ПРОЩАНИЯ
1. Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Как во сне, откладываю я осененную благословением Светлейшего Капитула реликвию. Долго сижу без единой мысли в голове, в тягостном и горьком недоумении. Благо, Серж не стал расспрашивать: видно, решил, что задумался я о дознании. Иначе — как сумел бы я объяснить то, чего сам никак не мог понять?!
Урочные вечерние моления скользят мимо, не задерживаясь в душе. О своем молюсь я ныне. Господи, вразуми! Подскажи, кто прав! Кому верить?! Старшим, осененным Светом Твоим, — или собственной совести? Ведь я знаю: в хрониках Капитула не больше правды, чем в песнях менестрелей…
Но Капитулу правда и не нужна. Они ведь меня в свидетели записали, даже не зная еще, что именно я увижу… что узнаю… «Что узнал ты, Анже?» — спросит завтра пресветлый.
Я узнал, что уже тогда империя искала способы вернуть Таргалу. Узнал, каков стал под конец жизни король Анри, — и знание это таково, что я не желаю гадать, кто убил его и как. По заслугам честь, по делам расплата. Туда и дорога.
Я узнал, каким был Карел… Я смотрел на него глазами двух самых близких его друзей, я прошел вместе с ними тяжкий путь через Смутные времена… Ради чего? Неужели — ради новой смуты?!
Тяжкие мысли. Стоило ли искать правду… кому нужна она — правда?!
Мне.
Я беру со стола серебряного волка. Сергий, тебе тоже больно сейчас. Столько раз я переживал твою боль… Хватит ли у меня духу пожалеть об этом?!
2. Посольство короля Юрия
Поют стрелы. Ржут кони. Кричат люди. И застилает разум горькое счастье мести. Ни один не ушел. Ни один не умер сразу. Но все-таки этого мало. Слишком мало.
— До Юрки добраться, — сжимаю кулаки в бессильном — пока! — бешенстве. — Все бы отдал… жизнь бы положил… только добраться!
— Ничего, — цедит Карел. — Он придет. Теперь — тем более придет.
Наскоро перевязанный, с трудом удерживаясь в седле, едет прочь единственный оставленный жить воин Тифания. Везет лихую весть своему королю.
Остывает ярость короткого боя. И наваливается — взамен — тяжелая, как могильный камень, пустота.
3. Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Пустота… никак, видно, ее не избыть. Сосущая, сиротская пустота в душе. Серега потерял побратима… лишь теперь понимаю я до конца, как впечатываются в душу чары братства. А я… что потерял я? Веру в совесть людскую? Так не сегодняшняя это потеря, старая. Уважение к тем, что учили меня видеть Свет Господень?
А может — безмятежность монастырского бытия?
Разве останешься ты теперь здесь, Анже-послушник? Разве сможешь стать безропотным орудием Капитула? Ты все еще веришь, что им лучше знать?!
— Серж…
— Что, друг Анже?
— Серж, я…
— Да что с тобой?! Опять себя довел… Давай-ка в сад выйдем. На воздух…
В сад? Да, пожалуй, так будет лучше. Под Свет Господень, под небо Его…
А небо хмурится, и вдруг я сознаю: каково Господу глядеть на дела, творимые именем Его? Одна власть стоит другой, сказал мне когда-то Серж. Да, наверное. Но не тогда, когда ради власти развязывают войну и зовут врага в родную страну. Не тогда, когда гибнут за чужую власть люди, уверенные, что идут в бой за Свет Господень.
— Я хочу сказать тебе, Серж. Ты стал мне братом, я люблю тебя. И мне горько, что я тебя подведу. Но я должен. Я уйду отсюда, Серж. Прости.
— Уйдешь? То есть — из монастыря уйдешь?! Что стряслось, Анже?
Я рассказываю Сержу о видении своем, об имперских хрониках и брате провозвестнике… Я гляжу в хмурое лицо и гадаю — что скажет, дослушав? Что сделает? Сдаст? Так было бы правильно… так должен он, брат стражник… но уйти тайком от Сержа я бы не смог. Пусть… Куда Господь поведет, туда и пойду.
— Так тебя, значит, в орудия божественной справедливости… По мне, Анже, кто другой на радостях бы…
— Не хочу. Однажды империя уже развязала Смутные времена. Хватит и того раза. Кровь на душу брать… не по мне.
Серж долго молчит. А потом совсем не то говорит, чего жду я от него:
— Ладно. Иди к себе пока, друг Анже, и отдыхай. Мы выйдем перед рассветом. Постарайся выспаться.
Наверное, я слишком заметно удивляюсь.
— А что ты думал? — мрачно вопрошает Серж. — Далеко уйдешь один с такими глазами? Ты хоть понимаешь, что назад дороги не будет, что тебя и найти-то не должны, а иначе…
— А ты?
