Глава 11
Теночтитлан. Июнь 1478 г.

За синей гладью озера виднелся огромный город, к которому вела широкая дамба, усыпанная белым песком. Рвались к солнцу огромные ступенчатые пирамиды, увенчанные храмами; утопающие в прекрасных садах дворцы отражались в воде многочисленных каналов, прорезающих город насквозь. Он стоял на большом острове, город Теночтитлан, столица ацтеков, со всех сторон окруженный озером Тескоко, и был настолько великолепен, что просто не поддавался описанию.

Олег Иваныч, в принципе, ожидал увидеть нечто подобное и был поражен уже в самом начале, приняв за столицу небольшой, но очень красивый городок Тепейак, располагавшийся сразу перед дамбой. Мудрено было не принять – уж слишком быстро неприхотливые крестьянские хижины сменились дворцами, украшенными росписью и со всех сторон окруженными цветами. Впрочем, создавалось такое впечатление, что цветы здесь выращивали в каждом дворе, настолько их было много. Олег Иваныч узнал подсолнечник, маргаритки, магнолии, еще какие-то оранжевые цветы, напоминающие гладиолусы. Просто город цветов. Гриша, тоже пораженный, вертел головой во все стороны… И это они еще не въехали в Теночтитлан!

А когда въехали…

Велик город Новгород и Константинополь-Стамбул ничего, но это… Это было словно во сне.

Дамба, длиной в несколько верст и в десяток саженей шириной, в нескольких местах прерывалась подвесными мостами – на случай нападения врагов. С одной стороны дамбы находился акведук, в котором журчала чистейшая вода с гор. По всей ширине дамбы пролегала дорога, по которой нескончаемым потоком шли люди: полуголые крестьяне, купцы в плащах из блестящих перьев, воины в звериных шкурах и стеганых панцирях. Расталкивая толпу, слуги проносили паланкины с важными сановниками, но особой ругани не было – видно, привыкли к порядку или хорошо работала городская стража. Слева от дамбы плыли в город груженные товарами челны-каноэ. Незаметно для глаз дамба переросла в городскую улицу, причем челны слева как плыли, так и плыли. Олег Иваныч аж головой помотал, потом присмотрелся, заметил блеснувшую на солнце воду канала. Таких каналов, запруженных лодками, здесь было множество, похоже, они тянулись через весь город. Аккуратные хижины уступили место двухэтажным каменным зданиям, те вскоре сменились дворцами, широкую, заполненную народом улицу, украшали раскидистые деревья и, конечно, цветы. Фиолетовые колокольчики, нежно-голубые незабудки, малиновый иван-чай… Все крыши этого города были плоскими и каждая (каждая!) представляла собою цветник! Да и сами жители, украшенные разноцветьем перьев, тоже напоминали красивые сказочные цветы.

Не сказать, чтоб на сидевших в носилках новгородцев совсем не обращали внимания, но и толпы любопытных по этому поводу не собирались, зеваки сзади не шли, не заглядывали в лицо, не цокали языками, не улюлюкали. Видно, давно уже ко всему привыкли, что и понятно – город-то был огромен. Да не просто огромен, а невероятно огромен. Одно слово – мегаполис! Навскидку – населения тысяч сто, и это как минимум. В Таллине, к примеру, в это время проживало тысячи три, и он считался крупным торговым центром. А тут…

– Тлателолько! – подойдя к носилкам, обвел вокруг рукою Тускат.

– А я-то думал – Теночтитлан, – усмехнулся Олег Иваныч.

– Нет, ты не совсем меня понял, достопочтенный касик, – тактично возразил масатланец. – Это и есть Теночтитлан – Город Теночков. Просто Тлателолько еще пят лет назад был отдельным городом, а теперь – часть Теночтитлана. Его побежденный правитель покончил с собой, бросившись вниз во-он с той пирамиды, пораженный величием теночков! Та часть города, что по левую руку от нас называется Куэпопан – «место цветения цветов», по правую – Астауалько – «Дом Цапель». Есть еще Теопан – «Место бога» и, на юге, Мойотлан – «Комариное место».

– Ясно, – кивнул Олег Иваныч. – Типа там, Васильевский, Кировский, Петроградка. Там, впереди, что за пирамидки?

– А, впереди… – Тускат вытянул вперед руку со сноровкой опытного гида. – Теокалли, дворцы и храмы. Красиво?

– Пожалуй, – вынужден был признаться Олег Иваныч. Гриша не принимал участия в разговоре, полностью поглощенный увиденным. Адмирал-воевода тоже откровенно глазел по сторонам, довольно мирно беседуя с предателем-масатланцем. Тот, правда, вырвался вперед, к носилкам молодого военачальника Тисока. Догнав, сказал что-то, видно, о впечатлении, которое произвел город на пленников. Тисок обернулся, склонил голову, приложив руку к груди – Олег Иваныч и Гриша ответили тем же самым – руки им развязали перед въездом. Не опасались, что убегут, даже честное слово не взяли. Впрочем, куда тут бежать-то? Поди знай. Да и зачем? Ваню-то еще не встретили.

