Глава 8
Магриб. Январь – март 1473 г.

Светило солнце – ласково, не по-зимнему нежно. Ветер играл барашками волн, бьющихся о черные камни. Низкий берег был пуст, лишь сохли растянутые на кольях длинные рыбацкие сети, да кое-где шевелили поникшими кронами пальмы. Корабли – от осанистого «Тимпана» до самой последней фелюки – выглядели настолько уныло, насколько могут выглядеть суда, давно лишенные моря. Обвисший такелаж, выцветшие знамена, покосившиеся от штормов мачты. На палубах пусто. Лишь пробредет изредка пара вахтенных, да вознесется иногда к небу хилый дымок камбуза.

Свободные от вахты моряки ошивались в Тунисе. Кто в вертепах, кто в гостях, а кто и в лоне семьи…

Многие пираты, скопив деньжат, переставали разбойничать: заводили дом, гарем и детей, становясь почтенными негоциантами или ремесленниками. Только нет-нет да и вспоминали прежнее ремесло, особенно когда становилось туго с деньгами. Тогда снимали со стены саблю, прощались с женами и детьми и шли к первому попавшемуся раису – наниматься матросом на любое уходящее в разбойничий рейд судно.

Кто-то таким образом поправлял свои пошатнувшиеся финансовые дела, а кто-то лишался жизни. Рисковали все. Капитаны, пушкари, матросы. Даже организаторы – раисы. Те, правда, деньгами. Но не маленькими деньгами, а целым капиталом. Сколотить хорошую экспедицию дорого стоило! Во-первых, ремонт. Во-вторых, провизия. В-третьих, предварительная разведка. В-четвертых, подкуп должностных лиц. В-пятых… В общем, много на что нужны деньги.

Но после удачного рейда все расходы окупались сторицей. Да еще немалый доход приносили выкупные братства. Особенно «новому магрибскому» мулле Новрузу-хаджи.

У него-то и гостил третий день Олексаха, надеясь узнать хоть что-нибудь о судьбе разыскиваемых им людей – об Олеге Иваныче и Грише.

Об Олеге Иваныче – Ялныз Эфе – мулла еще мог что-то сказать. А вот относительно Гриши был абсолютно не в курсе. С того самого несчастливого плавания в Морею не видал больше ни Олега Иваныча, ни своего старого друга Шафиха-эфенди. Видно, сгинули оба.

С утра Новруз-хаджи отправился во дворец эмира Османа, правителя Туниса, пригревавшего пиратов за двадцать пять процентов добычи с каждой ходки. Если кто и знает хоть что-нибудь о судьбе участников последней экспедиции покойного Селим-бея, так это Осман и близкие к нему люди. В том числе и новый предводитель пиратов Джафар аль-Мулук.

Вон он прохаживается по ковру в приемной эмира: молодой, красивый, в желто-голубом кафтане и белоснежной накидке-джеббе. На запястьях – изящные золотые браслеты, на пальцах – перстней штук десять, все с крупными самоцветами, стоимостью… пожалуй, на снаряжение галеры хватит.

Новруз-хаджи подошел ближе, подхватил Джафара под руку, поинтересовался новостями. Немного поговорив ни о чем, перешел к делу.

Джафар насторожился. Ялныз Эфе? Да, знал такого. Тот поначалу на «Йылдырыме» ходил, а затем на «Тимбан» перебрался, к начальству поближе. Нет, никакого молодого человека с Ялнызом Эфе не было… Впрочем, нет. Был один. Поляк, кажется. Оба они погибли во время несчастливого рейда в Морею. А ведь он, Джафар аль-Мулук, предупреждал Селим-бея, да тот ведь его не слушал, алчен был, кидался во всякие авантюры, несмотря на возраст. Ну, теперь уж все иначе будет. Намного продуманнее, выгоднее, изящнее. Кстати, не хочет ли досточтимый мулла Новруз принять долевое участие в финансировании весеннего рейда? Кто еще будет? Ну, бей Осман – точно. Об остальных пока говорить рано. Условия? А вот милости просим уважаемого муллу в гости, там и обговорим все условия. Спокойно, без спешки.

В общем, новый пиратский вожак Новрузу понравился. Хоть и молод, да слов на ветер не бросает, говорит все по делу. И предложение его – весьма кстати. Пока только бей Осман в доле. Тем и лучше. Тут, главное, не напороть горячку. Вложить-то можно пока сколько угодно. И даже довольно много. А ведь всем известно – как вложишь, так и получишь. Вложишь много, получишь… можешь и вообще ничего не получить, в случае неудачи. Потому все здесь очень важно, любая мелочь: сколько кораблей, какого типа, кто капитаны, есть ли лоцман и верные люди на берегу. Все это крайне нужно вызнать прежде, чем идти договариваться с Джафаром. Потому с визитом особо торопиться не надо, но и затягивать тоже не годится. Джафар ведь может и кому другому предложить.

– О, уважаемый Джафар, если твое благословенное Аллахом долготерпение выдержит мои скромные, но весьма неотложные дела, то, конечно же, я навещу твой дом, да хранит Аллах его хозяина, не далее как через три дня и почту за великую милость просить тебя, о почтеннейший, принять от меня по приходу очень скромный подарок, годный лишь на то, чтобы иногда напоминать тебе о моей дружбе и восхищении!

– Жду тебя в любое время, достопочтенный Новруз-хаджи. Хотя, поистине, ворота моего гостеприимства вряд ли могут сравниться с потоком твоего красноречия.

Простившись с Джафаром, Новруз-хаджи с достоинством вышел во двор. Сел с помощью слуги на белого коня. Так же неторопливо отъехал. А завернув за угол, хлестнул коня плеткой и во весь опор помчался в гавань. Следовало спешить! Как бы конкуренты не прознали про выгодное предложение Джафара. Поистине, этот Джафар аль-Мулук мудр не по годам, дела с ним делать можно, хоть и, поговаривают, любит мальчиков. Ну так ведь это один Аллах без недостатков.

Погруженный в собственные заботы, не вспоминал больше Новруз-хаджи об Олеге Иваныче, известном в Магрибе под именем Ялныза Эфе. А чего о нем вспоминать-то? Сказал ведь ясно Джафар, что погиб тот во время плавания в Морею. Неудачным рейд оказался, многие хорошие люди погибли, не только Ялныз Эфе.

Так и сообщил он вечером гостю, новгородскому раису Искандеру, что приехал с выкупом за Ялныза Эфе. Погоревал за компанию, молча, почмокал губами. Потом осведомился, не нуждается ли Искандер в охране на обратном пути.

Искандер заявил, что в охране не нуждается, проявив тем самым, по мнению муллы, явную глупость. До чужих-то деньжат много охотников есть! Так что лучше бы с охраной. Посадили б на попутный корабль, высадили б в Сицилии или в Сеуте. Ну, а дальше – его заботы.

