Боярин Казимир не обрадовался приезду бека Карочея, хотя и встретил дорогого дядю с распростертыми объятиями на крыльце своего только что отстроенного терема. Уважаемый бек, которому, по расчетам Казимира, подвалило уже под семьдесят, легко взбежал на крыльцо, жестом приветствуя многочисленных чад и домочадцев боярина, высыпавших во двор, дабы поглазеть на нежданных гостей.

Бек приехал не один. Кроме мечников, которых было не менее пятидесяти, его сопровождали два знатных хазара. В одном из них боярин Казимир хоть и с трудом, но опознал своего братана гана Кончака, которого видел последний раз в Итиле лет десять назад. За это время сын бека Карочея из пятнадцатилетнего задиристого отрока превратился в доброго молодца, статного и широкоплечего. Второго знатного хазара Казимир видел вроде бы впервые, хотя лицом своим гость ему кого-то напомнил.

Пока боярин морщил лоб, пытаясь выловить ускользающий образ из своей памяти, обремененной пятью с половиной десятками прожитых лет, Карочей представил хозяину своего спутника:

– Бек Богумил, сын бека Красимира.

Боярин Казимир растерянно моргнул ресницами, но, к счастью, вовремя спохватился и жестом пригласил хазар в дом. Стол уже был накрыт расторопными челядинами, которыми умело управляла дородная супруга хозяина боярыня Гранислава. Она же поднесла гостям заздравные чары. Бек Карочей выпил первым и рукавом вытер седые усы. Ган Кончак последовал примеру отца, подмигнув при этом юной челядинке, стывшей с открытым ртом за спиной хозяйки. Боярин Казимир цыкнул на холопок, дабы блюли себя перед гостями, и указал дяде место одесную от себя. Ган Кончак и бек Богумил сели напротив. Ни своих, ни чужих мечников Казимир к столу звать не стал, у хазар это не принято, а свои перетопчутся.

– Слышал я, что князь Дир захворал? – вопросительно глянул на сестричада Карочей.

– Так ведь беда у нас, уважаемый бек, – вздохнул Казимир. – Побили наших купцов ромеи в Царьграде. А почто побили, за какие вины – не ведаю. Великий князь как узнал сию горестную весть, так почернел ликом. С той поры и занедужил.

Недуг великого князя Дира был не того свойства, чтобы распространяться о нем перед заезжими гостями, а потому боярин не стал пускаться в подробности. Карочею, надо полагать, и без того известно, что киевский князь в питии не воздержан.

– Не хворать великому князю надо, а мстить ромеям, – произнес бек Богумил и бросил холодный взгляд на хозяина.

Казимир от этого взгляда поежился, но промолчал. Конечно, сыну неведомого бека Красимира легко говорить, но для того чтобы отомстить ромеям за убийство киевских купцов, нужна сила, а где ж ее взять. Столица ромеев – это вам не древлянский городишко, чтобы в его ворота безнаказанно мечом стучать.

– А князь Аскольд что думает по этому поводу? – спросил ган Кончак, смахивая с черных как смоль усов капли вина.

Ган Кончак был рожден иудейкой, а потому и волосы имел смоляные, в отличие от своего соседа бека Богумила. Последний был рус и синеглаз, да и годами превосходил Кончака, во всяком случае, на четвертый десяток ему уже наверняка перевалило. Кого-то он напоминал Казимиру, но вот кого именно, боярин никак не мог припомнить.

– Твоя матушка, бек, случаем не из Киева? – осторожно полюбопытствовал Казимир.

– Угадал, боярин, – усмехнулся в рыжеватые усы хазар. – Боярыня Ярина была дочерью боярина Святополка. А отец мой из кубанских славян.

