Глава 6
Черная земля. Bon jour!

Хороший оказался удар! Славный такой апперкот. И как только Макс его пропустил? Расслабился, расслабился… Ведь соперник, Лешка, куда более слабый боец. Почти что из новичков. И главное, среди болельщиков находился отец. Наконец-то решил посмотреть, чем занимается сын.

И на тебе…

…Соперник уже склонился, закрывая голову руками, а Максим все бил, бил, бил, чувствуя, как поднимается в груди какое-то жуткое, но прекрасное чувство!

Замесить врага! Ударить! Так, чтоб больше он никогда не поднялся!

На! На! На!

Рефери еле-еле оторвал парня от повалившегося на пол Лешки…

– Нок… Раз… два… три… Аут!

И поднятая вверх рука, и рев – или это только так казалось, что рев, – зала, и торжество, и радостная улыбка… Только вот почему-то хмурился тренер. И в глазах отца – Макс случайно заметил – вместо гордости за сына виднелись отвращение и страх.

– Не знал, что мой сын – фашист, – глухо произнес отец уже дома.

Максим вздрогнул, словно от пощечины:

– Папа!

– Молчи! Я видел твои глаза – глаза бешеного, алчущего крови тигра, не человека.

– Но это был мой соперник!

– Но не враг!

– Это же спорт, папа! И спортивная злость…

Отец в бешенстве опрокинул стул – а вообще-то всегда был спокойным человеком.

– Да не может быть никакой такой спортивной злости, как не может быть национал-социалистической физики или коммунистической математики! Зло всегда зло, какими бы эпитетами оно ни прикрывалось. Ты ведь часто смотришь «Звездные войны», вспомни Йоду. Ты сегодня перешел черту. Ступил, так сказать, на Темную сторону силы. Этот несчастный мальчик, твой соперник… Ты ведь, наверное, убил бы его, если б не тренер!

Макс опустил голову. Наверное, отец был прав. Да, конечно, прав… но в этом не хотелось признаваться даже самому себе. Куда лучше считать себя победителем!

– Сядь! – Отец несколько успокоился, налил из старого сифона воды и долго вертел стакан в руках. – Еще раз повторю – зло есть зло, какой бы маской оно ни прикрывалось. И утверждаться за счет других по крайней мере подло! И не говори мне, что это спорт. Слишком многие ведут себя так и в жизни. Идут по трупам – успех, успех любой ценой! Поначалу ими движет зависть, которая тоже не бывает ни белой ни черной, а остается всегда просто завистью, гнусным, недостойным нормальных людей чувством, таким же отвратительным и мерзким, как и твоя «спортивная» злость!

Так и не выпив воды, отец поставил стакан на стол и, привстав, обнял Максима за плечи:

– Понимаешь, сын, я очень не хочу, чтобы ты стал таким. Уверен, этого не хотела бы и твоя мать. Что молчишь? Ждешь, что я запрещу тебе посещать секцию? Ну уж нет, для тебя это был бы самый простой выход. Это ведь всегда просто, когда решает кто-то другой. Остается только исполнить, а потом обижаться, дуться… не на себя, упаси боже, – на того, кто решил. Нет, сын мой! Решай сам. Сможешь совладать с собой? Занимайся боксом и дальше. Тем более что тренер ваш – неплохой человек. Если же для тебя это трудно… увы.

– Я буду ходить, – помолчав, упрямо прошептал Максим. – Буду. Ведь каждый мужчина должен уметь постоять и за себя, и за других. Что же касается злости… Я даю слово! Даю!

Отец вдруг неожиданно улыбнулся, погладил Макса по голове, как совсем уж в раннем детстве. Сквозь приоткрытое окно, зависнув над карнизом, ярко светило солнце…

…прямо в глаза!

Макс прищурился – все тело болело, а голова прямо раскалывалась! Ага, вот кто-то погладил его, ласково провел рукой по волосам…

– Тейя!

– Ах-маси! – Девушка улыбнулась, и молодой человек почувствовал великую радость: ну, слава богу, жива!

Платье, правда, разорвано и в пыли, на руках и коленках ссадины, но в общем-то не похоже, чтоб что-нибудь сломано.

– Ты как?