Поблагодарив за гостеприимство, Олексаха лишь попросил доставить его в порт. Мулла кивнул: а как же! Предоставил верблюда с погонщиком.

Уже по пути Олексаха запоздало подумал, что зря он еще не попросил гостеприимного раиса-муллу свести его с кем-нибудь из капитанов. Найди-ка теперь в гавани попутное судно, коли, пожалуй, все кормчие в Тунисе по вертепам шляются. Однако и черт с ними. Рассудив, что с имеющимися деньгами он вполне может нанять до Сицилии небольшое судно, Олексаха приободрился.

Хотя чего бодриться-то?.. Олег Иваныч-то погиб, оказывается! Пал смертью храбрых. Жаль… Зря, выходит, ездил Олексаха!

Эх, Олег Иваныч, Олег Иваныч! Хороший был мужик. И друг – каких мало. Да будет тебе земля пухом… Вернее, вода.

Но может, и не погиб Олег? Может, в плен захватили венецианцы? Такое случалось. Тем более что, по словам того же муллы Новруза, мертвое тело Ялныза Эфе никто не видел. Так, может, и вправду – в плену? Или – в Морее? Может, встретил-таки Гришаню? И вместе теперь сушей домой пробираются?

Нет, не хотел Олексаха вот так запросто поверить в гибель Олега, не хотел! Все лазейки выискивал. А даже и не лазейки – возможности. Мог ведь и не погибнуть Олег Иваныч в Морее, вполне мог в плен попасть или бежать.

А значит, нечего падать духом! Искать надо! Начать с Мореи. Туда, кажется, Гришаню продали… Теперь бы кораблишко какой…

Еще издали, к радости своей, увидел Олексаха болтающееся на якоре судно старого знакомца Гасана, с которым и прибыл сюда.

Гасан тоже обрадовался, зацокал языком. По плечу Олексаху похлопал.

– В Морею? Нет. Извини, Искандер-ага. Рад бы, да не могу. Завтра в Алжир, потом в Оран. Затем к неверным, в Сеуту. Сам пойми, у меня товар. В Сеуте ждут. Раз не привезу, два – кто с Гасаном дела иметь будет? Да ты не переживай, найду я тебе корабль в Морею. Видишь, во-он там, у мыса, фелюка? Да-да. С двумя мачтами. Хозяина зовут Юсеф Геленди, запомнил?

Выйдя из дворца эмира, Джафар аль-Мулук отправился прямо к себе. Его трехэтажный домик, с конюшней и апельсиновым садом, находился в двух кварталах от дворца, недалеко от развратного заведения матушки Шехбийе. Бросив поводья коня слугам, Джафар прошел в покои, переоделся. С чашей холодного шербета уселся на помосте во внутреннем дворике, рядом с прудом, обсаженным разноцветным кустарником.

И за прудом, и за кустарником, и за садом ухаживал старый мавр Шахрияр – беженец из Кордовы. Он понимал толк в садоводстве, архитектуре, искусстве, этот беглый испанский мавр.

Видно, Аллах отнял у гяуров разум, коль от них убегают такие мастера своего дела, как Шахрияр. Ну, то на пользу Магрибу! Вон как расцвели Тунис, Алжир, Оран и прочие магрибские города. Не сады теперь в них – райские кущи. А дворцы, а башни, а крепостные стены?! Это же просто невозможно представить. Каменная феерия из базальта, мрамора, туфа. Каждый год правители Магриба что-то строили, перестраивали, чинили – было кому. А ведь еще лет десять назад на беженцев смотрели косо. Мол, конкуренты. Теперь-то поняли, что к чему. Те из испанских мавров, кто не имел знатного ремесла, нанимались лоцманами на время рейдов. Ведь все они более чем хорошо знали побережье Испании, устья Гвадалквивира, Дуэро, Тахо…

Джафар с удовольствием бросил взгляд на не так давно надстроенный третьим этажом дом. Легкие крытые галереи. Лестницы. Украшенный золочеными арабесками фронтон крыши. А узорчатый переход в гарем изяществом, пожалуй, не уступит и эмирскому! Имелся у Джафара и гарем, как и полагается, однако не очень-то баловал он своим вниманием многочисленных жен.

Джафар улегся на мягкое ложе перед бассейном, задумался. Не о женах любимых думал, не о страстных наложницах. А о красивом желтоглазом мальчике, что присылала как-то одноглазая старуха Хаспа. Хороший был мальчик. Хотя почему «был»? А не послать ли к Хаспе Касыма? Этот старый шайтан после смерти хозяина постоянно ошивался здесь, в доме Джафара…

Эй, раб, покличь Касыма, да побыстрее!.. Нет нигде? То есть как это «нет»? А где же он, интересно знать? Хм… Ну тогда, раб, покличь Маруфа. Он-то, по крайней мере, тут? И его нет?! Ва, Алла! Никого нет! Все покинули Джафара… Давно ушел? Ну, это Касым давно, а Маруф? И Маруф давно? И куда ж этот ифрит подевался? Отдать его, что ли, обратно в гребцы?.. Стрелять из духовой трубки толком не умеет, разговаривать на языке правоверных тоже не научился – туп, как башмак. И что с таким делать? Правда, верен, словно пес – и то дело… Что-о? К старухе Хаспе отправился? Кто, Касым? Ах, Маруф. Ну, пойдите тогда… Впрочем, нет. Ближе к ночи сам съезжу.

Джафар переключил мозги на более прагматические думы. Например, о мулле Новрузе. Как вовремя он предложил тому профинансировать весеннюю экспедицию! Убил двух зайцев! И деньги, несомненно, получит – Новруз жадностью не страдает. Впрочем, излишней щедростью – тоже. А Джафар уважение оказал – муллу первого пригласил. Разумеется, после бея Османа, хотя мог бы и кого другого. Мог бы… Если б не знал, каким авторитетом пользуется слово Новруза на невольничьих рынках Магриба. И не только на невольничьих рынках – и в выкупных братствах. А это дело перспективное. Потому муллу надо приветить. Дать возможность не просто вложить деньги – окупить вложения сторицей. Да не один раз – второй, третий. А уж тогда… Тогда можно подумать о судьбе эмира Османа. Слишком уж стар Осман, давно на свете зажился.

Быстро темнело. Высыпали на небо звезды. Луна повисла прямо над домом. Казалось, ее можно запросто достать с крыши, как хотелось Джафару когда-то в детстве.

Накинув черный плащ с капюшоном, Джафар легко вскочил на коня, кликнул слуг…

Объехав злачный район, он уже через полчаса стучал рукояткой плети в окованные ржавым железом ворота.

