Глава 4
Уже во дворе я расспросил канцеляриста о Левицком:
— Поведай, что за вина на нем, почему Ушакову потребовался?
— Про майора Циклера слышали? — на ходу набивая трубку, поинтересовался канцелярист.
О пропавшем майоре Синклере и шумихе, поднятой зарубежными газетами вокруг его исчезновения, я слышал, что подтвердил коротким кивком.
— Вот Левицкий майора-то и анлевировал. Потом, заместо того чтобы тайно бумаги Миниху да Ушакову свезти, к послу свейскому заявился и во всем ему признался. Как на духу выложил. Дескать, совесть его замучила, не смог грех смертоубийства замолить и потому все фон Нолькену в подробностях обсказал, а в доказательство бумаги, им у Циклера отобранные, предъявил. После таких известий свеи переполох подняли, а уж когда самого посла кто-то изничтожил, совсем дурными стали. Никаких резонов не слушают.
— То есть Левицкий после этого удрал?
Чиновник кивнул:
— Мы попервой так и думали, что его свеи тихонечко из Питербурха вывезли. Искали-искали — ничего не нашли. А сегодня доверенный человечек шепнул, что видел Левицкого у девицы непотребной.
— Понятно.
Кем бы ни был этот Левицкий — просто дураком или предателем, его необходимо арестовать и самым тщательным образом допросить. Вред, который он нанес родине, огромен. Из-за него мы и в самом деле втягивались в ненужную войну.
Швеция всегда была опасным противником. Драться шведы умели. У Карла XII была лучшая армия в Европе. Победа в Северной войне досталась нам дорогой ценой.
Надо быть объективным: если бы не бешеная энергия Петра Великого и ряд счастливых обстоятельств (например, то, что Карл не стал добивать русских после нарвской «нелепы», а взялся за других врагов), я даже не берусь предполагать, чем бы все закончилось.
Учитывая близость шведской Финляндии к Петербургу, ситуация для нас складывалась не из приятных. Основные войска находились на южных рубежах. Путь сине-желтым мундирам могли преградить лишь слабые гарнизоны да расквартированные в столице и окрестностях гвардейские полки. Остальные просто не успеют подтянуться, если шведы ударят прямо сейчас.
К тому же могли выступить и поляки, тоже обиженные на русских. Не обязательно с подачи своего короля, который хоть и был обязан Анне Иоанновне короной, тем не менее всегда мог укусить руку дающего. Ляхи уже несколько лет вынашивали планы мести.
К примеру, тот самый князь Чарторыжский, который едва не подставил нас во время истории с наказанием фальшивомонетчиков. Он запросто мог выставить против России многотысячное войско. Если его поддержат остальные магнаты, мы бы вынужденно повели войну на три фронта.
И, уж конечно, не обошлось бы и без интриг Версаля. Французы и без того финансово помогали всем нашим врагам: подкидывали золотишко и туркам, и полякам, и шведам.
Дикая выходка Левицкого грозила обернуться такими неприятностями, что я лично задушил бы гада вот этими руками, которые сжимали сейчас рукоять шпаги.
Капитан Круглов был знаком мне еще по Крымскому походу, потому я мог сразу переходить к делу, без лишней траты времени на представление.
Отреагировал он, как и положено настоящему вояке, четко и собранно.
Минуты не прошло, как мы уже катили на трех санях, в которых разместились, кроме меня, капитана и канцеляриста, еще десять солдат из роты Круглова.
Жила распутная деваха Чарыкова на втором этаже кабака, расположенного неподалеку от портовой гавани. Ставни и двери заведения были прикрыты. Посторонних сюда не пускали. Основная публика — завсегдатаи: матросы торговых кораблей, грузчики, всякая ободранная шваль, от которой за версту несло уголовщиной.
Солдатские патрули и полицейские обходили это место стороной.
Мы предусмотрительно остановились в квартале от него.
Пожалуй, десяти гвардейцев может и не хватить, если публика из кабака вздумает вступиться за Левицкого. Надеяться на благоразумие пьяного отребья и моряков — больших любителей подраться — не имело смысла. В алкогольном угаре они были готовы на любые «подвиги».
— Что же ты сразу не сказал, в какой вертеп ехать придется? Я бы больше фузилеров с собой взял, — накинулся Круглов на канцеляриста.
— Дык это… Не сообразил поначалу, а потом поздно было, — повинился тот.