– Хорошо. – Девушка улыбнулась и вдруг с тревогой взглянула на Макса: – Ты можешь идти?

Валяющийся в дорожной пыли парень понял только одно слово – «идти», но, конечно же, догадался о смысле. Пошатываясь, поднялся на ноги – а вроде бы ничего, легко отделался, синяками да ссадинами. Если б не мягкая земля Кемет, могло быть и хуже – ну-ка, по асфальту бы так размазало!

Черт! Погоня же!

– Пошли-ка к реке!

Согласно кивнув, девушка побежала следом. И в самом деле, вряд ли бы они сейчас смогли уйти по дороге, некогда было тратить время на починку колесницы – да и едва ли беглецы смогли бы быстро приладить отвалившееся колесо. Скакать же верхом Максим не был обучен, тем более без седла и стремян.

Река! Только река! Великий Хапи поможет им.

Воды в реке вроде как стало меньше, да-да, меньше, это было заметно все яснее с каждым днем. Разлив спадал, обнажая жирный слой плодородного ила. Действительно, Черная земля.

Добравшись до берега, уселись, переводя дух. Думать было нечего – либо раздобыть лодку, либо дожидаться попутного судна. Правда, вот чем заплатить корабельщикам? Тейя сняла с шеи ожерелье из разноцветных бус и, уныло встряхнув его, пригорюнилась. Без слов ясно – этого для оплаты не хватит. Да и корабля, кстати, поблизости пока не наблюдалось. Значит, лодка? Похитить, украсть – а что еще делать-то? И еще хорошо бы перекусить чем-нибудь…

Перекусить? Да не о брюхе пока надобно думать – о погоне! Сейчас вот налетят, схватят…

Максим непроизвольно дернулся, обернулся… и быстро схватил Тейю за руку, приготовляясь немедленно уносить ноги. Позади, скрестив на груди руки, стоял высокий красивый мужчина, одетый в длинную набедренную повязку из белой плиссированной ткани и цветной треугольный передник, и пристально рассматривал беглецов. Потом улыбнулся, подошел ближе и что-то сказал. Тейя так же с улыбкой ответила, мужчина произнес длинную фразу, девушка отозвалась столь же витиевато, и как-то незаметно начавшийся диалог быстро перерос в оживленную беседу, из которой Макс понимал только обрывки фраз и некоторые слова – «Инебу-Хедж», «Уасет», «петь», «красивая девушка»…

– Да-да-да! – положив руку на плечо Максима, Тейя добавила какую-то фразу.

Незнакомец махнул рукой и рассмеялся. Повернулся и быстро зашагал к излучине по узкой рыбачьей тропке. Тейя дернула парня за руку – идем. Макс пожал плечами – идем так идем. Интересно, правда, куда и зачем?

– Это – Пенгабен из Инебу-Хедж, – на ходу поясняла девчонка. – Он…

Она показала, как играют на дудке, потом – как дергают струны, танцуют…

Ага, музыкант! – догадался Макс. И мы, значит, отправимся дальше с ним. Что-что? Ах… танцовщица сбежала… С лодочником? Что и сказать, бывает. Я вот только не знаю, сгожусь ли? Хотя сейчас – лишь бы поскорее убраться отсюда. С музыкантами так с музыкантами, да хоть с самим чертом! Правда, вот насчет музыки… Максим не только не умел играть ни на одном музыкальном инструменте, но даже подозревал, что и слуха-то у него нет. Отец увлекался джазом, собирал грампластинки – Дюк Элингтон, Армстронг, оркестр Гленна Миллера, – а вот Макс к музыке был равнодушен. И как же он теперь будет музицировать? Ладно. Посмотрим.

За излучиной у самого берега покачивалась большая лодка. Даже, можно сказать, небольшой – метров десять в длину – кораблик, деревянный, с высоко поднятой кормой и носом, с рогатой мачтой и беседкой под папирусной крышей. В беседке кроме нескольких полуголых девушек виднелись аккуратно сложенные инструменты – нечто вроде домры, небольшая арфа, флейты и тамбурины. Завидев возвращающегося Пенгабена, девчонки засмеялись и весело замахали руками. Ага, ждали, оказывается!

– Отплываем, – тут же приказал Пенгабен и, обернувшись, пояснил: – Нам нужно спешить, чтобы успеть в Анхаб до начала праздника.

