28. СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТ ШЕРИФ КОННЕЛИ
Они не стали спускаться в овраг, а обогнули его и с тыла вышли к месту засады. Стреляные гильзы, срезанные ветви и примятая трава — вот и все, что удалось найти. Стрелявших было трое, и ушли они в сторону озера. Следы вели в воду, и Гончар подумал, что он не один такой хитрый.
Чтобы вытащить тело сержанта Джекобса из зарослей терновника, пришлось прорубать к нему тропу. Он был сражен наповал — две пули пробили грудь, а третья разорвала шею. Могилу для сержанта отрыли на холме под одиноким деревом. Как принято на Западе, тело погибшего просто завернули в его черный плащ и опустили в яму, не сняв даже сапог, с револьвером на поясе и карабином на груди. Забрали только часы и бумаги из кармана, чтобы послать родственникам. И еще взяли патроны из пояса, чтобы использовать их, когда убийцы будут пойманы.
— Я не успел даже заметить, откуда были первые выстрелы, — прочитав короткую молитву, сказал Фредерик Штерн. — Но сержант успел. Он прикрыл меня. Его выбросило из седла, кони помчались вперед. Их испугала стрельба. Я прижался к шее лошади, и вдруг она рухнула на землю. Питерс, если бы вы опоздали, они убили бы и меня.
— Им некуда скрыться, — сказал Степан Гончар. — Поедем вдоль берега и увидим следы.
— Все равно не догнать, — сказал старший из рабочих. — У них было время, чтобы смыться.
— Я не собираюсь их догонять, — сказал Гончар. — Я сказал, что мы увидим следы.
Он оказался прав. Следы трех лошадей снова появились на прибрежном песке и скоро смешались с десятками других следов на пыльной дороге, которая соединяла Эшфорд и железнодорожную станцию.
— Вот они! — закричал вдруг Фредерик Штерн, возбужденно привстав в седле и вытянув руку с плеткой. — Я их вижу!
Несколько всадников, поднимая пыль, неслись по дороге. Рабочие за спиной Гончара сбились плотнее, замедляя ход, и он услышал встревоженные голоса:
— Их там четверо. Или даже пятеро.
— Шестеро. Едут нам навстречу.
— Да это не те.
— Может быть, не те. А может быть…
Истерка всадников приближалась. Когда до них оставалось примерно с половину мили, Гончар поднял руку и остановился. Рабочие окружили его, держа карабины стволами кверху. Они были спокойны, и только Штерн казался встревоженным — он то и дело вытирал платком красное блестящее лицо.
— Все в порядке, — сказал Степан Гончар, опустив бинокль. — Я вижу шерифа. Уберите стволы, парни.
Шериф Коннели скакал им навстречу в сопровождении всех своих помощников. Видно, случилось что-то весьма важное, если он оставил город и отправился в путь.
— Питерс! — выкрикнул он издалека. — Что ты тут делаешь? Что это за люди с тобой?
— Экспедиция Смитсоновского института.
Шериф подскакал ближе, а его помощники разъехались в стороны и выстроились полукольцом. Все они держали карабины наготове, поперек седел.
— Экспедиция, — повторил Коннели. — Давно к нам не заглядывала никакая экспедиция. А нет ли среди вас человека по имени Фредерик Штерн?
— Это я. — Геолог выехал вперед и стал между шерифом и Гончаром. — Чем могу помочь?
— Помочь? Хочу задать вам пару вопросов.
— Я догадываюсь, о чем вы будете спрашивать. Может быть, поговорим прямо сейчас, чтобы не терять время?
— Время уже потеряно, — сказал шериф. — Если бы вы приехали утром, то мы могли бы сберечь время. А теперь все будет по-другому. Вы поедете со мной в участок, и там мы спокойно обо всем поговорим. Да и судье не помешает с вами познакомиться.
— Я уже знаком с вашим окружным судьей, Гарольдом Томсоном, — сказал Штерн, снисходительно улыбаясь.
— Судья Томсон много кого знает, да только не все этому знакомству рады, — буркнул шериф.
— Нас познакомил губернатор Кэмпбелл. Разве Гарольд вам этого не сказал? Впрочем, вы совершенно правы, шериф. Нам есть о чем поговорить, и лучше сделать это в подобающих условиях. — Фредерик Штерн, не дожидаясь ответа, первым поскакал в сторону города, и шерифу пришлось торопливо разворачивать своего коня.