Открыл ворота слуга – худощавый зиндж с толстыми, как подошва, губами.

– Веди к хозяйке!..

– Вах, какой гость! – всплеснула руками Хаспа, засуетилась, провожая в отдельный, занавешенный коврами угол – для почетных гостей. – Твой человек в полном здравии, о почтеннейший! – предварила вопрос. – Дня два – и полетит, словно птица!..

– Да по мне, пусть хоть как курица, – оборвал Джафар. – Касым не появлялся?

– Что ему тут делать? Получить палкой по хребту за все свои подлости?

– Ах да! Вы же в ссоре! – вспомнил Джафар. – Ладно, шайтан с ним и четыре ифрита. Вот что, старуха. Был у тебя тут мальчишка. Ну такой, желтоглазый…

– А, ты про Марко? Он один у нас желтоглазый. Да еще сестрица его, Флавия.

– Давай-ка пришли парня мне. Что стоишь?

– Не знаю, как и сказать, почтеннейший… Сбег он, паразит, третьего дня, вместе с сестрицей, чтоб их шайтан забрал! Да, еще! Твоего человека, Маруфа, они же и пристукнули по башке каменюкой.

– Что, один мальчик и одна девица справились с Маруфом?

Хаспа лишь пожала плечами и посоветовала справиться у самого Маруфа. Что гость, подумав, и сделал.

…Маруф абд-Джафар, с головой, густо обвязанной окровавленными тряпками, хозяина узнал, но на вопросы отвечал невнятно:

– Падлы! Курвины дети! Псы смердящие! Убью сволоту!

Больше ничего добиться от Маруфа не удалось, поскольку весь курс лечения, заботливо предоставленный ему одноглазой Хаспой, заключался в изрядных дозах гашиша, и посейчас еще дымившегося в курильнице.

Плюнув, Джафар покинул заведение Хаспы. Вскочив на коня, поехал домой, на ходу бросив пару слов слугам.

Те разъехались в разные стороны. Один – в гавань, другой – к восточным воротам, третий – к западным. Ну а остальные – в караван-сарай, где обычно останавливались члены выкупных братств.

В порту были подняты люди Джафара. В городе были подняты люди Джафара. Даже в пустыне были подняты люди Джафара. Никуда не уйдут желтоглазые – да и куда им тут деться?

Да… Если б не особые пристрастия Джафара, не было б никаких поисков и никакой погони – не нужны беглецы никому даром. А так…

Да, неподходящую компанию выбрал Олег Иваныч для побега, неподходящую. А и разве выбирал? Он и бежать не хотел, на фиг это ему надо было. Вот пришлось…

Они переждали ночь в зарослях, в виду городских стен. Не зная местности, куда сунешься ночью? Да и днем чревато. Особенно в таком виде. Ладно – Олег Иваныч с Гришей, в полосатых желто-зеленых кафтанах, как два арбуза на бахче. Подпоясаны, правда, веревкой, но вид имеют солидный. А вот эти два оборванца – брат с сестрицей…. Без жалости и не взглянешь.

У Курского вокзала стою я молодой,

Подайте, Христа ради, червонец золотой!

Может, в гавань их попрошайничать отправить? Так ведь не подадут местные! Или сами портовые нищие прибьют конкурентов. Придушат, не говоря худого слова, кинут в море – плавайте, желтоглазые.

Н-да-а… Надо что-то делать. Впрочем, Олег Иваныч не очень-то кого и опасался, не знал про происки Джафара. А потому и не таились они. Как рассвело, так прямо и пошли в гавань. Кому их ловить-то? Одноглазой Хаспе? Ну, та может, конечно, слуг послать. Так ведь нарвутся, слуги-то! Зря, что ли, Олег Иваныч по пути увесистую палку подобрал – а ну, сунься кто! Получишь по рогам – рад не будешь. Кроме Хаспы да Касыма, опасаться некого, да и тех в расчет особо можно не брать.

Оставалась одна проблема – выбраться из Магриба. Ребята говорят, они итальянцы, из Калабрии, области на юге, напротив Сицилии. Близко, рукой подать. Сейчас в гавани наймем кораблик…

Ага, наймем! Олег Иваныч хлопнул себя по лбу – хорошо, не палкой. А на какие, собственно, шиши нанимать-то?

– Гриша, у тебя деньги есть?

Гришаня даже и не ответил.

– А у тебя, Марко?.. Можешь не отвечать… Что ты там мычишь, Флавия? Больно? Потерпи, горе мое. В гавани придумаем что-нибудь. Скажи спасибо, что этот негодяй Матоня… тьфу, Маруф… кожу с тебя не снял своей плеткой. Вот пес! Жаль, мало ему попало. И я-то, старый дурак, забыл про него, а стоило бы немного помешкать, прибить змею подколодную. Да ладно, чего уж теперь… Флавия, не холодно?

– Спасибо, добрый господин, твой плащ очень удобен. Вот только ноги…

– А! Ты ж босиком. Ну, наша обувка тебе великовата будет. Терпи уж, не так и много осталось.

Где бы разжиться деньжатами, где? Можно попытаться занять на галерах. Если встретится кто знакомый. И если у того знакомого будут деньги…

Да-а, задачка. Или из одежонки что продать? А самим ходить голыми, как недавно Флавия? Красивая девчонка. Кожа бронзовая, грудь твердая, а ноги, а животик… Ух!

Где бы денег раздобыть? Деньги. Деньги, деньги, деньги. Динары, акче, пиастры. А также гульдены.

Ладно, придем в гавань, там видно будет.

По пути остановились отдохнуть. Забрались на скалу в поисках птичьих яиц. Жрать хотелось со страшной силой.

В одном из гнезд, словно по заказу, обнаружилось целых четыре яйца. Крупные, коричневые в мелкую черную крапинку.

Марко, не долго думая, разбил одно и тут же с жадностью выпил. Олег Иваныч осторожненько отколупнул скорлупу. Поморщившись, втянул в себя холодную жижу. Гадость редкостная! Но, в общем, не до тошноты.

Пока они таким образом подкреплялись, внизу, на дороге, показался одинокий всадник. Не то чтобы несся во весь опор, но и не ехал шагом. Так, поспешал не спеша. Олег Иваныч помахал ему с кручи. Чуть замедлив ход, всадник кивнул в ответ и, хлестнув коня, поскакал дальше.

Олег Иваныч оглянулся – и не увидел рядом с собой ни Флавию, ни Марко.

– Вы где, ребята?

– Здесь, в расщелине.

– И какого черта вы туда забрались?

– Всадник! Это человек Джафара аль-Мулука.

– И что с того? Тут скоро каждый второй будет человеком Джафара аль-Мулука.

