Глава 70

— Встать!

Не дожидаясь выполнения приказа, Бурцев сам рывком поднял фон Берберга на ноги. Рукой за горло, автомат в харю. Готово! Штандартенфюрер стоял как миленький. А вот Богдан…

Опять стреляли со стороны леса. И на этот раз — вовсе не из луков. Били очередями, из нескольких стволов сразу. Верному лучнику Освальда Добжиньского просто не повезло. Богдан оказался ближе всех к лесу. Беднягу свалили вместе с конем. Без вариантов свалили: Бурцев прекрасно видел, как парню снесло пол черепа.

Между деревьями мелькали псевдомонахи псевдоепископа, ливонские рыцари, кнехты… Появились и эсэсовские шинели. Немало шинелей. «Взгужевежевский резервный взвод поддержки, о котором говорил фон Берберг», — догадался Бурцев. Ну, кто мог предположить, что помощь к штандартенфюреру явится так быстро!

Где-то в тылу замаячила фиолетовая сутана и белый бинт. Надо же — даже раненый «Вильгельм Моденский» с рукой на перевязи — и тот приперся. Хотя как же без него-то — командует, небось…

Несколько пуль взметнули снег возле дома мельника, ударили в каменную кладку, с сухим стуком вошли в деревянную дверь. До леса — метров триста — четыреста. Только это пока и спасало. Скорострельный пистолет-пулемет «МП-40» хорош в плотном ближнем бою, а на такой дистанции вести прицельную стрельбу из него все-таки сложновато.

Но маленькие человеческие фигурки уже выступали из-за деревьев, рассыпались по берегу, окружая. Конные рыцари и пешие кнехты наступали бестолково, сбившись в кучки. Автоматчики же рассредоточивались умело, двигались перебежками от укрытия к укрытию. Бежать, правда, по рыхлому снегу было не просто. Значит, еще есть шанс?

Освальд сориентировался мгновенно.

— Всем к реке! С обрыва! С конями!

Сыма Цзян свергся с крутого берега первым. Верхом, яростно охаживая обоюдоострым копьем-посохом несчастного жеребца. Конь фыркал, упирался, оскальзывался, проваливаясь в сугробы по самое брюхо. И все же китаец переупрямил животное. Потом за спасительной кромкой обрыва скрылась Ядвига. Молодчина девчонка — по пробитой в глубоком снегу тропке она ушла, ведя в поводу лошадей фон Берберга и его оруженосца. Следующим на лед Вислы согнал своего коня Освальд Добжиньский. Теперь в пределах досягаемости вражеских стрелков оставался лишь Бурцев с пленником. Беспорядочная стрельба прекратилась.

Автоматчики явно боялись зацепить своего дражайшего штандартенфюрера. Видать, этот живой щит даже понадежнее фон Грюнингена будет. Вот и чудесно! Вот и славно!

Подпустив противника на двести метров, он дал короткую очередь. И вторую, и третью. Автоматчики в монашеских одеяниях залегли. Эсэсовцы в шинелях упали тоже. Причем двое, как показалось Бурцеву, повалились в снег вовсе не по своей воле. Еще очередь… Свалился с коня раненый рыцарь. Споткнулся и застыл недвижимо кнехт с арбалетом.

Кто-то что-то кричал по-немецки. Автоматчики по-пластунски поползли к дому мельника. Тихо — без выстрелов. Ливонские рыцари со своей вспомогательной пехотой топтались в нерешительности. Еще очередь. Еще два трупа. Тевтоны откатились обратно к спасительному лесу. Эсэсовцы, однако, настырно лезли вперед.

— Вацлав, пся крев! — заорал из-под обрыва Освальд. — Хочешь спасти Агделайду — спасайся сам.

Логично, блин! Но и фон Берберга он оставлять здесь не собирался.

— Ну-ка, давай топай! Не тормози!

Бурцев тянул вестфальца к крутому берегу Вислы. Сбросить пленника вниз, спрыгнуть самому, а там уж как-нибудь на лошадь — и деру… Ага, размечтался!