"Напрасно Коннели пытается припугнуть Штерна судьей, — подумал Степан Гончар. — Этот парень не сидел всю жизнь на ферме". Сейчас Фредерик Штерн держался важно, почти величественно, но без высокомерия. Он говорил с таким дружелюбным, но независимым видом, словно шериф стоял на пороге его дома и спрашивал разрешения войти. Трудно было представить, что полчаса назад этот человек прятался, скорчившись, между двумя убитыми лошадьми и вслепую отстреливался от наседавших убийц.
Рабочие экспедиции немного замешкались, помощники шерифа поскакали вплотную за своим боссом, и Штерн оказался в их окружении. "Похоже на конвой", — подумал Степан Гончар. Когда же кавалькада въехала в город и остановилась на площади перед офисом шерифа, он понял, что Штерна и в самом деле привезли сюда под конвоем.
Здесь их ждали. Вооруженные мужчины стояли группами по три-четыре человека в разных углах площади, и когда всадники остановились, то рабочие из экспедиции оказались моментально окружены.
— Смотрите, с ними Питерс! — проговорил кто-то.
— Что происходит, шериф? — послышался ровный и властный голос Штерна.
— Пока ничего не происходит, — ответил Коннели. — Могу я осмотреть ваш револьвер, мистер Штерн?
— Пожалуйста.
Степан Гончар спрыгнул на землю и, держа Тучку под уздцы, пошел к коновязи. Прямо перед ним стояли двое длиннобородых незнакомцев в плащах. Их карабины смотрели ему в живот. Он прошел между бородачами, словно не заметив их. Они расступились и снова сомкнулись, пропустив Тучку. Теперь их оружие было направлено на оробевших рабочих, которые так и оставались в седле.
Накинув повод на столбик, Гончар подошел к шерифу. Тот обнюхивал блестящий кольт и многозначительно поглядывал на окружающих.
— Похоже, из этого оружия недавно стреляли, — важно сказал он.
— Совершенно верно, — натянуто улыбнулся Штерн. — Стреляли. Причем долго. Я трижды перезаряжал барабан.
— Наверно, у вас была к тому веская причина?
— Более чем веская, шериф.
— А что вы скажете о причине, по которой люди пускают себе пулю в лоб? Это должна быть очень веская причина, не так ли?
— Как я понимаю, вы имеете в виду несчастного Билла Уоллеса, — произнес Штерн. — Я уже слышал эту историю. Как раз из-за этого я бросил все свои дела и поспешил встретиться с вами.
Досадливо морщась, геолог спешился и невольно схватился за колено.
— Поспешил? Не очень-то вы торопились, — заметил шериф Коннели. — Но хорошо, что мы все-таки встретились. Что с ногой?
— Ничего страшного. Ушибся.
— Давайте зайдем ко мне в контору, судья хочет задать вам пару вопросов.
Шериф поднялся на крыльцо и обернулся к стоявшим на площади рабочим из экспедиции:
— Все в порядке, ребята. Вам придется подождать, пока мы не выясним кое-что с вашим боссом. Посидите пока в таверне или в салуне, а можете и в картишки перекинуться у Джексона. Развлекайтесь, раз уж пришлось застрять в городе.
Степану Гончару было известно, что шериф Коннели в молодости изрядно покочевал по Западу, зарабатывая в игорных домах. Он строил из себя простака-скотовода и ухитрялся обыгрывать даже профессиональных шулеров. Правда, в этом ему помогали несколько партнеров, которые незаметно наблюдали за игрой со стороны и в нужный момент вступали в заранее отрепетированный спектакль. Коннели затевал шумный спор, в дело вмешивались независимые присяжные из числа зрителей, и шулер оказывался изобличенным. Как правило, "независимые присяжные" с трудом удерживали "разъяренного скотовода" Коннели от быстрой и ужасной расправы, и счастливый шулер со слезами благодарности отдавал им все, что к тому времени успело накопиться в его карманах.
Когда Коннели появился в Эшфорде, здесь уже действовал игорный дом Джексона. Но профессиональные шулера редко добирались до этих диких гор, и Коннели мало-помалу втянулся в местную жизнь. Обзавелся небольшим табуном и растил племенных жеребцов на ранчо за озером.
Мало кто знал, что Коннели промышляет охотой на беглых преступников. В этих диких краях ему была знакома каждая тропинка, и он умел выбирать место для засады. А о том, что в его краях появился очередной фигурант розыска, Коннели узнавал от своих бывших партнеров по игорному бизнесу, которые все вдруг заделались крутыми законниками и позанимали шерифские, а то и маршальские кабинеты в соседних округах.
