Глава 7

Раскольники отконвоировали нас к деревне. Мы шли на заклание, будто овцы, понимая, что впереди ничего хорошего – пытки да «огненное очищение», однако все были столь истощены, что не могли оказать мало-мальского сопротивления. Мужики скрутили нас в мгновение ока, я пробовал вяло отбиваться, но это закончилось тем, что меня огрели дубиной и сбили с ног. Не помогли ни шпага Карла, ни пудовые кулаки Чижикова, ни хитроумие Михайлова и ярость Михая.

– Зачем вы нам помогли освободиться? – спросил я у старца.

Тот по-заячьи пожевал губами и высокопарно изрек:

– Господь прислал вас, чтобы вы проучили чрезмерно возгордившихся ляхов, поэтому мы решили помочь вам довести столь богоугодное дело до конца. Община терпела от панов много мук и унижений.

– Так это же замечательно. Мы проучили поляков, отпустите нас хотя бы из чувства благодарности, – предложил я. – На небесах вам зачтется.

– Не слышу кротости и смирения в словах твоих. Чую дух непокорный, злой. Вознесите молитву Господу, чтобы принял ваши заблудшие души, а о прочем и думать забудьте.

– Это вместо «спасибо», – хмыкнул я. – Перебили нашими руками обидчиков, а как отвечать перед другими панами станете? Приедут искать Потоцкого, обязательно приедут, не последний человек, чай, в Речи Посполитой, спросят: «Куда подевался?»

– Как спросят, так и ответим. Объясним, что сеча была промеж ляхами и людьми залетными, непонятными. Что осталось от тех и других, покажем, – пряча в бороде усмешку, пояснил старец.

– Много ль от нас оставить хотите?

– То не твоя забота, грешник.

– Бороду бы тебе выдрать, козлу старому, – раздувая ноздри, прошипел Чижиков. – Нашел грешников. На себя посмотри, сивый!

– Ты что глаголешь, ирод? – вроде даже обиделся главный раскольник.

– Правду глаголю. В воду на отражение свое глядеть не страшно, старче? Или она сразу красной от пролитой крови становится?

– Вот оно как, – с видом заправского доктора покачал головой старец. – И вправду, неладно с вами. Гордыня окаянная полезла! Спасать надо ваши души темные, пока не поздно.

Я печально вздохнул, представляя эти методы спасения.

– Может, покормите нас? Со вчерашнего дня крошки во рту не держали… – наивно спросил Михайлов.

– Токмо о чреве своем да о плоти греховной помышляете?! – сплюнул старец и ушел.

– Стоило спрашивать, – усмехнулся я.

Михайлов пожал плечами:

– Так я ж из того разумения, что люди мы христианские, не католики, чай. Зачем нас голодом морить?

– Святая простота! Будут они ради нас в расходы входить.

– Разве что березовой кашей попотчуют, – внес свою лепту Чижиков.

Нас заперли в большом амбаре без окон, заложили ворота дубовыми брусьями, поставили в охрану здоровенного сторожа, комплекцией похожего на армрестлера. Руки вязать не стали, что ж, и на том спасибо.

В кармане обнаружились маточники. Похоже, поляки при обыске не догадались, что это такое, а раскольникам и вовсе не было до них никакого дела.

– Как думаете, господин сержант, здесь палить будут али как? – как-то отстраненно спросил Чижиков.

Мне показалось, что он уже смирился с неизбежностью смерти.

– Сомневаюсь. Уж больно постройки добротные, чтобы на нас переводить. Раскольники – народ хозяйственный, зря имущество портить не станут. Скорее всего, есть у них особые избы для провинившихся, там и жгут, а потом на пепелище заново отстраивают. Сейчас приготовят все и в гости позовут. Михайлов, заберись повыше, посмотри – может, чего увидишь.

– Слушаюсь, господин сержант.

Юркий гренадер полез почти к самой крыше и, усевшись на поперечной балке, как курица на насесте, сообщил:

– Я тута щелочку проковырял, через нее маненько рассмотреть можно.

– Докладывай, – приказал я.