Улица с тянувшимся параллельно каналом вышла на просторную площадь перед большим храмом. Площадь была полна людей. На что уж многолюден родной новгородский Торг, но и тот, похоже, отдыхал перед столицей ацтеков.

– Рынок, – вернулся к носилкам пленников Тускат. – Как раз сегодня базарный день.

– Что-то не очень-то шумно, – заметил Гриша.

– Мы, народы науйа, вообще не склонны устраивать шум, – горделиво ответил масатланец. – К тому же народ приучили к порядку. Вон, видите, у храма трое людей в разноцветных плащах? Это судьи. Они постоянно здесь. А вот эти… – Тускат кивнул на быстро прошедших мимо вооруженных копьями воинов. – Это тиайкиспан тлайакаке. Как бы вам сказать… те воины, что надзирают здесь за порядком.

– Ясно: народная дружина, – хмыкнул Олег Иваныч. – Видно, не дают они спорщикам спуску! Потому так и спокойно.

Пленники с любопытством оглядывали торговцев и предлагаемые ими товары, разложенные на специальных помостах. Вот модные плащи из зеленоватых переливающихся перьев, набедренные повязки, юбки из волокон агавы и хлопка. Тут же какие-то одеяла, веревки, нитки. Рядом… О, господи! Золото! Ювелирный ряд. Толстые нагрудные цепи в стиле новорусских братков, совсем тоненькие изящные цепочки, ожерелья, украшенные драгоценными камнями, перстни, браслеты, блюда… Глаза разбегаются – чего тут только нет! Даже знаменитый мексиканский тушкан – крашенный в зеленый цвет кролик, услада незабвенной людоедки Эллочки Щукиной. Впрочем, и не только зеленый, кроличий мех тут в самые различные цвета красили, вон хоть как тот, желтый – и не подумаешь, что кролик – настоящий шанхайский барс.

Носилки пронесли дальше. Запахло рыбой – потянулись продуктовые ряды. Рыба, раки, лягушки, кукуруза, какао, перец, фасоль, картофель, лук… А вот, совсем рядом, мальчишка-разносчик продает пирожки. Судя по запаху, кажется, с мясом.

– Эй, парень! – не удержался Гришаня.

Тускат улыбнулся:

– Не стоит облизываться на тамалли – вас скоро накормят обедом.

– Скорей бы. – Григорий нахально сощурился. – А то с утра уже в брюхе бурчит.

– Очень красивый город, – заглядевшись на высокую пирамиду, счел нужным высказать Олег Иваныч. – И цветов сколько вокруг! Не город, а прямо клумба.

Тускат расплылся в улыбке:

– Рад, что вам понравилось. И это вы еще не видели дворца правителя-тлатоани, благородного Ашаякатля.

– Слушай, Тускат, – перегнувшись через край носилок, Олег Иваныч положил масатланцу руку на плечо: – Чем ты тут так гордишься? Ты же из Масатлана.

– Во мне течет кровь теночков. – Тускат горделиво расправил плечи. – Моя мать была родом из Койокана, а это рядом, у южной дамбы.

– Койокан… Койокан, – повторил Олег Иваныч. – Знакомое что-то, кажется, и раньше про него слышал, вот где только?

– Да где ты мог про него слышать, Олег Иваныч? – пожал плечами Гриша. – Разве что в крепости.

– Да нет, не в крепости… где же… А! Вспомнил! Троцкого там убили ледорубом по башке по приказу товарища Сталина! По первому каналу еще передача была, мы на дежурстве смотрели…

– Кого убили, Олег Иваныч? По чьему приказу?

– А? Кого надо, Гриша, того и убили. Ты не вникай, смотри лучше, вон, какие девки классные!

Попавшиеся навстречу девчонки действительно были классные. Молодые, красивые, шумные – куда только дружинники смотрят? Кроме цветастых юбок никакой другой одежды на девчонках не было, если не считать ожерельев. Каждая несла за спиной большую плетеную корзину с поклажей, широкий ремень от корзины плотно охватывал лоб. Увидев носилки, девчонки почтительно посторонились и, любопытствуя, стрельнули глазками на Олега Иваныча и Гришу – оба (светловолосые, светлокожие, светлоглазые) были здесь достаточно необычны.

Гриша улыбнулся им, помахал рукой. Девчонки засмеялись, одна, кажется, даже подмигнула. А может – и нет, может, показалось просто.

Между тем небольшой караван Тисока миновал высоченную пирамиду – на взгляд Олега Иваныча – метров тридцать – подобные же сооружения, только чуть поменьше, располагались напротив, по другую сторону площади.

– Святилище Уицилапочтли, главного бога теночков, – кивнув на пирамиду, благоговейно произнес Тускат.

Адмирал-воевода усмехнулся. Ну вот и встретились. Так вот ты какой, северный олень… Уицилапочтли. Не зря, выходит, твое изображение украшало стены адмиральской каюты «Святой Софии». Видно, в недобрый час привез тебя на новгородскую землю покойный ушкуйник.

– А рядом с ним – храм Тлалока, древнего божества дождя и цветов.

– Тлалок? – переспросил Гриша. – Почти как – Тламак.

