Глава 24

Теперь, когда я понял, что мой конкурент в средствах неразборчив и готов пойти на любые меры, вплоть до физического устранения, пришло время сделать кое-какие выводы. Он и неуловимый Балагур, орудовавший явно на благо окружения Елизаветы Петровны (чего стоит хотя бы отстрел нескольких филеров из безвестного караула, приставленного к цесаревне, причем офицерского звания, да недавнее покушение на Миниха-младшего), вполне могут работать в связке или вообще оказаться одним лицом. И каким-то образом на них надо выйти. Вспомнилась разбойница Маша, та самая оборвавшаяся ниточка. Эх, разыскать бы ее. Правда, самому заниматься поисками некогда, на носу война, выступление в поход. Кому бы доверить?

Задача решилась просто. Карл умудрился перед самым походом серьезно простудиться и в сводный батальон не попал. Кузен лежал в кровати, пил настои и морсы Акулины и чуть не плакал от отчаяния. Ему так хотелось повоевать, а тут…

– Не переживай, братец. Ты, главное, здоровье поправь. Сражений и подвигов на твой век еще хватит, – успокоил его я.

Уж кому, как не мне, знать о далеко идущих военных планах правительства. Так что кузен еще успеет помахать шашкой.

– Но не думай, что будешь сидеть без дела. Будет у меня тебе одно порученьице. – И я, склонившись к уху больного, попросил его сразу после выздоровления заняться поисками Марии.

Предварительно мне удалось заручиться поддержкой Бирона и выбить для Карла командировку.

Кузен с удовольствием согласился.

Михайлов и Чижиков оказались в числе пяти гренадер, выделенных в батальон из третьей роты. Назначение они восприняли спокойно: ни огорчились, ни обрадовались.

Я предупредил, что вряд ли смогу с ними часто видеться, но, если понадобится помощь, пусть обращаются, не стесняясь. В конце концов, вместе съели не один пуд соли.

– Благодарствуем за предложение, господин адъютант, – с нарочитой учтивостью ответил Чижиков. – Мы калачи тертые, как-нибудь управимся.

– Хорошо, смотрите сами, – пожал плечами я. – Но если что… по старой памяти можете на меня рассчитывать.

– Да и вы, в случае чего, за нас вспоминайте, – усмехнулся гренадер.

Вечер закончился скромными посиделками в трактире. Я пил за одним столом с солдатами, с которыми прошел и огонь и воду. Медные трубы большей частью выпали на мою долю.

В судьбе гренадер крутых перемен не случилось. Им предложили повышение до капрала, но Чижиков с Михайловым отказались, лишь Карл принял новый чин. Я рассчитывал постепенно вывести его в офицеры. Котелок у парня варит, да и прочими качествами не обделен. Мне нужно сплотить вокруг себя команду из верных и умных людей, и кузен один из главных кандидатов.

Потом снова начались дела, долгая и тщательная подготовка к походу. Предстояло учесть тысячи мелочей, жаль, опыта мне не хватало. Приходилось соизмерять желания и возможности.

Прибыла большая партия ружей, заказанных в Саксонии. Подполковник Бирон, считавший, что фузеи, изготовленные в Туле и Сестрорецке, уступают саксонским, радовался этому событию, как ребенок. Произведя проверку и выпустив кучу пуль, в том числе и конструкции Анисимова, мы пришли к выводу, что разница если и есть, то несущественная.

Куроедов доставил первую партию полевых кухонь. Они получились тяжелыми, и перевозить каждую приходилось посредством пары лошадей. Миних сказал, что по прибытии на Украину в кухни впряжем более выносливых волов.

От каждого капральства выбрали по повару, их быстро обучили нехитрым способам готовки в походных условиях. На очередном совещании Военной коллегии я посоветовал ввести обязательные офицерские пробы приготовленной еды. Миних, подумав, согласился и подписал указ, по которому обер-офицерам вменялось следить за качеством и вкусом солдатской пищи.

Я отвел Куроедова в сторонку и сказал:

– Вот что, Фома Иваныч, скоро я ухожу на войну, а там, как понимаешь, всякое случиться может.

Куроедов побледнел, стал хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Того и гляди, удар хватит.

– Да ты не волнуйся, – заверил я. – Обещание я помню и, раз дал слово, обязательно сдержу. Я напишу завещание. Ежели случится со мной какая-нибудь напасть, будет тебе вольная, но опять же по выполнении кое-каких условий. Так что помни, Фома Иваныч, у меня все будет без обмана, но и ты уговор соблюдай.

