L

Душная ночь принесла Агриппинилле беспокойный сон и дурное настроение с утра. Рабов выпороли за то, что перегрели массивную печь и потоки жаркого воздуха не дали госпоже хорошо выспаться. День в доме Домициев начался.

Агриппинилла собиралась в гости к Ливилле, они еще не виделись с тех пор, как сестра вернулась из Капуи. Кардикса сооружала из ее рыжих густых волос затейливую прическу: заплетала множество кос и пропускала их одну в другую петлями.

Другие рабыни выставляли на эбеновый столик баночки с новыми духами, что прислал с утра торговец, доставали серьги, ожерелья и кольца на выбор для госпожи. Агриппинилла сердилась и нещадно щипала их длинными острыми ногтями за нерасторопность.

Но планы на день пришлось резко менять с приездом Эннии Невии. Черноволосая красавица влетела как вихрь, оттолкнув с дороги номенклатора.

– Клавдилла вернулась! – выкрикнула она, забыв пожелать доброго утра подруге, и устало присела в катедру. – Я так спешила к тебе с этой новостью.

Агриппинилла удивленно подняла тонкие брови:

– Не думаю, что это важное событие в жизни Рима заслуживает моего пристального внимания.

– У меня есть все подозрения полагать, что мой муж мне изменяет, и именно с Клавдиллой, – выдохнула Энния.

Брови Агриппиниллы поползли выше.

– Ата совсем затуманила твой скудный разум, если ты приняла мои насмешки близко к сердцу. Мне просто хотелось позлить тебя в нашу прошлую встречу. Любовь Юнии и моего брата известна всем, вряд ли она смотрит на других мужчин. Да и твой Макрон не столь привлекателен и к тому же стар.

Энния нахмурилась и недовольно глянула на подругу:

– А что ты возразишь мне на то, что он провел в Капуе все время до январских календ, от одной нундины до следующей? А вчера, когда Клавдилла, незваная, явилась к нам на обед, поехал провожать ее в одних носилках и не вернулся домой, сказав, что проведет ночь в казармах преторианцев?

Агриппинилла задумалась. Невия тоже молчала, следя за мельканием ловких рук Кардиксы, закалывающей косы подруги тонкими золотыми булавками. Вскоре это вывело Агриппиниллу из себя, и с тем же задумчивым выражением на прекрасном лице она схватила со столика булавку и с размаху воткнула ее в руку рабыни:

– Убирайся же, нерасторопная гусыня! Давно пора было закончить!

Зажав кровоточащую ранку, Кардикса поклонилась и выбежала из спальни госпожи. Ее сдавленный стон донесся из коридора. Энния усмехнулась.

– Ты не церемонишься с рабами, – заметила она.

– Ненавижу этих тупых, ленивых тварей, они никогда ничего не делают как надо. Каждую служанку приходится учить!

Агриппинилла посмотрелась в зеркало, со вздохом поправила затейливую прическу и стала нанизывать на тонкие пальцы кольца из раскрытой шкатулки.

– Что-то странное творится, – глубокомысленно заметила Энния, наморщив тонкий носик. – Друзилла по-прежнему меня беспокоит. Что-то будто надломилось в ней после смерти Фабия. Помнишь, как она разъярилась, стоило во время его похорон мне упомянуть имя Юнии? Интересно, почему она так внезапно возненавидела свою подругу?

Агриппинилла хмыкнула:

– Откуда мне знать? Я думала, мы уже обсудили с тобой эту тему на днях. А может, она до сих пор не может смириться и с тем, что Калигула стал к ней равнодушен? Давно еще она мне признавалась, что любит его противоестественной любовью.

– Это у вас семейное, – съязвила Энния, припомнив о слухах, витавших после осуждения Эмилии Лепиды, бывшей жены Друза. Агриппинилла после его смерти сходила с ума от горя, все догадывались, что меж ней и братом была любовная связь, и она не могла не отомстить осудившей его Лепиде.

И Невия лишний раз убедилась в правоте этих слухов, заметив, как омрачилось лицо подруги и пелена слез заволокла зеленые глаза.

