Его не удивило, что рабочие отказались от приличного заработка и покинули экспедицию. Скорее следовало бы удивляться тому, что они не сделали этого раньше. В прерии было множество дорог, но та, что звалась тропой Бозмена, пролегала через земли непримиримых племен сиу, и по ней давно перестали ходить белые. Даже патрули, отправлявшиеся туда, формировались исключительно из "Черных Бизонов", негритянской кавалерии. Кроме того, любому мальчишке на Западе было хорошо известно, что Семь Озер — проклятое место.

Степан Гончар, кочуя по прерии с семьей Майвиса, однажды дошел до начала этого каньона. Путь к нему лежал по берегу реки Хампа. Густой ельник сменялся сочными полянами, затем тропа спускалась в прозрачные и светлые сосновые леса, за которыми открывались просторные луга. Река поблескивала своими изгибами среди высокой травы, и над живой и теплой игрой света и зелени мрачно возвышались гребни застывшей лавы, похожие на огромные черные клыки.

Забравшись повыше на один из таких выступов, Гончар увидел, что долина простирается до отвесной зубчатой стены и там, вдали, уже не зеленеет и не поблескивает. Казалось, что у тех остроконечных скал даже сама река теряет свою жизненную силу. Там, у дальнего края долины, на серых холмистых берегах Хампы не росло ничего, кроме редкого кустарника.

Индейцы рассказывали ему, что через Семь Озер лежит самый короткий путь к горам Юты. Но ни один проводник никогда не пытался пройти этим путем.

— Вы бывали в тех местах? — спросил профессор Фарбер.

— Проходил рядом.

— Может быть, вы хотя бы встречались с опытными проводниками, которые бывали там? — с надеждой спросила Оливия Фарбер, жена профессора. — Вы же наверняка запоминаете каждое слово, которое относится к дорогам и тропам, не так ли?

— Вряд ли там бывал кто-нибудь из белых, мэм, — ответил Гончар. — Да и индейцы туда не любят заглядывать. Они говорят, это гибельное место.

— Что значит "гибельное место"? — поинтересовался профессор. — Если там растет трава и бегают койоты, то почему это место должно быть гибельным для человека? Полагаю, что речь идет о сказках и преданиях местных племен. Все эти бредни о проклятиях и заколдованных местах нужны только для того, чтобы отпугнуть нежелательных гостей. Вот скажите, мистер Питерс, вы сами-то знаете хотя бы один случай гибели в этом каньоне?

— О гибели? Нет, не знаю.

— Вот видите!

— Но я знаю о человеке, который ушел туда и не вернулся. Проводник Рой Кокс отправился в Юту с небольшим караваном, двенадцать мулов. С ним были люди, пятеро или шестеро. У нас их больше никто не видел.

— Может быть, они остались в Юте? — предположила миссис Оливия.

— Их ждали в Солт-Лейк-Сити, но не дождались. Это были мормоны. Если бы они проложили тропу, по ней пошли бы караваны мормонов. Но они пропали. И с ними пропал Рой. Вот и все. Погибли они или нет? Я не знаю. Не видел тел.

— Он был проводник?

— Нет. Он был обычным охотником. Просто хотел помочь мормонам, потому что больше никто не хотел им помочь.

— Мы не мормоны, но нам тоже никто не хочет помочь, — сказала дочка профессора.

За весь вечер это были первые слова, которые Степан Гончар услышал от Милли, и он подумал, что девочка получила прекрасное воспитание. По крайней мере, его самого воспитывали именно так, по принципу "хороших детей не слышно и не видно".

Харви Дрейк успел рассказать ему почти все о семье Фарберов, причем в основном он рассказывал почему-то именно о дочери профессора. Свое воспитание вместе с образованием она получила не в пансионате и не в собственном дворце, а в переходах по горам и пустыням.

Профессор Фарбер слишком любил свою семью, чтобы разлучаться с ней даже ради науки. Поэтому он никогда не отправлялся в экспедицию без жены и дочери. Как видно, они тоже любили его. И любовь их была достаточно крепкой для того, чтобы выдержать испытания походной жизнью. Вместо дамских платьев носить грубый рабочий комбинезон. Вставать до рассвета, чтобы приготовить в темноте завтрак из чая и сухарей. Часами сидеть в скрипучем фургоне, или трястись в седле, или шагать по камням. И вечером, устраиваясь на ночлег, вспоминать о далеком доме с мягкими постелями и послушной прислугой.