— У-у-у! Голова садовая, два уха, — разозлился капитан.
Я попросил его утихнуть.
Оставалось еще узнать, тут ли Левицкий, иначе мы вообще зря сюда прикатили.
Эта проблема разрешилась просто.
Канцеляриста уже ждали. Откуда-то из подворотни вынырнула темная согбенная фигура и, крадучись по-кошачьи, подошла к нему. Это была женщина лет пятидесяти на вид, хотя, как я выяснил позже, информаторша едва разменяла третий десяток.
Землистого цвета кожа, морщинистое лицо, нос с красными прожилками, развязность в поведении выдавали в ней пьянчужку и почти гарантированно — особу легкого поведения, хотя до какого же нетерпежа нужно дойти, чтобы польститься на такую «красотку».
Разбитная бабенка, шамкая беззубым ртом, сообщила, что Левицкий по-прежнему обитает у Чарыкиной и никуда не уходил.
— Вот те хрест, — побожилась она, не забыв перед этим окинуть нас липким оценивающим взором.
Я поежился. Прелести этой Афродиты убивали любое желание наповал.
— Пьяный? — логично предположил Круглов.
— Трезв аки стеклышко. Не пьет он, кажного шороху боится, — пояснила женщина.
Капитан вздохнул.
— Можно его выманить наружу? — без особой надежды в голосе поинтересовался канцелярист.
Бабенка хрипло засмеялась:
— Да его калачом никаким оттудова не выманишь. Все сидит, мается. Ждет чаво-то.
Мы переглянулись. Не исключено, что Левицкий ждал людей из шведского посольства, которые по всем шпионским правилам должны были обеспечить ему прикрытие.
— Другие выходы из кабака имеются? — спросил я.
— А как же ж? Да не один, — ответила женщина.
— Может, через второй выход и ворвемся? — предложил я.
— Ты, мил человек, думаешь, тебя туды пустют? — засмеялась она. — Закрыто все на засовы да запоры чижолые.
— Ты же там своя. Впусти нас через другую дверь.
— Мил человек, меня же на куски порвут, ножами по живому телу порежут, жилы вынут. Я хоть гулящая баба, но понимание имею. Хде и куда выйти можно — обскажу, а с остальным сами разбирайтесь. Мне моя душа-полушка дорога.
Бабенка протянула руку, недвусмысленно намекая на вознаграждение.
Канцелярист отсчитал ей пару медяков и отпустил после нескольких вопросов. Проститутка исчезла в провале подворотни.
— Какие будут предложения, господа? — спросил Круглов. — Вломимся все сразу или кто-то попробует скрутить негодяя единолично?
Оба варианта имели как достоинства, так и многочисленные изъяны. Подумав, мы решили задействовать солдат только на крайний случай. Если в кабаке начнется шум, Левицкий попытается удрать. Вдруг у него это получится? Ищи потом ветра в поле.
Канцелярист, знавший злодея в лицо, описал нам его внешность. Брать Левицкого я решил в одиночку. От чиновника из Тайной канцелярии в таком деле толку мало, и Круглову (хоть он и настаивал на обратном) пришлось остаться с солдатами. Кто-то должен был ими командовать, чтобы вмешаться в нужный момент, если ситуация выйдет из-под контроля.
На счету был каждый человек, однако Круглову пришлось направить одного гвардейца за подкреплением.
Поскольку я был одет в штатское, мне пришла в голову идея разыграть потенциального клиента заведения мадам Чарыкиной — поддатого горожанина, неразборчивого охотника за доступными женщинами. Достаточно распространенный типаж в любом столетии.
Для большей достоверности я хлебнул немного водки, отыскавшейся во фляге канцеляриста. Шубу и шапку, как ни обливалось кровью сердце, пришлось слегка изгваздать, чтобы вид у меня был подобающий.
Придав лицу слегка придурковатое выражение, я раскачивающейся походкой направился в кабак.
Фейс-контроль осуществляли двое мрачных детинушек с короткими дубинками за поясом. Не удивлюсь, если в свободное время эта парочка раздевала случайных прохожих в темных закоулках Петербурга. Похожие молодчики когда-то изрядно подпортили нам с Карлом вечер, когда мы вышли от ростовщика Пандульфи с деньгами, которые выручили, заложив мою шпагу. Драка была кровавой и жестокой. Спаслись мы чудом.