— А я, друг Анже, считаю, что ты прав. И все. Хватит разговоров. Только вот что… есть у тебя куда пойти?
— Мир велик…
— Да я разве про то! Верное место есть, где пересидеть можно?
Я молча пожимаю плечами.
— Ясно. Попомни мои слова, Анже, так просто о тебе не забудут. Землю рыть станут… а значит — драпать придется, что есть силы. Сможешь ли?
Разве ведомы нам пределы сил своих…
— Стараться буду, — бормочу я.
Серж качает головой. Повторяет:
— Отдохни. Я зайду за тобой.
И, резко развернувшись, уходит в сторону кухни.
А я возвращаюсь к себе… Полно, к себе ли? Решение принято. Снова нет у меня дома.
Я подхожу к столу. Вот они, все здесь: Юлия и Софи, Ожье и Васюра, Карел, Лека, Серега… Простите, что я бросаю вас. Дознание закончено. И все, что не успел я узнать, так и останется там… в Смутных временах, в позабытом людьми прошлом.
Но у меня есть еще немного времени. Эта ночь. Все равно не засну: до сна ли?! Серебряный волк, мой остроглазый приятель… в последний раз…
4. Отец Лаврентий, гость короля Карела
Я замечаю вдруг, как постарел отец Лаврентий… Дорога, видно, нелегко ему далась: осунулся, щеки ввалились и запали глаза, и весь какой-то тусклый, будто привычный загар припорошило бурой пылью Закатного тракта. А ведь они с Васюрой ровесники, кажется… но Васюра не изменился ничуть, разве что — непривычно мрачный. Так ведь есть с чего… Славышть, дорога… и здесь — такое…
— Серенький, ты б поел, — жалобно просит Софка.
— Ел уже, — сиплю я.
— Как же, ел… две ложки простокваши! Вот уж еда…
— Не хочу я…
— Дернул тебя Нечистый шпагой махать, — бурчит Васюра. — Что, больше некому было? Никто рук марать не хотел, а тебя понесло?
Ну да, думаю. Замарать руки об убийцу… никому бы не позволил.
— Месть, — вздыхает отец Лаврентий, — всего лишь месть. Ведь тебе не стало легче… Я прав, Сережа?
Я прикрываю глаза. Прав, не прав… какая разница? Я не жалею.
Софкина узкая ладошка ложится на лоб. Холодная, хорошо…
— Опять лихорадит, — озабоченно сообщает сестренка.
— Ерунда, — как могу твердо, говорю я. — Пара дней, и все пройдет.
— Тебе поспать надо.
Легко сказать…
— Угу. Вы сюда еще с десяток жалельщиков приведите, тогда уж точно посплю.
— Вот здесь он прав, — заявляет вдруг отец Лаврентий. — Нечего этого остолопа жалеть. Иди-ка ты, Софьюшка, к себе и отдохни. А мы тем временем ему мозги вправим. По-мужски.
Софкина ладошка скользит по лбу, по волосам… Да ладно тебе!
— Не плачь, — шепчу я.
— Не буду, — всхлипывает Софи.
Я провожаю ее взглядом. Спрашиваю:
— И как вы собираетесь мозги мне вправлять? Битьем?
— Дурнем был, дурнем и остался, — бурчит Васюра. — Толку вправлять то, чего нет? Я думал, тебя хоть Лека думать выучит… у него-то получалось.
— Таким дурням, — сообщает отец Лаврентий, — неплохо вправляет мозги внезапная ответственность. Я собираюсь взвалить на тебя страну, Сергий.
В ушах звенит, думаю я. Крови много потерял, да еще и лихорадка… вот и до бреда дошло. Магознатца бы хорошего, вместо здешних коновалов. Но чего нет, того нет. Не королеву же дергать по каждому пустяку. Так что терпи, Серый.
— Он не понял, — говорит Васюра.
— Что я должен был понять?
— Ты собираешься разобраться с Юрием?
— Да… прах меня забери, да!
— А потом?
— Что… потом?
— Вот именно, — вздыхает отец Лаврентий, — что потом? Двенадцать Земель останутся без короля. Один законный наследник убит, другой — слишком мал. В Славышть набежит десяток сомнительных претендентов, начнутся склоки, потом, Боже упаси, убийства, и кончится все тем, что мы получим двенадцать грызущихся между собой княжеств, беззащитных перед Югом.
— Так что же, — медленно спрашиваю я, — оставить на троне наглую сволочь? Спустить с рук убийства… переворот? Может, прикажете на колени передним стать и сапоги вылизать?!
— Ишь, завелся, — упрекает Васюра. — И откуда силы взялись. Думаешь, мы с ним разобраться не хотим? За все ответит… А вот скажи, парень, кто после Юрия должен сесть на трон?