– Именно, – кивнул Олег Иваныч. – Я, правда, не подозревал, что Ванькин приятель – ацтек, врать не буду, но все же… Помнишь, как он испугался, увидев изображение Уицилапочтли?

Гриша ничего не ответил. А что тут было отвечать? Проморгали целую шпионскую сеть – вернее, почти вычислили, да поздно! Вот и вляпались теперь по уши. Попробуй, выберись.

– Мы пришли, – прервал его невеселые думы Тускат. – Дворец Ашаякатля, великого тлатоани теночков!

Резиденция правителя ацтеков находилась на противоположной от храмов стороне площади и растянулась версты на три, если не больше. Вышедший к каравану воин в блестящем плаще из перьев – видимо, начальник дворцовой стражи – приветствовал выбравшегося из носилок Тисока. Тот что-то быстро заговорил, время от времени кивая на пленников. Выслушав его, начальник стражи сделал знак воинам, и те вмиг окружили Олега Иваныча и Гришу. Затем оба – Тисок и стражник – поднялись во дворец по высоким ступеням. Задержавшись у самого входа, Тисок оглянулся, жестом подозвав масатланца. Тот низко поклонился и быстро взбежал на крыльцо.

Предоставленные самим себе (и воинам) пленники с любопытством осматривали двор. Прямо перед ними располагался собственно дворец – широкое трехэтажное здание из красноватого камня, выстроенное террасами – каждый последующий этаж занимал меньшую площадь, нежели предыдущий. Все выступы и крыша, естественно, были покрыты цветами, названия которых ни Олег Иваныч, ни Гриша не знали, но определенное эстетическое удовольствие от их созерцания все-таки получали. Слева от дворца, к которому вела усыпанная мелким желтым песком дорожка, находился сад, а чуть дальше, за раскидистыми деревьями, клетки с рычащими зверями.

– Надеюсь, у них нет милого обычая бросать гостей на растерзание тиграм, – покосившись в ту сторону, пошутил Олег Иваныч.

Гриша его не слушал – он не отрываясь смотрел на дворец. Вернее, на процессию, спустившуюся из дворца к дорожке и направляющуюся сейчас к ним. Это были полуобнаженные девушки в узких набедренных повязках, расшитых бисером. Девушек вел Тускат.

– Белый касик и его друг! Великий тлатоани Ашаякатль примет вас вскоре, – подойдя ближе, торжественно провозгласил он. – Пока же – совершите омовение и отдохните с дороги. Девушки проводят вас.

Пленники переглянулись и пошли вслед за девушками. Позади двинулись воины. Оставшийся во дворе масатланец проводил их долгим завистливым взглядом.

Пройдя мимо зверинца, девушки с гостями свернули налево, туда, где среди цветущих растений сверкнула голубизна бассейна.

– Ох, Олег Иваныч, чувствую, влипли мы, – покачал головой Гриша. – Сейчас искупают нас да там же и утопят. – Он подозрительно осмотрел бассейн.

– Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест! – махнул рукой Олег Иваныч и, быстро сбросив одежду, с разбега нырнул в воду. – Давай, Гриша! Хорошо! – вынырнув, засмеялся он.

– Боюсь я, сомневаюсь…

Девушки, окружив Гришу, со смехом принялись стаскивать с него одежду.

– Ой, Олег Иваныч! Напали… Ай, щекотно.

Наконец и освобожденный от одежды Гриша тоже оказался в бассейне.

– Чего девчонок с собой не позвал? – хлопнул его по плечу Олег Иваныч. Гриша призывно махнул рукой. Девушки что-то быстро заговорили, видно, нельзя им было вместе с гостями купаться.

– А водные процедуры здесь, кажется только для ВИП-персон, – перевернувшись на спину, заметил Олег Иваныч.

– Для кого?

– Для особо почитаемых гостей, типа вот нас с тобою.

– Ага, – невесело усмехнулся Гриша. – Особо почитаемых гостей, чай, силком-то в гости не волокут! А девки вообще ничего тут, не страшные, особенно вон та, черноглазая.

– Да все они тут черноглазые.

– Нет, у этой глаза другие, – возразил Гриша. – Не как у остальных, узкие, а словно бы у турчанки. Ишь, как ресницами хлопает. Красивая.

Олег Иваныч посмотрел на девушку, удостоившуюся особой отметки старшего дьяка Гришани. Действительно, красивая. Стройная, длинноногая, живот плоский, грудь… высший класс! На шее – золотое ожерелье дивной работы.

– Повелитель Ашаякатль желает видеть вас!

На краю бассейна неслышно возник Тускат. Прогнал куда-то девчонок, одну, кажется, ущипнул.

– Ну, веди нас, друг Горацио, – одевшись, пошутил Олег Иваныч.

Они снова пошли меж деревьев, меж разноцветных клумб, меж искусственных гротов, журчащих ручейков, дорожек, ажурных беседок, мостиков. В ветвях деревьев негромко пели птицы.

– Да это же просто рай! – восхищенно присвистнул Гришаня.