– Поодаль от всех домов изба стоит какая-то, низенькая, рубленая. Чёй-то возле нее народ суетится: солому носят да смолу вроде. Бабы, старухи, детишки… Всех припрягли.

– Понятно, чего народ суетится, – поморщился Чижиков. – Гарь устраивают. И охота же людям…

– Так то не люди, то вера такая! – в каком-то философском угаре бросил Михайлов.

– Вера… Что же за вера такая – человеков в геенну огненную живыми бросать?! По виду и не скажешь, что людоеды энтакие.

– Брат, нас и вправду хотят сжечь? – недоуменно спросил Карл.

Бедолага, где ж ему знать, что в России всегда все очень серьезно. Если война, так до последней капли крови, если драка, так до смерти. Не любит наш народ полумер и полудействий.

– Угу, в полном соответствии с фольклорными традициями. На Руси ведь как заведено: одних напоят-накормят, в баньке напарят, а других пустят на золу – ценное удобрение в народном хозяйстве. Как карта выпадет.

– Неужели нельзя переговорить с ними, объяснить, что они поступают бесчеловечно?

– Увы, дорогой кузен. Нас просто не станут слушать. Этот сивый дедок давно уже все решил, а остальные ему в рот смотрят. Боюсь, не поможет даже высокое ораторское искусство.

– Я солдат и не собираюсь дешево продавать свою жизнь. Неужели мы позволим этому мужичью без боязни творить столь черное дело?

– Какие будут предложения? На помощь Бэтмена или Железного человека я бы не рассчитывал.

– О чем ты, Дитрих? – удивленно заморгал кузен.

Я досадливо прикусил язык, вот уж воистину не вовремя развязался.

– Да так… вспомнились кое-какие герои из былин. Карл, я сам ломаю голову над ситуацией, но ничего пока придумать не могу. Ясно одно: делать отсюда ноги и как можно скорее. Когда нас загонят в ту уютную избушку и запалят потолок и стены, будет поздно. На люк, ведущий к подземному ходу, я бы не надеялся.

Дверь вдруг распахнулись, на порог вступил щупленький мужичок в суконном колпаке, надвинутом чуть ли не на самый нос.

– Утекайте, господа хорошие.

– Чего? – Я схватил мужичонку за грудки, рывком подтянул к себе.

От резкого движения колпак свалился. Я увидел длинную косу, испуганные глаза, свекольные щеки, приятный носик, пухлые пунцовые губки и от неожиданности опешил.

– Баба! – ахнул Чижиков.

– Сам ты баба. А ну не замай. – Девушка выскользнула у меня из рук. – Уходите из анбара, пока раскольники не опомнились.

– А сторож как?

– С ним дядька Федяй расправился. Он у меня хваткий, – похвасталась нежданная гостья. – Подошел поближе, дал колотушкой по лбу. Мужик хучь и здоровый попался, а все одно с копыт на землю – брык! Закатил глазки и не шелохнется.

– А ты кто такая будешь, красавица? – заинтересовался Чижиков.

– Неужто погорельцев с большой дороги не помните? Тех, кто добром за добро отплатить хотел? – удивилась девушка.

Я вспомнил незадачливых грабителей, устроивших нам засаду по пути из Новгорода в Псков, – дядьку с племянницей, которая, стоит отметить особо, весьма недурно стреляла из охотничьего штуцера.

– Припоминаем.

– Ну, раз так, нечего баклуши бить. Дуйте отседова, да поскорее.

– Какая ты грубая! – улыбнулся я.

– А какая есть, – гордо ответила разбойница.

– Теперь вижу. Лучше скажи, в какую сторону бежать.

– А вы за мной ступайте, у нас и лошадки приготовлены. Дядя, как заправский цыган, из табуна их увел. А о седлах я позаботилась.

– Оружие у вас есть?

– Чего нет, того нет.

– Ладно, и на том спасибо.

Мы осторожно выбрались из амбара, задами пробежали к выступающему подлеску. Там, привязанные к деревьям, стояли лошади.

– Где твой дядька? – спросил я.

– Скоро будет, – усмехнувшись, заверила разбойница. – Шороху у раскольников наведет и объявится.

– Чего он удумал?

– Экий вы, право, нетерпеливый. Обождите чуток, все сами увидите.