Казимира наконец осенило. Его даже пот прошиб от собственной догадки. Так вот, значит, кого привел в его дом коварный дядька Карочей! Неизвестно, как там в Итиле, но в Киеве многие догадывались, от кого родила сына блудливая дочь боярина Святополка. Да что там догадывались – знали наверняка! А уж Казимиру и вовсе не следовало бы забывать человека, погубившего его отца и старшего брата. И хотя тому минуло уже четверть века, а все же страх и горечь в душе остались. Будь он проклят, этот Воислав Рерик, коего занесло злым ветром на Киевщину на беду несчастного боярина Любомира. Махнул Черный Ворон крылами, и остался Казимир сиротой.

Быть может, и сорвались бы с губ боярина недобрые слова в сторону незваного гостя, но строгий взгляд бека Карочея разом охладил пыл Казимира. Дядьку Казимир уважал. Если бы не помощь одного из первых беков Хазарии, то юного сына покойного Любомира в два счета оттерли бы от киевского стола, так и сгинул бы он в безвестности. А ныне, с помощью того же Карочея, Казимир – едва ли не первый ближник великого князя Дира. Да и какой может быть спрос с бека Богумила, который, надо полагать, ни разу не видел своего истинного отца и числит таковым кубанского боярина Красимира.

– Аскольд искал поддержки у князя Русалании Искара, – повернулся Казимир к гану Кончаку. – И, похоже, нашел понимание.

Боярин ждал от бека Карочея хулы в сторону Аскольда и особенно князя Искара, коего в Итиле терпеть не могли, но не дождался. Уважаемый бек почему-то промолчал при упоминании имени своего давнего врага.

– Расцвела ныне Русалания, – продолжал заливаться соловьем Казимир. – А Варуна того и гляди сравняется с Киевом и Итилем. Слышал я, что к Искару бегут не только из земель вятичей и радимичей, но и из Тмутаракани и иных азовских и кубанских земель. Русов ведь и в тех краях немало, не говоря уже о скифах и славянах.

И опять Карочей промолчал, словно слова боярина его нисколько не задели. А ведь бек был едва ли не самым ближним к каган-беку Жучину человеком.

– Как здоровье уважаемого Ицхака? – вежливо полюбопытствовал Казимир.

– Каган-бек еще нас с тобой переживет, сестричад, – усмехнулся Карочей.

О здоровье кагана Хануки Казимир справляться не стал. Он знал, что ближники каган-бека Ицхака Жучина на дух не переносили младшего сына покойного кагана Тургана, что ничуть не мешало уважаемому Хануке кататься как сыр в масле в своем Итиле. Каким бы могуществом ни обладал надменный сефард Жучин, а все же рода он был темного, на Руси и в Хазарии никому не известного, а Ханука – внук самого Битюса. Предков своих он мог пересчитать аж до десятого колена. Род Ашинов почитался не только тюрками, но и славянами, и даже уграми.

Или того же Аскольда взять – ну, варяг, ну, умен, а что толку? Разве ж можно его по родовитости поставить рядом с великим князем Диром, потомком самого Кия? Вот только наследников у Дира нет, что, конечно, не может не беспокоить киевскую старшину. А Аскольд и Зорица, на коих была надежда, родили только одного сына и целый ворох дочерей. Худого слова про княжича Герлава Казимир не сказал бы, но и доброго тоже. Все-таки сын пришлого варяга. Вот и зыркали киевские бояре по сторонам в надежде отыскать более родовитого правителя. Иные уже косились в сторону сыновей Искара Урса. Как ни крути, а их мать, княгиня Ляна, – внучка сразу двух князей, киевского Яромира и новгородского Гостомысла.

А с чьей кровью смешалась эта благородная кровь?! Киеву только Шатуна не хватало на великом столе. Тогда от Велесовых волхвов житья не будет. Хорошо, кудесник Даджбога Коловрат это понимает и никогда не допустит, чтобы Черный бог урсов и радимичей стал первым в землях полян. Да и хазары, надо полагать, подсуетятся, ибо нет у них врага на славянских землях лютее Искара. Как заноза засел он в теле Хазарии и мутит воду не только на Дону, но и в Приазовье, где каган и его беки уже давно чувствуют себя хозяевами.