Великий тлатоани Ашаякатль – высокий, не старый еще мужчина в бирюзовом плаще с рисунком в виде голов чудовищ и золотой пекторалью на груди – принял гостей в низкой просторной зале, по стенам которой были развешаны различные образцы оружия. Деревянные мечи со вставками из острейшего обсидиана, украшенные перламутром палицы, кремневые дротики, обильно покрытые полированным золотом щиты, копьеметалки.

Вдоль стен толпились сановники – также полуголые и босиком, но в великолепных плащах с мозаикой из птичьих перьев, на груди мерцали золотом ожерелья, на руках и ногах сверкали драгоценными камнями браслеты. Вельможи с любопытством смотрели на вошедших пленников.

Сам правитель сидел на широкой скамье в окружении мудрых старцев и еще каких-то людей самого отвратительного вида с нечесаными космами – видимо, жрецов. Тут же вертелся масатланец Тускат – видимо, в роли переводчика.

– Приветствуем тебя, о великий Ашаякатль, царь теночков! – поклонившись, произнес Олег Иваныч. – Жаль, мы в гостях у тебя не по своей воле.

Ашаякатль улыбнулся краем рта. Что-то негромко сказал почтительно склонившемуся перед ним Тускату.

– Во всей вселенной есть только одна воля – воля богов, – перевел слова тлатоани масатланец. – А мы лишь ее исполнители и не более. Раз ты и твой друг здесь – значит, на то была их воля.

– Логично, – кивнул Олег Иваныч и тут же поинтересовался планами ацтекского правителя в отношении Ново-Михайловского посада и вообще новгородцев. Дружить хотят иль воевать?

Тлатоани ответил уклончиво. Снова сослался на богов, на то, что надо сначала посоветоваться с ними, а уж потом решать – война или мир.

Олег Иваныч не отставал: решительно задал несколько вопросов относительно их с Гришей статуса здесь – гости или почетные пленники? – а также поинтересовался, не знает ли великий ацтекский царь о судьбе одного белого отрока из Ново-Михайловского посада.

Прямых ответов от Ашаякатля Олег Иваныч так и не дождался. Владыка ацтеков говорил много, но как-то туманно и непонятно, короче говоря – пудрил мозги. Может, уже давно принял какое-то решение, а может, и в правду решил тщательно обмозговать все вопросы, посоветоваться с облеченными властью товарищами: военачальниками и жрецами.

Какой-то косматый черт в зеленом плаще с изображением человеческих черепов и костей, подойдя к тлатоани, что-то зашептал ему на ухо, то и дело показывая на пленников грязным указательным пальцем с длинным, загнутым книзу ногтем.

– Великий Асотль, скромный служитель Уицилапочтли, говорит, что боги имеют на вас свои виды, – перевел масатланец. – До их решения вы будете жить во дворце под охраной. Такова воля правителя Ашаякатля! И да будет так.

– Не нравится мне этот Асотль, – зашептал Гриша. – Ишь, глаза-то у него так и бегают, да и рожа – так харкнуть и хочется!

Физиономия главного жреца Уицилапочтли действительно не отличалась особой красотой или утонченностью. Низкий скошенный лоб, огромный нос с хищно очерченными ноздрями, выдающийся вперед подбородок, космы нечесаных, дико торчащих волос, смазанных какой-то дурно пахнущей дрянью, по всей видимости – запекшейся человеческой кровью. Он еще о чем-то говорил с правителем и – у Олега Иваныча сложилось именно такое впечатление – словно бы настаивал на чем-то, причем предельно нагло. Лез своим носом чуть ли не в глаза тлатоани. И великий император Ашаякатль молча терпел подобное нахальство! Нет бы крикнуть воинов, да плетей, да выгнать взашей пинками – пускай у храмов милостыню собирает, кровожадец чертов! Не понравился Асотль ни Олегу Иванычу, ни Грише. Тем более не понравился, когда заметили они в свите жреца воронью физиономию фальшивого купца Таштетля.

– Уж этот-то точно знает, где наш Ваня, – выходя из залы в сопровождении воинов, усмехнулся Олег Иваныч. – Похоже, тут только один человек ничего не знает и ничего не решает – сам царь Ашаякатль. Как он тебе, Гриша?

– Хитер больно. – Гришаня пожал плечами. – Увертлив. И, кажется, побаивается волхвов.

– Каких еще волхвов? А, ты имеешь в виду жрецов Уицилапочтли! Да… Видно, правитель тут мало что решает. Вот тебе и император! Да есть ли империя?

Им предоставили две небольших комнаты во дворце – перед входом стояла стража – как узнал позднее Олег Иваныч: элитная гвардия – «воины-орлы» – в плащах из орлиных перьев, в высоких деревянных шлемах в виде большой головы хищной птицы с раскрытым клювом. Другим подобным отрядом – «воинов-ягуаров» – командовал пленивший новгородцев Тисок. Между двумя отрядами имело место соперничество, примерно такое же, как между королевскими мушкетерами и гвардейцами кардинала, описанное в знаменитом романе Дюма.

На следующий день куда-то исчез Тускат. В принципе, его потом и не видно было больше, что и понятно – послали за информацией в Ново-Михайловский посад, поскольку непозволительная это роскошь использовать квалифицированного шпиона в качестве переводчика.