Куроедов просиял, аки начищенный медяк, перекрестился:

– Вот вам хрест. Все исполню.

– Вот и здорово. За кухни тебе отдельное и большое спасибо. Постарался на славу. Надеюсь, не без выгоды.

– Само собой, – гордо кивнул Куроедов. – Но я по-божески, я ж понимаю. Не токмо для себя же стараюсь, и за Рассею-матушку тоже. Вот и выходит, что мне хорошо, а казне того лучше. Никто не в обиде.

– Молодец, Фома Иваныч. Правильный из тебя олигарх растет, – хлопнул я его по плечу.

– Хто-хто, простите? – захлопал ртом Куроедов, но я лишь засмеялся в ответ и отпустил его в деревню.

С одеждой для гвардейских частей проблем не возникло, однако всем было прекрасно известно, что в действующей армии с обмундированием неважно, даже с формой старого образца. Часть солдат вместо темно-зеленых мундиров носила белые парусиновые сюртуки с красным воротником и обшлагами. Не от хорошей жизни, понятно. И вряд ли удастся переодеть всю армию раньше чем через несколько лет. Назвать точные сроки затруднялся даже президент Военной коллегии Миних.

Гвардейский мундир стоил дороже армейского за счет более качественного сукна и покроя. Офицеры в обычное время носили аксельбанты, во время парадов и смотров надевали трехцветные шарфы и белые перчатки с крагами. Пришлось внвсти еще ряд декоративных элементов, призванных подчеркнуть разницу между элитными и рядовыми частями. Гвардейцы на воротники курток и шинелей пришили петлицы: измайловцы – зеленые, семеновцы – синие, а преображенцы – красные. У полка Конной гвардии на петлицах крепилась стилизованная металлическая подкова.

Какой-то местечковый идиот высокого ранга заставил солдат выбеливать ремни, портупеи и перевязи, но Миних, прикинувший, сколько придется потратить времени на пустое украшательство, быстро навел порядок, пока модное веяние не вскружило головы другим офицерам. Как обычно, что-то полезное с трудом пробивает себе дорогу, а любая вредная дрянь распространяется быстрее гриппа.

Маршрут нам предстоял неблизкий. Первоначально общий сбор намечался в местечке Переволочны, возле недавно построенной крепости Мишурный рог, потом Миних принял решение стянуть основные войска к Азову. Армии Ласси было предписано сосредоточиться вдоль Украинской защитной линии и препятствовать татарским набегам.

Уже в пути мы узнали о новой вылазке Фети-Гирея. В феврале 1737-го татары поднялись через Днепр выше Переволочны, нарвались на отряд генерала Лесли и перебили многих, причем сам генерал погиб, а его сын попал в плен. Правда, на обратном пути неприятель был атакован и рассеян нашей кавалерией. Не выдержав натиска, татары бежали, бросив богатый обоз и пленных.

Боюсь, этот набег крымский хан записал все же в свой актив. Турецкому султану пошли победные реляции: «неверные» понесли большие потери и убедились в силе карающей десницы воинов Аллаха. Никто возле границ Крыма теперь не будет чувствовать себя в безопасности.

Подумав, мы решили, что нет худа без добра. Окрыленный успехами Фети-Гирей может обнаглеть и совсем потерять страх. В этом случае его будет легче поймать на удочку.

Чтобы добраться до Азова в максимально сжатые сроки и не измотать солдат длительным переходом, пришлось вспомнить опыт прежних лет, когда пешая гвардия на какое-то время превращалась в драгун. Еще в прошлом году для кавалерии собирали коней по всей стране, за исключением Сибири, поэтому подыскать для нужд сводного батальона необходимое количество лошадей не составило большого труда.

Одно время высказывалась идея везти солдат на телегах, но потом от нее отказались по целому ряду соображений. На плохих дорогах многочисленные подводы были бы лишней обузой и сковали бы наше движение. Кроме того, всплыл еще один досадный факт.

– Посмотрите, что получается, – горячился я. – Полковнику официально разрешается иметь в походе пять повозок, подполковнику – три, на господ обер-офицеров две телеги на роту. Цифры реальные и понятные, хотя поужаться не помешает. Но бог с ним, оспаривать поздно, обратимся к текущей ситуации. А она складывается абсолютно ненормальная. По факту мне из обоза сообщают, – я потряс перед членами Военной комиссии докладной, – что кое-кто из сержантов берет в дорогу по шестнадцать телег, а некоторые из майоров все тридцать.