Так он и жил-поживал, мирный скотовод с несколько необычным хобби. Но однажды после удачной сделки он заглянул в заведение Джексона и безошибочно распознал среди обычных посетителей настоящего шулера. Коннели вступил в игру, предварительно договорившись с Джексоном и его работниками. Как всегда, он позволил шулеру сорвать приличный куш, а потом затеял спор. К сожалению, в этот раз все вышло не так, как обычно. Шулер был не одинок. Его команда прикрытия тут же сорвала честное разбирательство, над зеленым сукном сверкнули стволы "деринджеров", и Коннели получил две пули — в плечо и в грудь. Но раны только разъярили его, и он, истекая кровью, успокоил всех троих противников ножкой от покерного стола, а потом связал их обрывками их же собственных панталон.
Суд присяжных приговорил шулеров к изгнанию из города, причем от всего имущества у злодеев остались только шляпы. На том же заседании суда Коннели был впервые избран шерифом.
Это было давным-давно, однако повадки простака и недотепы проявлялись у Коннели каждый раз, когда он сталкивался с каким-нибудь новым делом. И Степан Гончар понимал, что мистеру Штерну трудно будет бороться с раздражением и спокойно отвечать на вопросы туповатого и полуграмотного блюстителя законности.
Он рекомендовал рабочим заглянуть в салун Виттакера, а сам отправился в гостиницу и попросил миссис Китс приготовить ванну. Ему не терпелось смыть с себя пыль и вытряхнуть песок из одежды, но еще целый час он возился с Тучкой в конюшне. Там его и застал доктор Аткинс.
— Да, старина, жаркий сегодня выдался денек. — Доктор обмахивался шляпой и вытирал платком розовую лысину, обрамленную седым венчиком. — Говорят, вы попали в переделку?
— Пустяки.
— Не хотите об этом говорить?
— Не о чем говорить. — Гончар подсыпал в кормушку свежего овса и вышел из денника. — Обычное дело. Не сравнить с тем, что выкинул Уоллес.
— Да, такое случается нечасто, — согласился Аткинс. — В прошлом месяце, я слышал, в Ивенстоне был похожий случай. Ни с того ни с сего застрелился Эд Палмер. Вы наверняка его знали.
Конечно, Гончар знал Палмера, скаута, который водил кавалерийские патрули по границам индейских резерваций. Отчаянный драчун и картежник, бабник и пройдоха, неугомонный рассказчик одних и тех же скабрезных историй…
— Кто сказал, что Эд застрелился?
— Его нашли в палатке на берегу реки. Говорят, у него были большие карточные долги. Он собирался отправиться на золотые прииски, но потом как будто записался в какую-то экспедицию. Очень этому радовался, обещал, что через месяц расплатится со всеми и даже купит ферму. Вот как бывает, — заключил доктор Аткинс.
— Говорите, это было месяц назад? Кажется, я знаю, в какую экспедицию он вербовался. Тогда возле Ивенстона околачивался тот самый тип, который сейчас беседует с нашим шерифом и судьей.
Аткинс кивнул с таким видом, словно и не ожидал услышать ничего иного.
— Мне бы очень хотелось, старина, чтобы я ошибся. Но боюсь, что и Эда, и нашего Билла просто застрелили. Вы видели рану Уоллеса?
— Я не разглядывал, — признался Гончар. — Кровь. Дырка рядом с ухом. Копоть на коже. Вся щека в копоти.
— Да, копоть имеется. На щеке. А на руке ее нет. Понимаете, старина? У Уоллеса был старый-старый револьвер. Он не любил из него стрелять, потому что изо всех щелей било пламя. Но я осмотрел руку. Никаких следов копоти. А на щеке есть. Копоть. Но без пороха. Я смотрел через лупу. У меня мощная лупа, но я не заметил вокруг раны ни одной порошинки. Понимаете, старина?
— Нет.
— Ну, подумайте сами. Выстрел. Из ствола вылетает пуля, пламя и остатки пороха, так? Если бы он стрелял в упор, весь порох просто не успел бы сгореть и остался бы на коже.
— Значит, стреляли не в упор, — сказал Степан Гончар. — Значит, стрелял не Уоллес, а кто-то другой. А потом положил револьвер возле руки. Все подстроено. Вы это хотите сказать, док?
— Да. Но я хочу сказать это именно вам, старина. Не Коннели, а вам.
— Почему? Вроде шериф тут он, а не я.