— Ну… — Я задумываюсь. Вопросики у них! С ясной головой не вдруг ответишь…
— Ото ж. Нукаешь… Повторите ему с самого начала, отец Лаврентий. Просто и доступно. Чтобы понял.
— Вряд ли ты слышал, Сережа, — отец Лаврентий садится на край кровати, на место Софки, и начинает рассказывать тихо, почти шепотом, — но чары братства — вполне законный, официально признанный метод принятия в семью. Приравниваются к братству по крови.
— Не слыхал… — Я замолкаю. К чему он клонит?! — Отец Лаврентий, так… неправильно. Да кто б тогда позволил — принцу?!
— А почему нет? — Васюра встает, меряет комнату непривычно тяжелыми шагами. — Ты не знаешь, Серый. И Лека не знал. Но король… наш король… он рад был вашему побратимству. И заверил его. Конечно, это не оглашалось… широко. Но, нравится тебе это или нет, ты — законный наследник. После Валерия. Это не мы придумали. Такова воля короля Андрия. Он считал тебя достойным.
— Достойным — чего?!
— Он не справится, — машет рукой Васюра. — Безнадежно.
— А куда он денется? — мрачно возражает отец Лаврентий. — Сережа, корона — твоя. Я прошу тебя привыкнуть к этой мысли как можно скорее.
— Но… отец Лаврентий! Я не знаю… Все равно это неправильно!
— У нас нет другого способа сохранить страну. Прости, Сережа, но ты должен. Хотя бы — пока не вырастет Егорка. Вы с Лекой дружили всю жизнь… вместе служили…
— Мы разные. Васюра прав. Лека умел думать! Вот был бы король… А я… Когда надо принять решение, меня несет. Я не думаю вообще. Хороший получится правитель! Найдите кого-нибудь другого.
— Разве что Юрия, — жестко отвечает Васюра. — Как, согласен?
— Вы с Лекой одинаково смотрели на мир, — глухо произносит отец Лаврентий. — И это тот взгляд, какой хотел видеть у своего наследника Андрий. Пойми, Сережа, некому больше. Выбора нет. Наследник Андрия, наследник Алексия… подошли бы еще князья Гориславские, все-таки младшая ветвь королевского рода, — но князь Евгений не удержит страну, характер не тот. Остальные — равны. Возвысь одного, другие оскорбятся.
— А с меня не оскорбятся! — возражаю я. — Пришлый! Сопляк! Всей родни — дед, да и тот в Таргале!
— Парень с королевским родовым амулетом на шее, — чеканит Васюра. — Отслуживший на южной границе. Спасший страну от войны с империей. Отомстивший за смерть законного короля и его наследника.
— А не хочешь, чтобы пришлым честили, — словно, между прочим, заявляет отец Лаврентий, — так можно объявить, что убит — Сергий. И пусть принц Валерий сядет на отцовский трон. Вас не было в Славышти два года, и слишком мало осталось тех, кто смог бы распознать подмену.
— Отец Лаврентий, — тихо говорю я, — вы авантюрист. Махинатор. У вас вообще совесть есть?
— Совесть — это роскошь, Сережа. Недопустимая роскошь… когда речь идет о судьбе государства. Но, знаешь ли… я рад, что ты думаешь иначе.
5. Анже, беглец
Мир за монастырской стеной встречает нас дождем. Мелким, противным, совсем не летним.
— Ничего, — бодро бросает Серж, — зато не жарко будет. Я вот думаю, Анже: что, если нам попросить убежища в Подземелье?
И правда, думаю я… они ведь пригласили нас как-то… а я и не вспомнил.
— Но тогда нам в Корварену? — спрашиваю я. — В представительство?
— Да, — кивает Серж. — И это плохо. Уж Корварену-то мелким гребнем прочешут. Испугаются, что к королю пойдешь. Но идти открыто по дорогам — к горам, или в Себасту, или в Готвянь — еще хуже. Проиграем время.
Время… Серж прав. По крайней мере, в Корварене нас не остановят в воротах: пока хватятся, пока сообразят… мы уж будем у гномов. Вот только…
— Серж… а может, правда — к королю?
— Я бы не рискнул. Слишком это очевидно, понимаешь?
Да, пожалуй… а жаль.
Мы подходим к Корварене с рассветом. Мокрые, грязные, уставшие…
— Оброс я жирком, — бурчит Серж. — Всю сноровку растерял. Ну, ничего… скоро отогреемся.