– Злую весть привез я великому князю Диру, – прервал затянувшееся молчание бек Карочей. – Воислав Рерик высадился в Ладоге.

Боярин Казимир аж подпрыгнул на лавке от такого известия. Пришла беда откуда не ждали! Не зря, выходит, седмицу назад прихлынула в Киев воронья стая, такая многочисленная, что небо среди бела дня потемнело. Кудесник Коловрат тогда сказал – не к добру это. Да бояре и сами это поняли, не глупцы чай. Но такой беды даже боярин Казимир не ждал. Ведь по всему выходило, что сгинул тот Черный Ворон за морем, ан нет – вернулся на беду всего славянского мира. А где он, там и война – примета всем давно известная.

– Сказывают, что великий князь Гостомысл перед самой смертью повелел ближним боярам и волхвам звать на новгородский стол сына своей дочери Умилы, ясна сокола Воислава, – продолжал спокойно Карочей. – Вот он и прилетел.

– Врут поди? – с надеждой посмотрел на дядю Казимир. – Князь Гостомысл своих варяжских внуков на дух не переносил.

– Докажи теперь, – хмыкнул ган Кончак. – Званым тот Рерик явился или незваным, но волхвы за него встанут горой.

– Скоро, сестричад, Варяжский Сокол воспарит над Киевом, – зловещим шепотом пообещал Карочей. – И тогда солоно придется и вам, и нам.

– И что ты предлагаешь, уважаемый бек? – с надеждой глянул на дядю Казимир.

– Союз Хазарии и Киева против ромеев и Воислава Рерика, – спокойно отозвался Карочей. – С тем я и приехал к князьям Диру и Аскольду. Ты уж, сестричад, позаботься, чтобы наша встреча состоялась как можно быстрее.

Дурные вести, привезенные беком Карочеем, разом выбили хмель из головы загулявшего было великого князя. Ладога – это вам не Царьград, глазом моргнуть не успеешь, как варяги начнут стучаться мечами в киевские ворота. Недаром же хазары так всполошились и прислали в стольный град полян не абы кого, а бека Карочея, одного из самых близких к каган-беку Ицхаку людей.

С Карочеем князь Дир был знаком вот уже более тридцати пяти лет, и начало этого знакомства тонуло в таком кровавом угаре, что вспоминать о нем было тошно, но и забыть, увы, не получалось. Слишком много в этом мире осталось людей, хорошо помнивших обстоятельства смерти старшего брата Дира, князя Драгутина, и кагана Тургана. И хотя вина Дира, оступившегося по младости лет, была не столь уж велика, но это не мешало иным злыдням бросать в сторону великого князя грязное словечко – «братоубийца».

Великий князь Дир принял хазарского посла сидя. Его соправитель, князь Аскольд, при этом стоял.

Понимай, как хочешь, но в любом случае киевские верховники оказали Карочею уважение и даже предложили сесть на лавку. Бек приглашением воспользовался, а Аскольд так и продолжал стоять, раздражая своим независимым поведением великого князя. Дир не любил варяга и не скрывал этого от своих ближников, но крупных ссор между ними не было. В судебные дела варяг не вмешивался, а Дир, в свою очередь, не лез в дела воинские. Он давно уже уяснил, что воевода из него никудышный, и без помощи Аскольда ему вряд ли удалось бы удержать за собой киевский стол. Все-таки варяг был ротарием, давшим клятву богу Световиду, и в этом качестве пользовался уважением не только буянов с Дона, но и многих приазовских и кубанских русов, хорошо помнящих о своих давних связях с любимым сыном бога Рода.

– О Рерике я уже слышал, – поморщился князь Дир в ответ на слова Карочея. – Но коли ильменские словене решили признать его своим князем, то что же нам прикажешь делать? Они в свом праве, мы – в своем.