— Да. Он шериф. А вы, старина, — проводник. Как Уоллес и Палмер. Но не совсем такой же, как они. Если с вами что-то случится, старина, всем нам будет очень плохо.
Доктор Аткинс надел шляпу, спрятал платок в карман сюртука и добавил:
— Жаркий сегодня денек. И похоже, что жара еще усилится. Сейчас хорошо бы забраться в горы на пару недель. Вы не собираетесь навестить свою родню?
— Нет, — сказал Степан Гончар, выходя вместе с доктором из конюшни. — У меня еще слишком много дел в городе.
Хорошо, что доктор Аткинс не спросил, какие именно дела удерживают Гончара в городе. Потому что тот собирался всего лишь принять горячую ванну, а потом провести вечер в салуне, слушая пение мадам Нимур. Ни салуна, ни ванны не было в резервации шайенов, где жила сейчас его индейская родня.
Миссис Китс, погруженная в обычные хозяйственные хлопоты, сегодня еще не выходила на улицу, но каким-то образом она уже знала все о последних событиях.
— Никто не верит, что это самоубийство, — заявила она, подавая кофе, когда Гончар, облачившись в прохладную свежую рубашку, сел к столу. — Шериф, конечно, тоже не верит. Но ему лень искать убийц.
— Мне показалось, он все-таки их ищет.
— Если вы об этом столичном прощелыге, то это пустой номер. Убийцы не оставляют визитных карточек. Шериф зря тратит время на разговоры. Полагаю, если бы сейчас у него не гостил судья Томсон, наш Коннели и с места бы не сдвинулся для раскрытия дела.
Она подошла к окну и сурово добавила:
— Да и судье тоже не нужны лишние хлопоты. Полюбуйтесь, вот они, все трое, на крыльце. Прелестное зрелище, нечего сказать.
На крыльце полицейского участка Фредерик Штерн стоял рядом с шерифом и судьей. Все трое одновременно раскурили толстые сигары с видом людей, закончивших тяжелую работу.
Помощники шерифа и бородачи в плащах собрались возле крыльца, сюда же подошли рабочие из экспедиции, сбежались мальчишки, рядом останавливались прохожие, и скоро на площади скопилась небольшая толпа. Все ждали каких-то слов от шерифа или судьи.
Миссис Китс подняла раму окна, и в комнату ворвался уличный шум.
— Тихо! Тише! Судья будет говорить!
Гончар встал из-за стола и тоже подошел к окну.
— Джентльмены! — Над притихшей площадью раздался звучный баритон судьи. — Всех нас вывел из душевного равновесия тот прискорбный случай, свидетелями которого мы стали сегодня утром. В вашем мирном городе давно уже не гремят выстрелы, потому что жители Эшфорда сделали правильный выбор, когда проголосовали за шерифа Коннели. Здесь нет места тем, кто привык добиваться своего насильственным путем. И я даже не могу сразу припомнить, когда вашему шерифу пришлось расследовать последний случай убийства. Тем тяжелее нам всем пережить то, что случилось этой ночью. Погиб человек. Человек, которого все вы знали. Еще вчера он ходил среди нас, радовался жизни вместе с нами — а сегодня его тело покоится в земле, а душа готовится предстать перед высшим судом. И мне очень больно признать, что этот суд будет нелегким испытанием для бедного Уильяма Уоллеса. Ведь он — убийца. Увы, теперь у нас нет никаких сомнений в том, что роковой выстрел был совершен его собственной рукой.
В толпе прокатился легкий ропот, и кто-то выкрикнул:
— А мы и не сомневались, судья! К чему все эти речи?
— Сомнение есть ценнейшее качество разума, — не смутившись, ответил Томсон невидимому собеседнику. — И мы с шерифом Коннели обязаны были подвергнуть сомнению любые предположения о причинах гибели человека. Но теперь у нас нет никаких сомнений. И я скажу вам почему. Теперь мы знаем причину, которая толкнула покойного к этому роковому шагу. К этому фатальному шагу, — отредактировал судья последнюю фразу, как видно, вспомнив, что только что говорил о "роковом" выстреле. — Нам стало известно, что сегодня ночью Уоллес заключил контракт с экспедицией Смитсоновского института. Он заключил этот контракт, даже не спросив о направлении, в котором должен был вести караван ученых. И в этом была его ошибка. Его губительная ошибка. Он дал слово, что проведет караван хоть на край света. Но ученым не нужен край света. Уже получив задаток и обо всем договорившись, Билл Уоллес узнал, что ученые намерены проникнуть по тропе Бозмена в каньон Семи Озер.