– Но ведь Маруф – тоже его человек! – дрогнула ресницами Флавия.

– Они думают, что их ищут за убийство Маруфа, – произнес до того молчавший Гришаня. – Насколько я наслышан про Джафара, он не из тех, кто прощает убийства своих верных слуг.

Да, эту возможность Олег Иваныч как-то не учел. А надо бы. Как бы действовал он сам, если б захотел поймать малолетних преступников? Разослал бы ориентировки агентам – в гавани, в людных местах, в караван-сараях. Если не хватает агентов, послал бы своих людей. Причем сначала хорошо подумал бы, куда могут направляться бежавшие. В ту же гавань, ясное дело. Или в какой-нибудь караван-сарай. Нет, пожалуй, в караван-сарае им делать нечего. Значит, гавань! В пустыню ведь не пойдут! А в гавань из города только одна дорога – вот эта…

Эх, сходить бы на разведку, да с языками проблема. Что толку шататься по берегу – спросить все равно нет возможности. Латынь здесь мало кто знает, тем более немецкий или русский. Блин, как же узнать, есть в порту засада или нет? Гришу послать? Он такой же «знаток» арабского. Ребят – нельзя. Если и в самом деле посланец Джафара приезжал по их душу, срисуют враз. Или не рисковать зря? Переждать, пока все уляжется, потом пробраться в гавань… Неплохо, конечно, только где пережидать?

– Ребята, вы знаете пустыню? – просто так, ни на что особо не надеясь, поинтересовался Олег Иваныч.

Оказалось, знают. Флавия, во всяком случае. Погонщики верблюдов и прочие караванщики – постоянные клиенты борделя старухи Хаспы. А эти самые караванщики не все время… гм… занимались любовью, ежели в данной ситуации уместно употребить это слово. Даже меньше занимались, а больше трепались с красивой девчонкой на разные темы. За жизнь, в общем. Про селения свои рассказывали, про караван, про пустыню. Про разные города и селения.

Да ты просто кладезь знаний, девочка! Ну-ка, давай подробненько. Где какой город, да сколько до него идти, да есть ли по пути оазисы?

Память Флавии оказалась выше всяких похвал. Всех подробностей она, может, и не знала, зато прекрасно помнила, что если идти караванной тропой на юг, то дней через пять пути там окажется портовый город Махдия. А если отправиться из Туниса на северо-запад, через пару дней выйдешь к Бизерте на самом берегу моря. Правда, там идти через пески. Но немного. Вообще же все побережье Магриба довольно плотно заселено, исключая разве что Триполи. По пути попадутся оазисы, и не один. Так что смерть от жажды им не грозит. Разве что от голода…

В ранний утренний час, когда солнце только что встало и еще не напиталось жаром, который тут чувствовался даже зимой, в Тунисской гавани появилась длинная белобрысая фигура. Смешно коверкая слова, белобрысый интересовался кораблем Юсефа Геленди.

– Юсеф Геленди? – переспросил здоровенный рыбак, больше похожий на пирата. – Во-он там его фелюка. Не знаю, правда, пойдет ли он в Морею. Впрочем, за хорошую плату пойдет хоть к шайтану с ифритами!

Рыбак засмеялся и, показав белобрысому направление, отправился по своим рыбацким, а может, и пиратским делам.

А белобрысый новгородец Олексаха уже кричал у борта фелюки, пытаясь добудиться ее хозяина…

Они повернули на север и, обойдя бухту, свернули влево, на караванную тропу, пропахшую верблюжьей мочой. Это запах позволял не терять направление и ночью. Уныло скрипел под ногами теплый серо-желтый песок.

Заночевали рядом с тропой, средь колючих кустов. Обессиленные, уснули, тесно прижавшись друг к другу. Пели пески – пронзительно жалобно, свистяще, призывно. Говорят, так ветер перебирает мелкие, почти невесомые песчинки. Ни единой души вокруг. Только где-то далеко хохотала гиена. Да сверху, с бархатно-черного неба, смотрели далекие равнодушные звезды.

…Олег Иваныч проснулся от голода – в животе ныло. Остальные, похоже, испытывали те же чувства. По крайней мере, выглядели не очень.

Гришаня попрыгал, пытаясь согреться. Ночью было довольно прохладно. Подпрыгнул… И – вдруг усмотрел!

Дым!

И не один. Множество дымов. И не так далеко – верстах в трех. В той стороне маячила на сером фоне песков какая-то прозелень. Оазис? Оазис! Да, но там и люди…

А, была не была! Пить-то хочется. И есть тоже.

– Флавия, ты петь умеешь? Да? Отлично. А танцевать? Впрочем, что я спрашиваю, чем же ты еще у бабки Хаспы занималась, как не… – Олег Иваныч осекся. – Ну, в общем, и танцами тоже. Короче, команда, слушай сюда. Мы с вами – и ты, Гриша, и я, и вы оба – отныне бродячие артисты. Для которых фургончик в поле чистом – привычный дом. Не знаю, конечно, водятся ли тут такие. Впрочем, тут все водится. Осталось определить амплуа. Марко, ты что умеешь делать? Арабские песни немного знаешь? Замечательно! Мы с Гришей в этом ни в зуб ногой, так что на вас основная нагрузка, хорошие вы мои. А мы уж так, администраторами. Билетики продавать. Кто возьмет билетов пачку, тот получит… Короче, вперед, родные мои, на амбразуры! Веди-и-и, Буденный, нас смелее в бой!

…Вопреки легким опасениям, представление получилось на славу!

Гриша хлопал в ладоши. Марко пел. Флавия танцевала. Олег Иваныч, не имевший ни слуха, ни голоса, выступать не рискнул, а, как и подобает администратору, скромненько притулился рядом. Следил, как в брошенную на землю шапку летели мелкие медные монетки.

Сначала, как они только появились, караванщики встретили их с подозрением – как бы не украли чего, случаи бывали. Хотели даже побить камнями, да Флавия что-то крикнула начальнику каравана – худому смуглолицему старику в сером запыленном халате, подпоясанном золоченым поясом. Старик недоверчиво усмехнулся, посмотрел на «артистов», склонив голову набок. Подумал и махнул рукой. Давайте, мол, показывайте свое искусство, да только побыстрее – в путь собираться надо. Если понравятся ваши танцы, с собой возьмем до Бизерты – вечером, на ночлеге, будете развлекать.

Флавия взяла за руку брата, что-то быстро заговорила по-итальянски.

Марко кивнул и поежился. Боязно выступать-то – публика простая, могут и камнями побить! Но куда деваться! Хлопнул в ладоши, запел. Голосок слабый, но приятный. И пел что-то смешное – обступившие «актеров» караванщики смеялись и прищелкивали пальцами. Даже на суровом лице караван-баши промелькнула улыбка.