Вот примерно так и сказал – к своему удивлению, Максим почти все понял. И обрадованно подмигнул Тейе. Спешить – это хорошо. Им тоже нужно спешить.

Украшенное разноцветными ленточками и бубенцами небольшое судно, приняв на борт старшего и новых членов труппы, подгоняемое веслами гребцов, отвалило от берега и ходко устремилось к середине реки, где тут же подняли большой прямоугольный парус, сшитый из белых полотен. Как успел уже заметить Макс, здесь всегда дул северный ветер – попутный, если, как вот сейчас, плыть вверх по течению.

Общительная Тейя забралась в беседку и уже вовсю болтала с девчонками, Макс же молча устроился неподалеку. Ему показали весло – в случае надобности он должен будет заменить недостающего гребца – и оставили в покое. Впрочем, нет, одна из девушек – гибкая и очень молодая – улыбаясь, принесла новому товарищу небольшой глиняный кувшин и краюху хлеба с печеной рыбой. Еще раз улыбнулась, присела рядом:

– Ешь! Вкусно. Твоя сестра сказала, что вы из Уасета? Там хорошо? Красиво? Я никогда еще не была в Уасете! Может, скоро буду. А ты на чем играешь? Умеешь ли танцевать? Хорошо ли поешь?

Половину слов Максим не понимал, но общий смысл уловил точно. Хлебнув из кувшина улыбнулся, похвалил:

– Доброе пиво!

– Пей, пей. Ты – Ах-маси?

– Да, Ах-маси.

– А меня зовут Пебаст.

Кроме узенького золотистого пояска, браслетов и ожерелья из разноцветных бус, на девчонке ничего больше не было. Впрочем, как и на ее подружках. И никого это ничуть не смущало – ни гребцов, ни кормщика, ни старшего, Пенгабена. А вот Максим все никак не мог привыкнуть.

Доев рыбу, снова хлебнул из кувшина и, вытерев губы рукой, украдкой оглянулся. Ага! Тейя словно того и ждала – живо показала кулак и расхохоталась!

– Эй, Пебаст, не приставай к моему братцу! Он у нас скромник.

– А я и не пристаю. – Пебаст засмеялась. – До ночи-то еще далеко. А там – посмотрим. – И, придвинувшись ближе, провела рукой по бедру юноши: – Я красивая?

– К-красивая, – поспешно согласился Максим и на всякий случай отодвинулся.

– Эй, Пебаст, ты там долго будешь строить глазки? А кто будет петь?

– Я приду к тебе ночью, – уходя к подругам, пообещала девушка.

Макс фразы не понял, но снова бросил быстрый взгляд на Тейю. Тейя… Казалось бы, кто она ему была-то? Так, случайная попутчица… И все же… Все же юноша чувствовал, что эта девушка приобрела вдруг над ним какую-то необъяснимую власть. Вот, закрывал глаза – и видел перед собой пышные волосы, черные сияющие глаза, чуть приоткрытые губы… Тейя… А она вела себя с ним точно как сестра! А ведь парень хотел бы большего! Наверняка хотел бы большего, что уж было с собой-то лукавить. Но пока ничего, и никак, и ни с кем. А ведь эта Пебаст к нему явно неравнодушна. Вон как смотрит. Тейя, конечно, куда красивее, но и эта ничего – симпатичная. Правда, немного угловатая, и грудь маленькая, зато какая тонкая талия, гибкость и, должно быть… ой! Размечтался…

В парус ровно дул северный ветер. На берегах мелькала зелень и все чаще попадались деревни, некоторые даже большие – в несколько десятков хижин. Максим уже перестал высматривать телефонные вышки, антенны и прочее. Устал. Знал, что ничего такого не увидит, хотя и надеялся. И гнал, гнал от себя зародившиеся нехорошие мысли, снова нахлынувшие вот сейчас, в обстановке покоя и неги.

Взяв в руки музыкальные инструменты, девушки запели – музыка оказалась такой прекрасной и нежной, какой Максим и не слышал-то никогда. И звонкие, ангельские прямо голоса – примерно как у французской детской группы «Воз Анжели». И самый лучший – голос Тейи. Она солировала, играя на арфе, да и вообще держала себя как королева.

