Глава 41

Крик рвался из самой души — искренний, надрывный, глубинный. И прорвался… Сквозь шляхетскую гордость и надменность, сквозь княжескую холодность и равнодушие, сквозь панское пренебрежение и высокомерие. Сквозь обиду, злость и ненависть капризной девчонки. Он, Василий Бурцев, несмотря ни на что, все еще небезразличен этой прекрасной вспыльчивой полячке. Да за такое, за этот вскрик он простит ей все! Уже простил.

— Нет, Фридрих, не смей!

Конечно, он ослушается, твой новый рыцарь, Аделаида. Может быть, в первый и последний раз, но посмеет. Сделает вид, что оглох. Чтобы впредь больше никогда уже не слышать от тебя таких криков.

— Не-е-ет!

Да, если было за что прощать, Бурцев простил жену. Но не фон Берберга. И покорно подставлять башку под немецкий чудо-клинок он не станет.

Вестфалец будто почуял перемену. Перестал паясничать, забыл о рисовке. Теперь он просто делал дело, с которым нужно поскорее закончить. Меч поднялся быстро и резко. Опускался — еще быстрее… Да вот только, друг Фридрих, такие крики над замершим турнирным ристалищем не проходят даром. Такие крики способны пробудить скрытую силу в ком угодно. Аделаида пробудила эту силу в нем.

Бурцев чуть присел, поднырнул под безжалостный клинок. Навыки бойца-рукопашника, давно и плотно засевшие в рефлексах, высвободились, рванулись наружу. Разом! Все!

Голова работала как мощный компьютер. Тело — еще быстрее — как десяток более мощных серверов, обретших способность двигаться. Из бесчисленного множества стоек, позиций и приемов тело само безошибочно выбирало наиболее подходящие, простые и эффективные. Отшлифованные до совершенства теорией. И практикой. Годами тренировок. В армии. В ОМОНе. В спортзале. На ринге. И в подворотнях тоже. И отточенные уже здесь, в прошлом.

Не стало вокруг ни ристалища, ни зрителей, ни тевтонских ландмейстеров, ни папского легата. Даже Аделаиды — и той не стало. Шел бой, от которого нельзя отвлекаться. Привычный бой с противником, вооруженным палкой… Подумаешь, меч! Безоружных рубят без всяких там фехтовальных вывертов. А в нехитром ударе сверху вниз меч — та же дубина. И значит…

Блок.

Скрежет одного кольчужного рукава о другой.

Перехват.

Фон Берберг понял и дернулся слишком поздно.

Болевой. Простенький. Резкий. И ломкий.

Вопль. Громкий.

Начав атаку из нижней позиции — в полуприседе, Бурцев уже выпрямлялся, обращая свои руки в рычаги, тиски и ножницы одновременно, зажимая руку противника. Заваливая. Опрокидывая. Обезоруживая. Меч выпал. Упал и вестфалец. Но — вот беда! — тут же ловко выскользнул, вскочил на ноги, снова потянулся к оружию.

Э-э-э нет, милок, так не пойдет! Прежде чем пальцы немца тронули рукоять, Бурцев взмахнул ногой. С твердым намерением высадить супостату челюсть. Не получилось. Сокрушительного хряся не было — был шмяк. Отяжелевший от липкого снега и грязи сапог ударил не точно, но зато шпора — то самое позолоченное шипастое колесико, что предназначено для терзания конских боков, разодрало фон Бербергу щеку. Нагрудный геральдический медведь немца вмиг стал красным.

Ай, красотища! Интересно, украшают ли рыцаря шрамы, остающиеся не от благородной стали меча или копья, а от шпоры?

Вестфалец выл. Вестфалец рвал из ножен кинжал-мизерикордию. Вестфалец снова пер в атаку. И вестфалец окончательно потерял нюх. Слепая ярость приводит к победе лишь над малодушным противником. Бурцев таковым не был. Он привык не спасаться от чужой ярости, а использовать ее.

Принцип тореадора: дождаться момента, когда уйти почти невозможно. И уйти. Тогда с нападающим можно делать что угодно.

Шаг в сторону и своевременный полуповорот избавили его от встречи с острым граненым лезвием. Если кинжал фон Берберга тоже ковали какие-нибудь дамасские оружейники, что изготовили и чудо-меч, на кольчугу лучше не полагаться — не спасет. Перехват левой запястья противника. Правой — сильный резкий тычок по тыльной стороне кулака, обхватившего рукоять кинжала. Готово! Кулак разжался. Мизерикордия выпала. Однако и в этот раз довести прием до конца — удержать, заломить, переломить, на фиг, пойманную руку — Бурцеву не удалось.

Фон Берберг провел контрприем. Незнакомый, действенный. Немец изловчился, извернулся. Ого! А вот теперь действительно хрясь! Левый стальной налокотник противника вдруг шарахнул Бурцева по черепу. Хорошенько шарахнул — до искр из глаз. Если бы не инстинктивно приподнятое плечо, если бы не сбившийся набок подшлемник, нокаут — обеспечен. А так…

А так Бурцев сумел-таки уклониться от второго — добивающего — удара. И третьего — страхующего — тоже. Восстанавливая дыхание, они расцепились на пару секунд. Все-таки кулачный бой в доспехах — занятие весьма изматывающее.