Сначала мне показалось, будто вся деревня озарилась огнем, но потом дошло: это вспыхнула небольшая избушка, находившаяся в отдалении, о которой говорил Михайлов. Пламя было ярким и сильным. Оно жадно пожирало деревянный остов дома. К небу летел сноп искр.

– А ведь это для нас готовили, – истово перекрестился Чижиков. – Чудом убереглись. Господь не позволил.

– Свят! Свят! Свят! – заохал Михайлов.

Должно быть, он представил себе этот кошмар наяву.

От деревни в нашу сторону мчался мужик в долгополом кафтане. Погони за ним не было. Похоже, все произошедшее оказалось для неподготовленных местных жителей большим и неприятным сюрпризом.

– Вот и дяденька, – довольно хихикнула девица. – Зря старались двуперстники, все труды впустую.

Мужик, оказавшийся старым знакомым, когда-то чуть было не облегчившим наши кошельки, степенно залез на коня.

– Пора уходить, а то не ровен час – на глаза попадемся. Старец, поди, совсем осерчает, лютовать начнет. Ох, не хотел бы ему сейчас подвернуться.

Отмахав десятка полтора верст, встали на привал. Погони не было, раскольники, вероятней всего, зализывали полученные раны. Им действительно пришлось несладко – сутки напролет тушили пожары, а впереди еще разборки с поляками с непредсказуемым результатом. Вот уж кому не позавидуешь.

Разбойники поделились небогатыми припасами – немного хлеба, сыр. Неподалеку протекал ручей с холодной и чистой как слеза водой. Мы напились сами, напоили лошадей и пустили попастись на травку.

Устал я ужасно, казалось, в теле не нашлось ни одной неизбитой косточки. Болело все – спина, руки, ноги. Голова гремела как чугунный котелок.

Я снял сапоги, поставил сушиться, опустил голые ступни в мягкий травяной ковер, ощутил голой кожей дуновение легкого ветерка. Сразу стало уютно и хорошо, будто мы были не в дремучем лесу, а на южном курорте.

– Скажите, как вы нас нашли? – спросил я предводителя разбойников.

– Оченно просто – за вами след в след ехали.

А я-то думал, что это Ушаков отправил за нами другую команду.

– Здорово, ничего не скажешь. На глаза не попадались.

– Ну дык… – в непритязательной форме похвастался своим профессионализмом разбойник.

– И не лень было за нами в такую даль тащиться, через столько границ?

– Не велик труд, да и должок за нами остался.

– Ничего себе – не велик труд, – восхитился я.

Разбойник замолчал, явно не желая развивать тему.

– А в Крушанице, во время дуэли, кто в шляхтича стрелял?

– Племянница и стреляла. Увидела, что дуэлянту вашему погибель грозит, вот и не стерпела. К тому же из-за нее вся эта суматоха с дуэлью приключилась.

– Не понял. При чем тут твоя племянница и дуэль?

– Экий вы, право слово, недогадливый. Мы вас едва не потеряли в Крушанице, стали по постоялым дворам разыскивать. Племянница ненароком и заглянула в тот, где панове гуляли. Энтот, что среди них самый главный, к ней пристал, а Карл ваш вступился. Чуть не подрались, а потом порешили на дуэли схватиться. Машка моя, не будь дурой, руки в ноги и бежать. А на следующий день зарядила ружжо и в засаду… Не впервой ей.

– Интересно получается. А она не боялась, что промахнется или, того хуже, пристрелит Карла?

– Машка, – лениво позвал разбойник.

– Чего, дядь?

– Ты когда на дуэли пуляла, ничего не боялась?

– Чего мне бояться? – очень удивилась девушка.

– Ну, что прихлопнешь кого не надо.

– Не, – отрицательно помотала головой разбойница. – Кого не надо я б не убила. Меня такой человек учил стрелять…

Она внезапно замолчала.

– Какой человек? – с интересом спросил я.

– Да так, – неохотно отозвалась Маша. – Человек как человек: одна голова, два уха.

По ее виду я понял, что она не настроена отвечать дальше, и не стал приставать с расспросами.

