XXXVIII

Юния смотрела в спину уходящему Макрону, и ласковая улыбка таяла на ее губах, искривляясь и превращаясь в жуткую гримасу Мегеры. Должен ли Гай узнать, что префекту известно все? Этот вопрос мучил ее, тесным обручем стягивая разум. За Макроном преторианцы, все нити государственных дел в его руках. Потянув за любую, он вмешивается в жизнь империи, как хочет. «Фабий!» – мелькнуло в голове, и Клавдилла, выронив тяжелый черепаховый гребень, кинулась в его кубикулу. На пороге она застыла, прислушиваясь к звукам из-за занавеса. Ее чуткое ухо уловило женское хихиканье. Друзилла! Как она могла забыть? Ведь именно на ее присутствие намекал ночью Павел. От нее надо избавиться на время.

Юния тихонько окликнула проходившего раба:

– У меня срочное дело к господину Фабию. Войди и осторожно пригласи его в ойкос, так чтобы только он услышал твои слова.

Раб покорно кивнул и вошел внутрь. Клавдилла убежала и укрылась от посторонних взглядов за малиновыми занавесями ойкоса. Фабий появился немного времени спустя.

– Ты медлишь, – упрекнула его Юния.

– Думаешь, прекрасная, так легко вырваться из объятий страстной женщины? – улыбнулся Персик. – Первая ссора с мужем?

– Мне не до смеха, Павел. И я не ссорилась с Сапожком.

Юния вытянула стройную ножку на широком ложе. Фабий застонал.

– Ты испытываешь меня, богиня? – прищурившись, чтобы потушить похотливый блеск в глазах, спросил он с укором. – Созерцать полуобнаженные прелести чужой жены – это свыше моих сил. Прикройся, иначе я сойду с ума от вожделения.

Щеки Клавдиллы запылали – она и забыла, что разгуливает в прозрачном синфесисе Калигулы. Фабий протянул ей покрывало.

– Извини, Павел, что смутила тебя, – сказала Юния, укрывшись. – Честно сказать, другая проблема более занимает меня в это утро.

– Я слушаю.

– Макрону известно все.

Юния заметила, как Фабий резко напрягся, будто готовясь к прыжку.

– Что ему известно? – хрипло спросил он.

– То, что мы подожгли Авентин. Не знаю, как он прознал, видимо, кто-то из дворца следил за нами.

– Он сам об этом сказал? Тогда мы пропали, – безнадежно произнес Фабий.

– Нет, он промолчал, – ответила Юния. – Его глаза сказали мне об этом. Но он ничего не сообщит цезарю.

– Откуда такая уверенность? – насмешливо поинтересовался Фабий. – Лично я отправляюсь писать завещание. Значит, эта жертва Гекате предполагала и наши жизни тоже.

– Выслушай же меня, наконец, – зашипела Клавдилла. Персик уловил пробуждающиеся знакомые черты Мегеры. – Он не скажет ничего, потому что давно любит меня, и мне пришлось дать ему надежду этим утром. Он преследует меня едва ли не с первого дня нашего знакомства…

Она кратко пересказала Фабию случай с неудачным похищением, попытку изнасилования, поведала обо всех его словах, взглядах, ненависти к Калигуле. Павел в раздумье потер лоб.

– Тебе придется ответить на его чувства, – сказал он. – Рано или поздно, но он заставит тебя сделать это под страхом разоблачения. Префект всегда добивается своей цели. Если ты следишь за судебными процессами Рима, то должна знать, насколько он силен и вездесущ. Мне не известно ни одно из дел, где он терпел поражение.

– О, Фабий! – Клавдилла придвинулась к нему и сжала его руки. Ее ладони были холодны как ледышки. – Я ненавижу его и до безумия люблю Гая. Я не смогу изменить мужу.

– Ты говорила с Калигулой?

– Нет, ты первый, кому я все рассказала. И мне нужен твой совет. Калигула в гневе натворит всяческих безумств. Его здравый смысл исчезает, когда дело касается меня. А они нужны друг другу, ты сам это знаешь. Пока Гай не станет принцепсом, от Макрона избавляться нельзя.

Фабий лихорадочно думал. Отчаяние Юнии тронуло его сердце. Он любил Калигулу как сына, Клавдиллу он тоже принял как родную дочь, к тому же единое преступление неразрывно связало их. Он догадывался, сопоставляя факты знакомства Юнии и Гая, смерть Германика и их нерушимую вечную любовь, что и их странная верность также замешана на тайном злодеянии. Персик размышлял, наблюдая, как пелена слез заволакивает прекрасные глаза Юнии.

– Я не могу предать Сапожка, я не изменю ему ни с одним мужчиной, даже под угрозой быть сброшенной с Тарпейской скалы! – твердо сказала Клавдилла, и Фабий увидел, что глаза ее уже сухи, но мучительная боль не ушла из них, а, скорее, усилилась.