Судья Томсон выдержал многозначительную паузу, обвел толпу скорбным взглядом и продолжил:
— Все мы знаем, что ни один проводник не согласится вести людей на верную гибель. Рисковать своей жизнью? К этому мы тут привыкли и не считаем риск чем-то особенным. Но губить десятки жизней ни в чем не повинных людей только ради их прихоти? Даже если они за это щедро заплатят? На это Уоллес не пошел, как не пошел бы и никто из нас. А теперь скажите мне, мог ли старый проводник отказаться от собственных слов? Нет, не мог. Потому что единственным капиталом Уоллеса была его репутация. Его слово. При любых обстоятельствах оно должно оставаться твердым. Неизменным и твердым. Как алмаз. Вот в какую западню угодил старый охотник. Вот какая непосильная задача встала перед его совестью. Вот какая лавина мыслей и чувств обрушилась на его душу. И он не устоял. Изо всех возможных выходов Билл Уоллес выбрал самый ужасный. Но, наверно, другого он не увидел. Мир праху его.
"Неплохая речь, — подумал Степан Гончар. — Если Уоллес ее слышит сейчас, она должна ему понравиться. Особенно слова насчет репутации. Интересно, что сказал бы судья над могилой Эда Палмера?" Публика должным образом оценила красноречие оратора. Аплодисментов, правда, не было, но и спорить никто не стал. Мальчишки разбежались, прохожие разошлись, дамы с корзинками скрылись за дверями магазинов. На площади остались только рабочие из экспедиции и помощники шерифа с бородатыми стрелками в длинных плащах.
— Миссис Китс, а вы не знаете, зачем к нам пожаловал судья? — спросил Гончар, возвращаясь за стол.
— Не знаю. Мартин подозревает, что Томсон выискивает пустующие земельные участки, чтобы их скупить по дешевке. Но Мартин всегда все усложняет, вы же его знаете. А вот зеленщик сказал, что к судье прибыл какой-то важный господин из Сан-Франциско и они вдвоем собираются поохотиться на снежных баранов. Но этот зеленщик вечно чего-нибудь напутает. Я не склонна ему доверять. Стоит ли тащиться сюда из Калифорнии, чтобы подстрелить барана?
— Я слышал, что в Калифорнии снежных баранов уже не осталось. Всех съели золотоискатели.
— Как хорошо, что у нас тут не осталось золота, — сказала миссис Китс. — Я не променяю свою спокойную бедность ни на какие золотые россыпи. Хотите еще кофе, Стивен?
Она тоже села к столу. Их обычный разговор за чашкой кофе с ирландским ликером состоял из воспоминаний о взлетах и падениях полковника Китса, и далеко не каждый раз вдове удавалось рассказать что-то новое. Степан Гончар благодушно поддерживал неторопливую беседу, но думал о своем. Кто-то убивает проводников. Зачем? Кому они мешали? Или могли помешать? Тут и думать нечего: Уоллес и Палмер погибли потому, что собирались работать на доктора Фарбера. Но откуда убийцы узнали об этом? Проще всего было бы заподозрить Штерна. Но Гончар своими глазами видел, что и самого помощника Фарбера пытались убить. Значит, он чист. Значит, кто-то другой вертится рядом и успевает все разузнать. Интересно было бы встретить этого невидимку. И откладывать встречу нельзя, потому что очередным "самоубийцей" может оказаться Харви Дрейк…
Шум за окном отвлек его от беседы с миссис Китс, и он встал из-за стола.
Посреди площади стоял перед всадниками Фредерик Штерн. Лицо его пылало. Он протягивал руки, чтобы схватить лошадей под уздцы, но кони пятились, мотая головами. И всадники тоже мотали головами, молча отступая от наседающего Штерна.
— Но вы не можете просто так собраться и уехать! — выкрикнул Штерн на всю площадь. — В конце концов, в таком случае я не собираюсь вам оплачивать сегодняшнюю работу!
Его угроза возымела действие, но отнюдь не то, на которое рассчитывал Штерн. Рабочие из экспедиции дружно развернули своих лошадей и с места в карьер поскакали прочь.
Степан Гончар не успел отступить в глубину комнаты, и Штерн заметил его.
— Вы видите? — закричал он через площадь. — Чертовы бездельники! Они меня бросили!
Миссис Китс сказала, подливая себе ликера:
— Стивен, немедленно закройте окно. Я не выношу уличного шума. Так вот, тогда мы продали последние серебряные ложки и сели на пароход до Ванкувера…