Потоцкий предупредил, чтобы мы не возвращались прежним маршрутом. Значит, предстояло держать путь в другую сторону.

– Махнем туда, где нас точно не ждут, – предложил Михай.

– Куда именно? – поинтересовался я.

– В Гданьск. Из него в Петербург ходят пакетботы. Доберемся до России водным путем.

– Идея, конечно, неплохая, но потребуются деньги, а у нас с ними плохо. Все, что было, выгребли поляки, – сказал я.

– Значица, сейчас их старец пересчитывает, – логично заключил Михайлов. – Небось все наши дукаты с талерами в кубышке евонной осядут. Я эфтакую породу знаю.

– Рыбак рыбака… – усмехнулся в усы Чижиков.

– Скажешь тоже, – обиделся Михайлов.

– Будет тебе на меня дуться. Деньги мы как-нибудь раздобудем, – заверил Чижиков. – Токмо к границе нам сейчас лучше не подходить. Вильнем хвостом и поедем в Данциг. Пущай Сердецкие по тутошним лесам мотаются, нас ищут.

Я прикинул расстояние.

– Нет, до Данцига далековато: через всю Польшу добираться. Махнем лучше к Мемелю, а там сядем на корабль.

– Это что, к пруссакам в гости? – прищурился Чижиков.

Мемель принадлежал Восточной Пруссии, которая хищно вгрызлась в бока Речи Посполитой.

– Думаешь, они опасней поляков?

– Сунемся – узнаем.

– Эх, знать бы точно, где тут наши войска стоят. Ведь наверняка не все в Крым отправили.

– Дык, пока искать будем, нас быстро отыщут и того… убьют, в общем, – заверил Чижиков.

Я обратился к дяде с племянницей:

– С нами подадитесь или как?

– А зачем? У вас своя свадьба, у нас своя, – пожал плечами разбойник. – Мы друг другу обуза. Вы и впрямь до Гданьска добирайтесь, а мы тут поозорничаем. Нам законы не писаны, колобродим где захочется.

Я взглянул на девушку. Она загадочно улыбалась, думая о чем-то своем.

– Чем отблагодарить тебя, Диана-охотница?

– Меня благодарить не надо. Вы дядюшку моего от верной смерти спасли, да за честь мою девичью вступились. Таперича мы квиты. Что мне надо, сама возьму, – с упрямством произнесла она.

– Что же тебе надо?

– А вот его и надо, – девушка кивнула в сторону Карла.

– В смысле? – не сразу сообразил я.

– В мужья его взять хочу. Уж больно пригожий да ладный.

У меня невольно открылся рот, гренадеры захохотали. Кузен от неожиданности подавился собственной слюной. Он закашлялся, девушка подсела рядом и заколотила маленькими кулачками по спине.

– Мадемуазель, я, конечно, польщен неожиданным вниманием к моей скромной персоне, но… – заговорил Карл, справившись с кашлем.

Разбойница прервала его речь, приложив шаловливый пальчик к губам кузена:

– Не продолжай, милый. Не говори ничего, я все понимаю. Думаешь, не пара я тебе. Не ровня и ровней быть не могу. – Она горько усмехнулась. – Это я в таком виде тебе не нужна, но ты обожди чуток. Все еще переменится.

Карл озадаченно потер подбородок.

– Я готов ждать годами, но чего или кого?

– Меня. – Разбойница загадочно улыбнулась. – Ты только потерпи. Ей-ей… немного тебе ходить невенчанным осталось.

Гренадеры смеялись пуще прежнего – гоготал во всю глотку Чижиков, хихикал в кулачок Михайлов, рассеянно улыбался Михай.

– А ты смелая, – тихо произнес Карл и, сняв с головы девушки дурацкий колпак, провел рукой по ее шелковым волосам. – Я люблю смелых.

– И я люблю, – тряхнув головой, дерзко сказала разбойница. – Ты на меня не смотри как на девку кабацкую, я, чай, еще нецелованная, для мужа себя берегу.

– Так сколько же ждать тебя и твоих перемен?

– Недолго, – сказала девушка и повторила: – Недолго.

– Вот так, Карл, – резюмировал я. – Без тебя тебя женили.