На его место пришел некий Майотлак – приятной наружности молодой человек, довольно опрятный, одетый, по местным меркам, просто щегольски: желтый плащ с вытканными по краям красными рыбьими головами и змеями, отороченный понизу все тем же «мексиканским тушканом» – крашенным в синий цвет кроликом.

– Ах, какой мех! – увидев вошедшего, издевательски воскликнул Олег Иваныч. – Смотри, Гриша, как он играет на солнце! Выкрашенный акварелью кролик – это тебе не какой-нибудь горностай или соболь. Ну, что тебе, любезный?

– Я Майотлак, жрец Тонатиу, – приложив руку к груди, ответил молодой человек по-русски. – Буду вам… заменить… заменять… замещать… Туската.

– А Тускат-то побойчей говорил, – усмехнулся Гришаня.

– Тускат вырос в далеком Масатлане, что рядом с вами, – возразил жрец. – А я… знать… изучать… учить… ваш язык здесь.

– Понятно. – Олег Иваныч поднялся с ложа и подошел ближе к жрецу: – Так как тебя звать, ты говоришь?

– Майотлак.

– Угу… Вот что, Митя. Хорошо бы покушать чего-нибудь, а то со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

– Покушать? – Майотлак улыбнулся. – Я мигом. Распоряжусь!

– Смотри, выпить не забудь, – напутствовал его Олег Иваныч. Дождавшись, когда жрец уйдет, он повернулся к Грише. – Надо его разговорить. Я бражку подливать буду, а ты тоже не молчи, расспрашивай. Глядишь, чего и вызнаем. Где, думаешь, они Ваню прячут?

– Знаешь, Олег Иваныч, честно признаюсь, думаю, что… – Гриша замялся.

– Что убили его давно уже, – продолжил адмирал-воевода. – Может быть. Но – может быть, и не так. Мы наверняка-то не знаем, а значит – будем пока считать, что жив. А если жив – то где?

– В темнице, вестимо.

Олег Иваныч покачал головой:

– Вряд ли. Нас-то они в темницу не упрятали, вряд ли и Ваню. Может, тоже, как мы? Только не у правителя во дворце, а при каком-нибудь храме. Богов-то у них тут, как собак нерезаных.

– А я у них тут собак вообще не видел, – засмеялся Гриша. – Как и лошадей и вообще каких других животин, в хозяйстве полезных. Даже повозок у них нет!

– Зато золота хоть жопой ешь!

– Да уж, золотишка здесь много.

– А собаки у них есть. – Олег Иваныч подошел к выходящему во двор оконцу. – Тускат говорил. Маленькие такие, почти без шерсти. Говорят, вкусны изрядно. Гляди-ка, вон и Митяй наш уже обратно идет, со слугами. Еду тащат.

– Какой Митяй? А, этот… Майотлак. – Гриша усмехнулся. – Как же мы его напоим? А вдруг он непьющий?

– В таком дивном плаще – да непьющий? – усомнился Олег Иваныч. – Тем более, мы тут за казенный счет ночуем, а он, стало быть, при нас. Значит, тоже за счет казны. А за казенный счет, Гриша, как говорится, пьют даже трезвенники и язвенники.

Улыбаясь, в комнату вошел Майотлак в сопровождении четырех слуг, несущих большие серебряные блюда с пищей. Вкусно запахло жаренной на открытом огне дичью, свежеиспеченными маисовыми лепешками-тлашкалли, сваренными на пару пирожками-тамалли. Слуги деловито расставляли на столе блюда, миски и мисочки с вареным картофелем, луком, фасолью и горячей кукурузной кашей с соусом из острейшего красного перца. Ровно посередине стола возвышались два больших серебряных кувшина объемом литров по пять каждый. Из одного точно несло кисловатым запахом бражки-октли, а из горлышка другого курился дымок. С этого-то кувшинца Майотлак и начал.

– Чоколатль! – горделиво похвастался жрец, лично разливая в кубки густой пузырящийся напиток.

Гриша подозрительно понюхал, осторожно поднес кубок ко рту, отхлебнул и тут же выплюнул на пол.

Олег Иваныч тоже скривился, когда попробовал. Ну и гадость! В эпоху всеобщего дефицита был когда-то такой кофейный напиток из цикория, «Утро» назывался, по тридцать восемь копеек. Так вот, это «Утро» по сравнению с чоколатлем – нектар богов!

– Митя, плесни-ка нам лучше бражки! И себе. Чего не наливаешь, нас, что ли, не уважаешь? – Олег Иваныч строго посмотрел на жреца.

– Ну, если только на два кролика, – дал себя уговорить тот.

– На сколько, на сколько? – переспросил Олег Иваныч. Видимо, молодой жрец что-то напутал, ввиду не очень хорошего знания русского.

– Нет, ничего не попутал, – решительно возразил Майотлак. – Октли тоже имеет своего бога – Два-кролик. Он и дает опьянение. «Два кролика» – немножко, «сто кроликов» – изрядно, а уж четыреста – ууу! За это могут и с пирамиды сбрасывать… сбросить… выкинуть. Вообще же, в будний день октли только старикам разрешается. Остальным – только в праздник.