– Тут не в завещании Гостомысла дело, – пожал плечами Карочей. – Ромеи и варяги сговорились меж собой, чтобы утеснить славян и хазар на их исконных землях. Убийство киевских купцов в Византии – первый шаг на этом пути.

Дир вздохнул и скосил глаза на Аскольда, который, как ни крути, тоже был варягом, но зять и соправитель великого киевского князя только кивал в ответ на слова хитроумного хазара.

– Если мы спустим ромеям убийство купцов, то с нами не будут считаться не только в Византии, но и в халифате, – спокойно сказал Аскольд, когда бек закончил свою речь.

И в Хазарии тоже, мог бы добавить к его словам князь Дир, но промолчал. Дело предстояло неслыханное. Никогда еще киевляне не ходили к стенам Царьграда с мечом, и поражение в этом походе могло обернуться полным крахом и для Дира, и для Аскольда. Не потому ли так хлопочет об этом деле бек Карочей? Хазары давно тянут руки к землям полян и в случае несчастья не постесняются накинуть хомут на выи своих недавних союзников.

– Князь Искар обещал мне поддержку в три тысячи мечников, – продолжал Аскольд. – Северцы построят двести ладей. Я уже договорился с князем Никлотом.

– Бек Богумил приведет две тысячи хазар с Кубани, – дополнил Карочей. – Думаю, они не будут лишними.

– Пять тысяч мечников мы наберем на своих землях, – твердо сказал Аскольд.

– Десять тысяч – маловато будет, – покачал головой Дир. – Это же Царьград! Стены – как скалы.

– Для победы десяти тысяч, конечно, мало, а для мести – в самый раз, – возразил Карочей.

– А что с Рериком делать будем? – нахмурился Дир.

– Рерику на ильменских землях еще обжиться надо, – криво усмехнулся Аскольд. – Далеко не все бояре примут его с распростертыми объятиями.

Дир не стал спорить. Судя по всему, Аскольд и Карочей рассчитывали в первую голову на боярина Вадимира, который был женат на дочери варяга. Конечно, Белый Волк Вадимир далеко не подарок и для полян, и для хазар. Но в любом случае, если Волк Перуна и Сокол Световида попортят шкуры друг друга, киевлянам будет только польза. Князь надеялся на то, что и кудесник Даджбога Коловрат придерживается того же мнения.

Бек Карочей давно не был в Киеве и с некоторым удивлением отметил, что город сильно разросся за последние годы, а его торгу позавидовали бы многие города не только Руси, но и Хазарии. Похоже, киевские купцы даром времени не теряли и сумели-таки протоптать тропку в Византию в обход хазарских застав. Немудрено, что Полянские правители и бояре так болезненно восприняли откровенно враждебный жест ромеев. Убийство киевских купцов в Царьграде подрывало растущую мощь Киевского княжества, что для полян было чревато тяжкими последствиями. Надо прямо признать, что Царьграду, в отличие от Киева, с верховными правителями явно не повезло.

Карочей плохо знал Михаила, хотя и был наслышан о его вздорном нраве, зато он хорошо помнил патрикия Варду, дядю нынешнего императора, с которым имел дело еще во времена императора Феофила. Более жадного сукиного сына Карочею видеть не доводилось. Это Варда приказал перебить киевских купцов и всех полян, находившихся в то время в Царьграде, обвинив их в заговоре против императора. Разумеется, сделал он это не бескорыстно. Хазарским купцам расположение второго человека в Византийской империи обошлось в немалую сумму. Зато они добились своего – поссорили ромеев с киевлянами.

Надо отдать должное Ицхаку Жучину. С возрастом он не утратил умения просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. Придет время, и он с лихвой возместит убытки, понесенные Хазарией при заключении сделки с патрикием Вардой. К сожалению, Ицхак уже далеко не молод. И хотя на здоровье он пока не жалуется, но семьдесят лет – почтенный возраст, что там ни говори.