– Тебе не обязательно изменять своему любимому, – сказал Персик. – Почему ты считаешь, что Макрону только это от тебя и нужно? Ты сможешь держать его на расстоянии. Влюбленные мужчины в этом возрасте испытывают чувства совсем отличные от чувств влюбленных юнцов. Сыграй на тонких струнах его души, заставь его мечтать, томи обещаниями, питай надеждами, допускай лишь нежные поцелуи. – Фабий сделал паузу, окрыленный новой мыслью. – Если ты сведешь его с ума, то он пойдет ради тебя и на убийство, только направь его руку в нужный момент.

– Убийство? – в ужасе прошептала Клавдилла.

Но блеск глаз Фабия позволил ей верно прочесть невысказанную вслух опасную мысль, и она радостно улыбнулась. Даже не подумав о последствиях, она нагнулась к Персику, выпустив покрывало из рук, и от души его поцеловала. Павел издал вопль возмущения:

– Что же ты делаешь, бесстыдница!

И Юния наконец-то заметила, как угрожающе топорщится его туника ниже пояса. Звонко смеясь, она спаслась бегством, оставив Фабия одного. Он мучительно нагнулся, дикое желание резко сменилось ноющей болью. Нелегко общаться на серьезные темы с полуобнаженной прекраснейшей на земле девушкой такому страстному мужчине. Он вздохнул и направился в свою кубикулу к Друзилле растрачивать накопившийся пыл.

Еще одно потрясение ожидало его при входе. Юния, притаившись за пологом, ожидала его. «Забыла спросить», – шепнула она, ухватив его за локоть. И тут он не удержался, резко привлек ее к себе, ощутив прелесть упругой груди, и впился жадным поцелуем в алые губы. Руки опустились, обхватив ее ниже талии. Юния попыталась вырваться, но сопротивление постепенно ослабло из страха быть услышанными, и неожиданно для себя она ответила на его поцелуй, и едва он ощутил ее вкус, как застонал, руки его потянули ткань синфесиса вверх, обнажая ее бедра. Он приподнял ее, прижав к стене, страстно изогнувшись, она обхватила ногами его талию, и Фабий резко вошел в ее влажное теплое лоно. Ногти ее впились ему шею, сладкая истома заставила выгнуться их тела, и Персик поцелуем заглушил крик, готовый слететь с ее припухших губ. Клавдилла встала на непослушные ноги, устало положив голову ему на плечо.

– Извини, – шепнул Фабий. – Я не смог сдержаться. Ты самая дивная любовница. Прекрасней тебя я не встречал никого.

– Я виновата и знаю это, – тихо молвила Юния. – Наверное, часть моей души хотела этого втайне от сердца. Но я не жалею, да и как могу.

– Фабий! Это ты? – послышался капризный голосок Друзиллы.

Они вздрогнули.

– Мне пора, – шевельнулась Юния в его объятиях. – Мне стоит рассказать Гаю о Макроне?

– Не думаю, – ответил Персик, нежно целуя ее. – Скажи мне лучше, я могу надеяться?

Юния ничего не сказала, но он уловил в ее выдохе беззвучное «да». Она убежала. Фабий помедлил еще мгновение, приводя в порядок мысли, и шагнул в кубикулу.

Клавдилла стремительно шла по боковому коридору перистиля, где рабы даже не успели убрать свадебные гирлянды. Голова ее кружилась от пережитого, ей хотелось забиться в уединенный уголок, обдумать и осознать случившееся. Она изменила! Изменила любимому Сапожку! Изменила с тем, кому только что клялась, что никогда не познает объятий других мужчин, кроме супруга. Сердце ее отказывалось верить, но это произошло, и надо было придумать, как жить дальше. Однако по пути в триклиний беспокойство и угрызения совести вытеснялись сладостным воспоминанием о всплеске всепоглощающей страсти, и Клавдилла поняла, что вступила на следующую ступень своей новой жизни, ступень свободы и вседозволенности. Ей, точно моряку в бескрайнем море, открылись заманчивые горизонты, и она обводила их жадным взглядом. На одном уже маячила мощная фигура Невия Сертория. Теперь ей будет с ним легко.

Поэтому в триклиний она вступила уже обновленной и спокойной. Калигула жевал огромный персик, развалившись на обеденном ложе. Янтарный сок стекал по его подбородку. Громадные ступни покоились на столе среди опрокинутых чаш. Глаза его потеплели при виде жены.

– Любимая, ты уже проснулась! – радостно воскликнул он. – Мне уже надоело завтракать в одиночестве. Гости спят, точно сурки в норах зимой, я не мог никого дозваться. Только Макрон удостоил меня своим обществом.

