшего гарнизона в Петсамо, двадцатой горной армии генерала Дитля, пойдёт конвой с тёплыми вещами, топливом и продовольствием. Агенты передали, что в Нарвик целый транспорт с полушубками и саморазогревающимися консервами прибыл. Даже дрова везут. Сейчас линию фронта с места не сдвинуть, а если немцы обживутся, так ещё и в наступление перейдут. Нельзя этого допустить. Северный флот пока что молодой, и боевых кораблей — по пальцам пересчитать. Он ведь совсем недавно только флотилией был. Корабли ещё царской постройки, да из рыболовных сейнеров переделанные. Понятно, что моряки бросятся на конвой с отвагой обречённых, только вот цена будет очень высокой. Но хуже всего, что неизвестно, когда пойдёт конвой. Если бы мы знали день, могли бы организовать одну хорошую атаку, а держать под контролем морские пути немцев — таких сил нет. Вот Александр Иванович и рассчитывает на то, что я эту дату из Горбуна вытрясу. То есть из тебя.

— Понятно. Я сначала хотел предложить, чтобы ты мне побег устроил, но вижу — не тот случай.

— И куда бы ты побежал? Тебя же сразу схватят и пристрелят. Нет, сиди лучше здесь. Так для тебя безопасней. Да и я, как тебя увидел, так сразу решил, что это Всевышний за меня вступился и напарника прислал.

Долгов полез в сейф и достал бутылку коньяка. Посмотрев на пёструю этикетку задумчивым взглядом мыслителя, он поставил её назад и, пошарив в глубине, вытащил железную банку с кофе.

— Давай, Максим, взбодримся, — он открыл крышку и потянул носом горький запах. — Самый дефицитный здесь товар. Трофейный. Но сейчас ему самое время, а то усну. Ты не бойся, как-нибудь выкрутимся. Я когда два месяца назад здесь оказался, думал — всё! Труба! А ничего, как-то ещё жив. Выберемся. Если с лодкой свяжемся, то это уже, считай, на неё перебрались. А если честно, задвинув в угол шкурный вопрос, мне не даёт покоя мысль, как бы нашего «Дмитрия» на конвой натравить.

Долгов покрутил в руках чашку с кофе и внимательно посмотрел на Максима, пытаясь определить: как ему такая идея?

— Тяжело морякам. Ты бы видел, что было, когда здесь появился «Адмирал Шеер»!

— А это ещё что за корыто?

— Это, Максим, не корыто, это немецкий крейсер. И крейсер серьёзный. Глава британской миссии в Архангельске предупреждал Головко о выходе «Адмирала Шеера» двадцать четвертого августа из Нарвика в район Новой Земли, но у нас эту информацию пропустили мимо ушей. Подпрыгнули, лишь когда узнали, что он, обойдя северным путём Новую Землю, объявился в Карском море. Что тут было! И ведь противопоставить нечего. Всех сил — пять эсминцев, построенных ещё в четырнадцатом году, да из них два на ремонте. А у крейсера орудия калибром двести восемьдесят миллиметров.

— Он что, ещё здесь?

— Нет, ушёл. Утопил ледокол «Сибиряков», обстрелял порт на острове Диксон и ушёл. Честно говоря, я так и не понял, зачем он приходил.

— Наверное, пошуметь. Мышцами поиграть.

— Я уже здесь подольше тебя, Максим, и кое-что понял. Немцы очень рациональный народ и ради шума и понтов ничего делать не будут. Ты только подумай: поход крейсера обеспечивали шесть подводных лодок. В то время, когда каждая на счету и требуется для перехвата союзных конвоев. А тут сразу сняли с патрулирования шесть штук. Да и результат похода мизерный. Он больше топлива сжёг, чем стоит этот несчастный ледокол. Это всё равно, что из дробовика по мухам палить. Странный поход, я бы сказал — бестолковый. Если только в нём нет скрытого смысла.

— А что моряки говорят?

— Официальная версия, что крейсер пришёл для нарушения советского судоходства на трассе Северного морского пути. Да какая здесь трасса? Ненцы на каяках, да одна баржа в месяц пройдёт. Здесь, Максим, у меня сам собой напрашивается ответ по Станиславскому: не верю! Ну вот не верю, и всё!

На столе вспыхнула лампа, запрашивающая позволение адъютанту войти в кабинет. Вальтер Шелленберг нажал кнопку разрешения и, отложив в сторону стопку с документами, посмотрел на дверь. Адъютант щёлкнул каблуками и, демонстрируя безупречную арийскую выправку и внешность, вздёрнул подбородок и застыл с папкой в руке.

— Что у вас?

— Донесение от оберштурмфюрера СС Шеффера!

Шелленберг заинтересованно взглянул на зажатую в руках адъютанта папку и встал из-за стола. Доклады профессора он приказал приносить вне очереди. Операция «Wunderland» набирала обороты, и каждая весточка с далёкого Севера была бесценна. Прочитав первые строки, руководитель VI управления РСХА удивлённо выгнул брови. Донесение профессора несколько отличалось от его представления о ходе операции. Шелленберг протёр глаза и начал читать сначала:

Шелленберг вернулся за стол и задумался. Потом поднял трубку телефона и потребовал соединить его с канцелярией Гиммлера.