Флавия танцевала, подвязав веревкой ветхое рубище. Нижнюю часть лица закрывала повязка, оторванная от подола Гришиного кафтана. Покачивалась, словно молодая газель. Затем замирала, будто целилась из лука. Потом, высоко подпрыгивая, забегала по кругу. Караванщики восхищенно цокали языками, особенно один, косоглазый. Он как-то сразу не понравился Олегу Иванычу.

– Э, шайтановы дети! – взглянув на праздных караванщиков, опомнился караван-баши. – Что встали? А ну быстрей собираться! А вы, артисты, так и быть, поедете с нами. Но – только до Бизерты. Весу в вас немного… гм… кроме хозяина вашего, ну, шайтан с ним. Поедете на верблюдицах Нусрата, погонщика. Вон тот, косоглазый. Ему скажете – Хаким-бей приказал.

– Да благословит тебя Аллах, о почтеннейший, за твою доброту и милость!

Все четверо отправились в конец каравана, к Нусрату-косоглазому. Тот сначала заохал – мол, не выдержат верблюдицы лишнего груза. Но Флавия несколько раз твердо повторила имя Хаким-бея, и Нусрат унялся. Опустив верблюдов на колени, даже помог Флавии забраться в седло. Вид у него при этом был, как у кота, трущегося вокруг крынки со сметаной.

Ладно, учтем!

Поехали как поплыли – покачиваясь. Олег Иваныч сидел меж двух тюков на самой последней верблюдице – существе, как выяснилось, весьма капризном и своенравном. То и дело останавливалась вдруг ни с того ни с сего. И не имевшему опыта обращения с верблюдами Олегу Иванычу приходилось громко подзывать на помощь Нусрата. Тот подходил, конечно, ругаясь. Колотил верблюдицу палкой, уговаривал, кормил чем-то. Верблюдица надменно шевелила губами. Вот бы плюнула в косоглазого! Нет, не плевалась, косилась на палку – видать, погонщик частенько применял ее в качестве основного аргумента. Так и передвигались. Встанут, поругаются, дальше поедут. Некогда и по сторонам смотреть было. Впрочем, чего там смотреть – грязно-желтый песок, камни, редкий коричневато-зеленый кустарник. Ничего интересного. Хорошо хоть на ходу перекусили пресными лепешками, а напились еще раньше, в оазисе. Вода, правда, оказалась теплой и солоноватой на вкус, но и на том спасибо.

К вечеру остановились в очередном оазисе. Протянулись по песку длинные оранжево-черные тени верблюдов.

Несколько пальм, убогие хижины с провалившимися кое-где крышами, приземистое строение караван-сарая, окруженное чахлыми апельсиновыми деревцами, – вот и весь оазис. Прямо скажем, небогато. Однако колодец с водой посреди пустыни – это уже немало.

Напоив верблюдов, караванщики разбивали шатры – ночевать в душном караван-сарае мало кто собирался. А вот воспользоваться очагом да поесть горячей похлебки – другое дело. Тем более ужин обещал быть приятным – зря, что ли, везли с собой бродячих артистов?!

В задней комнате караван-сарая Флавия репетировала с Марко и Гришей песни. Она-то их знала много, но только петь не могла: поющая девушка с открытым лицом – прямая дорога в ад правоверному последователю Магомета. Флавия могла только танцевать, да и то не открывая лица. Потому петь должен был Марко. А он слова плохо знал. Вот учил теперь. Обязанность же Гришани – музыкальное сопровождение. Правда, кроме собственных ладоней, никаких других музыкальных инструментов в наличии не имелось. Да вот Олег Иваныч обнаружил за очагом поломанный бубен. Ремонтировал теперь, испросив у хозяина караван-сарая дратву и шило.

Хозяин, звали его Абу-Факр, оказался весьма колоритной личностью – стройный, подтянутый, мускулистый, с буйной черной бородищей, покрывающей все лицо, почти до самых глаз. Ему бы берет – вылитый Че Гевара! У Олега Иваныча сложилось впечатление, что почтеннейший Абу-Факр промышляет не только предоставлением крова и воды усталым караванщикам. Иначе зачем бы ему столько оружия – вон, вся стена увешана. Алебарда. Две короткие итальянские пики. Небольшой круглый щит, выпуклый, с бахромой. Наконец, сабля – простой, без всяких выкрутасов, эфес, чуть тронутый тонкой серебряной нитью, черные кожаные ножны, не скрывающие изящной формы клинка.

Олег Иваныч подошел к стене. Оглянулся на хозяина: можно ли? Тот кивнул. Осторожно сняв со стены саблю, Олег Иваныч обнажил клинок. Характерный голубоватый блеск клинка – настоящая дамасская сталь!

Абу-Факр хитро улыбнулся:

– Ты не актер, нет. Воин! Так?

– Ну, допустим… – А чего тут таиться? И от кого? От этого «Че Гевары»? Так они друг друга в первый и в последний раз видят.

Абу-Факр довольно кивнул. Забрал у Олега Иваныча бубен, унес куда-то на женскую половину дома. Вернулся, неся в обеих руках пару кожаных нагрудников и две сабли.

– Бубен починят женщины. А мы с тобой – воины. Сразимся?

Спарринг, что ли, предлагает? Что ж, размяться никогда не лишнее. Темновато, правда…

Олег Иваныч проследовал во внутренний дворик за Абу-Факром.

Двор оказался неожиданно хорошо освещен, насколько это возможно при здешних условиях. С десяток светильников, факелы – все это зажгли слуги по приказу хозяина. Не слишком ли много слуг у владельца захудалого караван-сарая? В одном дворике Олег Иваныч насчитал пятерых. Да еще сколько в доме?

Сняв халат, Абу-Факр надел нагрудник. Олег Иваныч последовал его примеру, ощутив вдруг давно забытое радостно-щемящее чувство, чувство предстоящего поединка. Как когда-то в детстве, вернее, в ранней юности, в фехтовальной команде холодильного техникума. Правда, тогда Олег фехтовал на рапирах, потом на шпагах. Пробовал и саблю, но так, интереса ради.

Фехтование на саблях, как и на рапирах, во многом условно. Уколы засчитываются только те, что нанесены в «поражаемую поверхность» – туловище и спина до пояса. Руки, ноги, маска – не учитываются. Кроме этого, существует «право атаки» – нападать сам можешь только тогда, когда закончил свою атаку противник, так что сражаются по очереди, а если оба нападают сразу – уколы не засчитываются, да еще и штрафы можно заработать.

Ну да вряд ли «Че Гевара» будет придерживаться классической фехтовальной тактики. Он ведь понятия о ней не имеет.