– Да, – хрипло молвила Агриппинилла. – К чему кривить душой? Друз был мне дорог. Но не буди во мне печальных воспоминаний, я постаралась глубоко схоронить их.

Энния вздохнула, ее сердечко наполнилось искренней жалостью к подруге, и она поспешила продолжить разговор о Клавдилле:

– Не кажется ли тебе, что Юния виновна в смерти Фабия? Не несчастная ли любовь заставила Персика покончить с собой? Любовь к Клавдилле? Я слышала сплетни, будто в его спальне нашли изрубленную в куски золотую статую девушки. Помнится, влюбленный Юлий Цезарь так безумствовал ради Клеопатры, весь сенат возмущался этой пагубной страстью к египтянке. А Юния родилась и выросла в Александрии, городе этой царицы.

Агриппинилла задумчиво пожала плечами:

– Стоит ли тебе, Энния, придавать значение горю Друзиллы? Время залечит ее раны, а домыслы о несчастной любви и золотой статуе лучше оставить римским болтунам. Поговорим лучше о том, что так беспокоит тебя.

– Вчера Юния, приглашая меня на обед, проговорилась, что в полдень в Саллюстиевых садах у нее назначена важная встреча. А с кем, как не с Макроном! Я лично хочу убедиться в измене мужа и предательстве подруги, но боюсь ехать туда одна. Я подумывала, начиная разговор о Друзилле, стравить их меж собой.

Агриппинилла резко повернулась к ней:

– Оставь пока мою несчастную сестру в покое, я сама с удовольствием отправлюсь с тобой. Но солнце уже приближается к зениту, нам нельзя медлить. Я даже не буду завтракать.

На ходу Агриппинилла раздавала приказания рабам, провожающим хозяйку, в осциуме она остановилась и долго кричала на управляющего, а у Эннии горела под ногами земля. Наконец они прошли через вестибул к носилкам. Грозно оскалившийся пес, выложенный мозаикой у порога, их не тронул.

В садах Саллюстия мало кто прогуливался в холодные зимние дни. Римляне предпочитали проводить свободное время в теплых термах за игрой в мяч или кости, наслаждаясь горячей водой в бассейнах под звуки музыки или слушая чтения философов, историков и поэтов. Здесь же встречались те, кто предпочитал без лишних свидетелей обсудить важную сделку или назначал тайное свидание.

Найти Юнию оказалось легким делом, Энния знала ее излюбленные места. Она уже предвкушала, как застанет на месте преступления неверного мужа и какой закатит скандал. Агриппинилла всячески подначивала ее. Но внезапно, обогнув толстый дуб, Энния попятилась и резко увлекла за собой подругу.

– Стой! – шепнула она. – Она там, но не с Макроном.

– Ты уверена? – спросила Агриппинилла. – Дай посмотрю, с кем.

Она осторожно выглянула и, пораженная, обернулась к Эннии.

– Это Тиберий Гемелл, – свистящим шепотом проговорила она. – Нам надо уходить.

Стараясь не шуршать опавшей листвой, девушки попятились и чуть ли не бегом вернулись на дорожку.

– Ты глупая гусыня! – напустилась Агриппинилла на подругу. – Теперь по-прежнему станешь доказывать, что они любовники? Эта Юния очень умна, я всегда говорила об этом, еще Ливиллу предупреждала, чтоб поменьше общалась с ней. Наш брат – невинный ягненок по сравнению со своей женой. Я помню, как она тебе не нравилась, как ненавидела ее Друзилла, ревнуя к Гаю, но потом вы надолго стали лучшими подругами, шагу из вас никто не ступал без ее одобрения, Клавдилла всех опутала искусной паутиной. И уж если она задумает переспать с твоим мужем, то никто об этом никогда не узнает. Лучше принеси жертвы Венере, если он вновь позабыл дорогу на твое ложе!