Хорошая была песня, красивая, а следующая – еще лучше и красивее! Пенгабен, слушая, удовлетворенно кивал и улыбался – не зря взял девочку!

Макс и сам не заметил, как задремал, да и многие другие тоже. А когда проснулся, уже плавился оранжевым солнцем теплый и тихий вечер. Загорались первые звезды, еще не желтые, а серебристо-белые, и такой же серебристо-белый месяц неслышно плыл по низкому бледно-лиловому небу.

Сидевший невдалеке от беседки кормщик – веселый толстяк с оплывшим лицом пьяницы и жуира, – углядев на берегу подходящее место, закричал, замахал руками. Часть гребцов тут же бросились спускать парус, другие, в том числе и Максим, взялись за весла. Оп!

Суденышко ловко повернуло к берегу! Мягко опустилась на борта отвязанная от креплений мачта. Грести оказалось трудновато – с непривычки весло все время норовило выскользнуть из рук, пока обернувшийся товарищ не показал с улыбкой, как именно надобно его держать, тогда уж дело начало спориться. Даже кормщик взглянул на юношу с одобрением – мол, ничего, скоро научишься, парень. Все на этом судне делалось весело, как-то по-доброму. Макс даже представил подобную ситуацию где-нибудь в России – без мата бы точно не обошлось! А здесь – улыбки да смех. Может быть, люди такие? Или климат?

Укрепив лодку на якорях, все вышли на берег и тут же принялись молиться, упав на колени. Макс, кстати, тоже, больно уж не хотелось выделяться. Он и так-то стал совсем похож на местных – такой же загорелый, тощий, черноволосый. Если не вглядываться в глаза, ну прямо вылитый египтянин. Кожа на пятках задубела, стала твердой, как сандалии, хотя на первых порах все ж таки ноги болели – попробуй-ка с непривычки походить босиком. Хоть и мягкая земля, а все же…

Покончив с молитвой, юноша обернулся вместе со всеми – оранжевые воды реки стремительно разрезало какое-то приземистое хищное судно с вытянутым носом. Парус был снят, мачта опущена. Подгоняемые ударами бичей гребцы проворно работали веслами.

Ищут, где бы пристать. Только бы не сюда, только бы не сюда… Максим неосознанно чувствовал тревогу, словно от этого черного корабля исходили какие-то волны. И похоже, это же чувство испытывали сейчас все. Только бы не сюда, только…

Чужаки проплыли дальше. Слава богу! Или – богам? Интересно, куда они так спешили?

Поужинав, музыканты стали устраиваться на ночлег. Девушки – на лодке, в беседке, остальные – рядом, на берегу. Пара гребцов острыми серпами ловко срезали стебли папируса. Все остальные – и Макс – деловито связывали их бечевами. Получалось нечто вроде матрасов, только что не обтянутых материей. Максим попробовал присесть – мягко.

С лодки принесли какие-то колья, навтыкали вокруг связок – от зверей? А задержит ли такой колышек, скажем, крокодила? Навряд ли. Впрочем, похоже, здесь никто ничего подобного не опасался, быть может, надеялись на молитвы и помощь богов, а скорее всего, просто хорошо знали повадки местных хищников.

Так что и Макс не стал долго думать, улегся вместе со всеми, неудобно, правда, было без одеяла, ну да ничего – в конце концов, тепло, сухо, чего еще надо-то? Странно, но и Пенгабен, и толстяк-кормщик тоже спали вместе с гребцами – не хотели стеснять женщин? Или что-то другое? Ну конечно же, сторожили! Мало ли? Вот Пенгабен наломал стеблей тростника, зажал в кулак, протянул всем – выбирайте. По жребию распределили ночную вахту – Максиму выпало дежурить третьим. В самую ночь. Ничего в этом такого нет, но вот только как определить время вахты? Кого будить? Ах, вот этого… Того самого парня, что недавно показывал вновь прибывшему, как нужно грести. Звали его, кстати, Диду. Кажется, неплохой парнишка, улыбчивый такой, веселый. Хотя они все здесь негрустные.