Выбрав саблю (с затупленным лезвием), Олег Иваныч встал в фехтовальную стойку: правая нога вперед, левая – под углом, туловище повернуто боком – поражающая поверхность уменьшилась вдвое.

Подобная поза оказалась в новинку для Абу-Факра. Он хмыкнул. Начнем?

Начнем. Олег Иваныч произвел первый выпад, отбитый противником и перешедший в новый скользящий удар с оппозицией.

Абу-Факр отбил и его. Хоть не силен в теории, зато практики явно хватало. Практики, полученной не иначе как в лихих пиратских рейдах. Улучив момент, Абу-Факр сам перешел в атаку, совершив длинный выпад и чуть было не коснувшись острием нагрудника Олега Иваныча. Так называемая атака стрелой.

Сразу же последовал отбив. Затем – ложная атака с финтом. Олег Иваныч якобы вознамерился нанести рубящий удар справа, но в последний момент молниеносно перенес атаку вниз…

А он довольно ловок, этот пустынный «революционный романтик». Среагировал мгновенно. Хотя, конечно, не успел парировать удар, но уклонился. Улыбнулся, крикнул: «Якши!» Сам перешел в атаку. Яростно, страстно. Только мелькало в свете факелов блестящее лезвие, да бегали по стенам стремительные тени.

Олег Иваныч произвел ряд отбивов, уклонился и… Эх, все-таки света явно недостаточно! Получил-таки колющий в грудь! Расслабился, блин, импресарио чертов!

Абу-Факр издал победный клич. С вызовом глянул. Еще, мол?

Ну, еще так еще!

Теперь Олег Иваныч стал осторожнее. Тщательно маскировал атаки. Ни одного прямого удара не наносил, все с подвохом. Загонял соперника, не давал ни на мгновение расслабиться. А когда казалось: вот-вот, вот сейчас будет удачный момент – нарочно сделал удары чуть вялыми. Устал, мол, слегонца, притомился. Ты ждешь этого момента, Абу-Факр, так вот он, пользуйся!

Абу-Факр воспользовался. Сорвался в атаку, обрушив на противника целый каскад ударов. Рубящих, колющих – всяких. Не заметил, как клинок Олега Иваныч змеей коварно скользнул вдоль собственной его сабли. Оба лезвия слились на миг в каком-то почти что сексуальном единстве. И…

Оп! Одним движением Олег Иваныч резко потянул саблю противника вперед и вверх. Словно выпорхнувшая из гнезда птица, клинок Абу-Факра взвился в воздух, казалось, в самое небо. Упав на землю, откатился с жалобным звоном.

Знай наших! Так-то.

Абу-Факр восхищенно хлопнул его по плечу:

– Не опасаясь, назови свое имя, воин! И скажи, что ты делаешь в компании этого старого ишака Хакима?

Олег Иваныч, во-первых, и понял-то всего несколько слов: «имя», «ишак Хаким». А во-вторых, почему б и не сказать имя? Не зваться же «артистом больших и малых академических театров», все равно не поверят.

– Местные называли меня Ялнызом Эфе…

– Ялныз Эфе! Так это ты! Ва, Алла! Вот так встреча!

Абу-Факр восхищенно зацокал языком. Нельзя сказать, чтобы Олегу Иванычу была так уж неприятна подобная слава. Скорее, наоборот. Вот, оказывается, знаменит на всю Нумидию, как здесь называли Тунис и Ливийскую пустыню. Впору автографы раздавать. Интересно только, откуда о нем знают в этой дыре?

– Один мой тунисский знакомый сражался с гяурами на «Тимбане» у берегов Мореи.

Ах, вот оно что. Знакомый. «Тимбан». Морея. Ну, в общем, ясно. Ну, сразились, теперь хорошо бы поесть и, если можно, выпить.

– Вах! – всплеснул руками хозяин. – Да ты и в самом деле страшный богохульник, Ялныз Эфе!

О нет! Имидж богохульника Олегу Иванычу ни к чему. Вдруг этот «Че Гевара» – религиозный экстремист? Ночью отрежет головы всем «артистам», запросто! Надо выкручиваться.

– Фетва! – припомнил он наставления рыжебородого немца Шафиха-эфенди. – Мулла… Э… Мулла Новруз дал мне. Фетва. Их бин больной.

– А, фетва. Понятно. Хотя не очень-то ты похож на больного.

– Так ты вина-то принесешь, или нет у тебя?

«Че Гевара» приказал слуге. Тот поклонился, ушел и вскоре вернулся с большим оловянным кувшином. Налил одному Олегу Иванычу.

– А ты что, не будешь?

– Вах, вах!

– А, да… Ладно. Ну, будь здрав тогда!

А ничего винишко! Похоже на рислинг, даже повкуснее.

…Пока он таким образом развлекался, его приятели развлекали других.

После намаза перед караван-сараем, под пальмами, расселись караванщики во главе со стариком Хакимом. Горели воткнутые в землю факелы.

Первыми перед публикой – а собралось много, человек сорок, караванщики и обитатели оазиса – появились ребята: Гришаня и Марко.

– По всей Нумидии и Берберии, от Ливийской пустыни и до земель черных зинждей, – нараспев начал Марко, – по всему Магрибу, по всей Ифрикии кочуем мы, неся людям радость. Все знают нас, а не знают, так скоро узнают, да пребудет с вами милость Аллаха. Слушайте же грустную песню о пылкой красавице Лейле и влюбленном в нее юноше Меджнуне. Начинай, Гриша.

Гришаня мерно забил в бубен. Покачиваясь в такт ударам, Марко запел о несчастной любви, приведшей к смерти. Слова выучил хорошо – ни разу не сбился.

Никто из слушателей не шелохнулся. Сидели раскрыв рты. Кто-то даже всхлипнул.

В призрачном свете факелов словно бы ниоткуда возникла хрупкая фигурка танцовщицы. На Флавии была лишь набедренная повязка да зеленая полупрозрачная лента, закрывающая нижнюю часть лица. Такая же лента прикрывала грудь. На ногах и руках сверкали дешевые браслеты, издали казавшиеся золотыми. И браслеты, и ленты были подарены женами Абу-Факра. Подняв к небу тонкие руки, Флавия на цыпочках прошлась по кругу, слегка покачивая бедрами. Потом закружилась в танце, все быстрее, быстрее, быстрее. Затем вдруг замерла, упав на колени и низко склонив голову.

Вздох восхищения пронесся среди собравшихся. Вроде бы конец представлению.

В этот момент Флавия резко вскинула голову, подпрыгнула, подтолкнула Гришу. Тот истово заколотил в бубен. А Флавия… Флавия завертелась, подпрыгивая, с бешеной скоростью, забегала по кругу, затем резко остановилась, изогнулась, проведя руками по животу и бедрам, и с томным вздохом упала на землю…

– Вах! Вах!!! – Восхищенные зрители щедрою рукой бросали монеты. Жаль, медные.