– Я обязательно так и сделаю, Макрон ведь не приходил в мои покои со дня возвращения. Узнав, что он был в Капуе, я и подумала, что у них завязались любовные отношения. – Энния не могла и глаз поднять на сердитую Агриппиниллу, краска стыда заливала ее щеки.

– Надеюсь, ты не посчитала, что Клавдилла и этот недоносок Гемелл влюблены друг в друга, если встретились подальше от чужих взглядов? – спросила Агриппинилла.

– А ты что думаешь? – поинтересовалась Энния, но подруга увидела по ее глазам, что та именно так и считает.

– Думаю, что в Риме скоро грядут серьезные перемены и не наше дело в них соваться. Все решится и без нашего участия. Это тайное свидание с наследником власти не приведет для него ни к чему хорошему. И любовью здесь, клянусь Минервой, не пахнет. Признаюсь, Клавдилла заинтересовала меня.

Эти слова не убедили глупую Эннию, однако она не решилась настаивать на дальнейшем обсуждении этой темы, чтобы не рассердить Агриппиниллу.

Гемелл ожидал Юнию у входа в Саллюстиевы сады, явившись задолго до назначенного времени. Клавдилла заметила, как сразу оживилось его невзрачное, угрюмое лицо. Он с излишней горячностью пожал ее тонкие пальцы, и Юния скрыла усмешку, уверенная в скорой победе. С юношеской непосредственностью он рассказал, что не спал всю ночь, ожидая этого свидания, и волновался из-за того, что теперь у него появился друг. Юния тоже уронила несколько слезинок, поведала, как одинока она здесь и что ее брак с Калигулой – лишь уловка со стороны отца, средство для приобретения влияния в Риме. На самом же деле Германик и Силан помолвили детей еще в детстве, а ей теперь приходится изображать страстную любовь.

– Знаешь, Клавдилла, – неожиданно произнес Гемелл, услышав ее последние слова, – мой дед давно это понял. Когда ты уехала в гавань, он попросил меня приглядеть за тобой, сообщив, что ваш брак вскоре будет расторгнут и что ты должна выбрать себе нового супруга. Но не поступаю ли я неразумно, доверив тебе то, что цезарь просил сохранить в тайне?

Юния грациозно положила свою изящную руку на его неразвитое худенькое плечо:

– Это не секрет для меня, мой Гемелл. Я сама пообещала цезарю позаботиться о том, чтобы обрести свободу. Но почему он так благоволит к моей скромной персоне? Не потому ли, что я похожа на любовь всей его жизни – Випсанию?

– Мой дед – странный и непредсказуемый человек. Его милости в любой момент могут обернуться страшной бедой. Будь осторожна! И не противоречь его воле! Ты – первый человек, кто отнесся ко мне с заботой и вниманием, я потрясен, что наконец-то обрел друга, и теперь чувствую, что судьба обернется к лучшему для меня.

Рука Клавдиллы поспешно скользнула вниз с плеча Гемелла, чтобы юноша не почувствовал охватившую ее дрожь. «Глупый юнец! – подумала она, одаривая его дивной улыбкой. – Да ты и представить не можешь, насколько теперь изменится твоя жизнь. Как и Фабия, я использую тебя и уберу с дороги, что ведет к высшей власти. Однако следующий в списке обреченных – сам Тиберий». Но Гемелл не чувствовал, как над головой собираются темные тучи зла, он видел пред собой лишь прекрасную девушку, чья улыбка лучилась добротой.

Юния почувствовала, что он проникся к ней доверием, но ей мало было завоевать дружбу этого нелюдимого создания, и она осторожно, подобно хищнику, чтоб не вспугнуть добычу, стала пускать в ход свое тонкое обаяние. Гемелл как воск таял в лучах ее темных глаз, они о многом говорили, жалуясь на одинокую жизнь среди чужих людей, не замечающих их достоинства. Юноша доверительно сообщил Юнии, что втайне от всех пишет стихи, и, приняв напыщенную позу, собрался немедленно их прочесть. Ввергнутая в панический ужас этим намерением, Клавдилла попросила юношу поберечь горло на холодном воздухе и лучше преподнести ей свиток с «дивными творениями» в дар.