Юния подавила в себе желание пересказать ее беседу с Невием, легла рядом с мужем, выхватила у него остатки персика и жадно надкусила. Он был так же сладок, как и поцелуй Фабия. Косточка полетела под стол.

Она придвинула к себе блюдо с языками фламинго, украшенное оливками.

– Проголодалась после минувшей ночи? – ласково спросил Гай. – Поешь, наберись сил, я собираюсь провести с тобой в постели весь день. Сегодня некуда спешить.

Она обернулась к нему, Гай привлек ее и принялся осыпать поцелуями.

– О боги! Как ты прекрасна, моя любимая! Я так счастлив, что ты моя жена!

Юния сладострастно потянулась на широком ложе, приоткрыв роскошную грудь, Калигула обхватил губами ее розовый сосок, рукой погладил ее щеку, и Клавдилла нежно прикусила ему палец, лаская язычком. Не в силах сдерживать нахлынувшее желание, он нетерпеливо подмял ее под себя, и они занялись любовью, не стесняясь испуганных рабов. Они даже не обратили внимания на эти безмолвные привычные тени.

Их уединение нарушил приход Фабия и Друзиллы. Клавдилла поспешила спрятать глаза от испытующего взгляда Персика. Сестра с братом затеяли словесную перепалку, а Павел уже внимательней посмотрел на Юнию. Он и сам не мог до конца поверить в то, что произошло меж ними совсем недавно. Фабий любовался ее ленивой грацией, томным взором, усмешкой красивых губ, роскошью белокурых волос, точеной шейкой, изящными руками, он почувствовал, как постепенно начинает сходить с ума от любви и что желание вновь зажгло огнем его чресла. В тот момент Друзилла ласково коснулась его руки, предложив вина, но он поспешно отпрянул. Теперь она казалась ему грубой крестьянкой рядом с царицей, он не понимал, как мог увлечься ею, если рядом всегда была чудная, божественная Юния. Ему стали понятны страдания Макрона, отчаяние бешеного Домиция, которых так изменила любовь к богине, заставила стать одного безвольной игрушкой, а другого глупым и смешным подражателем Аполлону.

Пытаясь бороться с новым, поглощающим душу чувством, которого не испытывал уже много лет, он стал укорять себя, как мог так поступить с женой того, кого считал своим сыном. Но в этот миг Юния подняла свои длинные ресницы и погрузила свой взор в самую глубину его души, и яркое пламя любви, зажженное ее страстным взглядом, вспыхнуло, чтобы навечно остаться гореть, испепеляя голос разума. До самой смерти. А кто знает меру, отведенную безжалостными богами?

Фабий многое прочел в этом взгляде. Это было и обещание тайных свиданий, и безудержный разгул темной преступной страсти, и бесконечное вожделение. Павел осознал для себя, что объятия других женщин уже больше никогда не прельстят его. И сердце его мучительно сжала жестокая богиня ревности, когда Калигула, все еще занятый разговором с сестрой, нежно обнял Юнию и Клавдилла с любовью посмотрела на мужа. Фабий понял, что сердце царицы никогда не будет полностью принадлежать ему, но уже было поздно думать и страдать из-за этого. Пламя нового чувства ярко сияло в душе.

Они еще какое-то время перекидывались взглядами, перепалка между Друзиллой и Калигулой приобретала все более угрожающий характер, и их громкие крики привели в чувство остальных участников трапезы.

– Гай, Друзилла! – произнесла Юния. – Перестаньте так шуметь! У меня уже болит голова! И бессонная ночь дает о себе знать!

Она томно потянулась, как бы невзначай прижавшись к мужу. Мужчины напряглись. Друзилла беззаботно смеялась:

– Ох, Юния, знала бы ты, за кого вышла замуж! Гай – невыносимый спорщик! Ливилла и Агриппинилла с радостью со мной согласятся!

– У нас пока не было поводов для ссор, но время еще покажет, – серьезно сказала Юния, но в уголках ее губ таилась усмешка.

В триклиний вошли Ливилла с Виницием. Следом ввалились навеселе Лициний, Ганимед и Статилий Корвин. Они шумно приветствовали собравшуюся компанию.

– Почему с вами нет Эннии? – спросила Юния у Ливиллы. – Макрон сегодня отбыл на Капри из-за пожара, вам следовало привезти ее с собой.

– Мы посылали раба, – ответил Виниций, – но Энния еще отдыхает. Вероятно, прибудет позже.

Номенклатор ввел еще гостей – Марка Силана и старого трясущегося Гатерия Агриппу. «Вот только стариков не хватало», – шепнул Калигула жене, она тоже недовольно поморщилась.

Гости продолжали съезжаться, и к вечеру триклиний был заполнен. Началась репотия, где Юния была полноправной хозяйкой, вступив, согласно обычаю, в роль правительницы своего нового дома.