– И часто у вас праздники?

– Через день.

– Однако, – подивился Олег Иваныч и предложил первый тост: за то, чтоб мир стоял и солнце светило. Выпив – а бражка оказалась ничего себе, крепкая! – потянулись закусить. Олег Иваныч кинул в рот полную щепоть чего-то… по виду – икры.

– Умм… Это что у вас за икорка? – прожевав, спросил у Майотлака. – Вкусная.

– Это гм… не икорка. Это такие яйца разных… мух, пчел, комаров. В пруду на воде собирают.

– Спасибо за разъяснение. – Олег Иваныч скривился и побыстрее запил подозрительную еду изрядным количеством октли. Однако следовало приступать к делу:

– А скажи, Митя, много ль у вас храмов с темницами?

– С чем?

– Ну, вот, как нас держат у правителя вашего… Так бы и при храме каком можно?

– Можно, – кивнул жрец. – Много где. И в храме бога солнца Тонатиу – но там пока никого не держат, и рядом – в храме Кецалькоатля, и, конечно, лучше всего при храме богов – теокалли – там вообще много разных пристроек… построек… строений.

– А что это – теокалли? Та большая пирамида, что видна из окна?

– Ну, пирами… да? Не только. – Жрец покачал головой. – Там, на вершине, два почитаемых храма – Тлалока и Уицилапочтли. А рядом – много чего.

– Вот бы нам посмотреть.

– Если позволит правитель.

Олег Иваныч взял бразды разливания браги в свои руки.

– А как ты думаешь, Митя, что с нами-то будет? – выпив, поинтересовался он у жреца.

– Думаю, ничего плохого, – рассмеявшись, успокоил тот. – Наоборот! Скорее всего, вы удостоитесь великой чести, какой мало кто удостаивался из знатных пленников.

– Это какой же?

– Пошли, взглянем… увидим… посмотрим. – Майотлак встал и подошел к дверям, призывно махнув пленникам. Они прошли мимо безмолвной стражи и вышли на террасу, усаженную цветами. Алые, нежно-голубые, фиолетовые цветы чуть колыхались под легким дуновением ветра. Вокруг порхали разноцветные бабочки, не менее красивые, чем цветы. Слева от дворца, отбрасывая на площадь длинную черную тень, возвышалась громада теокалли.

– Не туда смотрите. – Майотлак взял Олега Иваныча под руку. – Вон там, на юге, видите, большой зеленый мыс?

– Ну, допустим.

– Слева – Истапалапан, справа Койокан, между ними – пролив. За ним – озеро Шочимилько. А на мысе, прямо напротив дамбы, гора Ситлальтепетль – Звездная гора.

– Видим, высока изрядно.

– Это самая почитаемая гора. Именно там вас, может быть, принесут в жертву Уицилапочтли. Хотя, может, и в храме.

Олег Иваныч, сглотнув слюну, обернулся:

– Слыхал, Гриша? Это, по-ихнему, и есть великая честь – быть принесенным в жертву какому-то демону! Эх ты, Митька, Митька. Чего ж ваши боги так кровь-то людскую любят, а?

– Нельзя без крови, – серьезно заявил Майотлак. – Видишь – солнце? Что будет, если оно погибнет? Погибнет и жизнь. Погибнет вселенная. Только человеческая кровь питает солнце, и если пищи не будет – оно погибнет, как погибает и человек.

– Однако, философия, – вздохнул Олег Иваныч. – Что-то жарковато тут. Пошли, что ли, выпьем?

В продолжение обеда – три раза посылали за октли – Майотлак, достигнув степени опьянения, примерно определенной Олегом Иванычем как «двести кроликов», принялся рассказывать различные легенды и байки. О том, как изгнанный врагами, странствовал в нищете и безвестности народ мешика. О том, как, выйдя в плодородную долину Мехико, мешика основали город на озере, в том месте, где на кактус уселся орел. Назвали город Теночтитланом, в честь мешикского предводителя Теноча. Было то больше ста лет назад. А совсем недавно, в год старого Тростника, в союзе с соседними Тескоко и Тлакопаном, покорили всю долину Анауак. Так с тех пор и владеют ею эти три города.

Ах, вот что! – мысленно хлопнул себя по лбу Олег Иваныч. Значит, могущественная империя ацтеков вовсе никакая не империя. Обыкновенный локальный город-государство, только очень мощный. Но – всего два союзника: Тескоко и Тлакопан, а остальные, надо полагать, враги. Полученные от пьяного жреца сведения не очень-то соотносились с теми, что Олег Иваныч помнил по книгам или еще со школы, впрочем, и в глазах далеких отоми государство ацтеков выглядело могучей империей. А на самом-то деле, все обстояло далеко не так! И грозный Ашаякатль оказался вовсе не абсолютным властелином-императором, а всего лишь городским главой, одним из многих. Владыки Тескоко и Тлакопана навряд ли ему особо-то подчинялись.

Олег Иваныч мысленно поаплодировал себе: хоть пока не узнали про Ваню, однако все же не зря Майотлака напоили.