О профессорском доме Харви тоже успел рассказать Гончару. Это был настоящий дворец с гранитным фундаментом и мраморными лестницами. Его возвел на берегу Делавэра отец миссис Фарбер, который, выдав единственную дочь замуж, подарил это уютное гнездышко молодоженам, а сам перебрался в Европу. Думал ли он, что этим роскошным приданым будут пользоваться от силы три месяца в году? К тому же в последнее время маршруты четы Фарбер пролегали так далеко от родной Филадельфии, что дом пустовал годами.

Однако привычка к тяготам кочевого существования не может истребить в человеке потребности в комфорте. Сейчас, расположившись в столовой отеля, семья профессора наслаждалась уютом и покоем, а также кулинарным искусством миссис Китс. И только после того, как был подан десерт, после кофе и ликера профессор Фарбер позволил себе снова заговорить о делах.

Отец, мать и дочь сидели рядом за столом, напротив Степана. Штерн до сих пор не вернулся из конюшни, и Гончар заметил, что без него все чувствуют себя намного свободнее.

— Заколдованные долины встречаются и на востоке, и на западе, — говорил профессор, — видели мы их и в Африке. Арабы объявили смертоносным целое побережье в Анголе. Суеверные португальцы охотно верили им и не совали свой нос туда, где людей пожирает ужасная невидимая подземная змея. А на самом деле на том берегу были обычные лагеря для формирования партий рабов к отправке в Бразилию, вот и все.

— Португальцы все прекрасно знали, — сказала Милли.

— Возможно. — Профессор кивнул. — Но сейчас мы говорим не о продажной колониальной администрации. Мы говорим об участке, который нам необходимо обследовать. И никакие суеверия меня не остановят. Скажите, мистер Питерс, как давно ходят слухи о проклятии каньона Семи Озер?

— Не знаю. Возможно, они ходили всегда, эти слухи.

— Но ведь должна быть какая-то причина для такого проклятия! Что говорят старики? Может быть, есть какие-то сведения в индейских преданиях?

— Ничего такого я не слышал, — подумав, ответил Гончар. — Наверно, для индейцев это понятно само собой. Это просто часть их жизни.

— Как это понимать?

— Скажем, нет никаких преданий о том, почему укус некоторых змей может быть смертельным. И нет никаких преданий о причинах того, почему человек умирает, если его крепко стукнуть по голове дубинкой. Это естественно. Это понятно само собой. И запретные места так же естественны для индейцев, как опасные звери.

— Для индейцев! — повторил профессор. — Для индейцев, но не для нас с вами, Питерс! Судя по вашей речи, вы человек городской, образованный. Вы повидали мир, знаете людей. Неужели вы всерьез воспринимаете все эти басни?

— Да.

— Но почему?

— Я все воспринимаю всерьез, — сказал Степан Гончар. — Одинаково всерьез. Слова индейца. И слова профессора.

— Значит, мы не можем рассчитывать на вашу помощь? — спросил профессор устало.

— Я этого не сказал, — ответил Гончар.

Милли захлопала в ладоши и тут же смущенно закрыла лицо руками. Миссис Оливия протянула руку через стол и положила ее на локоть Степана.

— Спасибо вам, — сказала она.

— Не торопитесь благодарить, мэм. — Гончар покачал головой. — Если вы хотите, чтобы я вам помог, придется выполнить одно условие. В каньон пойдут только мужчины.

— К сожалению, это условие не представляется мне выполнимым, — твердо возразил профессор. — Подумайте сами, куда мы денем наших женщин? Не забывайте, что с нами еще и Росита.

— Им будет хорошо здесь, под присмотром миссис Китс.

— Но они мне нужны там, на участке! Оливия и Мелисса — мои наилучшие помощники, — заявил профессор. — Никакие рабочие их не смогут заменить, когда надо будет исследовать пробы минералов, вы это понимаете?