Карочей чувствовал это по себе. Длинные ноги, прежде носившие его по городам и весям не только Хазарии и Руси, но и Европы, теперь начинали болеть после небольшой прогулки по мощеным улицам Киева. Прискорбно. Жизнь утекала, как вода в песок, а он, увлеченный борьбой и интригами, стал замечать это только сейчас, когда до гробовой доски уже рукой подать.

Киевляне равнодушно косились на заезжего бека, разодетого в златотканую парчу. Ни одна шапка не слетела с головы, ни одна спина не переломилась в поклоне. А если иной киевский житель и уступал Карочею дорогу, то только после зычных окриков хазар, сопровождавших бека в прогулке по городу. Впрочем, киевляне и к своим боярам относились без особого почтения, так с какой же стати они станут гнуть шею перед чужим человеком.

Карочей, слегка подустав от уличного ора, свернул к усадьбе Казимира, ворота которой были распахнуты настежь. Похоже, боярин решил избавиться от навоза, накопившегося за зиму в хозяйстве, и расторопные челядины сновали по двору с вилами в руках, распространяя вокруг себя вонь, от которой у бека разом испортился аппетит. Что ж, самое время удобрить" отдохнувшие за зиму поля, весна уже не за горами. Еще день-два, и снег начнет таять под лучами набирающего мощь светила. Бек Карочей приехал в Киев по зимнику из Саркела, а в обратный путь придется, пожалуй, идти водой.

Впрочем, с отъездом спешить пока не следовало. У бека был твердый наказ Ицхака Жучина выпихнуть киевлян к Царьграду в начале лета. И на то были важные причины.

– Готовь мечников, боярин, – сказал с усмешкой Карочей сестричаду, стоящему на крыльце.

– Сговорились, значит, – огорченно крякнул Казимир. – Вот ведь незадача.

Карочей подхватил боярина под руку и ввел в дом. Казимир дядьке не перечил, понимая, что разговор предстоит серьезный. Да и какие могут быть шутки накануне столь важных событий. Боярин крикнул было челядинкам, чтобы накрывали на стол, но Карочей лишь рукой махнул – не до того сейчас.

– У князя Аскольда гостей в последнее время не было? – негромко спросил бек у сестричада.

Казимира вопрос не удивил, и он с готовностью закивал:

– Был. Жуковатый такой. Вроде купец, а там кто их разберет, этих франков. От князя Дира я слышал, что чужак письмо привез от своего императора. Да он и сейчас в Киеве. Аскольд кого только не привечает. Тут тебе и франки, и варяги, и прочих неведомых племен люди. Я думаю, пусть живут. Вреда от них никакого.

Карочей в задумчивости присел на лавку. Франк наверняка был посланцем не столько императора, сколько папы римского. А в папы ныне выбился старый знакомец бека Карочея монсеньор Николай. Человек умный и хитрый, любящий загребать жар чужими руками. Он-то и стоял за спиной Людовика Италийского, сына умершего императора Лотаря. Не было тайной для Карочея и то, что Аскольд с детских лет был приобщен к христианству своим воспитателем отцом Доминго, тоже далеко не глупым человеком, ныне стоящим во главе монастыря в далекой Септимани.

– Ты пошли к этому франку холопа или мечника. Пусть передаст ему, что бек Карочей хочет повидаться с посланцем императора Людовика.

– Согласится ли? – с сомнением покачал головой Казимир.

– Согласится, – твердо сказал старый бек и подмигнул сестричаду хитрым глазом.

К удивлению боярина, таинственный франк с охотою отозвался на зов скифа и уже к вечеру ступил на порог терема. Карочей не стал таиться от хозяина и повел разговор с пришлым человеком в его присутствии. Казимир доверием дяди был польщен, хотя и ощутил некоторое беспокойство.

– Его святейшество шлет тебе добрые пожелания, благородный бек, и выражает сожаление, что граф Раймон Лиможский не сдержал данного слова.

