Эпилог
Подземная пещера и отходящая от неё штольня оказались достаточно топорно заминированными, без души, видимо в спешке.
Часов за пять справились. Айна за это время наделала из корней карликовой берёзы с десяток отличных факелов.
Освещая себе дорогу, прошли по штольне сотню метров, упёрлись в забой.
— Вот оно какое, бешеное золото! — негромко проговорил Ник, гладя ладонью серо-жёлтые камни, густо изрезанные лиловыми прожилками кварца.
Выбрались на поверхность и зажмурились от ярких солнечных лучей.
Банкин достал из деревянного ящика свои буссоль с астролябией, разложил на столе, принесённом из землянки. Долго мудрил, переставляя приборы то так, то эдак, потом что-то высчитывал и пересчитывал на листе бумаги, хмуря свои густые брови и нервно обкусывая ногти на пальцах рук.
Наконец радостно заулыбался, Ника позвал:
— Командир, давай своё ухо, я тебе координаты места буду сообщать…
В наушниках трещало и шуршало.
— Подожди, Никит, сейчас всё настрою, — успокаивала Зина, крутя рукоятки настройки и щёлкая многочисленными тумблерами.
Наконец тоненько запищал зуммер, и раздался тусклый голос:
— Кто на связи?
— Старший лейтенант Иванов.
— Здравствуйте, Никита Андреевич! Здесь — Поскрёбышев.
— И вам не хворать, Александр Николаевич!
— Что у вас? — вяло поинтересовался Поскрёбышев.
— Хочу сообщить точные координаты золоторудного месторождения.
— Сообщайте, я передам.
— Вы уверены, что полномочны обладать такой секретной информаций? — уточнил Ник.
После десятисекундной паузы Поскрёбышев равнодушно отреагировал:
— Ждите, не уходите из эфира, через три минуты с вами будут говорить.
Вместо обещанных трёх минут пришлось ждать более двадцать, от эфирного треска у Ника нестерпимо чесалось в ушах, начали слезиться глаза.
Опять тоненько пропиликал зуммер, и спокойный голос, знакомый Нику по многочисленным фильмам, которые ему довелось смотреть когда-то давно, вежливо, с лёгким грузинским акцентом, предложил:
— Говорите, вас слушают.
— Здравствуйте, товарищ Сталин! — неожиданно для себя Ник начал волноваться.
— Спасибо, товарищ Иванов. Говорите по делу, у меня через пять минут начинается заседание Политбюро.
— Я готов сообщить точные координаты золоторудного месторождения. Вы готовы записать?
— Говорите, товарищ Иванов, — по тёплым ноткам, промелькнувшим в голосе собеседника, Ник понял, что тот лукаво улыбнулся. — У товарища Сталина очень хорошая память, очень хорошая, говорите!
— Шестьдесят три градуса двадцать семь минут северной широты, сто семьдесят четыре градуса двенадцать минут восточной долготы! — отрапортовал Ник.
— Хорошо, товарищ, Иванов я запомнил. Скажите, а почему именно вы докладываете? Где у нас товарищ Курчавый?
— Товарищ Курчавый оказался американским агентом, во время задержания был убит. Извините, не удалось взять живым!
— Не извиняйтесь, — милостиво разрешил Сталин, — бывает, с каждым может случиться. А ещё говорят, что все репрессии беспочвенны, из пальца высосаны. Слушайте дальнейшие указания. Сегодня во Владивосток вылетит старший лейтенант Ливанов. Вы знакомы с ним?
— Так точно!
— Очень хорошо. Там он возьмёт военный корабль, на нём доплывёт до вас. Когда сдадите ему все дела, плывите в Магадан. Там вас будет ждать самолёт, у командира экипажа будет находиться пакет с подробными инструкциями. Всё понятно?
— Так точно, товарищ Сталин!
— Вот ещё что. До момента вашего отлёта все права и полномочия, имеющиеся у группы «Азимут», остаются в силе. Смело пользуйтесь ими, товарищ Иванов — у вас неплохо получается…
Серый эсминец — без названия и опознавательных знаков — медленно вошёл в воды Нагайской бухты. Только в прямой видимости порта на мачте судна был поднят бело-голубой флаг с красными звездой, серпом и молотом.
У сходней их встречали двое военных: толстощёкий вальяжный полковник и майор Петренко, доброжелательно подмигивающий Нику из-за спины вальяжного.
Полковник не ограничился простым рукопожатием, полез к Нику с объятиями, изобразив на лице радостную улыбку.
— Дорогой товарищ Иванов, рад вас видеть! Я вас именно таким себе и представлял, мне в Москве о вас так и докладывали! Нам с вами надо срочно на аэродром, через два часа вылетаем, пока погода не испортилась! Прощайтесь со своими товарищами и поехали! — Он махнул рукой в сторону серой эмки.
— Извините, полковник, — устало вздохнул Ник, которого немного укачало за время плавания, — но эти люди летят со мной.
— Вы что, старший лейтенант, белены объелись? — опешил полковник от такой наглости. — У меня приказ — доставить на Большую Землю только вас! Другие бойцы «Азимута», без сомнения, получат внеочередные звания, награды. А пока они поступают в распоряжение майора Петренко. Вам всё ясно? Это приказ.
Ник обернулся, посмотрел на своих друзей. Вот Гешка Банкин, изображающий из себя беззаботного весельчака-философа. Лица обнявшихся Лёхи и Айны невозмутимы, только лёгкая грустинка угадывалась в глазах. А у Зины откровенно дрожали губы, по щеке уже ползла первая слезинка.