— Пробы? Никаких проблем. Мы с вами набираем эти пробы в каньоне, возвращаемся, и ваши помощники начинают их исследовать. Таким образом в прошлом году тут работали геологи из университета Пенсильвании.

— Экспедиция Хэйдена? — спросила Оливия Фарбер.

— Не помню, как звали их босса. — Гончар пожал плечами. — Но работали они именно так. Сидели в лагере, а индейцы приносили им разные образцы.

— Вы забываете, что у нас пока нет никаких образцов. И нет никаких индейцев, которые принесут нам эти образцы. Нам все придется делать самим. Я полагаю, — мрачно заключил профессор, — что Фредерик не сможет набрать работников для экспедиции. И по участку нам придется ходить без помощников.

— Не в первый раз, — сказала жена профессора.

Степан смотрел на них и думал о том, как они все-таки похожи. У Оливии Фарбер был такой же чуть вздернутый нос, как у ее супруга, и такая же складка на переносице. И все же их объединяли сейчас не внешние черты, а та непреклонная твердость, которая холодно поблескивала в глазах. "Эти люди привыкли добиваться своего", — подумал Гончар.

— Мистер Стивен, наверно, думает, что я все та же маленькая девочка, какой была три года назад, — насмешливо проговорила Милли.

"Ох нет, вовсе я так не думаю", — хотел ответить Степан, но удержался. Он и сам не понимал, почему так старательно отводил взгляд от ее свежего лица. Сказать по правде, ему больше ничего не хотелось сейчас видеть — только ее высокие скулы и эту улыбку. "Да нет в ней ничего особенного", — убеждал он себя, и сам понимал, что это неправда. Было в ней что-то такое, чего ему не хватало… Вполне возможно, что если бы девчонки не было в комнате, то и разговор получился бы гораздо короче.

"Не заглядывайся на ребенка", — приказал он себе, решив, что слишком давно не посещал заведение "Золотая Мечта". Вот куда надо было наведаться перед отлучкой, а не музыку слушать.

И все-таки девчонка ему нравилась все больше и больше.

Да, эти люди тоже нравились ему, и он хотел помочь. Но только помочь, а не потакать их прихотям.

— Я не поведу в каньон женщин, — сказал Степан.

— Но они все равно туда попадут, с вами или без вас, — ответил профессор.

В их спор вмешалась Оливия Фарбер:

— Мистер Питерс! Но ведь этот ужасный каньон начинается не на соседней улице, не так ли? До него еще надо добраться. Так почему бы нам не отправиться всем вместе и не встать лагерем у входа в каньон? Пожалуйста, дальше вы двинетесь без женщин, раз уж вы такой женоненавистник, а мы будем ждать в лагере.

— Прекрасная мысль, — сказал профессор.

— Не знаю, насколько прекрасной она покажется вам в будущем. — Гончар развел руками. — Но я принимаю это предложение.

Он поднялся в свою комнату и, не зажигая лампы, долго стоял у темного окна. Что ищет Фарбер? Ради чего идет на риск? Степан Гончар не любил задавать лишние вопросы попутчикам. Профессору почему-то очень важно попасть к Семи Озерам. Что ж, он туда попадет. Это будет непросто, но Гончару приходилось прокладывать и более трудные тропы. А причина, которая гонит Фарбера, очевидна. Настолько очевидна, что о ней не стоит и спрашивать. Он ищет золото. А золото — это страшная сила, которая легко заставит человека преодолеть и доводы разума, и страх, и стыд.

В отеле миссис Китс завтрак подавали в семь часов. Семья Фарберов собралась к столу без повторных напоминаний, и на этот раз с ними был Фредерик Штерн. Всю ночь он провел в доме шерифа, играя в карты с судьей и приезжим охотником из Калифорнии.

— Много проиграли? — поинтересовался доктор Фарбер.

— Не имеет значения, — сдержанно ответил Штерн. — Я проиграл в деньгах, выиграл в делах. Как вы думаете, профессор, сколько работников мы сможем нанять в этом городе?

— Полагаю, не многие согласятся пойти вместе с нами после блестящего выступления вашего приятеля, судьи Томсона.

— Совершенно верно. Не многие. А что вы скажете, если я приведу вам двенадцать опытных скаутов?