– Возможно, они позаботились о самом необходимом, – предположил Ласси.

Я фыркнул:

– Если бы речь шла только о необходимом, господин фельдмаршал! Я пробежался по предварительному списку и ужаснулся: один субалтерн-офицер из польской шляхты везет кормилицу-служанку и шестерых лакеев. Заметьте, это не денщики, которых, ежели что, можно поставить в строй, а партикулярные лица. Зачем они ему сдались, причем все шестеро? И таких субалтернов несколько десятков. Наглость несусветная. Если формирование обоза и дальше пойдет в том же духе, мы увезем в степь пол-Петербурга. Интересно, сколько верст нам удастся проделывать в сутки, если за батальоном потащится длиннющий цыганский табор? Возьму на себя смелость предположить, что мы до Азова и за год не доберемся.

– Дайте посмотрю. – Миних забрал у меня бумаги.

Бирон, с которым мы обсуждали этот вопрос еще до совещания, усмехнулся.

– Все верно. – Фельдмаршал отложил докладную. – Барон прав, обоз выходит зело великий, такую прорву тащить с собой незачем. Надо рационально убавить, чтобы не сковывал нас в пути. Лично займусь этим.

Озабоченный Миних запретил офицерам брать в дорогу лишний багаж. Фельдмаршал составил список разрешенных вещей, сверившись с которым я понял, что все необходимое легко поместится в общеармейском кожаном ранце черного цвета. Чуточку переделанная конструкция позволяла таскать в нем и провиант, и белье, и обувь.

В феврале 1737 года экипированный в новую форму сводный батальон, составленный из гренадер и фузилеров Семеновского, Преображенского и Измайловского полков, приготовился выступить в поход к Азову. Командовал отрядом подполковник Густав Бирон. При нем в качестве адъютанта находился небезызвестный барон Дитрих фон Гофен.

Именно мы должны были отвоевать у татар новые земли, подготовить опорную базу и, в случае нападения татарской конницы, держаться до конца, пока не подойдет подкрепление.

Всего в поход отправилось три тысячи гвардейцев, все четыре полка выделили солдат и офицеров, соблюдая назначенные императрицей пропорции. Измайловцами командовал премьер-майор Гампф, под его руководством находилось почти девятьсот пятьдесят человек. Примерно по столько же людей поступило от семеновцев и преображенцев, от Конной гвардии было три роты. Две роты ракетного дивизиона должны были выступить немного позднее.

Следуя через Новгород и Москву, мы соединились с остальными частями батальона в Воронеже.

Все это время я безотлучно находился при подполковнике Бироне. Поскольку двигались мы пока по родной земле, особых мер предосторожности никто не принимал, секретов и дозоров не выставляли. Вели солдат специально назначенные «очередные», поэтому основная офицерская братия, свободная от дежурств, стремилась держаться вместе.

Верхом отцы-командиры всех рангов передвигались редко, предпочитая в свободное время катить в собственных санках. Чтобы было веселей, в уютные повозки набивалось сразу по несколько офицеров, начинались шутки, дружеские подколы и разговоры по душам.

Мне непритязательный юмор этого века не нравился, он мало отличался от раблезианского и вертелся вокруг туалетных и интимных тем. Впрочем, господа из «Комеди клаб» чувствовали бы себя здесь уютно. Мои любимые анекдоты о программистах и новых русских сослуживцам были бы непонятны. Так что я больше отмалчивался, лишь изредка принимая участия в незлобивых розыгрышах.

Скоро к батальону присоединилось еще одно важное лицо.

Бевернский кирасирский полк, которым командовал принц Антон Ульрих, в поход не взяли. Фельдмаршалы, посовещавшись, решили, что «самоварам» в Азове делать нечего, против легкой татарской конницы кирасиры бесполезны.

– Зато, глядишь, в Польше пригодятся, – ободряюще сказал Миних жениху Анны Леопольдовны.

– Тогда прошу взять меня в поход волонтером, – попросил принц, которому не терпелось проявить себя на поле боя.

– Достойное решение, ваше высочество, – похвалил фельдмаршал. – Токмо от одного меня положительной реляции недостаточно. Чай, не из простых полковников будете.

Разрешение императрицы удалось получить на удивление быстро. Мало кто знал, что герцог Бирон начал вынашивать план женитьбы старшего сына на цесаревне Анне Леопольдовне, поэтому с легкой душой поспособствовал отправке Антона Ульриха на войну, рассчитывая таким образом устранить возможную помеху честолюбивым замыслам.

