Глава 4
Пожарный начальник был под стать своей машине: такой же рослый и беспутно красивый, точно гренадер эпохи Наполеоновских войн. Черная блестящая роба с ярко-желтыми вставками и белая каска с изысканным длинным козырьком казались на нем карнавальным костюмом (он-то уж наверняка бы завоевал переходящий приз, затмив сахарных принцев и расфуфыренных павлинов).
— Интересное дело, — изрек он, философски осматривая стены в горелой краске. — Проводка цела, хоть сейчас новую лампочку вешай… Проводка — вообще бич: сорок процентов пожаров из-за нее. Ну, еще от пьянства и курения в постели.
— Я не курю, — мрачно сказал Роман, присаживаясь на уцелевший стул.
— А мадам…
— Мадемуазель, — поправила она.
— Тем более.
— Я тоже не балуюсь. Хотите — проверьте мою сумочку.
— Без меня найдется, кому проверять.
— О чем вы? — подозрительно спросила Майя.
Пожарник тяжело вздохнул («Третий вызов за ночь. Была б моя воля — запретил бы Новый год к едрене фене»), огляделся и осторожно примостил свои сто килограммов живого веса на краешек обугленного стола.
— Сами посудите. Проводка цела (я уже упоминал), да и огонь пошел из другого места — вон оттуда, от двери, там линолеум пострадал сильнее всего. Что там могло загореться? И что здесь вообще было?
— Школьный музей, — пояснил Роман. — В принципе, ничего ценного: старые фотографии, дневники, письма…
— А вы точно не курите?
— По крайней мере, у меня нет ни сигарет, ни спичек.
— Сейчас нет, — поправил пожарник (чтоб ты провалился, раздраженно подумала Майя, внезапно вспомнив недавнюю картину: Роман в полутьме кабинета истории наклоняется над белой скатертью, и свечи разом вспыхивают, унося в детство, в сказку Андерсена…). — Однако расследование — это не мое дело, мое дело — пожары тушить. Ну и составить протокол. Он высунулся в коридор и зычно крикнул:
— Слава! Участковый прибыл? А охранник? Найти не можете? Хороша охрана. Теперь понятно, почему Кеннеди шлепнули и никто не чухнулся.
В комнату вошел пожилой милиционер, снял форменную шапку и покрутил головой.
— Ну и натворили вы, ребята.
— Это не мы, — взвилась Майя.
— Естественно, не вы. Самовозгорание — полтергейст по-научному.
«Дверь была заперта, — билась в голове назойливая мысль. — Дверь была заперта, я заперла ее своими руками, и ключи остались лежать на столе, на белой скатерти рядом с бутылкой ликера…» Майя поплотнее закуталась в пальто: ее бил самый настоящий озноб.
— Надо позвонить директору и завучу, — вспомнил Роман.
— Разве ваш охранник не позвонил?
— Они отсутствуют, — угрюмо пояснил пожарник. — Только книжка в фойе, на полу рядом со стулом. «Русский транзит» — самая толстая в мире книга после «Капитала». Сан Саныч, надо все же составить протокол, я видел открытый класс…
— Только не туда! — в один голос крикнули они оба.
Участковый внимательно посмотрел на них, язвительно усмехнулся и невозмутимо двинулся по коридору, поманив их за собой. Роман и Майя — два преступника — уныло поплелись следом.
«Историчка» и вправду оказалась открытой. Участковый вошел, поскользнувшись на пороге и пробормотав: «Разлили вроде что-то…» Золотистый ликер, обреченно подумала Майя, мысленно сосчитала до двух и щелкнула выключателем.
Участковый остановился так резко, что она налетела на него, не успев затормозить. Спина его вмиг задеревенела — он попятился, пальцы судорожно заскребли по кобуре.
— Назад! — рявкнул он. — Назад, мать твою! Не входить!