— Где вы их возьмете?

— Фред выиграет их в карты, — вставила с невинным видом Милли.

— К нам в попутчики записался судья Томсон. Со всей своей командой, — скромно произнес Штерн. — Они дойдут вместе с нами до Семи Озер, помогут в исследованиях, а затем отправятся в Юту охотиться в горах. Естественно, все это не подлежит огласке. Можете считать это моим карточным выигрышем, мисс Милли.

— Скажите, Фред, а как зовут этого приезжего охотника из Калифорнии? — спросил Гончар.

— Рочестер. Арчибальд Рочестер, финансист. Кстати, Питерс, наше вечернее соглашение остается в силе, не так ли?

— Безусловно. — Степан поднялся из-за стола. — Но я не работаю с незнакомыми людьми. Так что у вас есть время выбрать, с кем вы отправитесь в путь. С кем — со мной или с охотниками? Не буду мешать. Обсудите это без меня.

— Здесь нечего обсуждать. — Профессор потянул его за рукав. — Садитесь, Питерс. Безусловно, я не отправлюсь в путь с чужой командой.

— Тогда я прошу вас немедленно поставить всех в известность о том, что ваша экспедиция отменяется.

— Что-что? Отменяется? — переспросил Штерн.

— Да. Скажите, профессор, имеет ли для вас значение, с какой стороны вы попадете в каньон, с севера или с юга?

— Нет, не имеет.

— Тогда постарайтесь, чтобы то, что я сейчас предложу, не дошло до посторонних. Посторонними будем считать всех, кто находится за пределами этой комнаты. Итак, я проведу вас в каньон с юга. Исходная точка для перехода к Семи Озерам — город Гарленд. Объявите своим рабочим, что вместо проклятого каньона вы направляетесь, скажем, в Форт-Лареми, а оттуда намерены двигаться на юг, в Колорадо.

— Гарленд? Я представляю, где это. Да, но туда мы доберемся не скоро.

— Четыре дня по вполне приличной дороге. Встанете лагерем за городом, ниже по реке. Там мы вас и встретим.

— Кто это — мы? — недовольно спросил Штерн.

— Я, Харви Дрейк и самые надежные помощники, которых вы только сможете найти на всем Западе.

Уже через час Степан и Харви покинули Эшфорд. Они выехали налегке, словно собирались просто прогуляться. Как и ожидал Гончар, никто не увязался за ними на этот раз.

Люди, убившие Билла Уоллеса и Эда Палмера, наверняка убили и других проводников профессора — Гарри и Дугласа. Все эти парни были приговорены к смерти в тот самый момент, когда получали приглашение от профессора. И как только Стивен Питерс во всеуслышанье объявил о том, что доведет экспедицию до Семи Озер, он сразу превратился в живую мишень. Возможно, наблюдая за тем, как он седлает лошадь, они уже прикидывали, где и когда этот отчаянный проводник расстанется с жизнью.

"Ну что ж, им придется потрудиться, — думал Гончар, направляя Тучку на юг, к бедлендам. — Вы, парни, делаете свою работу, за которую заплатил вам Даунвуд. А я буду делать свою. За тот серебряный доллар".

Он был уверен, что шайке Даунвуда, этим калифорнийским "охотникам", очень хочется остановить Фарбера. И они остановят его, если Степан не вмешается в эту непонятную для него разборку.

Конечно, лучше всего было бы просто отговорить профессора от этой затеи. Мало ли на земле других неисследованных мест? Но он знал, что Фарбер не отступит. Наверно, ему снова заказали найти золото, и он его найдет.

Сюда ехали только ради золота. Все знали, что оно где-то рядом, оставалось его только найти. Сколько их было, отчаянных парней с киркой за плечом и парой кольтов за поясом, которых Гончар вел своими тропами к золотым россыпям Монтаны… Со многими он успевал подружиться в пути, и они уговаривали его остаться на приисках. Но он только качал головой и отправлялся в обратную дорогу. Он просто не мог долго оставаться на месте, пока не найдено ущелье Туманов.