Далее их свидание протекало спокойно, пока Юния не попрощалась, сославшись на срочные дела. На выходе у мраморной арки Гемелл приник поцелуем к ее руке и с неожиданной для себя смелостью попросил дозволения заглянуть завтра утром в ее покои в палатинском дворце. Клавдилла милостиво склонила голову в знак согласия и с облегчением вздохнула, когда носилки тронулись.

Дворец наслаждений Лары Варус светился огнями, дивный аромат щедро струился от цветочных гирлянд, в изобилии обвивающих ограду и высокие колонны. Огромные чернокожие рабы без устали распахивали массивные кованые двери перед многочисленными посетителями. Управляющий-египтянин крутился волчком, принимая гостей, расточал дифирамбы красоте гетер, расписывал отменные блюда. Золото текло рекой.

Лара Варус процветала, теперь уже не один лупанар принадлежал ей. Только в Риме их насчитывалось пять, были открыты отделения в Помпеях, Неаполисе, Александрии и Путеолах.

Сама хозяйка, в прозрачном хитоне из индийского муслина, встречала посетителей, из которых каждого помнила в лицо и по имени. Пухлой холеной ручкой она откидывала смарагдовый занавес, отделяющий огромный атриум с высокими дорическими колоннами, и провожала гостя на его любимое место. Повсюду были расставлены столы и драгоценные эбеновые ложа, а за малиновыми занавесками скрывались кубикулы любви. На затейливо перевитой плющом сцене шло представление. Трогая мелодичные струны лиры, тоненькая девушка нараспев читала любовные стихи.

Почти все места уже были заняты сенаторами и всадниками, отдельные столы с ложами отгораживались цветущими лимонными деревцами или ширмами, затянутыми китайским шелком. Плавно скользили красивые рабыни с обнаженной грудью, посыпали пол лепестками шафрана, разбрызгивали благовония, дарили гостям букетики белых лилий и поцелуи. Виночерпии без устали наполняли чаши гостей, следя, чтоб они не пустели. Лара приобретала только лучшее вино, и торговцы наживались на поставке огромных амфор с фалернским, цекубским сортами, доставляли в изобилии греческие – хиосское и лесбосское.

Частые перемены блюд приводили в восторг самых взыскательных гурманов. Даже легкая закуска отличалась особой изысканностью: финики и бананы из Киренаики, ароматный мед из далекой Галлии, фисташковые орехи, привычные каждому римлянину яичные желтки, оливки, ароматные паштеты и сдобные булочки.

Префект претория давно не показывался в лупанаре, и Лара, встретившая его почтительным поклоном, с легким укором напомнила ему об этом. Макрон усмехнулся и дружески хлопнул ее по плечу, отчего женщина едва не упала.

– Мне хотелось бы избежать ненужных взглядов, – сказал он. – Я собираюсь здесь встретиться с другом. Поэтому предоставь мне отдельную кубикулу поближе к боковому выходу. А когда появится Квинт Юний Силан, ты с ним знакома, проведешь его ко мне. Вели накрыть стол и подать цекубского вина с медом и травами – Силан его любит.

– Все будет так, как ты пожелаешь, – молвила Лара, сдерживая изумление. Она прекрасно знала, кто скрывался под этим именем.

Макрон заметил, как удивленно заблестели глаза сводни, и поспешил опустить в ее руку объемистый кошель. Слабо звякнув, он мгновенно исчез за широким вышитым поясом, и Лара повела префекта за колоннами атриума в дальние покои.

– Господину понравится эта кубикула? – спросила она, откидывая тяжелый синий занавес.

Комнатка была прелестна: широкое ложе, инкрустированное черепаховыми панцирями, изящный столик на причудливых ножках и матово поблескивающее зеркало. Макрон, осмотревшись, согласно кивнул.

Стайка рыжеволосых девушек впорхнула в кубикулу – они принесли вина и закусок, розовую воду для омовения, разбрызгали духи. Одна из гетер, мурлыкая любовную песенку, закружилась в танце, другая уютно устроилась на коленях у префекта претория и запустила тонкие пальчики в его седую шевелюру.