Он попытался загородить от Майи то, что находилось там, в пустом классе. (Что там могло быть такого ужасного? Ну, единственная бутылка — не десяток же. Все вполне пристойно: ни разбитых ампул с наркотой, ни блевотины на полу…) Однако она успела увидеть и почувствовать подступающую дурноту: вывернутые ступни в модных кроссовках с пряжками, безжизненные кисти рук, что-то отвратительно липкое и ярко-красное на линолеуме, на плинтусе, на том месте, где у человека по закону природы должна была находиться голова. На чем поскользнулся пожилой участковый…
— Натворили вы дел, ребятки, — замороженно повторил милиционер, уставясь на труп. — Похоже, это и есть ваш охранник?
— Эдик, — успела прошелестеть Майя, прежде чем ее вырвало.
— Директор скоро подъедет, — сообщила лохматая голова из-за двери и скрылась.
Следователь кивнул, оторвался от изучения Майиного паспорта и сказал:
— Ну что ж, будем знакомы. Колчин Николай Николаевич, из областной прокуратуры.
Они «уединились» с Майей на подоконнике в коридоре. По коридору туда-сюда сновали люди с невыспавшимися лицами, в обугленном музее копались пожарные во главе с «гренадером», в «историчке», в противоположном конце, работала следственная бригада — из-за полуприкрытой двери слышался простуженный голос, бубнивший что-то на одной низкой ноте, и щелкал блиц фотоаппарата.
— Еда и напитки ваши?
— Наши, — отозвалась Майя, сожалея, что в свое время, в пору золотого студенчества, не приобщилась к сигаретам — было бы чем сейчас заполнить паузы в разговоре. Ритка, к примеру, несмотря на материнство и диабет, и по сей день дымила как паровоз (разве что перейдя от «Космоса» к более престижному «Житану»).
Она исподтишка посмотрела на следователя. Не пожилой, но поживший, с легкой сединой в волосах и усталостью в лице типичного школьного учителя. Он вернул ей документы и проговорил:
— Странный пожар. И убийство странное… А в вашем изложении, Майя Аркадьевна, и вовсе, простите, фантастическое. Кем вам приходится Роман Ахтаров?
— Никем, — растерялась она. — Друг детства.
— Это он пригласил вас сюда?
— А что такого?
— Не кипятитесь. Я же не читаю вам мораль. Да и не наблюдаю я тут ничего выходящего за рамки: выпили вы, судя по всему, немного, не дрались, мебель не ломали… Зачем вы его заперли? Что за детская шалость?
— Да, именно шалость, — потерянно произнесла она. — Я захотела ликера — мы оставили его в классе. Роман вызвался сходить за ним, а я…
— Вы «прошлись» насчет его больной ноги, так?
— Примерно.
— У вас были ключи?
— Я стащила их со стола.
— Дальше.
Майя напряглась — прилив адреналина в крови иссяк, к тому же предательский ликер начинал действовать: несмотря на минувшее потрясение, клонило в сон.
— Сколько времени вы находились в классе?
— Не помню. Пять минут, десять…
— Только чтобы взять бутылку? Десять минут — это очень много.
Она пожала плечами:
— Хорошо. Я стояла и смотрела в окно.
— Любовались пейзажем?
— Просто размышляла. — Она вдруг почувствовала злость. — К чему эти расспросы? Вы же мне совершенно не верите!
Она вскочила с подоконника, тряхнула головой — подсохшие волосы разлетелись, словно солома. Ничего предосудительного… Кроме страхолюдного вида: вытянутое лицо, круги под близорукими глазами и абсолютно не пригодное к реставрации платье. При мысли о платье она всхлипнула.
— Я знаю, о чем вы думаете: мы пришли сюда вдвоем, напились до изумления, повздорили с охранником и размозжили ему голову. А потом подожгли музей, чтобы скрыть следы.
— Следы чего?
— Не знаю, — вздохнула она. — Может быть, как раз в музее мы и устроили вертеп. А в «историчке» — так, для отвода глаз.
