До развилки дошли быстро. Слада молчала, обдумывала, должно быть, будущую работу. Серега тоже был болтать не настроен. Шагал, по сторонам поглядывал.

Идти было легко. Теплый ветер обдувал лицо и шею. Воздух был так вкусен и легок, что от этой чистой легкости просто летать хотелось.

Последние дни погода была замечательная. Солнышко светило вовсю. Надо полагать, Дажьбог остался доволен своими почитателями.

Утомленный трехсуточной праздничной каруселью, весь Малый Торжок лежал в лежку. И гости города, и его постоянные обитатели. Слада и Духарев были, вероятно, единственными взрослыми жителями городка, способными к прямохождению после Дажьбоговых игрищ. В лавку то и дело прибегала посланная старшими ребятня: за укрепляющими снадобьями. Трехдневное отсутствие покупателей окупилось сторицей. Впрочем, и эти, праздничные, дни «семейство» Сереги не бездельничало. С раннего утра Слада с Мышом отправлялись в лес. На заготовки. Но возвращались всегда до темноты. Сереге же нашлось мужское дело. Косить и возить сено для коз. Телегу и лошадь дали соседи. Лошадь, преклонных лет гнедая кобыла, в управлении оказалась проста, как трамвай. Нагрузил телегу, скомандовал: «Домой!» – и ложись на сено да спи. Через час проснешься у соседских ворот.

В общем, Серега мог бы сказать, что жизнь его наладилась. Правда, он мог бы назвать такую жизнь скучноватой. Если бы не Слада.

Сбоку от дороги лежало сломанное ветром дерево. На стволе сидел мужчина. Лица не разглядеть, но и издали видно, как блестит на солнце начищенная броня. Духарев не сбавил шага, только быстро глянул на Сладу и встретил ее вопросительный взгляд. Девушка тоже заметила мужчину и ждала, какое решение примет Духарев.

Серега решил продолжать путь. Через полсотни шагов он разглядел, что мужчина – не один. На обочине, на корточках, сидели двое. А еще через сотню шагов Серега признал сидевшего: Горазд.

Нехорошее чувство шевельнулось внутри, но Духарев не хотел выглядеть трусом. Ни в глазах купца, ни тем более в глазах Слады. Наверное, это было глупо.

– Здорово, чужак,– Горазд поднялся, заступая дорогу.– Далеко собрался?

По обе стороны от него встали двое бойцов. Тоже в бронях, но вместо боевого оружия – дубинки. Морды у обоих деловито-сосредоточенные.

Серега быстро оглянулся. Так и есть: сзади выступили из чащи еще четверо.

«Уважают»,– без особой гордости подумал Духарев.

Он уже понял, что сделал глупость.

Наклонившись к Сладиному ушку, шепнул:

– Скажу «назад» – беги в город. Поняла?

«Только бы не спорила!»

Но девушка была не так воспитана, чтобы спорить с мужчиной, старшим. Она просто кивнула.

– Здорово, купец,– Духарев шагнул вперед, отметив боковым зрением, как поползли следом тени тех, кто позади.

Солнце светило Сереге в спину, и это было хорошо.

– Ну, говори, что надо,– буркнул Духарев.

Горазд не отступил.

– Больно ты дерзок, чужак,– спокойно сказал он.– Но я тя обломаю. Берите его. И девку тож.

– Ах ты козел сраный! – зарычал Духарев, бросившись вперед. Молодцы по бокам Горазда вскинули дубинки, а те, что сзади, бросились к Сереге… Но это был лишь обманный маневр.

Духарев стремительно развернулся, приседая… и один из нападавших, подшибленный, полетел на обочину, второго Серега подсек под колено, и тот плюхнулся на задницу. Двое других быстро затормозили и завертели дубинками…

– А ну назад! – заревел Духарев во всю мочь. У него на поясе висел кинжал, но поначалу Серега о нем просто забыл.

Слада сорвалась с места и помчалась по дороге. Один из нападавших бросился было за ней, но его остановил окрик Горазда.

Двое сбитых Духаревым с ног поднялись. Один прихрамывал, второй потирал ягодицы. Серега подхватил оброненную одним из них дубинку.

– Драться хочешь? – почти мирно спросил Горазд.– Ну, давай драться. Дай-ка мне… – Он забрал дубинку у одного из своих.– Ну? Дерись!

Серега, которому терять было нечего, широко размахнулся и нацелился подшибить купцу голень, поскольку бить по голове, прикрытой шлемом, или по защищенному железом туловищу Духарев полагал бессмысленным.

Дубинка свистнула. Горазд поймал ее своей на полпути – и орудие едва не вырвалось из Серегиной ладони. Тут же последовал ответный удар, Серега отшатнулся – и конец Гораздовой дубинки свистнул в сантиметре от Серегиной груди. А купец тут же прыгнул вверх, едва не угодив Духареву в пах. Серега успел выбросить вниз ладонь. Больно, однако!

Горазд, с виду неповоротливый, оказался куда как проворен. Дубинка так и свистела. Серега уже и не пробовал размахивать собственной. И за кинжал хвататься тоже не рисковал. Вдруг противник решит пустить в ход меч? Короткий клинок играет против длинного только в умелых руках. То есть не в Серегиных. Поэтому Духарев просто прижал палку к предплечью, чтобы в крайнем случае можно было поставить блок, не рискуя сломать руку. Но в основном Серега не отбивал, а уклонялся. Через две минуты он уже дышал, как паровоз, схлопотал один раз по бедру, другой раз по ребрам и, больнее всего, по голени при неудачной попытке лягнуть противника в пах. Этого Духареву было достаточно, чтобы понять: ловить нечего. Надо делать ноги. Оставалось только надеяться, что за это время Слада успела отбежать подальше.

– Хватай! – крикнул Духарев и метнул свою дубинку в лицо Горазду.

А сам повернулся, отшвырнул плечом зазевавшегося парня и припустил со всех ног.

Горазд смахнул брошенную палку небрежным движением собственной и сделал знак одному из своих. Тот перехватил дубинку наподобие копья, откинулся назад – и с силой метнул вслед Духареву.

Удар пришелся в левую лопатку и швырнул Серегу на дорогу. Духарев не воткнулся физиономией в твердую землю только потому, что успел, на рефлексе, выбросить вперед руки. Оглушенный, он тем не менее ухитрился довольно быстро вскочить на ноги, получил еще один удар, по шее, затем под колено – и свалился опять. На него тут же навалились, растянули, сунули жердь в рукава рубахи, прикрутили Серегины руки к палке, спутали ноги, затем подхватили и привели в вертикальное положение. Процесс «стреноживания» занял меньше минуты. Чувствовалось, у ребят хорошая практика.

– Так-то, чужак! – Горазд похлопал Серегу по животу.– Это те не на кулачках биться!

Сказано было без малейшего гнева, просто с удовлетворением от хорошо выполненной работы.