Да, а когда будить-то? Кормщик похлопал по плечу, успокоил – мол, ежели что, разбудит сам. Ну, ладно…

Решив проблемы, немного перекусили и, поговорив да посмеявшись, улеглись наконец спать. Уже совсем стемнело, и мерцающие в небе звезды сделались ярче и даже как будто ближе. Где-то неподалеку послышался волчий вой, на который никто не обратил особого внимания, лишь старший, Пенгабен, пододвинул к себе лук и стрелы.

Максим долго не мог заснуть, ворочался, словно боялся проспать свою смену, хотя ведь знал: когда надо, разбудят. Разбудили… Казалось, только что закрыл глаза.

Встав, юноша потряс головой, принимая от высокого парня короткое копье и лук со стрелами. Во, блин, экзотика! Кому потом рассказать – ни в жисть не поверят!

Парень улегся, и Макс, чтобы не уснуть, ополоснул в реке лицо и шею да принялся неспешно прохаживаться вокруг спящих. Время от времени останавливаясь, прислушивался – не крадется ли во тьме неведомый враг? Зря, наверное, старался – кому тут надо по ночам-то шататься? Разве что какому-нибудь зверью…

Чу! Услыхав всплеск, юноша резко обернулся. Спрыгнув с лодки, на берег выбралась юркая девичья фигурка, и тоненький голос тихо позвал:

– Ах-маси!

– Тейя?

В ответ лишь приглушенный смех. Подойдя ближе, девушка взяла его за руку, повела в камыши… Нет, это не Тейя!

– Пебаст?

– Да. Я.

Резко повернувшись, девчонка вдруг обняла опешившего парня за шею и, прижавшись к нему горячим телом, потерлась носом о щеку. Нежные руки ее, трепетно пробежав по спине Максима, игриво скользнули вниз, к набедренной повязке…

– О, Пебаст… я не…

– Тсс!

Гибкое девичье тело, шелковистая кожа, затвердевшая грудь… И – горячее дыхание… И ласковый шепоток уст. И горящие в темных глазах звезды…

В конце концов Максим был всего лишь молодым человеком, а человек, как известно, слаб.

Он сам ничего и не делал, все сделала девушка. И, надо сказать, это было чудесно! Чудесно, несмотря ни на что – ни на всю фантасмагоричность происходившего, ни на чужую землю, где юноша очутился черт знает как… несмотря даже на Тейю! Тейя… Эх, если б на месте Пебаст сейчас очутилась она!

Со стоном отпустив девушку, Макс вдруг ощутил нахлынувшее чувство вины. Как будто он сейчас сделал что-то не то, что-то постыдное, нехорошее… И это чувство, наверное, было связано с Тейей – с кем же еще? Хотя она ведь всегда вела себя с ним как сестра, не позволяя и намека на всякие там пошлые вольности, если не считать чересчур нескромной одежды. Хотя какой там, к черту, нескромной – у Тейи хоть платье имеется, а вон та же Пебаст совсем голой ходит!

Максим благодарно чмокнул девушку в губы, и та вдруг отпрянула, отпрянула в ужасе, будто он сделал сейчас что-то не то, что-то такое, чего нужно стыдиться. А что он такого сделал-то? Просто поцеловал.

Оттолкнув парня, Пебаст побежала обратно к реке, разбивая поднятыми брызгами отражавшиеся в черной воде звезды. Зависший над серединой реки сверкающий расплавленным серебром месяц тоже покачивался на волнах, словно опрокинутая лодка… а рядом с ней Максим вдруг увидел еще одну – узкую, продолговатую, хищную. Да что там одна – вон, за ней и вторая, третья…

Они спускались вниз по течению, беззвучно, лишь иногда шевелили веслами, замедляли ход, рыскали, словно охотничьи псы. Будто что-то искали. Что-то? А может, кого-то? За спиной Макса вспыхнул вдруг яркой звездой факел!

И лодки, как по команде, повернули к нему одна за другой!

– Тревога! – разбудив Пенгабена, Макс показал на факел и лодки. Вскинулся, хотел было закричать, предупредить всех, но старший придержал его за руку. Не надо.

Они быстро растолкали спящих, разумеется, кроме оставшихся на корабле девушек. Парни разобрали луки и копья. Факел уже погас, но по звездной воде скользили быстро приближавшиеся черные тени.