— Вам и прокурор не нужен, — хмыкнул Колчин. — Готова обвинительная речь.
— Извините. — Майя снова потерла виски. — Все в голове перемешалось.
— Вы услышали сирену, когда находились в кабинете?
— Да. У меня было такое ощущение, будто что-то взорвалось. Я бросилась к музею — он был заперт. А ключи я оставила в классе.
— И вы высадили дверь? — Колчин посмотрел с некоторым уважением.
— Роман очень кричал. Я испугалась.
— Ну, о своем приятеле можете не беспокоиться, он почти не пострадал, если не считать испорченного костюма. А что именно он кричал, не помните?
Майя нахмурилась, вспоминая.
— Он не мог подойти к двери, там что-то горело на полу.
— Странно. Если бы Ахтаров курил и уронил спичку, зажженную бумагу… да все что угодно — он мог бы легко потушить пламя. А вспыхнуло сильно и сразу — так утверждает эксперт.
— Что же там могло загореться? — недоуменно спросила она.
— Жидкость, — ответил Николай Николаевич. — Предположительно — бензин.
— У Романа не было зажигалки, — быстро сказала Майя.
— Откуда вы знаете?
— Потому что у него были спички… Он зажигал спичками свечи в кабинете истории. И они остались там, можете проверить.
— Да, мы нашли коробок.
— Вот видите!
— Нет, не вижу. Вы правы: трудно представить, чтобы человек (некурящий, заметьте!) таскал в кармане спички и зажигалку. Я бы согласился с вами, если бы расследовал несчастный случай. — Колчин сделал паузу. — Однако наличие бензина предполагает умышленный поджог, Майя Аркадьевна. Говоря канцелярским языком — преступление с заранее обдуманными намерениями. Тут своя логика.
Майя прикрыла глаза, чувствуя, что задыхается.
— Рома не мог этого сделать, — с трудом произнесла она. — Музей — это его детище, он собирал его по крохам. Чтобы он сам, своими руками… Нет, не верю. Да и ради чего? Что он сам-то говорит?
Следователь приоткрыл папку из дешевого кожзаменителя, мельком взглянул в бумаги, снова закрыл.
— В основном ваши показания совпадают. Вы заперли его в музее, он присел на стул возле окна, вроде бы задремал, очнулся от дыма и жара, сработали датчики, включилась сирена… И далее по тексту.
— Ему вы тоже не верите?
— Трудно сказать. Как звали охранника?
— Эдик, — машинально ответила Майя и прикусила язык.
Колчин вновь заглянул в записи.
— Верно. Эдуард Францевич Безруков, семьдесят первого года рождения, прописан… ну, это несущественно. Сотрудник частного охранного агентства «Эгида». В каких вы были отношениях?
Майя встретилась взглядом со следователем и неожиданно подумала: а он опасен. Внешность вполне безобидная (пожилой школьный учитель, мечтающий дожить до пенсии без инфаркта), а что под ней… Он даже не дал мне поговорить с Романом — тут же развел по разным комнатам и допрашивал (пардон, снимал показания) поодиночке. Впрочем, у нас было время: дорога до туалета, холодный душ под краном, встреча пожарных… Однако нам в голову не приходило договориться, чтобы лгать поскладнее, — вместо этого мы задавали друг другу один и тот же вопрос: что могло загореться за закрытой дверью?
— Может, какое-нибудь взрывное устройство? — робко предположила она, вытирая волосы краем занавески.
— Перестань. Во-первых, взрывное устройство — дорогая и громоздкая штука. Во-вторых, взрыв предполагает какой-то громкий звук, хлопок… А ничего подобного я не слышал. А самое главное — мы были одни на этаже.
— Мальчик был, — вспомнила Майя. — В костюме гнома.
— Гриша Кузнецов? — Рома невесело усмехнулся. — Они еще даже химию не изучали. Его познаний хватило бы только на пустую коробку с проводами… Нет, должно быть какое-то другое объяснение. Успеть бы его найти!