Хоть я и не походил на обычную публику кабака, вышибалы разрешили войти, догадываясь, что на обратном пути кошелек мой полностью опустеет. Взгляд у них при этом был оценивающий, так рыночные торговцы смотрят на явных лохов ушастых, обвести которых вокруг пальца — святое дело.
За грязной стойкой стоял хозяин заведения — цыганистый тип с лоснящимися жирными волосенками, оттопыренными ушами и маленькими поросячьими глазками, постреливавшими из одного конца кабака в другой. Ловко суетились служки с подносами.
Густой табачный дым клубами поднимался к закопченному потолку. Желтым светом горели несколько сальных плошек.
Я безрезультатно поискал свободный стол. Все были заняты, некоторые посетители расположились прямо на полу.
Признав во мне дворянина, расторопный служка решил проблему с обустройством нового гостя, подкатив для меня пустой бочонок и поставив его торчком. Откуда-то взялся и раскладной стол. Его протерли сальным полотенцем. Пришлось сделать заказ: вино и закуску. Прежде чем брать Левицкого, следовало освоиться в незнакомом месте.
В ближайшем углу возникла стихийная ссора. Кто-то чего-то не поделил и теперь, взявшись за грудки, выяснял отношения. Соседи не обращали на это ни малейшего внимания. Подобные эксцессы случались тут постоянно. Вспыхнувшая драка закончилась совместной попойкой. Обидчик и обиженный сидели теперь обнявшись и горланили песню.
Я неспешно попивал дрянное, разбавленное чуть ли не до состояния колодезной воды вино. Рядом, опрокидывая стакан за стаканом и закусывая исключительно краюшкой хлеба с солью, надирался ухарь в живописных лохмотьях. Остальные были ему под стать.
Покончив с «трапезой», я поманил к себе служку и завел с ним речь насчет женского общества. Сначала мне показали на дрыхнувшую возле печки бомжиху, от которой за версту несло махоркой и мочой. Видимо, для невзыскательных клиентов годилась и она. Я нахмурился и, показав зажатый между пальцами медный пятак, дал понять, что эта Афродита для моих телесных утех не подходит.
Обслуживавший меня парнишка сбегал наверх и вернулся с радостной вестью, что у «мамзель» Чарыкиной как раз имеется свободная девушка, причем «из немок, кожей белая, статью видная, на зад крепкая, политесам разным и благородному обхождению обученная».
— Ежели господину угодно, он может пройти. Его ждут-с.
Я заулыбался и потопал по скрипучей лестнице на второй этаж, отданный исключительно под вертеп. Обстановка там была немногим лучше. Определенный уют создавали вытоптанные дорожки и веселенькие обои на стенах, изображавшие не то Бахуса, не то Купидона, а может, и вовсе нечто третье, ибо в греко-римской мифологии я разбирался на единицу с минусом, хотя старые советские мультики про минотавров, аргонавтов и прочих язонов безумно любил. Но сюжеты в них, если верить моим школьным учителям, были весьма купированы по сравнению с оригиналами.
Вдоль стены находились двери в «кабинеты». В одном, как предполагалось, и разместился беглый Левицкий. Знать бы в каком.
Внезапно ближайшая дверь справа открылась наполовину. На пороге с подсвечником в руках появилась женщина весьма плотного телосложения, в длинной рваной ночнушке.
— Деньги покажи, — велела она гнусавым голосом, наводившим на мысли о нелеченном венерическом заболевании.
А может, ну его, этого Левицкого?! Его пребывание в таком клоповнике вкупе с услугами местных жриц любви я бы смело приравнял к каторжным работам во глубине сибирских руд. Наверняка он уже успел нахватать тут болячек больше, чем у собаки блох.
Превозмогая нахлынувшее отвращение, я вынул из кармана кошелек и позвенел его содержимым перед женщиной.
Удовлетворенная мамзель Чарыкина (а кто это мог еще быть, кроме нее?) кивнула и сделала приглашающий жест рукой:
— Заходи, господин хороший. Скоро к тебе придут. Не пожалеешь.
Пока она со слоновьей грацией шагала по половицам, я, глядя на ее совершенно неаппетитный округлый зад, прикидывал, можно ли добиться от нее силой или подкупом информации о прячущемся Левицком.
Вряд ли. На такие мысли меня надтолкнул появившийся сзади здоровяк, который был на голову выше тех вышибал, что встречали у входа в кабак. Он молча наблюдал за моими действиями. Я сначала хотел под видом пьяного вломиться в парочку дверей, чтобы проверить, не за ними ли прячется Левицкий, но суровый взгляд верзилы заставил отказаться от этого намерения.
