Глава вторая …И старые друзья
Малый Торжок утопал в снегу. Сугробы поднимались до половины стен. Белая гора, белые крыши, белая шапка на кремлевской башне. А внизу – белая лента замерзшей Сулейки, исчерченная узкими полосками от лыж и широкими – от саней. У берегов чернели вмерзшие в лед причалы.
– Кто таков? – Скольдов отрок, стражник у ворот, встал на пути Духарева, предупреждающе подняв сулицу. Заметил, значит, меч за спиной.
– Не признал, Выдр? – Духарев соскочил с коня, мотнул головой, стряхивая снег с отросших кудрей.
– Серегей? – не очень уверенно спросил отрок.
– Я,– подтвердил Духарев.
– Ишь как оно! – Отрок оглядел Духарева и его жеребца с явным одобрением.– Степной коник, я чай?
– Хузарский.
Отрок опустил копье, потянулся к конской морде.
Пепел тут же прижал уши и нацелился куснуть, но Выдр убрал руку и засмеялся.
– Добрый коник,– произнес он с удовольствием.– Откуда?
– На смоленской ярмарке взял,– ответил Духарев.
– Много отдал?
– Четыре гривны.
– Не дешево… – покивал Выдр.– Отдашь мне за пять?
Серега погладил Пепла. Тот ткнулся в ладонь мягкими губами. Морковку искал.
– И за десять не отдам,– сказал Духарев.– Он теперь мой.
– Да я так спросил,– не особо огорчился отрок.– Мало ли…
– Войти-то мне можно?
– Входи,– Выдр отодвинулся, уступая дорогу, и Духарев, ведя Пепла в поводу, двинулся наверх, к родному дому.
Дом стоял пуст. Ни утвари, ни живности – ничего. Холодная печь, стылая изба. В хлеву даже сена нет. Во дворе – ничего. Только ведро у колодца. Сергей ждал худого, но в самое худое верить не хотелось. И до самого конца не хотелось верить в то, что привиделось.
Серега отвел жеребца в хлев, снял сумки, расседлал, подсыпал овса.
Когда вышел, увидел соседку. Поздоровались.
– Ить ты зря тут располагаешься,– заметила женщина.– Это теперь не ваше.
– А чье? – нахмурился Духарев.
– Гораздово.
– А мои где?
– У него ж.
– Это как так? – мрачно спросил Серега.
Женщина смутилась.
– Ты лучше дружка своего расспроси,– посоветовала она.– Чифаню.
Чифаню Духарев отыскал в Любимовой лавке. Чифаня резал пояс. Тут же был и Сычок.
– Здорово!
– Здравствуй! – Чифаня даже улыбнулся сначала, но тут же помрачнел. А вот Сычок обрадовался искренне, сгреб Серегу в охапку, стиснул по-медвежьи. Духарев еле высвободился.
– О! У тя меч! – закричал новгородец. Глаза его заблестели.– Покажь!
Духарев закинул руку, привычно выдернул длинный клинок. Аккуратно, чтоб не задеть низкую балку.
– Ух ты! – восхитился Сычок.– Эк ты наловчился!
Серега не удержался, похвастал: вертанул меч двойной петлей. Сычок отшатнулся. Любой отшатнется, когда перед глазами с шорохом рвет воздух смертоносное лезвие. Любой, кроме воина. Духарев понял это – и устыдился. Бросил меч обратно в ножны.
– Чифаня,– сказал он.– Где мои?
– Горазд взял,– не поднимая глаз от работы, произнес внук Любима.
– Как?
– За навет.
– Да он… – воскликнул Сычок.
– Помолчи,– зло, не по-приятельски, а по-хозяйски оборвал его Чифаня.– Я говорю. Когда ты пропал, Серегей, Слада сказала: на вас Горазд со своими людьми напал.
– Верно сказала,– подтвердил Духарев.
Чифаня пожал плечами: теперь-то какая разница?
– Горазда в городе не было,– продолжал он.– Только к зиме вернулся. Князь полоцкий за данью приехал, и Горазд с ним. Мыш пошел на Горазда жаловаться. Я ему говорил: глупость, но он не послушался, дурачок! Пошел. А у него один видак, да и то девка. А у Горазда – полная дюжина. И гневом Перуна он поклялся: нет тебя у него, и никому он тебя не продал.
– Не соврал,– кивнул Духарев.– Я от него сбежал.
– Надо было тебе в город вернуться,– сказал Чифаня.– А так… В общем, перед Перуном с Гораздом не Мышу биться. И заступников у него не нашлось. А князь полоцкий с Гораздом дружен, вот и присудил: за лжу на княжьем суде с Мыша виру в двадцать гривен. И Горазду за навет – десять. Сроку дал – два дня.
А у Мыша всего – девять гривен нашлось. Хотел дом продать – никто не купил. Горазд – муж большой, советник, с князьями дружен, Скольд его слушает. Кто с ним ссориться станет из-за девки и мальчишки? Не добыл Мыш денег. Виру за него Горазд заплатил, а их со Сладой к себе холопами взял… Да ты не думай! – быстро проговорил он.– Горазд их не забижал! Чего ему! Он же их продать хочет весной, в Киеве или еще где. Ты плохого не думай!