— Почему ты так говоришь: «успеть бы»?
Он приобнял ее за плечи:
— Потому что — зуб даю — эта история еще не закончилась.
В очередной раз перед парадным крыльцом скрипнули тормоза, из роскошной белой «Волги» молодцевато выпрыгнул директор школы — мужчина джеймс-бондовского типа, в кашемировом пальто и белом шарфе. Подтянуто поднялся на третий этаж, пройдя мимо Майи как мимо пустого места, и резко принял в сторону, пропуская носилки с трупом.
— Мне доложили, — начальственно бросил он, пожимая руку следователю. — Признаться, я думал, что это чья-то неумная шутка.
— Увы! Геннадий!
Из дверей учительской вынырнула все та же лохматая голова.
— Геннадий Алакин, — представил Колчин. — Наш сотрудник. Он задаст вам несколько вопросов.
— Гоц, — деловито сказал директор. — Василий Евгеньевич. Что сгорело-то?
— Музей. К счастью, пожар быстро ликвидировали, однако…
— А как погиб охранник? Он что, бросился тушить? На него что-то упало?
— Не думаю. Почти на сто процентов — преднамеренное убийство.
— Черт знает какое безобразие. — Гоц дернул красивой головой с интеллектуальным затылком и подбородком боксера-тяжеловеса. — А я как раз пригласил корреспондента с «Девятого канала»… Теперь все пропало.
Он величаво развернулся спиной к Майе, и она вдруг сказала:
— Дед Мороз.
— Что? — не понял директор.
— Вы были Дедом Морозом на дискотеке.
— А, — он совершенно по-мальчишески улыбнулся, — никак не думал, что меня так быстро разоблачат.
— У вас очень характерная походка. И разворот плеч.
Пожилой врач, лысый, маленького росточка, но зато с роскошной седой бородой, укладывал инструменты в саквояж. Обогнув очерченный мелом контур на полу, Колчин подошел к нему и молча встал рядом.
— Черепно-мозговая, — сказал доктор. — Ударов множество, удары беспорядочные.
— Сколько?
— Не меньше десяти-двенадцати. Ты сам видел: голову превратили в кашу.
— А смертельный удар? — спросил Колчин. — Как, по-твоему, его нанесли в начале или в конце?
— Трудный вопрос. Навскидку — его и не было. Каждый удар в отдельности вряд ли бы его свалил. Только вместе.
— Другими словами, охранника забили до смерти? Могла это сделать женщина?
— Я уже говорил тебе как-то: женщина способна на такое, что мужику и во сне не приснится. Если допустить, что потерпевший к ней приставал, грозился изнасиловать, а она была на взводе и у нее в руках оказалась палка…
— Палка?
— Или дубинка, или… Короче, узкий предмет с закругленными краями. Но не бутылка. Я думаю, бук или дуб. Возможно, эбонит. Скажу точнее, когда буду проводить анализ тканей. Наверняка где-нибудь застряла щепочка.
— Его убили не здесь, — подал голос молодой эксперт, тощий, как зубочистка, в модных дымчатых очках. — В коридоре на полу — брызги крови. Сюда втащили за ноги уже мертвого.
— Орудие убийства обнаружили?
Эксперт покачал головой:
— Ничего похожего.
— А парень-то, который развлекался здесь с дамочкой, хромает, — заметил доктор. — Не очень заметно (я полагаю, какая-то старая травма), но…
— Трость? — быстро спросил Колчин.
— …Трость, — подтвердил пожарник, поднимая с пола обугленный предмет. — Правда, она основательно закоптилась, поэтому на следы рассчитывать нечего.
— Однако она осталась практически целой, — заметил следователь.
— Это бук, он плохо горит. — Пожарник сделал паузу, но потом любопытство взяло свое. — Думаете, это и есть орудие убийства?
— О чем тебя спрашивали?