Слабый удар в медный гонг заставил их замереть. Занавес откинулся, и появился невысокий худенький юноша в шлеме, красной преторианской тунике и высоких кожаных сандалиях. Лара мелькнула в проеме и исчезла.

– Приветствую! Уже развлекаешься без меня? – поинтересовался вошедший.

– Прогнать? – Макрон указал на девушек.

Юния скинула с головы шлем и разметала по плечам лунное золото волос. Гетеры изумились, их торопливый говор смолк.

– Нет, – ответила Юния. – Пусть усладят наш слух пением и танцами, пока мы будем ужинать.

Гетера поднесла ей чашу со светлым вином и ласково улыбнулась.

– Совершим возлияние Венере, покровительнице любви и этого гостеприимного дома, – предложила Клавдилла. – Лара, смотрю, постаралась на славу. Признаться, я так пьяна.

И только сейчас Макрон заметил, как блуждает ее блестящий взгляд и плохо слушаются ноги. Он подхватил Клавдиллу на руки и усадил рядом с собой. Одна из гетер протянула ей булочку с паштетом. Юния надкусила, бросила на столик и надолго припала к чаше.

– Слава Минерве, это вино не так крепко, как то, что подавали на обеде. Твоя жена осталась ночевать в доме моего отца вместе с Ливиллой. Они даже не смогли подняться с ложа. Знаешь, а Энния подозревает нас. Изрядно выпив, она умоляла меня развеять ее сомнения. И я заверила ее торжественной клятвой, что мы не любовники. Она поверила и долго просила прощения за нелепые домыслы, даже не заметив, что я клялась Геркулесом.

Макрон рассмеялся и заставил ее съесть ароматный персик.

– Клянусь Марсом, если ты не протрезвеешь, я искупаю тебя в бассейне, – пообещал он.

Юния в притворном испуге заслонилась руками.

– Эй, девушки, где здесь купальня? Как могла порядочная матрона так напиться на обеде с подругами?

Клавдилла глупо улыбалась, все еще не веря его угрозам, но, оказалось, напрасно. Ревнивые девушки нашептали ему, и вскоре Юния в полном вооружении окунулась в теплую воду, безжалостно сброшенная сильными руками Макрона. Это вмиг привело ее в чувство, и, желая отомстить, она потянула за собой и насмешливых девушек. Вскоре вся компания веселилась от души. Гетеры раздели любовников, облачили Макрона в белоснежный синфесис, Юнию – в тонкий прозрачный хитон и унесли сушить одежду, оставив их наедине.

Время за любовными играми пролетело незаметно, пока они, усталые, не растянулись на широком ложе.

– Клянусь Венерой, я никогда не был так счастлив, – сказал Макрон, играя лунными завитками ее волос. – Боги отмерили мне долгую тяжелую жизнь, но я и не знал, что на ее закате меня ожидает такая чудесная награда. Но почему ты полюбила меня, божественная?

Юния в полутьме недовольно нахмурилась, желая избежать подобного разговора, но ответить пришлось:

– Потому что ты – настоящий мужчина, а о таком я всегда мечтала. Гай – глупый и лицемерный. Неужели ты думаешь, что я действительно могла любить его?

И тут же про себя подумала: «Прости меня, мой Сапожок, но боги видят, что мое сердце принадлежит лишь тебе».

– Я привезла с Капри Тиберия Гемелла. Этот выродок даже проникся доверием ко мне и считает своим другом.

Макрон изумленно повернулся к ней.

– Это с ним у меня была встреча в Саллюстиевых садах, а твоя жена заподозрила, что с тобой. Я предупреждала, что твоя идея проводить меня и остаться во дворце была чересчур опасной. Они с Агриппиниллой следили из-за деревьев. Совсем выжили из ума.

Макрон рассмеялся:

– А представь, что будет твориться, когда я сообщу Эннии о разводе?