Из оружия при мне была только шпага. От пистолета, настойчиво предлагаемого Кругловым, я отказался по ряду соображений. Скрыть его от внимательных глаз кабатчика, слуг и уж тем более вышибал все равно бы не получилось. А шпага… Дворянин я или право имею?
Комната свиданий напоминала школьный пенал — вытянутая и узкая. Вмещалась в нее только кровать с высокими спинками и без всяких стыдливых балдахинов. Постельное белье не меняли с момента основания Петербурга. На обоях виднелись кровавые следы от раздавленных клопов. Удушливо пахло потом, немытым телом, мускусом и какой-то дрянью, отдаленно похожей на ароматические палочки.
Я присел на кровать и стал при открытых дверях дожидаться обещанную «немку». Возможно, через нее мне удастся выведать про Левицкого.
Она появилась минут через пять: довольно миловидная девушка, рыженькая, слегка в конопушках. Исключительно ради смеха я поприветствовал ее на немецком и быстро понял, что язык этот, как и прочие иностранные, был ей незнаком. Так я и думал. Красотка оказалась отечественного разлива.
Закрыв входную дверь, девушка скинула с себя одежду и хотела сразу перейти к делу, но я положил перед ней рублевик и задал вопрос о Левицком. Видя, что она колеблется (и хочется и колется), пришлось пойти на дополнительные траты. Рядом с монетой появилась вторая, точно такая же. Рыженькая нервно сглотнула. Еще немного, и лед тронется.
— Не бойся, — сказал я. — Это твое.
За два рубля меня снабдили информацией по самую маковку. Теперь я знал все. Осталось только извлечь из этого пользу.
Закончив «исповедь», девица вопросительно посмотрела на меня.
Требовать от нее еще и профессиональных услуг я не собирался и отрицательно покачал головой.
Себе дороже выйдет. Треть армии и без того имела целый букет венерических заболеваний. Вливаться в эти стройные ряды я не хотел. К тому же в Питере, под бдительным оком будущего тестя и рядом с дорогой невестой Настюшкой, я намеревался вести себя, как полагается «руссо туристо, облико морале».
— Отдыхай. — Я выразительно похлопал по кровати. — Поспи или просто подремли, а я пока в коридор выгляну.
Девица сделала испуганные глаза:
— Барин, а не боишьси, что тебя убьют?
— Боюсь, — кивнул я.
— Там, в коледоре, Угрюм бывает, что стоит. Смотри, барин, как бы не приласкал он тебя. У него рука, — рыженькая приподняла руку, сложила пальцы в кулачок, — у какая! Кажный кулачище с пуд весом.
— Вот и проверим.
Угрюм, здоровенный мужичина, исполнявший обязанности стража порядка в заведении мамзель Чарыкиной, никуда с поста своего не делся. Разве что повернулся ко мне спиной и, склонившись в три погибели, подслушивал охи и ахи из соседнего «нумера».
По всему выходило, что ничто человеческое ему не было чуждо.
Пока он пускал слюни, я перерыл всю комнатушку в поисках предмета потяжелей. Идти на этого «еракла» с голыми руками было бы чистой воды сумасбродством. Идеальный вариант — ковш экскаватора, но, по понятным причинам, с этим у меня были проблемы.
В итоге взгляд остановился на чугунном ночном горшке, спрятанном под кроватью. Весило это изделие нелегкой промышленности килограммов пять-шесть. Вдобавок было снабжено удобной ручкой. Не ночная ваза, а идеальное оружие для снятия часовых.
Ступая на цыпочках, я осторожно подобрался к Угрюму, хотя мог бы особенно и не стараться. События, разворачивающиеся за стенкой, заинтриговали его настолько, что он не среагировал бы даже на взрыв гранаты в двух шагах от него.
Чугунный горшок и не менее чугунная голова пришли в соприкосновение. Я вкладывал в удар всего себя, всю душу, потому он получился что надо. Угрюм закатил глазки и улегся на пол. Думаю, все его потери здоровья в итоге сведутся к легкой форме головокружения да набитой шишке.
Эта помеха была устранена. Но нельзя было допустить, чтобы кто-то увидел Угрюма в таком положении. Я затащил его в свою комнатушку и бросил прямо перед кроватью, на которой, испуганно открывая и закрывая рот, полулежала рыженькая.