Казимир ровным счетом ничего не понял из слов жуковатого чужака, хотя тот довольно чисто говорил на славянском языке. Но, в конце концов, эти слова предназначались не ему, а хазарскому беку, не раз бывавшему в стране франков и приобретшему там немало друзей.

– Прискорбно, – вздохнул Карочей. – И как зовут сеньору из рода Рюэргов?

– Ефанда, – негромко произнес франк. – Сейчас ей одиннадцать лет.

Видимо, гость был не простого звания, иначе бек не предложил бы ему сесть и не стал бы переводить на него дорогое греческое вино из запасов боярина Казимира. Справедливости ради надо отметить, что франк со странным именем Джованни это вино только пригубил.

– Она дочь Раймона?

– Нет, Гарольда. Сам коннетабль был убит во время замятии в Париже, но его дочери и пасынку удалось спастись.

– Имя пасынка?

– Олегаст Анжерский, – ответил Джованни.

– Он сын графа Гонселина?

– Официально да, но родичи Гонселина отказались его признать таковым. Многие считают, что его отцом является боготур Драгутин. Скорее всего, так оно и есть. Это очень опасный молодой человек, бек Карочей. Тем более что зачат он был во время мистерии Белтайн и, по мнению суеверных людей, обладает магической силой. Наверняка волхвы постараются использовать его в своих интересах.

– Это который Драгутин? – насторожился боярин Казимир.

– Младший сын Торусы, князя радимичей, – подсказал ему Карочей.

Боярин Казимир очень хорошо знал и покойного князя Торусу, и его старшего сына князя Яромира, но вот о боготуре Драгутине он слышал в первый раз.

– Еще услышишь, – обнадежил сестричада Карочей. – Редкостный головорез.

– Кто бы мог подумать, – сокрушенно покачал головой Казимир. – Такие почтенные родители. Ведь его мать Дарица после смерти мужа стала кудесницей Макоши.

– Ты ничего не путаешь, боярин? – нахмурился Карочей.

– Как же я могу перепутать, – обиделся Казимир. – Если я сговорил свою дочь за сына князя Яромира, а княгиня Дарица сей союз благословила от имени богини Макоши.

Карочей только досадливо крякнул на слова простодушного сестричада. Княгиня Дарица хоть и незаконнорожденная, но все же дочь великого князя полян Яромира. Князю Диру она доводится сестрой. И кому как не беку Карочею знать, какую власть имеют кудесницы Макоши на славянских землях. Если эта бесспорно умная женщина встанет на сторону Воислава Рерика, то варяг получит в ее лице очень ценную союзницу. Чтоб он провалился, этот боготур Драгутин! Ведь обещал же Карочей положить меч на его могилу, а вот сдержать обещание не удосужился. Но и Раймон Рюэрг хорош! Серебро взял, а дело не сделал. Вот и доверяй после этого благородным франкам.

– Так что же, отказать Вузлеву? – спросил Казимир, бросив растерянный взгляд на расстроенного дядьку.

– Какому еще Вузлеву? – удивился бек.

– Сыну Яромира.

– Жени их, – махнул рукой Карочей. – Княжич хорошей крови, какого рожна тебе еще надо? Свои люди нам в землях радимичей не помешают.

Казимир вздохнул с облегчением. Этот брак был выгоден во всех отношениях. Мало того что Вузлев – сын удельного князя, так он еще и братичад великой княгини Милицы, которая ныне, после смерти мужа, правит всей землей радимичей от имени малолетнего сына Богдана. А город Торусин, коим владеет князь Яромир, уже спорит за первенство со Славутичем, столицей радимицкой земли.

Франк Джованни, едва не спутавший все расчеты боярина Казимира, наконец-то покинул его терем, а вот бек Карочей продолжал сидеть в глубокой задумчивости. И чем же, скажите на милость, так его озадачил гость из дальних краев? Эка невидаль, мальчишка Олегаст. Да снесут ему голову в славянских землях, глазом моргнуть не успеет. И вся недолга.