Вскинув лук, Пенгабен что-то отрывисто приказал. Лучники наложили на тетивы стрелы, остальные – в том числе и Максим – затаились на берегу, в камышах, покрепче сжимая в руке древки коротких копий с плоскими тяжелыми наконечниками.

И напряженно ждали.

А чужие лодки становились все ближе, шли четко к цели, указанной им неведомым факельщиком. Затаившийся рядом Пенгабен вдруг вытянул руку и, дотронувшись до плеча Макса, мотнул головой назад – еле заметный жест в сумрачном свете месяца, однако вполне понятный. Юноша тут же кивнул в ответ и быстро пополз к лежбищу. Факельщик оставался на его совести.

– Хэк!!! – громкий возглас пронзил тишину ночи, и звонкое пение стрел отдалось в ушах тонким стремительным свистом.

Поняв, что их гнусный замысел больше не является тайной, враги, – а это были враги, кто же еще-то? – завыли, заорали, заколотили в щиты, вызвав жуткий визг девушек, впрочем быстро прекратившийся. Свистели стрелы – вжик, вжик… стонали раненые. Вот раздался всплеск – кто-то упал в воду. Вот еще…

Снова свист стрел. Парням Пенгабена было сейчас значительно удобнее, чем нападавшим, – они, невидимые, прятались в камышах, а враги все же были хоть немного видны. Судя по их крикам, стреляли гребцы и артисты метко.

А где же… Ага! Вот что-то затрещало, похоже, кто-то с силой бил камнем об камень, потянуло дымом, и вновь вспыхнул факел, выхватив из ночной тьмы узкий участок берега. Как раз тот, на котором и засели оборонявшиеся.

Факельщиков оказалось двое – оба высокие, бородатые. Один держал в руках такое же копье, как и у Макса, второй – тот, что с факелом, – имел при себе серпообразный меч на длинной прямой рукоятке.

Юноша вынырнул из травы и с ревом, словно алчущий крови тигр, набросился на обоих. Поднял копье… И тут же упустил – выбитое удачным ударом, оно упало в густую траву. Макс едва успел пригнуться, пропуская над головой вражеское оружие, унесшееся куда-то к реке. Ага! Копьеносец выхватил из-за пояса широкий кинжал. Факел! Сейчас главное – любой ценой погасить факел.

Макс живо встал в стойку, качнулся влево и вправо, выбирая момент для удара. Такой момент настал быстро – замахнувшись кинжалом, вражина бросился к нему. И наткнулся физиономией на хороший хук!

Бах! Бах!

Еще удар, еще, еще…

За какую-то секунду – три раза.

Враг недоуменно застыл… пошатнулся… рухнул!

Нок… Аут!

Второй, остался второй факельщик!

Вух!!! – просвистело прямо над ухом изогнутое серпом лезвие. Ввуххх!!! – еще раз! Еще, еще, еще! А он, похоже, опытный боец, этот факелоносец. Ишь как орудует, гад!

Что-то горячее скользнуло по правому предплечью… кажется, ранил!

Макс приложил руку, почувствовал – кровь. Вражина осклабился, поднял повыше факел, заорал что-то гнусное… или радостное, черт там его разберет. Снова пошел в атаку… Вжик! Вжик! Вжик!

Словно жнец на колосящемся поле.

Копье! Живо подобрать копье!

Переместить левую ногу назад… Теперь правую… Пригнуться… Ух, гад! Едва не зацепил шею!

Упасть в траву! Откатиться в грязь. Вытянуть руку… Теперь сразу – удар!

Что-то противно хлюпнуло, и факел полетел на землю падучей звездой. И, упав в мокрую грязь, заскворчал, медленно угасая.

А на берегу все так же летели стрелы… Нет, не так же! Лодка музыкантов спешно отплывала от берега. Что же они, его бросили, что ли?

– Ах-маси-и-и-и!!! – пронесся над рекой пронзительный девичий крик. – Ах-маси-и-и-и!!! Плыви! Плыви!

Макс так бы и сделал – спустившись по берегу чуть вниз по реке, зашел по колено… И тут же в ужасе выскочил обратно, заметив неслышно скользнувшие в воду бревна. Крокодилы! Жуткие зубастые твари! Только вас тут сейчас и не хватало, только вас!