Вот эту слезинку Ник простить полковнику уже не смог и для начала спокойно спросил:
— Полковник, вы знаете, что этот знак обозначает? — ткнул указательным пальцем в значок с профилем Сталина, закреплённый на своей груди.
Полковник пренебрежительно махнул рукой:
— Бросьте, ко мне это не относится. Я полковник НКВД, что, как минимум, соответствует армейскому званию комдива. И вообще, все полномочия группы «Азимут» распространяются только на данную территорию, а я приписан к Московскому ВО.
— А сейчас вы где находитесь? Ведь не в Москве?
— Ну и что из этого?
Ник несильно ударил полковника по лицу, даже не ударил, так — ткнул просто. Ну, надоел ему этот самодовольный сытый тип, до чёртиков — достал!
Полковник, одной рукой зажав кровоточащий нос, другой принялся судорожно расстёгивать кобуру.
— Расстреляю, мразь! Всех — расстреляю! И сучек этих подзаборных…
Тут Ник психанул уже по-настоящему: сбил полковника с ног и принялся молотить руками и ногами, безостановочно, ничего не видя перед собой.
— Никит, остановись! Остановись! — повисла у него на плечах Зина.
Ник отошёл в сторону, дрожащими руками взял уже прикуренную беломорину, любезно протянутую Лёхой, затянулся несколько раз.
— Майор Петренко! — позвал.
— Я!
— Этот красноармеец, — показал рукой на ползающего по земле и безостановочно скулящего бывшего полковника, — поступает в ваше распоряжение. Пристройте этого зажравшегося поросёнка к какому-нибудь стоящему делу…
У трапа самолёта их встретил вечно улыбающийся Маврикий Слепцов.
— Привет, ребятишки! Живы до сих пор? Удивительное дело, право! Даже девицами обрасти успели: и беленькая у них имеется, и чёрненькая! Вот же кобели…
— Ты, Мавр, поаккуратнее, — прервал его Лёха. — Не посмотрю, что ты — народный герой, дам пару раз, потом зубы по всей лётной полосе собирать придётся.
— Молчу, молчу! — замахал руками Маврикий. — Всё, проходите, любезные мои, в салон, рассаживайтесь, через десять минут взлетаем! А тебе, Никитон, пакет, — И протянул Нику плотный коричневый конверт.
Ознакомившись с содержанием инструкции, Ник встал со своего кресла и прошёл в кабину к лётчикам.
— Слышь, Мавр, говорят, что лётчики — ребята запасливые. Не найдётся выпить чего?
Маврикий с недовольным видом прошёл в хвост самолёта, вернулся с двумя бутылкой коньяка в руках, протянул Нику:
— От сердца отрываю! Две — чтобы потом по второму разу не бегать, всё сразу отдаю!
— А рюмки там, стаканы?
— Ещё чего! — внебрачный сын господа бога даже обиделся. — Не полагается на борту самолёта рюмки-стаканы держать, плохая примета. Кстати, тебя же, Никитон, когда выпьешь — всё на песенки тянет? Вон под тем сиденьем — гитара валяется…
Бутылка с коньяком пошла по кругу. Даже Айна, испуганная и дрожащая от ощущения полёта, глотнула пару раз.
— Сообщаю вам, дорогие мои товарищи, о нашей дальнейшей судьбе, — начал Ник. — Сейчас, в соответствии с полученной инструкцией, мы следуем в славный город Ленинград, для обучения в специальной Разведшколе НКВД. Наш новый куратор — Иван Георгиевич Бессонов. Всем присвоены очередные воинские звания, по прилёту даже разные награды должны будут вручить. Так что — ура, товарищи!
— Ура! Ура! Ура!
Ровно гудели моторы самолёта, коньяк закончился, клонило в сон.
— А что, командир, давай-ка, сбацай нам финальную песенку, — Банкин протянул Нику обшарпанную гитару. — Такую, чтобы по делу была…
Ник взял несколько пробных аккордов, откашлялся:
Победа однажды отважно
Нас посетила привычно.
И трубадуры важно
Оповестили мир:
Мол, нынче у нас всё отлично,
Вокруг спокойно и благостно,
Без этих дурацких выстрелов,
И без звона рапир.
Не будет уже как прежде!
Походы и битвы в прошлом!
Давно разбежались лошади,
Затупились клинки…
И прекрасные женщины,
В белых как снег одеждах,
Осыпают героев цветами
С ног и до головы.
Что ж приуныли, братцы?
Слава и деньги — в тягость?
Женские ласки — не в радость?
И тоска на душе?
Лишь желанье подраться
Вместе с нами осталось,
Никуда не девалось,
Даже неважно — с кем….
Может, уедем отсюда?
В те края, где сраженья,
Где бои и походы,
Да зелёный прибой…
А победа — она лишь тёща,
Совсем, причём, нелюбимая:
Погостили, любезная?
И быстро — домой…
А Победа — она лишь тёща,
Совсем, причём, нелюбимая:
Погостили, любезная?
И быстро — домой…
Победа однажды отважно
В наши стучится двери.
Мы вас не ждали, мамаша!
Мы вас не ждали совсем!
Видите — двери заперты?
Знать, никого нету дома!
Вы пока погуляйте
По тёплой и нежной росе…
Видите — заперты двери?
Знать, никого нету дома!
Вы пока погуляйте
По тёплой и нежной росе…..
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