А молодой жрец принялся вдруг декламировать стихи-песни. Останавливался, путался, старательно перекладывая на русский, ловил, как умел, рифму. Неплохо, в общем-то, получалось. Сам-то Олег Иваныч никогда бы так не сумел. Даже известный книжник Гриша поглядывал на жреца с уважением. Особенно когда тот стал читать длинную эпическую поэму о Топильцине-Кецалькоатле – древнем вожде тольтеков:

Народ Кецалькоатля, тольтеки,

Был многоопытным средь народов.

Все им давалось легко и просто…

Но Кецалькоатля, живущего с ними,

Маги ложью привлечь пытались

К человеческим жертвам —

Чтобы людей убивал.

Кровожадные маги разгневались за это на Кецалькоатля, злобствуя, разъярились, стали интриговать, насмехаться, грозить. Кецалькоатль вынужден был уйти в изгнание, где и умер.

В год Тростника, в первый год он умер.

Едва лишь пламя костра погасло,

Взвилось Кецалькоатля сердце,

Неба достигло и там осталось.

И, говорят старики, это сердце

Утренней стало звездою!

Прочитав последний куплет, Майотлак тяжело опустился на скамью.

– Кецалькоатль – великий бог, – тихо сказал он. – Бог воздуха, бог письменности и знаний.

– Он был белый и бородатый? – что-то вспомнив, быстро поинтересовался Олег Иваныч.

– Белый и бородатый? – Майотлак пожал плечами. – Конечно же, нет. Его звали Топильцин Се Акатль – и был он из народа тольтеков.

– Все равно хороший человек, этот ваш Кецалькоатль, – вступил в разговор Гриша. – За что его волхвы изгнали-то? За то, что жертвы людские приносить отказался. Так ведь ты говорил?

Жрец кивнул.

– Ну вот, – усмехнулся Гришаня. – А вы теперь этих жертв столько наприносили – Кецалькоатль смотрит сейчас с неба, плюется.

Майотлак ничего не ответил на это. Задумался. Простившись, вышел из покоев, шатаясь. Олег Иваныч встревожился – как бы не сбросили Митяя с пирамиды за пьянку – нет, вроде по двору молодой жрец шел твердо. Вот дошел до ворот, кивнул страже. Вышел. Ну, даст бог, доберется до дома.

К ночи сменилась стража – двое молодых воинов«орлов», не смыкая глаз, охраняли покои пленников. Они стояли двумя безмолвными статуями, неподвижные, словно бы неживые, в накидках из перьев, в шлемах, похожих на голову хищной птицы. Короткие копья в руках, развернутые щиты, у пояса – палицы. Никто не проникнет в покои, но и из покоев никто не выйдет, кроме молодого Майотлака, приставленного к пленникам самим тлатоани. Даже самого Таштетля – верного слугу главного жреца Асотля – и того не пропустили воины. Молча скрестили копья. Олег Иваныч уж спал давно, на шум вышел Гриша и сразу узнал лжекупца Таштетля. Тот что-то грозно шипел воинам, видимо, опасаясь повышать голос. Нечесаный, с золотой пекторалью в виде человеческих черепов, жрец имел весьма устрашающий вид. А пектораль была настолько искусно сделана, что казалась сотканной из мельчайших золотых нитей. Впрочем, не она привлекла внимание Гриши. Плащ жреца! Это был не обычный плащ-тильматли с узором из птичьих перьев, нет, плечи Таштетля украшала накидка из человеческой кожи. Кожа была очень тщательно снята: видны были руки, ноги, пальцы… Гриша вдруг вздрогнул: увидев на запястье содранной кожи татуировку, изображающую пересекающие линии зигзаги. Именно такая татуировка была у Тламака! Так они его…

Таштетль вдруг прислушался к чему-то. Замер на миг… и быстро выбежал из дворца, бросив испепеляющий взгляд на Гришаню. Сверху, с лестницы, ведущей с третьего этажа, донеслись чьи-то легкие шаги. Гриша повернул голову…

Он узнал ее сразу, как только увидел. Та самая девушка с ожерельем и глазами, как у турчанки, что подмигивала ему третьего дня в бассейне. Только теперь на ней было длинное полупрозрачное одеяние из тонкого белого хлопка. Тонкие, обнаженные до плеч руки украшали изящные золотые браслеты.

Девушка подошла к воинам, что-то шепнула. Те переглянулись и, словно по волшебству, отошли в стороны.

– Ид-ти! – с улыбкой произнесла красавица и, взяв Гришу за руку, быстро повела за собой. Гриша не сопротивлялся – ну явно не на жертвенник тащат!

Поднявшись по покрытой толстой тканью лестнице в верхние покои дворца, они оказались в небольшой комнатке, размером примерно с две корабельных каюты. Изящные циновки, сотканные из синих и белых перьев, украшали стены. У дальней стены располагалось широкое ложе, накрытое синим покрывалом. Рядом, на небольшом столике, горел светильник.

– Шошчицаль, – усевшись на край ложа, девушка ткнула себя рукой в грудь. – Я – Шош-чи-цаль.

– А я – Григорий, – прошептал Гриша, сев рядом. – Гри-го-рий.