Принц двинулся в карете, сопровождаемый сорока слугами: адъютант, секретарь, пажи, лакеи, повара, даже личный доктор. Я поначалу думал, что такой «подарочек» станет всем обузой, но потом, увидев, насколько прост в обращении и неприхотлив в быту кирасирский полковник, пришел к выводу, что Антон Ульрих, в сущности, неплохой малый, а его длинный «хвост» не более чем вынужденная плата за статус. Как ни крути, а все же принц.

Прикинув все за и против, решил познакомиться поближе. Скоро представился и подходящий случай.

По мере продвижением к теплым краям снега становилось все меньше, затем он уступил место весенней распутице. Полозки пришлось сменить на колеса, но и они не спасали, когда приходилось двигаться по разбитым дорогам.

Карета принца основательно завязла в глубокой луже. Кучер безрезультатно пытался править лошадьми, чтобы вытащить экипаж на ровное и сухое место. Каждый раз карета немного подавалась вперед, но почти сразу возвращалась, застревая еще сильнее. Спины лошадей лоснились от пота, богато отделанный экипаж со страшным скрипом кренился, переваливался с боку на бок. Жалобно звякала сбруя, комки грязи летели во все стороны, но настырный кучер не прекращал тщетные попытки.

Помощи ждать было неоткуда. Солдаты давно ушли далеко вперед. Даже обоз, благополучно преодолевший эту напасть, успел скрыться из виду. Принц оставался предоставленным святому угоднику Николаю и не слишком расторопным лакеям.

Слуги, облепившие транспорт господина, как мухи арбузную корку, собирали по окрестностям хворост и старательно кидали под колеса. Сухие ветки бесследно растворялись в необъятном море грязи и помогали как мертвому припарки.

Я как раз проезжал мимо и еще издали заметил застрявший экипаж. Подполковник отправил меня с поручением, выполнив которое, я возвращался к четырехместному возку Бирону.

Моя лошадь поравнялась с увязшей каретой.

Дела у страдальцев продвигались неважно. Уже поздний вечер, скоро луна скроется за рыхлыми тучами и станет темно. Ночевать здесь никому не улыбалось. Все рассчитывали встать на постой в ближайшей деревне, до которой такими темпами еще пилить и пилить.

– Да что же это за мучение такое! – кричал кто-то по-немецки. – Это не яма, это просто бездна!

Я узнал адъютанта Антона Ульриха – подполковника Геймбурга. Как Манштейн от Миниха, так и он ни на шаг не отходил от своего начальника.

– Обычная русская дорога, господин подполковник. Впереди еще много таких, по сравнению с которыми эта покажется ведущей в рай, – философски заметил я.

– Кошмар какой-то! – возмутился Геймбург.

– Когда мы выехали из Петербурга, я наивно думал: хуже не будет, но теперь убедился, что будет, да еще как! Россия не перестает меня удивлять, – поддержал его другой голос, раздавшийся из самой гущи событий.

К моему удивлению, он принадлежал принцу, который выбрался наружу и наравне со всеми, стоя по колено в мутной жиже, толкал карету.

– Впрочем, чтобы быть объективным, замечу: у меня на родине дороги в это время не лучше, – прибавил Антон Ульрих. – Правда, в таком случае всегда можно взять на помощь мужиков из ближайшей деревни, но в здешних краях поселения слишком удалены друг от друга. Я нахожу эти местности довольно безлюдными.

«Вот и повод сойтись поближе. Масть сама в руки прет», – решил я, спрыгнув с лошади, и сразу пожалел, что не надел высоких сапог.

Вода хлынула через край голенища, ноги моментально промокли. Ладно, не сахарный.

– Хотите присоединиться? – устало спросил принц.

– Почту за честь, ваше высочество. Надеюсь, не помешаю.

– По-моему, мы уже перепробовали все способы, – покачал головой Антон Ульрих. – Скорее всего, придется все бросить и наравне с остальными скакать в седле, что, впрочем, вполне подобает мне как солдату.

Я оценил реплику по достоинству. Его высочество нравился мне все больше и больше. Никакого чванства. Бесценное качество для монарха. Впрочем, если верить Пикулю, в захудалых немецких княжествах принцесса, торгующаяся на рынке за пучок укропа, – рядовое явление.

– Не извольте волноваться. Наша нигде не пропадала, не пропадет и здесь, ваше высочество. Что-нибудь придумаем, – изрек я с нарочитым энтузиазмом.