Но дверь представительства Подземелья оказывается заперта. Наглухо. Шорник из лавки напротив поясняет с гаденькой ухмылочкой:
— Пошлины, вишь, король поднял. Ясно, им не по нраву. Обходитесь, грят, сами. Эва! Поглядим еще, кто без кого обойдется. А вы чегой-то хотели, светлые отцы? Ежели по украшениям, так через два дома старший гильдейский мастер, Берти. Не хуже гномов делает. И берет по совести, не дерет, как нелюдь…
— По ремонту нам, — отвечает Серж, стряхивая капли с капюшона. — По каменному делу. К гильдии каменщиков не подскажешь дорогу?
— По-над Реньяной где-тось… — Шорник чешет в затылке. — С того берега вроде… Не скажу точнее.
— Ладно, найдем. — Серж осеняет словоохотливого шорника благословением и шагает к Реньяне. Я, вздохнув, плетусь следом.
Вот влипли так влипли! Что ж теперь? К горам идти?
И что за история с пошлинами? Неужели наш король всерьез готов расплеваться с Подземельем?
Заворачиваем за угол, и Серж хватает меня под локоть:
— Теперь, Анже, ходу! Нас ведь хватятся вот-вот. Не успеем за ворота выйти — только и останется, что самим лапки поднять.
— Постой, а мы куда? Ворота…
— К Северным! Или хочешь с кем из братии нос к носу столкнуться?
Лопух ты, Анже… и что бы без Сержа делал? Стражники на Северных воротах оглядывают нас с откровенной жалостью.
— Носит же по такой погодке, — сочувствует сержант.
— Что делать, — вздыхает Серж. — Таково служение наше.
— А то у нас пересидите, — предлагает сержант. — Хоть обсохнете.
— Рады бы. Дело спешное… — Серж глядит на небо: — Вроде стихает…
Мы надвигаем поглубже капюшоны и, хлюпая грязью, идем прочь от столицы.
— Плохо, — замечает Серж, когда отходим отворот. — Запомнят они нас. Жди погони, Анже.
— Что же делать?
— Сворачивать с дороги, вот что. Хотя бы две-три деревни стороной обойти.
— Понимаю, — киваю я. — Чтобы решили, что мы нарочно с других ворот вышли… По другой дороге чтоб искали?
— Ну да.
Дождавшись, пока дорога вильнет, мы сворачиваем в лес. Дождь все идет, с деревьев сыплются крупные капли, и от высокой травы ноги промокают до колен.
— За мной держись, — командует Серж. — А то еще напорешься на корягу какую. Нет, повезло нам с дождем. Кто сейчас в лес пойдет?
И правда, две деревни мы обходим, не встретив ни души. Идти по лесу без тропы оказывается не так трудно, как я ожидал; пожалуй, по хорошей погоде я наслаждался бы такой прогулкой. Ближе к обеду Серж выуживает из мешка хлеб с сыром, говорит:
— Останавливаться не будем. Время…
Мы перекусываем на ходу и, не останавливаясь, запиваем слабеньким вином из Сержевой фляги. Перебираемся через ручей, обходим стороной заводь — там, несмотря на дождь, пасутся гуси; Серж все поглядывает на меня, наконец, спрашивает:
— Устал?
— Терпимо, — вздыхаю я.
Поздним вечером мы выбираемся к деревушке. Заходим на постоялый двор, подсаживаемся к огню. Вскоре к нам подходит хозяин.
— Далеко до Корварены? — спрашивает Серж.
— Коль пешком, так день, пожалуй… — Хозяин чешет ухо. — Кабы распогодилось. Эк зарядил… Вы, гляжу, вовсе вымокли.
— Комната найдется?
— Есть, как не быть, светлые отцы. Для таких-то гостей… Повечерять здесь изволите, аль в комнату подать?
— В комнату, пожалуй, — просит Серж. — И вот что… Понимаю, сын мой, что хлопотно, однако не найдешь ли чего сухого нам переодеть? Веришь ли, насквозь…
Через час, сухие и сытые, мы валимся на пахнущие свежим сеном матрасы. И я, прежде чем заснуть, снимаю с шеи шнурок с амулетом…
Серж ахает.
— Анже, ты с ума сошел! Свет Господень, да ты соображаешь, что наделал?!
— Представь себе, — огрызаюсь я. Пальцы привычно гладят серебряного волка… Я уже наполовину там. Там, где делает выбор Серега… где решается судьба короны Андрия. — Я сбежал от заговорщиков, которым нужен для успеха их плана. Все остальное по сравнению с этим — ерунда. Серж, не мешай. Я занят.
— Занят он, — бурчит Серж. — Дубина. Лопух. Теперь тебя объявят вором, и кричи о заговоре хоть на каждом перекрестке — кто поверит?!
А то б иначе поверили, мог бы возразить я. Много стоит слово послушника — против отца предстоятеля? Но я уже проваливаюсь… Вьется бурая лента Закатного тракта, срывается с неба редкий снег, играет тонконогий конь под спесивым всадником…