…Усталые, они сразу же уснули – Гришаня, Марко и Флавия. Для Флавии натянули на каркас из прутьев верблюжью шкуру – получилось что-то вроде палатки. Тесно, конечно, да ведь ей там не гостей принимать – ночевать можно. Ребята же спали прямо на улице, под пальмой, на постеленной на траву кошме. Такой же кошмой и укрывались.

Олег Иваныч хотел улечься рядом, да возникший из темноты слуга в черном бурнусе тихо шепнул что-то.

Что? Ах, хозяин зовет для важной беседы, Еще бы понять ее, эту беседу, – Абу-Факр вряд ли какие европейские языки знает.

Тем временем в облезлом шатре около спящих верблюдов косоглазый Нусрат сговаривал своего приятеля, – погонщика ишаков Ридвана с плоским, как лепешка, лицом. Не на хорошее дело сговаривал – выкрасть заезжую танцовщицу-пэри да сотворить с ней черное дело, удовлетворить похоть.

Ридван, конечно, соглашался, да только опасался гнева караван-баши и того здорового мужика, что охранял юных музыкантов. Впрочем, на последнего плевать, а вот с начальником каравана Хакимом ссориться не хотелось. О том, что танцовщица страшно понравилась Хакиму, Нусрат догадывался – видел, какими глазами смотрел на нее караван-баши сегодняшним вечером. Это и Ридван видел, уж на что тупой. Потому и опасался. Косоглазый Нусрат уговаривал.

Да, опасаться гнева Хакима, конечно, надо. Но откуда он про нас узнает? Сама девка расскажет? А если не расскажет? Утащим за пальмы, свое дело сделаем да придушим. Тут же и закопаем по-быстрому, хотя… Хотя можно и не закапывать – придушить да бросить. Вон гиены-то как развылись – голодные.

Придушить – это Ридвану очень понравилось. Плоское лицо его аж засветилось от предвкушаемого удовольствия. Ридван сглотнул слюну и выдвинул встречное условие: душить будет он, один и самолично. А дальше уж с трупом пусть Нусрат что хочет, то делает. Хочет – закапывает, хочет – гиенам оставляет. Без разницы.

В общем, сговорились.

– Вон она, там, под шкурой… Да не шуми ты. Тихо. Мешок приготовил?

Флавия даже проснуться не успела. Чьи-то сильные руки заткнули ей рот куском верблюжьей шкуры. Туго связали руки и затолкали в мешок. Она пыталась вырываться, но, получив пару увесистых ударов, затихла. А похитители, крепко держа свою ношу, скрылись в ночи.

Чуть погодя главный караванщик Хаким решил прогуляться. А то что-то не спалось. Может, ночной воздух поможет? Да и… гм… танцовщицу проведать надо. Как там ей ночуется? Зря, что ли, он ей верблюжью шкуру дал, почти целую. За шкуру-то платить полагается. А чем платить? Ясно чем… Правда, с собою Хаким прихватил несколько серебряных монет. Мало ли, девка начнет артачиться. Однако и кроме монет возможности ее урезонить были. У танцовщицы-то, да и у мальчишки-певца, клеймо имеется – треугольник в круге. Клеймо это Хаким сразу же заприметил, еще при первой встрече, уж больно оно знакомо. Еще бы! Был помоложе, захаживал в Тунисе в харчевню одноглазой Хаспы. Именно Хаспа так метила своих невольников. Так что у желтоглазой плясуньи наверняка и кое-какой другой опыт имеется. Вот и проверим. Если что – можно пригрозить выдать ее одноглазой. В бегах ведь оба – и девка, и пацан. «Артисты», понимаешь!

Во власти сладостных мечтаний Хаким подошел к маленькому шатру, что по его приказу и ставили. Споткнулся о камень. Да так, что с ног свалился. Помянув ифритов, встал, отряхнулся и, оглянувшись, нырнул в шатер танцовщицы…

Эх, старый дурень. Тебе бы не по сторонам смотреть, а под ноги. Тогда бы приметил, что не о камень ты зашибся, а о мирно спящего Гришаню, полноправного новгородского гражданина, который и вообще-то спал в последнее время чутко, а уж от такого обращения форменным образом возмутился. Шляются тут всякие по ночам, пинаются!

Гриша приподнялся на локтях. Ага! Вон куда направился неведомый гость – к Флавии в гости. Однако недолго же он там пробыл! Выскочил, заохал, побежал куда-то… Ба! Знакомые все лица! Это ж наш старший караванщик Хаким. Верно говорят – седина в бороду, бес в ребро. Однако что-то быстро свалил. Флавия его выкинула? Или…

Гришаня выскочил из-под кошмы и заглянул к Флавии. Девчонки на месте не было… Ну, она, конечно, девушка взрослая – где хочет, там и спит. Однако предупредить Олега Иваныча следует. Хотя бы и просто так, для порядку.

Гриша направился к воротам караван-сарая. Видал уже сегодня Олега Иваныча в компании хозяина, бородатого мужика. Вроде толковали они о чем-то. Может, и сейчас Олег Иваныч в гостях? Где ему еще быть-то?

Гриша приоткрыл ворота и только просунул голову, как тут же был схвачен за горло и бесцеремонно втянут во двор. После чего ворота аккуратно закрыли.

Понять, что хочет от Олега Иваныча Абу-Факр, оказалось вовсе не сложно. Речь хозяина караван-сарая изобиловала специфически пиратскими словечками и терминами – наполовину арабскими, наполовину тюркскими. Их Олег Иваныч худо-бедно изучил, еще будучи на «Йылдырыме». Новоявленный Че Гевара предложил ему ни больше ни меньше, как принять участие в налете на Бизерту – город на побережье, куда, собственно, и направлялся караван Хакима.

Город предлагалось взять на ножи. Не сейчас, естественно, а ближе к весне. Силы для этого, по словам Абу-Факра, имелись, и немалые. Берберы-кочевники. Да и сам Абу-Факр оказался «дитем пустыни», младшим сыном вождя одного маленького, но гордого кочевого племени. Расписывал прелести пустыни – аж глаза горели, – затем принялся хвастать количеством своих сторонников. Скорее всего, врал. Ну не могло у мелкого берберского вождя быть столько людей. С кем он собирался брать Бизерту, Олег Иваныч так и не понял. Уяснил одно – авантюра полнейшая. Впрочем, могла и закончиться вполне удачно. Примеров, когда горстка решительных безумцев становилась во главе захваченного города, хоть отбавляй. Шансов – пятьдесят на пятьдесят. Может, повезет и Абу-Факру, если горожане Бизерты поддержат. Может быть, повезет. А может, и нет.