Кажется, он передался и Антону Ульриху. Белобрысый, худющий, без парика, в мокрой, прилипшей к телу одежде, он походил на подростка, а не на титулованную особу, будущего отца российского императора.

Когда принц волновался, он начинал сильно заикаться. Это часто служило поводом для издевательств со стороны недоброжелателей, которых хватало.

Эх, тяжело ему добиваться расположения принцессы. И хотя саксонца графа Линара потихоньку, чтобы не привлекать внимания к скандальным обстоятельствам бурного романа с принцессой, спровадили восвояси, вряд ли впечатлительная Анна Леопольдовна, втрескавшаяся по уши, быстро забудет первую большую любовь. На фоне роскошного самца, который прыгал из постели в постель, сражал дам наповал пачками, обладал высоким ростом, рыже-белокурыми волосами и так ухаживал за нежной кожей лица, что каждую ночь специально мазался какой-то помадой и спал в перчатках и маске, субтильный заика-принц терялся.

Что самое интересное: в Россию Антон Ульрих приехал, не зная, что его прочат в женихи принцессы Анны. Парень долго считал, что ему просто доверили честь командовать новым кирасирским полком и что это и есть вершина его карьеры.

Как говорится, все могут короли, но вот с женитьбой у него и впрямь напряги.

Принцесса его тихо ненавидела, ее раздражал покладистый нрав жениха и далеко не геройский облик, хотя, как это часто бывает в жизни, внешность Антона Ульриха оказалась обманчивой. В слабом теле билось благородное и храброе сердце.

– Надеюсь, на небесах с одобрением слышат ваши слова… – Принц вопросительно уставился на меня.

Я поспешил представиться. Вряд ли Антон Ульрих мог знать мое имя.

– Барон фон Гофен, ваше высочество. Адъютант подполковника Густава фон Бирона.

– Тогда прошу вас, господин фон Гофен. Уповаю на вас и вашу уверенность. – Его высочество кисло улыбнулся. Ему все обрыдло, он уже отчаялся и ни во что не верил. В том числе и в меня и в мои силы.

Ошибаетесь, ваше высочество.

– А ну разойдись.

Я оттеснил от кареты хлипких немчиков, набранных под стать худенькому и низкорослому принцу, приналег плечом и громко приказал кучеру:

– Чего ждешь? Правь давай.

Кучер выпучил глаза, опасливо взялся за вожжи и принялся понукать лошадей.

Я обратился к прочей прислуге:

– Ну, а мы чего стоим? Кого ждем? За дело, братцы, – и неожиданно для себя пропел заразное: – Э-э-й, ухнем!

Антон Ульрих встал рядом, поднатужился.

– Еще-е-е ухнем! Сама пойдет!

И верно, помогла песня, не пропали впустую объединенные усилия. Поддалась, пошла, пошла, родимая. Теперь не сбавлять обороты и потихоньку-полегоньку толкать карету, пока не окажемся на сухом. Там будет проще, переведем дух. Эх, лишь бы не сломалась, а то из нас нерастраченная молодецкая удаль так и прет.

– Еще! Давай, давай, братцы! Немного осталось! Работаем все вместе, никто не отлынивает. Господи, Твоя воля, спаси и сохрани… Эх, хорошо!

Под русскую «Дубинушку», которую благодаря мне лакеи и принц выучили за пять минут совместной работы, мы выкатили экипаж из ямы. Похоже, раньше этой компании не хватало запала и координации действий. Я стал той соломинкой, что переломила хребет верблюду.

– Я очень признателен, барон, – обрадованно произнес принц, ступая на подножку кареты. – Как только у вас выпадет свободная минута, приглашаю к себе. Приходите в любое время дня и ночи. Буду вас ждать.

Я учтиво склонился:

– Благодарю, ваше высочество. Не премину воспользоваться столь высокой честью.

Фигура принца вдруг стала мне весьма интересна. И дело тут не только в моих шкурных замыслах, но еще и в чисто человеческой симпатии. Антон Ульрих – мужик правильный.

Верно поется: «Принцев мало, и на всех их не хватает», однако Анне Леопольдовне может повезти с мужем. При соблюдении некоторых условий, разумеется.

Император Иоанн, чей престол я тут спасаю, должен появиться на свет, и точка! И никакой граф Линар не помешает, а если сдуру попробует, пусть пеняет на себя. Мы из него быстро эту дурь выбьем.

Если за Антона основательно взяться, сделаю из него человека.