Юния тоже улыбнулась, однако чело ее осталось омраченным. Макрон уходил от темы, которую она сегодня собиралась с ним обсудить. Его волновали лишь любовные отношения, а ее – совсем иное. Поэтому Клавдилла решила действовать напрямик:

– Скажи, возлюбленный мой, доверяешь ли ты мне?

– Теперь – да, божественная. Сердце мое полно лишь одной любовью, и там не осталось места другим чувствам.

– Тогда выслушай меня. Я хочу, чтобы ты стал императором Рима. И не перебивай пока, – сказала она, уловив жест изумления. – Ты можешь и не признаваться мне в том, что лелеял эти надежды, я и сама догадалась об этом. Но ты понимаешь, что сенат и народ римский не пойдут на это, даже если твои преторианцы провозгласят тебя главой империи. А гражданская война никому не нужна. Симпатии народа на стороне сына незабвенного Германика, поэтому нужно, чтобы он пришел к власти, но один, без сонаследника в лице Тиберия Гемелла. А лишь затем, после преждевременной кончины молодого правителя, ты, женившись на мне, обеспечишь себе все шансы завоевать престол. Сенат, за неимением достойного преемника власти, пойдет на уступки преторианской гвардии и легионов империи.

Юния замолчала, раздумывая, настолько ли окажется умен Макрон, как она считала, и сумеет ли задать тот вопрос, которого она ждала. И она не обманулась в своем избраннике.

– Ты все продумала, Клавдилла, – сказал Невий, – и план твой хорош, но лишь одного ты не приняла в расчет. Тиберий еще не собирается умирать, он крепкий старик и может протянуть еще с десяток лет.

– Напрасны твои сомнения. Я предусмотрела все, – ответила Юния. – Скоро он вернется, и тогда… – Она умолкла.

– Вернется?

– Да, именно затем я и ездила на Капри. А ты, глупый, ревновал. Калигула должен убедить его вернуться, но одному ему не справиться, и ты должен вступить в игру. Сам думай как.

Макрон надолго замолчал, прижавшись губами к нежной коже возлюбленной и щекоча ей шею тяжелым дыханием, вдруг резко прижал ее к себе, не в силах сдержать внезапного желания, и овладел ею, заставив стонать от наслаждения.

Потом они еще молчали какое-то время, прислушиваясь к музыке из атриума, пока Макрон не сказал:

– Я согласен. Ради тебя пойду на все. Я знаю, что теперь делать. Но к чему ты заигрываешь с Гемеллом?

Юния вздохнула: все-таки префект претория оказался не столь дальновидным.

– Для тебя не секрет, что я тайная жрица Гекаты. И тебе известно то преступление, что свершилось во имя ее в ночь нашей свадьбы с Гаем. Ей запрещено приносить жертвы, ее алтари снесены, однако приверженцы еще чтят ее, хотя и терпят жестокие гонения. Как ты думаешь, если Тиберий Гемелл окажется одним из этих отверженных, то так ли будет настаивать сенат на передаче ему власти после смерти Калигулы?

Макрон в изумлении даже приподнялся.

– Ты необычная женщина и никогда не перестанешь удивлять меня, молва нарекла тебя божественной, превознося совершенную красоту, но ум твой…

– И пусть не смущает тебя мое поклонение темной силе, я с детства посвящена богине перекрестков. Моя мать, больная и ослабевшая накануне родов, тщетно взывала к богам, чтоб они сохранили жизнь ей и нерожденному ребенку. Но лишь Геката откликнулась на ее мольбы, однако потребовала неслыханную жертву. И мать сделала свой выбор, согласившись сойти в царство мертвых в обмен на мою жизнь. И теперь я должна служить темной богине весь отмеренный мне срок. Тогда, в далекой Антиохии, я рассказала об этом Сапожку, и он, движимый любовью, также принес ей клятву верности и до сих пор не нарушал ее.

– Если б я знал, как можно завоевать твою любовь, то согласился бы даже спуститься в царство Плутона и повторить подвиг Геркулеса, посадив на цепь грозного Цербера.

