Глава 39
Толпа шумела. Гордый подбородок и прелестный носик дочери Лешко Белого возносился все выше и выше. Эх, Аделаида, Аделаида! Слава мимолетна, тем более слава турнирной королевы на час. Да только кто ж об этом думает в минуту триумфа? И в славе ли одной дело? Нет конечно! Все цело в треклятом Фридрихе фон Берберге — Аделаида так и пожирает его обожающим взглядом.
А галантный вестфалец все не поднимал опущенного к ногам княжны копья и не думал отъезжать от ристалищной ограды.
— Что желает благородный рыцарь?
Она еще спрашивает?! Чего он желает?! Да слепому видно чего! Бурцев держал себя в руках из последних сил. Мало того, что весь народ уже пялился на Аделаиду, не хватало еще и ему привлекать тевтонское внимание.
Фридрих фон Берберг ждал вопроса полячки. Ответил он незамедлительно:
— Я прошу вас дать мне что-нибудь взамен турнирного венца, прекрасная Агделайда. Какой-нибудь предмет вашей одежды, чтобы я мог хранить его вечно или, подвязав к шлему, идти с ним на битву.
Да что он себе позволяет, этот фриц недорезанный! При чем тут одежда чужой жены? Стриптиза ему захотелось, что ли? Бурцев все же встал между ними:
— Не смей, Аделаида!
Любимые зеленые глаза окатили его таким презрением, такой ненавистью…
— А в чем, собственно, дело, Вацлав? Благородный Фридрих фон Берберг объявил меня дамой сердца и…
— Ты, между прочим, замужем, Аделаида.
— Так и что? Многие рыцари выбирают в дамы сердца чужих жен и даже почтенных матрон с детьми. А потом в странствиях неустанно прославляют их красоту и совершают подвиги в их честь.
Люди вокруг в недоумении взирали на их перепалку. Копье в руках фон Берберга чуть подрагивало.
— Вы что тут, все с ума посходили?
— А по-моему, безумен как раз ты! — Аделаида с дурацкой жестянкой на голове подбоченилась совсем уж не по-княжески. — Разве тебе не хочется, чтобы благородный рыцарь прославлял мою красоту?
— Ты знаешь, не испытываю ни малейшего желания.
— Ах, так! Тогда вот…
Аделаида приподняла венец королевы, рванула с головы шапочку. Не рассчитала малость — головной убор упал в затоптанный снег. В руках княжны осталась лишь зеленая ленточка, крепившая филлет под подбородком. Полсекунды ушло на размышление. Затем полячка решительно отпихнула ногой испачканную шапочку и ловко повязала к склоненному и окровавленному наконечнику копья фон Берберга чистую ленту.
Вестфалец благодарно улыбнулся.
Аделаида улыбалась злорадно:
— Вот так-то, Вацлав!
Жестяная коронка лежала теперь на распущенных русых волосах. Тех самых, что так нравилось гладить Бурцеву. А теперь в любимых волосах путался холодный ветер.
И вдруг он понял все! Сама по себе сорванная шапочка — ерунда. Ленточка на копье — тоже фигня! Длинные русые волосы, разметавшиеся на ветру и перехваченные сверху лишь обручем турнирного венца, — вот он, настоящий подарок! Замужние женщины не должны появляться на людях с непокрытой головой. Обруч же или венок на распущенных волосах носят только незамужние девицы. Ясно же, ясно все, как день: строптивая княжна дает понять, что между ними все кончено. Она больше не желает считать Бурцева своим мужем, а себя — его женой.
— Я уже говорила тебе, что думаю по поводу нашего так называемого брака, — прошипела Аделаида на прощание. — Разбойничья свадьба и жизнь вечной скиталицы — это все-таки не по мне, Вацлав. Так что прощай!
Совсем по-детски — как же это нелепо и неуместно сейчас! — княжна показала ему язык. Затем — пока он стоял ошарашенный, убитый и раздавленный ее заявлением — Аделаида нырнула за ограждения и в сопровождении конного фон Берберга решительно зашагала через ристалищное поле к трибунам знати. Ибо место королевы турнира — там.
Е-о-оп-с-с-с! Бурцев наконец спохватился. Уводят же! Жену уводят средь бела дня! Его любимую милую Аделаидку!
— Куда?!
Он вскочил на коня. Плевать на осторожность! Плевать на гештех! Плевать на отсутствие копья! Топхельм — на голову. Меч — из ножен. Прочь с дороги! Все!
Испуганный народец прыснул в стороны. Многострадальная ограда вновь рухнула под копытами взвившегося на дыбы жеребца.
— Фон Берберг! — проревел Бурцев из-под шлема. — Я вызываю!
Вестфалец развернул коня. Насмешливый взгляд, торжествующая улыбочка…
— Разве ты не согласен с тем, что Агделайда Краковская — прекраснейшая из женщин, несчастный?!
— Я не согласен с тем, что ее лента висит на твоем копье!
Фон Берберг кивнул:
— Вызов принят. Но ты уж подожди, пока я провожу королеву турнира на соответствующее ее положению и красоте место. Таковы правила. И потом… Я не вижу у тебя копья.
— Будем сражаться на мечах. Клинок у меня имеется.
Вестфалец улыбался все шире, все злее:
— Вообще-то я мог бы купить для тебя копье, раз уж тайные рыцари у нас такие бедные.
Бурцев негодовал. Вот ведь гад, еще и бедностью попрекает!
— Спасибо, обойдусь мечом!
— Жаль. Гештех боевых копий без коронелей — благородное состязание.
— Рубка на мечах — тоже достойное занятие, фон Берберг! У нас будут не тупые турнирные, а заточенные мечи.
— Ну, как знаешь… Честный бой насмерть или…
Еще одна многозначительная ухмылка.
Э-э-э, нет, хватит! Тут — без вариантов! Бурцев тоже зло осклабился под лицевой пластиной трофейного топхельма.
— Насмерть! — донесся еще один рык из-под шлема тайного рыцаря.
Некстати вспомнился располовиненный надвое крестоносец — тот самый, что пал возле прусского селения от страшного удара вестфальского рыцаря. А плевать!
— Насмерть! — еще раз повторил Бурцев. Твердо и решительно.
И все же насмерть в этот раз у них не получилось.