– Я плохого не думаю,– процедил Духарев.– Я только хорошее думаю. Например, об одном нашем знакомце, который для друга двадцать гривен пожалел!
Чифаня побледнел, но смолчал.
– Или скажешь, что не смог бы набрать два десятка гривен? – язвительно спросил Духарев.
– Это большие деньги,– не поднимая глаз, проговорил Чифаня.– Но я бы набрал.
– И что же тебе помешало? – осведомился Серега.
– Дед запретил! – отрезал Чифаня.
Все, разговор окончен.
Серега повернулся и вышел вон.
Уже за рынком его догнал Сычок:
– Серегей! Стой! Да стой ты!
– Что нужно? – холодно спросил Духарев.
– Ты куда?
– К Горазду.
– Не ходи. Его в городе нет. Он с князем в Полоцк уехал. И твоих забрал.
– Значит, и мне в Полоцк,– отрезал Сергей.
– Ага… Понятно… – Сычок не отставал, тащился за Духаревым.– Слышь, Серегей… Ну зачем ты так? С Чифаней? – выдавил новгородец.– Он знаешь как горевал! Да не может же он старшего в роду ослушаться! Да никто не сможет! Вот ты бы смог?
– Я бы смог,– сухо ответил Духарев и ушел, оставив Сычка застывшим посреди улицы с разинутым ртом.
За время его отсутствия в Мышовом доме кое-что изменилось. Во дворе, помимо следов Сереги и Пепла, появились еще чьи-то. Некто в больших валенках прошел через двор, заглянул в дом, а затем в хлев.
Духарев подошел к хлеву. За стенкой что-то бубнил мужской голос. Хотя следы, определенно, одного человека.
Серега сильным толчком распахнул дверь…
Ба! Старый знакомец! Трещок!
Духарев недобро усмехнулся и шагнул внутрь.
Гораздов приказчик повернулся на звук.
– Ага,– сказал он совершенно спокойно.– Вернулся. Конь-то твой?
– Мой,– признал Духарев.
– Так себе конь, мелковат,– авторитетно изрек Трещок.– Гривны за полторы зачтется.
– Это ты о чем? – От Трещковой важности Серега даже слегка опешил.
– Брат твой Горазду двадцать гривен должен,– деловито объяснил Трещок.– Конь этот в уплату пойдет. В счет долга.
– А еще что скажешь? – с нехорошей улыбкой поинтересовался Духарев.
– Ты тож со мной пойдешь.– Серегиной усмешки Трещок не заметил, а если и заметил, то не понял, что она означает.
– Седло тож возьми,– продолжал он.– Седло старое, но на полгривны… Э-э-э! Ты чего это? – воскликнул он, увидав в Серегиной руке меч.– Ты чего это? – Трещок потянулся к ножу.
– Давай! – поощрил его Духарев.– Рискни слабым здоровьем!
Трещок попятился.
– Ты ж это… Биться не умеешь? – не очень уверенно проговорил он.
Пепел фыркнул. Очень уместно.
– Ты так думаешь? – ухмыльнулся Духарев… и вдруг коротко полоснул мечом. Трещок отпрянул, но недостаточно быстро. Отточенное жало клинка вспороло его полушубок от плеча до бедра. Только полушубок. Духарев пока не собирался его потрошить.
– Значит, не умею? – осведомился он, подсовывая ледяной клинок под бороду Трещка и дотрагиваясь до его горла.– Уверен?
– Н-нет..
– Жить хочешь?
– Тебе виру платить надобно будет… – пробормотал Трещок.– И головное…
– Я спросил: жить хочешь? Или – нет?
– Хочу!
– Где Горазд?
– В П-полоцк поехал.
– Мои – с ним?
Трещок покосился на уходящий под бороду клинок.
– Д-да!
– Из Полоцка до оттепели вернутся?
– Н-нет!
– Почему?! – рявкнул Духарев.
– Из Полоцка Горазд сразу в Киев пойдет! – быстро проговорил Трещок.– Сначала – к Днепру, а как вскроется – на лодьи и вниз, к Киеву.
– Молодец,– похвалил Духарев.– Живи пока.
Он убрал меч в ножны.
Трещок вздохнул с облегчением. Поглядел, как Духарев седлает Пепла.
– Значит, со мной не пойдешь? – спросил Гораздов приказчик через некоторое время.– А ежели я гридням пожалуюсь?
– Не пожалуешься,– не оборачиваясь, ответил Духарев.
– Это почему же? – запальчиво спросил Трещок.
– А вот поэтому! – Духарев мгновенно развернулся и ударил наглеца кулаком в висок. Тот упал физиономией прямо в свежее Пеплово «яблоко». Духарев брезгливо перевернул приказчика носком сапога. Готов. Минимум полчаса проваляется.
Серега вывел Пепла (жеребец аккуратно переступил через лежащего) во двор, прыгнул в седло.
– Далеко собрался? – крикнул вслед всаднику Выдр.
– В Полоцк! – крикнул в ответ Серега.
Отрок поглядел, как уходит уверенной рысью серый жеребец, вздохнул и вернулся на свое бревнышко. Караулить.