– Ах-маси-и-и-и!!! – снова разорвал ночь удалявшийся жалобный крик. – Ах-маси-и-и-и…

И все. И вот уже больше никто не кричал. А враги… Юноша присмотрелся: а их не было, врагов-то! То есть не было на берегу, по крайней мере живых, – пара лодок стремительно преследовала уходившую во тьму реки добычу.

Догонят? Нет? Всяко быть может. Артистам бы продержаться до утра, а там… Днем здесь, похоже, есть хоть какой-то порядок, закон. А ночью – кто сильней да наглей, тот и прав.

Интересно, что ж теперь делать-то? Ну, в общем-то ясно что – подождать до рассвета, в темноте-то не очень разберешь, куда податься.

А тот парень, факельщик… Кажется, он, Макс, угодил ему копьем в живот. Так что же получается, убил, да? Но ведь это была защита… И все же – убил, убил, убил! Вот так запросто лишил жизни незнакомого человека… которого в общем-то никто и не просил нападать на мирных людей в составе ночной банды.

И все же, все же… А может быть, не убил, а только лишь ранил? Тут, в темноте, не разберешь. Да-да, наверное, ранил. Господи, только бы ранил, только бы не убил, только бы…

А стоит сходить к тому месту! Посмотреть. Или нет, не сейчас – с рассветом. А сейчас, может быть, нужно отдохнуть, затаиться… или побежать по берегу за лодкой. Так где ее теперь увидишь? Вниз по реке? Вверх? Не пароход, ходовыми огнями не расцвечена.

Вздохнув, юноша присел на корточки, точь-в-точь так же, как любили сидеть местные. Снова подумал об убитом им человеке… или все же раненном? Поднялся, намереваясь осторожненько подойти к реке… И тут услыхал приглушенные голоса сзади! И жесткий повелительный крик!

Обращались явно к нему – он же тут столбом маячил, на фоне лунной дорожки хорошо заметным. Дернулся в сторону – услыхал, как просвистела стрела. Дались им эти стрелы, дикари чертовы! Нет чтоб как люди, из крупнокалиберных стволов палить… Да уж, тогда точно не уцелел бы. А так… Ого! Да их тут, кажется, много! Бегут! Окружают!

Максим бросился прочь, вдоль реки, совершенно не соображая, куда бежит, лишь бы подальше от преследователей! А те уже кричали, улюлюкали со всех сторон, загоняя беглеца, словно дичь. Под ногами то чавкал ил, то хрустела солома, и острые стебли молодого папируса больно резали ноги. А справа, за рекой, предательски алело небо. Рассвет! Господи, ну что же так рано-то?! Ну хоть бы еще часочек.

Бежать! Бежать! Бежать! Пригнуться, оглянуться – ага, не так-то вы и близко. И прибавить ходу, и броситься вперед изо всех сил… Куда? Неизвестно. Куда-нибудь туда, где можно было б укрыться.

Краешек жаркого желтого солнца уже показался из-за красных песков близкой пустыни. Справа – река, поля, камыши: увы, низенькие и ничуть не густые – не спрячешься, да и видно будет, куда свернул. Впереди – пустынный, пока пустынный берег, дорога, идущая по невысокой дамбе. Именно по такой они неслись с Тейей на колеснице. Тейя…

Юноша взбежал на дамбу, на миг застыл, оглянулся – ух ты господи, сколько их! Человек двадцать, никак не меньше. Значит, не все бросились в погоню за лодкой с артистами. Или, может быть, это другие?

Впрочем, какая разница? Ничего хорошего от этого разбойного люда Максим для себя не ждал, а потому, недолго думая, сбежал с дамбы вниз и со всех ног понесся к желтым пескам начинавшейся невдалеке пустыни, на границе которой маячили какие-то развалины – то ли гробницы, то ли каменоломни. В общем, наверное, было где спрятаться, больше-то негде.

Они быстро приближались – и развалины, и преследователи. Жаркий песок нещадно обжигал ноги. Нет, это все-таки не каменоломни. Скорее всего гробница – основательные, сложенные из массивных камней стены, колонны, занимавшие немаленькую площадь. А вон высится статуя какого-то египетского древнего бога с головой собаки или волка… или шакала. А за ним – черный провал входа.

Туда! Куда же еще-то?