Нежданно хитрый разворот, подсечка, тычок…

Падая, Бурцев мертвой хваткой вцепился в «шмайсер». Удержать любой ценой, иначе — смерть! Однако штандартенфюрер даже не предпринял попытки завладеть оружием. Опрокинув противника, фон Берберг побежал к своим. Быстро бежал. В обычном доспехе так не побегаешь…

Не поднимаясь, лежа на спине, Бурцев вскинул автомат, прицелился. Если сейчас, да в спину, промеж лопаток — не промахнется! И вряд ли от выстрела с такой дистанции спасет хваленая броня, рассчитанная на мечи и стрелы. Но нельзя! Нельзя, блин… Он побоялся даже садануть по ногам. А ну как шальная пуля пойдет выше, чем следует? А ну как сделает дырку не там, где нужно. С кого тогда будет спрос о милой Аделаиде?

Вестфалец снова все рассчитал правильно. Знал, мерзавец: полковник Исаев не выстрелит. Сейчас, во всяком случае, — не выстрелит. На глазах от обиды выступили слезы. Со злости Бурцев куснул снег.

— Ладно, повстречаемся мы еще с тобой, ублюдок, — процедил он. — Скоро повстречаемся! На Аделаиду лучше не рассчитывай, гад!

А пули вновь вспарывали воздух над головой и взметали вокруг фонтанчики снега. Монахи-автоматчики быстро смекнули, в чем дело, — возобновили стрельбу. Плотным огнем цайткоманда отсекала Бурцева, прикрывала беглеца…

— Вацлав! — надрывался внизу Освальд.

— Ох, ненавижу! — орал Бурцев.

Он перекатился на живот, отполз назад, залег в овражке у самого обрыва. И все шмолил в сердцах по темным пятнам на белом снегу, пока в последний раз сухим голодным лязгом не ударил затвор. Все! В магазине — пусто. А запасного — нет.

— Вацлав!!!

Бурцев кубарем скатился на лед Вислы. Зашвырнул бесполезный «шмайсер» в сугроб — пускай поищут, фашики! Все уже были в седлах, все ждали только его.

Уходили вдоль берега. Уносились сломя головы по снежно-ледяной кромке. И успели-таки вовремя скрыться за спасительным речным изгибом.

Наверное, автоматчики цайткоманды ожидали подвоха, потому и подбежали к обрыву не сразу. Не подбежали даже — подкрались. Чтобы увидеть, как ветер завьюживает поземкой следы копыт на заснеженном льду.

Ветер выл и смеялся над ними. Было поздно — пешцам не догнать конных. Не догнать и беспощадным невидимым стрелам. Когда из леса к Висле подъехали наконец всадники фон Грюнингена, четверо беглецов уже умчались слишком далеко. Ливонская погоня вернулась ни с чем.

… То была дикая и долгая скачка. Изнурительная, безумная, бесконечная. Остановились, когда взмыленные кони окончательно выбились из сил. Нельзя было уже не останавливаться. Еще немного — и животные падут, а без них — никуда. Требовалась передышка. И пришло время для отложенных объяснений.

— Почему ты здесь, Освальд? — спросил Бурцев. — Почему вы оба здесь, чтоб вам пусто было! Почему не во Взгужевеже? Вы хоть знаете, что там сейчас творится?!

Лицо добжиньца побагровело, перекосилось от ярости. Заиграли желваки. Брови — сдвинуты. Зубы — оскалены. Потом гнев схлынул. Пришло уныние.

— Взгужевежа захвачена, Вацлав. Я выбрался чудом. И унес с собой только одну жизнь врага. Этого мало, очень мало.

Бурцев глянул на Сыма Цзяна. Спросил по-татарски:

— Отряд Шэбшээдея? Раненые?

— Вся мертвая, — потупил взор старый китаец.

— Это были не братья ордена Святой Марии, — хмуро продолжал Освальд. — И не мазовцы. И не куявцы. Над моим замком висит хоругвь с неизвестным мне гербом.

— Что за герб?

Добжинец исподлобья глянул на Бурцева. Невесело усмехнулся:

— С каких пор ты стал разбираться в геральдике лучше меня, Вацлав?

— Что за герб, Освальд? — наседал он. Нужно было убедиться. На все сто.

Поляк пожал плечами. Процедил сквозь зубы:

— Нехороший герб. Очень нехороший. Изломанный крест.

Добжиньский рыцарь обнажил меч. Точными штрихами вычертил на снегу шесть линий. Вышла свастика.