— Где была, что делала. Страшно! — Майя не выдержала и ткнулась Роману в плечо, точно собачка, требующая у хозяина защиты. — Ромушка, кто это мог сделать, а? Мы же были вдвоем.
— А почему, собственно, вдвоем? — резонно возразил он.
Она немного подумала.
— А ведь правда… Я слышала шаги.
— Когда?
— Когда была в «историчке»… Нет, раньше. Еще в коридоре.
— Наверное, Эдик.
— Мне тоже так показалось… Сначала. Но это были другие шаги. Шаркающие, с поскрипыванием.
— На Эдике были кожаные кроссовки.
— Ты не понимаешь! Эдик ходит… ходил почти бесшумно. К тому же в коридоре каменный пол.
— Тогда кто же это мог быть?
— Не знаю. Может, я сошла с ума, но мне показалось… Словом, он шел так, как ходят старики.
Роман задумчиво почесал подбородок.
— Ты рассказала следователю?
— Он поднимет меня на смех.
— Послушай. — Он взял ее за руку. — То, что дискотека закончилась, совсем не означает, что к тому времени мы остались вдвоем в школе. Кто-то мог не уйти, спрятаться — здесь полно таких мест.
— Зачем?
Взгляд Романа стал жестким.
— Чтобы убить Эдика. Другого объяснения я не вижу.
— А пожар?
— Ему нужно было отвлечь наше внимание. Он знал, что мы остались — два ненужных свидетеля. Он наверняка наблюдал за нами.
— Да кто «он»? — выкрикнула Майя.
— Убийца.
Короткое слово было произнесено — и будто ледяная волна прошла вдоль тела. Невозможно было представить, что завтра… нет, уже сегодня, к восьми утра, этот дворик внизу будет звенеть от ребячьих голосов, коридоры наполнятся гулом («Сидоров, звонок не для тебя? Быстро в класс!») — и призраки растают, убоявшись дневного света…
— Почему он не закричал?
Роман понял, что Майя имеет в виду охранника, и ответил, подумав:
— Он мог кричать, а мы могли не слышать из-за сирены.
— Все равно глупо… Убийца ведь страшно рисковал. Если он действительно за нами следил, то должен был знать, что я нахожусь в «историчке», я могла выйти в любой момент — мне всего-то и нужно было взять бутылку с ликером… Я могла выйти и увидеть его…
Роман сочувственно прижал ее к себе:
— Да, досталось тебе, подруга Тарзана. Интересно, нашли они орудие убийства?
— Орудие? — этот вопрос почему-то не приходил ей в голову. — Ты считаешь, это важно?
— А ты подумай: чем могли ударить Эдика? Камнем? Откуда камень в школе? Значит, палка или бутылка из толстого стекла. — Он спохватился. — Только не вообрази, будто я…
— Будто ты меня подозреваешь? — Майе стало горько. — Только у меня под рукой могла оказаться бутылка. Ликер, толстое стекло плюс мотив… Следователь останется доволен.
— Майя, прекрати!
— Почему? — Она уже не сдерживала себя: слишком уж нереальной казалась ситуация, в которую она угодила. Пустые классы с мертвыми стульями и партами, очерченный мелом грубый контур на полу, коридор в неясных отсветах луны — не было там никого, не было! А шаги и смех почудились.
— Вы часом не ссоритесь, молодые люди?
Они вздрогнули. Роман с неприязнью посмотрел на следователя.
— Вы всегда подкрадываетесь так тихо?
— Даже и не думал. Просто вы были увлечены… Кстати, Безрукова ударили не бутылкой. — Колчин приподнял целлофановый пакет, внутри которого был какой-то длинный обугленный предмет. — Это ваша трость, Роман Сергеевич?
Роман казался озадаченным.
— Возможно. Где вы ее нашли?
— На месте пожара.
— Тогда, видимо, моя — кроме меня там не было хромоножек.
