Глава 29

Рассеявшееся не на одну версту воинство вновь стягивалось в единый кулак. Устыдившись недавней слабости, беглецы возвращались — понурые и угрюмые. Обходили выбитые огнем «мессершмитта» полыньи и ледовые разломы, подбирали убитых и раненых. Смешавшиеся отряды вновь делились на полки и дружины. Живые считали погибших. Потерявшиеся искали своих воевод, старост, сотников, десятских и унбаши с юзбашами. Отставший воинский обоз вступал с Соболицкого берега на лед. Первыми ехали самострельные сани Сыма Цзяна. Китайца, приложившего руку к истреблению опасной твари, везли почетно — с эскортом, как боярина.

А Александр Ярославич желал видеть главного победителя летающего змея. Видеть лично и без промедления. Новгородский князь в окружении малой, но верной свиты въехал на остров к головному дозору.

Бурцева князь застал у самоходной чудо-телеги: тот как раз вставлял в пулемет новую ленту взамен опустошенной. Дмитрий, Бурангул, пан Освальд и дядька Адам стояли рядом — в благоговейном молчании они наблюдали за разворачивающимся на их глазах таинством.

— Ну, Василько, лихо ты сшиб змея поганого, — одобрительно пророкотал Александр над самым ухом.

Бурцев вздрогнул от неожиданности, обернулся к спешившемуся Ярославичу. М-да, великая честь, коли сам князь стоит перед тобой на своих двоих.

— Не перехвали, княже. Повезло мне просто.

— Ой ли? Так, значит, из этой штуки ты адскую тварь достал?

Князь опасливо тронул руль «цундаппа» острием меча.

— Не-е-е, эта штука называется мотоцикл, — пояснил Бурцев. — А тварь я достал из пулемета.

— Матерьцык? Булямот? Странные названия, — Александр нахмурился. — Ты, Василько, того, коли все же знаешься с нечистым, так лучше скажи сразу, пока не поздно. Мне в борьбе с дьявольскими кознями помощи от дьявола же не нужно.

Бурцев усмехнулся:

— Не волнуйся, княже. Я же объяснял уже — это всего лишь оружие.

— Ну, что ж, — Ярославич сменил гнев на милость. — С таким оружием нам теперь никакой немец не страшен, верно ведь, Василько?

— Ошибаешься, князь. У немца нынче есть кое-что пострашнее «булямотов».

— Думаешь, на нас опять напустят летающих змеев?

— Это вряд ли — не осталось у них летающих-то, но вот…

Он осекся. Отдаленный гул снова доносился со стороны Соболицкого берега.

Вот те на! Легки, блин, на помине. Бурцев поднял бинокль.

— Что? — встревожился князь. — Что ты там увидел?

— Танки!

— Кня-а-а…

Бум!

Тревожный вопль какого-то горластого всадника, скакавшего по замерзшему озеру, слился с пронзительным свистом снаряда.

Ба-бах! Всадника не стало. На его месте во льду зияла новая полынья. Второй снаряд потопил сани с китайским самострелом. Проворный Сыма Цзян едва успел выскочить на лед. Доспехов китаец, на свое счастье, не носил, так что под воду железо его не утянуло. Правда, мудрец из Поднебесной остался теперь без обоюдоострого копья. Зато жив-здоров. Пока…

Соболицкий берег ревел и плевался огнем.

Обстрел новгородского войска начинали панцерваффе цайткоманды.

Бурцев не отрывался от бинокля. Вот ведь ё! К озеру подступала тевтонско-ливонская «свинья», усиленная ударной группой цайткоманды. Чудовищный клин медленно сползал по белым пологим склонам. Да уж, построеньице…

Четыре бронированные машины — знакомые уже «рыси» и зверюги покрупнее — двигались впереди — в голове трапеции. Рыцари и кнехты следовали за ними. И между ними. Эти — вытопчут и вырубят все, что еще будет шевелиться после танкового удара. Пулеметчики на мотоциклах обеспечивали фланговое прикрытие. Авиация — поддержку с воздуха… Таков был замысел фон Берберга. Впрочем, на свой «мессер» штандартенфюрер больше может не рассчитывать. Да и танки доползли лишь до замерзшей воды. Дальше им хода не было.

Но пара «цундаппов» и небольшая группа вражеских всадников сунулись-таки на лед. Достали, отсекли хвост новгородского войска. Захватили сани с припасами, поворотили обратно. Расстреляли, изрубили охрану… Лишь немногим обозным мужикам удалось оторваться от преследования. И то, небось, потому, что немцы пожалели тратить на них пули и стрелы.

Хотя нет, не только перепуганные мужики спаслись. Вон вырвался вперед одинокий всадник в богатой броне и одежде. Игнат! Начальничек, блин, обозной охраны… Ишь, улепетывает, боярин. А ведь давеча как рвался в бой! Грозился немцев стрелами закидать да топорами порубать. Теперь, небось, поумнеет. Твое счастье, Игнат, что супостат за одиночками сейчас не охотится. А вот кому-то повезло меньше.

— Ядвига! — Освальд вдруг переменился в лице. — Там же Ядвига! Ее ж в полон забирают!

Удерживать добжиньского рыцаря пришлось в несколько рук.

А с Соболицкого берега по отступающей рати били пулеметы. На льду рвались снаряды. Выли, гремели, звенели трубы, бубны и сопелки новгородцев. Глухо, раскатисто выстукивал татарский барабан. Сигнал для всех был един: немедленно отступать, ходить из-под обстрела. Но и без всяких сигналов войско, накрытое новой волной паники, спешило прочь от вражеского берега.

Обоз спасти так и не удалось. Ядвига Кульмская осталась на том берегу. Хуже того: в бинокль Бурцев разглядел, как к ее саням пристроился всадник с медведем на щите.

Освальд рвал и метал. Грозился самолично и немедленно изрубить всех немцев в капусту — со всеми их самоходными телегами и огнедышащими драконами. Насилу совладали с буйным рыцарем, насилу успокоили.