Не раздумывая, Максим проскочил мимо статуи и очутился в темном коридоре, извилистом, узком и полутемном. Кто-то разъяренно зашипел под ногами… змея?! Нет, шипение быстро прекратилось. Зато стали хорошо слышны раздающиеся снаружи голоса. Вперед! Раз уж скрылся, спрятался – так пусть половят! А лабиринт тут, кажется, тот еще.

Коридор то расширялся, то вновь становился узким, так что приходилось протискиваться боком, а кое-где и вообще ползти под резко понизившимися сводами. Пахло прокаленным на знойном солнце песком, мелом и еле уловимо медом. Или то был не мед, а аромат каких-то цветов, бог знает.

Вот коридор снова сузился. Вот каменной лестницей нырнул в какую-то яму, опускаясь все ниже, ниже, ниже… Пока не привел беглеца в небольшую, но не лишенную определенного уюта и изящества залу с каменными столиками, креслами, колоннами с капителями в виде выкрашенных зеленой краской каменных листьев. Симпатичные такие колонны. Лесные. Интересно, а откуда здесь свет? Ха, ну и вопрос. Как теперь отсюда выбраться – вот о чем надобно думать.

Остановившись, юноша перевел дух и осмотрелся. Тот коридор, что привел его в залу, похоже, являлся единственным входом… и выходом.

Ловушка! Черт побери, ловушка! И он сам себя сюда загнал. Где ж вражины? Что-то они не очень торопятся. А с чего б им, спрашивается, торопиться, беглец-то – вот он, словно на блюдечке. Они, верно, знают, что здесь тупик.

Максим поднял с пола увесистый каменный обломок и напряженно прислушался. Странно – ни голосов, ни шагов. Ничего! Одна тишина, мертвая тишина… наверное, такой и положено быть в гробнице.

В таком напряжении беглец простоял, наверное, минут двадцать, а может, и с полчаса – никто так и не появился! Интересно, что же, выходит, это какой-нибудь запретный для местных отсталых племен храм?! Если так, то Максиму сильно повезло. Правда, с другой стороны, сколько он здесь высидит? Без еды, без пищи…

Юноша осторожно прошелся вдоль стен, потрогал руками колонны – ух как отполированы! Зеркало!

А рядом, за колоннами, прямо на стене, в изысканном беспорядке висели картины! Самые настоящие картины в золоченых рамках! Вот чего Макс ну никак не ожидал здесь встретить. Картины! Ну надо же!

Раскрыв в удивлении рот, юноша невольно засмотрелся на полотна, а они, надо сказать, того стоили.

Вот темно-сине-голубая ночь, пронизанная сверкающими желтыми звездами. И река, и темные силуэты домов на берегу, и отражающиеся в лиловой воде огоньки. А на переднем плане – контуры рыбачьих лодок… и потерянные человеческие фигурки. Здорово! Максим восхищенно хмыкнул: где-то он эту картину уже видел. Как и вон ту, что рядом, – усыпанные снегом крыши домов, деревья, забор, узенькие ворота, а на них сидит какая-то птица. Сорока?

На следующем холсте – бал в каком-то открытом старинном кафе: быстрое движение, зыбкий фиолетовый пол, какой-то даже сверкающий, воздушный… и люди, люди, люди. И фонари. И зеленая листва деревьев…

Тут вот тоже зелень. Только – трава. И женщины в шляпах. И красные-красные маки.

А рядом – вообще какое-то безобразие: лужайка в темном лесу, разбросанные по траве продукты, двое одетых мужчин и две женщины. Одна, на заднем плане, в белом легком платье, а та, что впереди, с мужчинами, вообще голая. И не особенно-то красивая, надо сказать, толстая какая-то.

Господи! Копия этой картины висела у отца в кабинете! Как и та, первая, – звездная ночь. Да это ж Мане, Ван Гог…

– Ван Гог…

– Да, вы правы, Ван Гог, – со смехом произнес чей-то приглушенный голос. – А еще Моне, и Ренуар. Это все подлинники, а в Орсэ – лишь жалкие копии! Ну, здравствуйте, молодой человек, признаться, давно вас искал.

Юноша резко обернулся, силясь понять, откуда же исходит голос.

– Бон жур, месье Макс. Голову поднимите!