Во всяком случае, Олег Иваныч долго задерживаться не собирался – ни здесь, ни в Бизерте. Домой, в Новгород, как-то уж очень хотелось. Загостился здесь, в Ифрикии, спасу нет. А тут предлагают остаться, пост сулят чуть ли не министерский. Надо бы повежливее отказаться, чтобы не обидеть представителя восставших племен. Ишь, рад он, что Ялмыз Эфе будет сражаться с ними. Имя откуда-то узнал, вернее, прозвище.

Откуда-то? Так ведь он вроде хвастал, что человечек у него в Тунисе имеется. Ха! В Тунисе! А почему бы не вспомнить светлый обычай мести? Не по-христиански это, верно, да уж больно человечек там подлый имеется. Которого самолично достать, конечно, можно, да уж больно неохота возиться. Тем более опять же время. А человечек подлейший! Смерть грека Илии – его работа. А Илия был другом Олега Иваныча, одним из немногих друзей. Селим-бея тоже по приказу того человечка пришили отравленной стрелкой. Да и Марко, как выяснилось, большие претензии к тому человечку имеет. Ладно…

– Хочу предупредить тебя, благородный Абу-Факр, – тщательно подбирал слова Олег Иваныч. – В Тунисе у тебя и твоих людей имеется страшный могущественный враг. Скажи-ка, часто ли к тебе приходят вести оттуда?

– Да нет, не очень часто. А что?

– А то, что твой враг давно схватил и казнил верных тебе людей.

– Скажи, как имя этого пса?

– Джафар. Джафар аль-Мулук.

– Ах шайтан и тысяча ифритов! Я лично разорву его на куски.

– Это еще не все. – Вполне к месту припомнился недобитый каменюкой Матоня. – У Джафара есть верный слуга, Маруф. Он поклялся убивать каждого жителя пустыни, кто только осмелится показаться в Тунисе.

– Вах! И ему не уйти от расплаты.

– Да, насчет самого Джафара… – Олег Иваныч вдруг подумал, что если слуги Джафара организуют правильные поиски, то уже через несколько дней смогут вычислить беглецов в Бизерте.

– Что ты еще хотел сказать про этого шакала Джафара, о уважаемый Ялныз Эфе?

– Да. Я. Хотел сказать. А, вот… Он очень скоро может быть здесь, ибо как-то прознал про тебя. Явится с воинами сам или его посланцы.

– Я убью и его, и его посланцев! Нет, не стану убивать. Посажу в земляную яму и буду кидать туда кости.

– Правильно поступишь, уважаемый Абу-Факр. Очень правильно.

– Так ты с нами, Ялныз Эфе?

– Конечно, с вами. – Олег Иваныч встал во весь рост, словно уже сейчас собрался лезть на стены Бизерты. – Только чуть позже. Сначала я должен отомстить за смерть отца и братьев.

– Месть? Да, это важная причина. Успеешь до весны?

– Конечно!

– Рад. И мои люди будут рады, что Ялныз Эфе с ними. Про тебя уже ходят легенды. Дам тебе тайные слова к верному человеку в Бизерте. Зовут его Али, живет в старом доме, третий поворот направо, если идти от базара. Запомнил?

– Запомнил.

– Теперь запоминай слова. «Плеть» и «рука».

– Запомнил.

Абу-Факр довольно рассмеялся, крикнул слуге:

– Эй, Халим, неси еще вина! Ради такого случая и я выпью.

Явился слуга. Почему-то с пустыми руками. Прошептал что-то хозяину на ухо.

– Вах!.. Ты был прав, Ялныз Эфе! Шпионы коварного ифрита Джафара уже здесь. Мои слуги поймали одного. Сейчас выпустим ему кишки.

Слуги втолкнули в помещение связанного человека. Небольшого, худощавого, в полосатом халате, таком же, как и у Олега Иваныча. Стащили с головы мешок…

Батюшки! Гриша!

– Ты как здесь?

– Да вот, гулял, Олег Иваныч… Да, Флавия исчезла.

– Как «исчезла»?

– Совсем.

– Уважаемый Абу-Факр, тут поблизости есть где спрятать девушку?

– Старый мазар на заброшенном кладбище. Нехорошее место…

Не прошло и двух минут, как выскочившие из караван-сарая всадники пронеслись между пальмами и скрылись в ночной тьме. Первым скакал Абу-Факр с охотничьим гепардом на тонкой стальной цепочке. За ним, не отставая, несся Олег Иваныч.

Нусрат с Ридваном, задыхаясь, скинули мешок на окраине оазиса, на самой границе пустыни.

– Уф… Вроде бы никто за нами не гонится. – Нусрат вытер пот со лба. – А ты боялся?

– Кто боялся?! Я?!

– Ладно. Вон там, кажется, подходящее место. Смотри, какие-то развалины, кости…

– Вах-вах, Нусрат! – застучал зубами плосколицый Ридван. – Ва, Алла! Это чей-то мазар… Слушай, Нусрат, уйдем поскорее отсюда.

– Что? Уйдем? Ты глянь, какая девка!

Нусрат стащил с танцовщицы мешок. Флавия испуганно сверкала глазами. Кричать она не могла – во рту кляп.

– У, какая… – Косоглазый погонщик верблюдиц набросился на несчастную девушку. – Вах, какая грудь, какие соски, какой животик… Вах!

– Вай, Нусрат. Кто-то там скачет! Кони хрипят. И кто-то рычит, вах! – Трусоватому Ридвану явно было не до девчонки. Глаза округлились от страха. – Это ифриты, черные всадники Ада! Вах, зря мы потревожили мазар. И с ними демоны. Слышишь, рычат?! Бежать надо, пока не поздно, бежать! Слышишь?!

Нусрат не слышал. Он похотливо гладил тело танцовщицы:

– Никому тебя не отдам, никому! Сам задушу, сам… Ууу!

Он вдруг впился зубами в тонкую шею девчонки. Не заметил, как куда-то делся Ридван. Как приближался топот копыт и все яростнее и громче становилось рычание.

Лишь тогда, почуяв неладное, обернулся погонщик. И крик ужаса застыл в груди его – пятнистый Зверь Ада порвал ему горло острыми, как бритвы, клыками.

Утром, когда караван отъехал и несколько утомленный ночным приключением Абу-Факр прилег отдохнуть, перед воротами караван-сарая спешились всадники. Застучали рукоятками сабель…

– Халим, кого там шайтан принес?

– Там десять человек, господин. И все эти люди называют себя посланцами тунисца Джафара!

– Джафара!!!

Абу-Факр вскочил с ложа. Сна – как не бывало:

– Зови же их в дом, что стоишь? А вы двое… Готовьте земляную яму!