Было время, когда по Орегонской тропе шли огромные караваны, которые вытягивались на две мили. Порой фургоны приходилось выстраивать в две колонны, чтобы при нападении индейцев можно было быстро встать кругом. Но обычно одна только многочисленность переселенцев удерживала краснокожих от нападения. Люди двигались на Запад, к благословенному Ванкуверу или к утопающей в золоте Калифорнии. Они везли с собой все, что только могли загрузить в фургон, — от мебели до цыплят. И на долгие месяцы выгоревший тент над головой становился их единственным кровом.

Поток переселенцев немного схлынул в годы Гражданской войны, но сразу после нее на Запад устремились уже совсем иные люди. Это были крепкие одинокие мужчины, и они предпочитали передвигаться не в фургонах, а верхом. Колонны навьюченных мулов шли гораздо быстрее, с ходу пересекая реки и не избегая горных троп. Степан Гончар мог бы гордиться тем, что никто из его спутников не остался лежать в пропасти или на обочине с индейской стрелой в спине. Может быть, его дороги были немного длиннее, чем у других проводников, но он приводил в точку назначения всех, с кем вышел из точки отправления.

Впрочем, далеко не все считали достоинством надежность и безопасность. Многие превыше всего ценили свое время. Кто раньше других окажется на золотоносном участке, тот и разбогатеет быстрее других. А опоздавший может вообще остаться ни с чем. Те, кто предпочитал скорость, уходили с другими проводниками. И самым известным из них был Джо Бозмен.

Этот южанин появился в Небраске в шестьдесят первом году и за шесть лет наделал немало шума. Уже весной шестьдесят третьего он объявил, что нашел самый короткий путь в Монтану, и повел по нему первый караван переселенцев. Путь и в самом деле был намного короче известных троп, он пролегал по равнине и изобиловал колодцами и тенистыми рощами. Но путники недолго радовались своему открытию. Скоро им пришлось выстроиться в круг и отбивать первую атаку индейцев, назавтра — вторую, и так — каждый день. Оказалось, что они вторглись на земли, которые правительство США и сам президент Линкольн совсем недавно торжественно объявили неприкосновенной индейской территорией.

Напрасно Бозмен пытался убедить своих спутников, что договор с краснокожими — простая формальность. Они развернули свои фургоны и отправились по старой дороге. Без него. Он же смог пересечь эти земли в одиночестве, двигаясь по ночам. Добравшись до Монтаны, он набрал новый караван и весной следующего года успешно провел его по своей тропе. Теперь этот путь стали называть тропой Бозмена. Для охраны караванов вдоль трассы встали войска, но индейцы не могли смириться с этим. В декабре шестьдесят шестого сиу устроили целое сражение на тропе. Потери армии были столь велики, что правительство оттянуло войска с индейской территории и запретило пользоваться опасной дорогой.

Однако Бозмен по весне снова отправился в путь. И это была его последняя ходка. Он столкнулся с небольшой бандой индейцев и погиб в перестрелке. Его раненый компаньон смог вернуться к своим и рассказал о том, как сложил голову упрямый южанин.

Степан Гончар не удивился такому концу истории. Скорее следовало удивляться тому, что это произошло так поздно. Слишком поздно. Если бы не Бозмен, многие остались бы в живых. Старые проводники не поддерживали южанина, но не потому, что он был их соперником. Он просто не признавал правил, которые сложились здесь до него. И поплатился за это.

А Степан Гончар старался все делать по правилам. Он жадно впитывал рассказы о других знаменитых проводниках — о Бриджере и Уолкере, о Карсоне и Биэле. Они были такими разными! Кит Карсон был неграмотным охотником, а Эдвард Биэл — морским офицером, но и тот и другой оказались искусными дипломатами. К их словам прислушивались и в Вашингтоне, и в кругу непримиримых индейских вождей. Секрет был прост. Они не забывали об уважении. Следует уважать любого, с кем имеешь дело. Следует уважать чужие желания, чужой труд, чужую жизнь. И к смерти тоже следует относиться с уважением. Не более того.

"Кажется, профессору как раз не хватает уважения, — подумал Степан Гончар. — Ум, знания, воля — все у него есть. А вот уважительного отношения к местным законам не хватает. Оно и понятно. Не может просвещенный гражданин уважать дикость и суеверия. Особенно когда эти суеверия мешают его бизнесу".