– Гри-го-рий, – повторила девушка и засмеялась. – Я красив-вая?

– Очень. Знаешь русский?

– Пло-хо. Ху-до. Меня учить Майотлак. Мало. Ты – красив-вый.

Шошчицаль провела руками по светлым волосам юноши:

– Шошчицаль. Гри-го-рий. Гри-го-рий.

Гришаня густо покраснел, впрочем, в дрожащем пламени светильника это не было слишком заметно. Молодой дьяк почему-то хорошо представил себе, что произойдет дальше и даже на миг ощутил чувство стыда перед законной супругой Ульянкой. Но – что ему делать сейчас? Ведь эта красивая девчонка явно не из простых – разве б пропустила стража простую девушку? Значит, она родственница кого-то из высших сановников, может быть, даже самого тлатоани или главного жреца. Немного знает русский. Вполне достаточно, чтобы кое-что у нее расспросить. Значит…

Лукаво взглянув на Гришу, Шошчицаль поднялась и одним движением стянула с себя платье. Упав на пол, звякнуло ожерелье. Погладив себя руками по груди и бедрам, девушка подошла к Грише и, потершись щекой, быстро освободила его от одежды. Впрочем, дьяк и не думал сопротивляться…

Она оказалась большой искусницей в любви, ацтекская красавица с сияющими турецкими глазами. Прижималась к Грише всем своим горячим телом, изгибалась, как лань, сладострастно стонала… И все приговаривала:

– Ес-чо. Ес-чо. Ес-чо…

Она утомилась только под утро, когда на улице стало заметно светлей и вот-вот должно было показаться солнце, лучи которого уже окрасили в золотой цвет верхушку теокалли с храмами Тлалока и Уицилапочтли. Девушка отвела Гришу обратно, улыбнулась, а простившись с молодым дьяком, по очереди обняла каждого из воинов:

– Да хранят вас боги, и пусть в ваших семьях всегда будет много маиса.

– Счастья и тебе, милая Шошчицаль, – искренне пожелал ей молодой стражник.

Звякнув браслетами, хрупкая фигурка девушки исчезла в желтом свете утреннего тумана.

– Кто такая эта Шошчицаль? – спросил Гриша на следующий день Майотлака.

– Молодая вдова. Племянница тлатоани, – пояснил тот и почему-то грустно вздохнул.

Следующей ночью девушка пришла снова. И на следующую ночь, и потом…

– Шошчицаль нашла Ваню, – вернувшись как-то под утро, разбудил Олега Иваныча возбужденный Григорий.

– Кто? – спросонья не понял тот. Потом сообразил: – Кого нашла? Ваню?! Ну, Гриша, не зря ты… И где же он?

– Его держат взаперти жрецы храма Уицилапочтли. Вот план.

Гриша вытащил из-за пазухи кусок плотной бумаги, больше напоминающий твердую ткань. На нем аккуратными синими и красными линиями был вычерчен подробный план дворца и храма. С лестницами, оградами, помещениями и потайными ходами. Отдельно было помечено место содержания Вани. И – красными стрелочками – показан путь бегства.

– Молодец, Гриша! – сказал Олег Иваныч, в мельчайших подробностях представив себе племянницу тлатоани красавицу Шошчицаль, высунув язык, усердно вырисовывающую чертеж.

– Нам бы еще план города.

– Нарисует, – кивнул Гриша. Адмирал-воевода только присвистнул. Надо же.

Он был какой-то грустный сегодня, молодой новгородский дьяк. Впрочем, не только сегодня, а с тех пор, как начались его ночные похождения. Вот и теперь. Не ложась спать, заходил кругами по комнате. Сел рядом с воеводой.

– Ты знаешь, Олег Иваныч, как я люблю Ульянку, – тихо прошептал дьяк. – И дите у нас с ней скоро будет. Люблю.

– Ну, так в чем же дело?

– Шошчицаль. Она очень, очень хорошая… не говори ничего, Олег Иваныч! И очень несчастлива. Стать вдовой в четырнадцать лет! А через год – овдоветь вторично. Чуешь, какая слава? Дядя, правитель Ашаякатль, ее, конечно, любит. Но не настолько, чтобы ссориться из-за нее со жрецами. А те имеют на Шошчицаль свои виды. Мол, угодна будет богам.

– В жертву хотят принести, сволочи!

– Так, – Гришаня кивнул. – И наш знакомый воевода Тисок тоже к ней метит. Трех жен уже на тот свет спровадил – все мало. Боится его Шошчицаль. Был бы хороший человек – вышла б, не раздумывая, а так… Говорит: что к Тисоку, что с башни головой вниз. К тому ж Тисок – предводитель воинов-«ягуаров», а из ее рода братья – воины-«орлы». В общем, жалко девку. Красивая, добрая, иногда так засмеется – ровно колокольчики зазвенят.

– Эх, Гриша, Гриша, – вздохнул Олег Иваныч. – Ты в нее влюбился, что ли?

– Не знаю, – еле слышно отозвался молодой дьяк.

В окно пахнуло золотым жаром – над грозной столицей теночков вставало солнце.