— Пусть он тут пока побудет. Ладно? — вежливо попросил я.
Она закивала.
— Пока. Не волнуйся, все будет в порядке.
Я вернул горшок на место и снова вышел в коридор. Пока все шло гладко, без сучка и задоринки.
Левицкий находится за второй дверью слева. Вопрос: один он сейчас или нет? Если с ним дама, боюсь, она может поднять такой переполох, что на него сбежится пол-Петербурга. С мужиками в этом плане легче. Пока сообразят, что надо вопить во весь дух, успеешь вырубить.
Пришлось последовать примеру Угрюма. Я присел и стал прислушиваться к звукам в комнате Левицкого. Там вроде все было спокойно. Доносилось лишь мерное дыхание спящего человека. Умаялся, видать, бедолага, от закона прячась.
Прикинув пути отступления, я легонько толкнул дверь рукой. Она была заперта. Что ж, этого и следовало ожидать. Перепуганный до заячьей дрожи Левицкий не собирался делать мне одолжение, оставив дверь нараспашку или просто притворив ее без всяких запоров.
Тем не менее надо понимать, что он нашел себе убежище в вертепе, а не в бронированном бункере банка. Я просунул кончик шпаги в щель между косяком и дверью, подцепил острием деревянный засов и стал тихонечко его двигать в нужную сторону.
Потратив на необходимые манипуляции пару минут, я смог войти внутрь.
Здесь воняло табачищем похлеще, чем внизу. Должно быть, сам Левицкий был не дурак выкурить трубочку-другую, да и, благодаря хитрой системе «вентиляции» в кабаке, весь табачный дым поднимался наверх. Стоило большого труда не закашляться.
Человек в точно такой же кровати, как та, на которой я мог бы предаваться утехам с рыженькой, бессовестным образом дрых. Причину я выяснил сразу, как только носком сапога задел на полу пустую бутылку. Она с характерным звуком укатилась под кровать, однако «клиент» продолжал дрыхнуть без задних ног.
Эх, наврала распутная бабенка нам с Кругловым. Бухает наш клиент, еще как бухает. Когда на душе паршиво, рука сама тянется к бутылке.
Меня это удовлетворяло, так же как развалины рейхстага героев фильма «В бой идут одни старики».
Судя по всем приметам, это действительно был Левицкий — достаточно крупный мужчина, однако значительно уступавший мне по росту и массе. Все же в лейб-гвардии гренадеры императрицы-матушки Анны Иоанновны хлипких не брали.
Беглец дошел до такой кондиции, что я мог переть его хоть до канадской границы, не вырубая. Впрочем, я не нанимался в носильщики. Этот «багаж» мог и сам двигать ножками.
Поскольку с водой в комнате было не очень, а под кроватью нашлась еще одна бутылка вонючей жидкости, имевшей мало общего с водкой, я вылил содержимое сосуда на голову бывшему драгунскому офицеру. Он вздрогнул и смешно зафыркал, как собака, которой шерсть попала в ноздри.
Увидев меня, Левицкий напрягся.
— Не волнуйтесь, — сказал я ему на чистейшем немецком. — Я прибыл за вами.
Драгун оказался полиглотом. Он понял меня и закивал:
— Вас прислали из посольства?
— Я-я! — закивал я и добавил уже на русском, нарочно ломая язык и коверкая слова: — Тафайте собираться. Надо скорее уносить отсюта ноги. Сюта в люпой момент могут нагрянуть люти Ушакова.
Расчет оказался правильным. Левицкий принял меня за шведа и стал быстро собираться. Переоделся в относительно чистый камзол, поверх которого накинул зимнюю епанчу с меховой подкладкой. Надел треуголку с плюмажем и потянулся за шпагой.
— Бистрее, херр офицер, бистрее, — заторопил я и выхватил у него из рук оружие.
Не до конца въехавший в ситуацию, Левицкий поспешил за мной к выходу.
В этот момент в другом конце коридора показались сразу трое, в которых легко можно было узнать дворян и, судя по моде, — иностранцев. Увидев, что я веду под руку Левицкого, первый из них злобно сверкнул глазами и вытащил из-под полы тяжелого плаща заряженный пистолет.
Вороненое дуло его было направлено на меня.
«Влип, — подумал я. — Вот это, наверное, и есть настоящие шведы, которых ждал и наконец дождался Левицкий».