Юния рассмеялась и горячо поцеловала Невия:

– Тогда б я уж точно не устояла пред тобой.

Ей принесло облегчение то, что он закончил шуткой такой трудный и серьезный разговор, она чувствовала, что теперь он готов ради нее совершить любое преступление и даже пожертвовать жизнью. И дивным цветком расцвела в ее темной душе яркая любовь, ее признания в эти мгновения были так же искренни, как и в первую ночь. Но цветы быстро гибнут, опадают прекрасные лепестки, и сохнет зеленый стебель.

…И вновь стремительный бег вдоль черного берега зловещего Стикса. Разбиты в кровь ноги, порвана туника, волосы опалены дыханием смерти. А за спиной жуткий вой и жадное рычание. Громко стонут бесплотные тени, поднимая прозрачные лики из темных вод. Замелькал вдали спасительный свет, но не успеть – черные псы Гекаты уже настигают. Внезапное оцепенение опутывает ноги, вязнущие в топкой грязи. Тусклые огни глаз огромного пса не мигая смотрят, появившись из тьмы прямо перед обреченной, и громкий крик застывает в груди хладным комком. Чудовище бесшумно распластывается в прыжке, и жертва падает под мощным ударом сильных лап. Клыкастая пасть нависает, обдавая зловонным дыханием, напоенным смертельным ядом…

С громким криком Юния пробудилась, и мрачное видение растаяло под яркими лучами полуденного солнца. Рядом стоял напуганный Гемелл, судорожно сжимая в руках широкое опахало.

– Ты проснулась! Наконец-то! – сказал он. – Что за жуткие сны виделись тебе? Ты так металась и стонала. Я ужаснулся твоему лицу.

– Что? Что ты делаешь здесь? – хриплым шепотом недоуменно спросила Юния. Голос не слушался ее, и нестерпимо ныла грудь, куда прыгнул пес, придавив к земле. Сновидение было до боли реальным.

– Но мы же вчера договорились, что я зайду утром в твои покои, чтобы вместе позавтракать.

Клавдилла с трудом поднялась. Тяжелые думы завладели ее разумом. Темная богиня разгневана не на шутку, если насылает такие жуткие кошмары в ее сны. Юния испытующе поглядела на Гемелла, погрузив пронизывающий взгляд в его глаза, где еще плескался пережитый испуг.

– Подожди меня в атриуме, Тиберий, пока я буду одеваться, и пусть зайдут служанки.

Водяная клепсидра прибавила еще час к своему отсчету времени, прежде чем появилась Клавдилла, облаченная в изумрудную тунику с длинными рукавами. Золотой обруч покоился на волосах, заплетенных в две косы.

– Ты прекрасна, госпожа, – восхищенно произнес юноша и склонился в почтительном поклоне.

Юния по-прежнему пребывала в печальной задумчивости, и Гемелл удивлялся, как могла перемениться веселая девушка, которая так любит смеяться.

– Скажи, божественная, чем я могу помочь тебе, чтоб развеять твою грусть, вызванную плохим сновидением. Я твой друг и хочу доказать, что мои слова искренни и идут от сердца.

Юния вновь устремила на него внимательный взор, но, кроме радости и участия, ничего не смогла прочесть на некрасивом лице угловатого юноши.

– Если то, что ты сказал, – правда, то помощь мне нужна.

– Я готов приложить все силы, – горячо подтвердил Гемелл.

– Что ж, я доверюсь тебе и посвящу в страшную тайну. Но окажется ли в твоем сердце достаточно мужества, чтобы не смалодушничать?

Гемелл помотал головой, и Юния увидела, как изменилось его невыразительное лицо. Глаза заблестели лихорадочным блеском, губы плотно сжались: он не боялся, а, наоборот, был даже рад и взволнован, что теперь в его скучной и безрадостной жизни появится что-то новое и необычное, к чему можно приложить нерастраченные силы души.