Колчин очень серьезно, даже сочувственно посмотрел на него и проговорил:
— В таком случае, гражданин Ахтаров, вы задержаны по подозрению в убийстве.
«Я не сплю, — вертелось у нее в голове. — Ночью все нормальные люди спят, но к тебе это, видимо, не относится. Нормальные люди едят икру на губернаторской вилле или лакают водку на коммунальной кухне. Они не впутываются в историю с трупом в пустой школе (сюжет в духе любимого Стивена Кинга). Надо было остаться в музее. Я наверняка бы сгорела вместе со старыми фотографиями и письмами, но я бы не видела, как на Романа надевают наручники (впрочем, бред: никаких наручников, просто двое оперативников по бокам)». Ей хотелось закричать. Но она молча стояла и смотрела прямо перед собой. Она не подняла головы, даже когда Ромушка прошел мимо нее — тоже не глядя по сторонам. У него были очень сухие губы, и брови резким росчерком выделялись на побледневшем лице…
Майя долго не могла решиться двинуться с места. Так долго, что на нее перестали обращать внимание, как не обращают внимания на памятник, торчащий посреди площади. Наконец она собралась с духом, на негнущихся ногах подошла к следователю и тронула его за плечо.
— А как же я?
Он слегка удивился.
— Вы еще здесь?
— А куда же мне…
— Гм… В самом деле, время позднее. Я попрошу нашего сотрудника, чтобы он отвез вас домой. И постарайтесь никуда не отлучаться из города. Завтра нам нужно будет встретиться в прокуратуре.
Ему показалось, что она не хочет уходить. Уйти — означало вернуться к себе в пустую квартиру, где только и можно, что слоняться из угла в угол, умирая от неизвестности. Пребывание тут, в полутемном школьном коридоре, где все напоминало о недавней трагедии, тоже нельзя было назвать подарком, но — здесь были люди. Поглядывающие на нее с неприязнью (задали вы нам работы в честь праздника, мадемуазель…), а то и с явным подозрением, но все же, все же…
Да, здесь она должна была чувствовать себя защищенной.
— Идите, — мягко повторил Колчин. — Завтра к девяти я жду вас у себя в кабинете. Не опаздывайте.
Она безучастно кивнула. Он проводил ее взглядом и подошел к пожилому эксперту, который что-то рассматривал на полу.
— Охранник умер здесь, — сказал эксперт. — Прямо напротив кабинета истории. Однако первый удар ему нанесли чуть дальше, за поворотом коридора. Там есть брызги крови.
— Значит, теоретически она могла не видеть…
— Кто? Эта дамочка?
— Она близорука, — пояснил Колчин. — К тому же свет в том месте не падает из окна.
— Да, но ее приятель никак не успел бы сюда добежать, пока она находилась в «историчке». Или ты полагаешь, они действовали вдвоем?
Следователь пожал плечами и, немного ссутулясь, прошел по коридору, повторяя Майин путь — от дверей кабинета, через лунные полосы в широких окнах с черными переплетами к выгоревшему музею.
— Безрукова могли убить раньше, еще до пожара. Убить и оставить тело в тупичке перед туалетами, в темноте. Потом, когда включилась сирена, труп отволокли в пустой класс.
— Да зачем? Убил — и дай деру.
— Пока не знаю. — Николай Николаевич остановился перед выбитой дверью и присел, пристально разглядывая осколки стекла на полу. Эксперт опустился рядом на корточки и рассеянно поводил по полу указательным пальцем. Подцепил погнутую оправу, оглядел ее и положил в полиэтиленовый пакет.
— Дамочка расколотила очки, — задумчиво произнес он.
— Я вижу. Собери-ка осколки и попробуй сделать анализ.
— На предмет чего? — не понял эксперт.
— Мне нужно знать, не разбилось ли здесь еще что-нибудь, кроме них.
Эксперт поднял глаза и с интересом посмотрел на Колчина.
— Что? — медленно спросил он. — Все-таки надеешься отыскать следы четвертого?