Она придвинулась ближе и зашептала:

– Моя мать навлекла гнев темной богини, за что поплатилась жизнью. Но это проклятье унаследовала я. Теперь я должна служить ей всю оставшуюся жизнь. Тщетно я пыталась избежать этой злой участи, но богиня всегда следит за мной. Сон, что испугал меня сегодня, – ее знак. Геката требует жертвы, и ее псы преследуют меня по ночам, когда она в ярости, что я медлю с исполнением обрядов.

Слезы покатились из прекрасных глаз девушки, и сердце Гемелла захлестнула жалость. Не отрывая взора, смотрел он, как радужные капли стекают по нежным щекам, и в душе его постепенно просыпалось странное волнующее чувство, и, когда Клавдилла нежно взяла его руку и с грустью посмотрела в глаза, он понял, что название этому чувству – любовь. И тогда в неописуемом восторге он упал перед ней на колени и сказал:

– Я посвящу тебе всю свою жизнь, о божественная. Тенью буду ходить рядом, только чтоб избавить от невыносимых страданий и хоть немного облегчить твое проклятие и часть его принять на себя.

Она прижала дрожащие пальцы к его губам:

– Остерегайся произносить такие речи! Власть Гекаты сильна не только ночами. Она проникнет в твое сердце, испепелит разум, и ты навек станешь ее рабом. Забудь и думать о том, чтобы принять на себя мое проклятие. Я хочу попросить тебя совсем о другом.

– Нет! Нет! – в волнении закричал он. – Я возьму на себя бремя твоего кошмара, только чтоб ты стала счастливой и веселой. – Он кинулся на колени, охваченный экстазом самопожертвования. – Ты внесла в мою жизнь свет и радость, я почувствовал себя человеком рядом с тобой, ты первая, кто сказал мне ласковые слова и отнесся с искренней добротой.

Юния отшатнулась, испуганная этим неожиданным порывом, но тут же овладела собой, довольная, что результат превзошел ожидания. Она нежно улыбнулась, постаравшись вложить все обаяние в свою дивную улыбку, и взяла его руки в свои:

– Спасибо тебе, мой друг.

Маленькая слезинка скользнула из уголка глаза, покатилась вниз по щеке, и Гемелл вдруг с неистовством приник губами к соленой капельке влаги. Юния едва сдержала резко нахлынувшее отвращение, но не отшатнулась и вытерпела этот дружеский поцелуй.

– Ты чересчур горяч, Тиберий Гемелл, – только и заметила она.

Оставшись одна, она наконец смогла дать волю своему гневу и раздражению. Подобно фурии, металась она по спальне, без жалости сбрасывая с постаментов драгоценные вазы, топтала белоснежные лилии, била об пол флаконы с духами и благовониями, в бешенстве ломала золотые украшения. Рабы в ужасе попрятались, до смерти напуганные возможными расправами. И лишь когда эта вспышка ярости прошла, Юния залилась слезами. Она проклинала свою красоту и горькую судьбу. Почему она преподносит ей такие жестокие испытания? Ее желание лишь одно – быть рядом с любимым у домашнего очага, а не соблазнять тех, от кого зависят их жизни. Ненависть волнами захлестывала ее разум – ненависть к старику на далеком острове, тому, что угрожал их счастью с Сапожком. Смерть! Смерть всем! Она бесконечно выкрикивала это слово, и громкое эхо высоких сводов послушно разносило его во все стороны, к ужасу прислуги.

Но боль ее израненной души постепенно стихала, пока она писала длинное послание Гаю, наполненное признаниями в любви, и слезы обильно заливали пергамент. И из-за этих влажных капель свиток долго потом не мог сгореть дотла. Но это принесло успокоение, и на восковых дощечках Юния написала записку Евтиху, посвященному в их тайну поклонения Гекате. Он должен был раздобыть жертвы темной богине и сопровождать их в рощу поздно ночью. Клавдилла знала, куда направить раба с посланием: Евтих мог быть или в конюшнях, или у Мнестера с Аппелесом, которые снимали комнаты на Субуре, в большой инсуле по соседству с дешевыми лупанарами и тавернами.