Глава 55

– Откуда едете? – спросил Бурцев пленника.

– Из Мариенбурга, – ответил тот. Мариенбург…

Очень может быть. Где-то в тех местах должна располагаться базовая платц-башня цайткоманды.

– Во Взгужевежу путь держите? – Бурцев глянул в глаза шарфюреру.

Тот замялся:

– Ну, тевтонский обоз направлялся туда. Орден хочет перебросить в Добжиньские земли часть своей артиллерии. Когда начнется война, оттуда можно быстро добраться до польских городов и замков.

– Часть артиллерии? Хм-м, хороша часть! – Бурцев указал на гигантскую бомбарду в брошенном прицепе, – Эту дуру вы тоже во Взгужевежу тащите?

– Тоже.

– Она хоть стреляет?

– Еще как! Это – «Бешеная Грета». Самое большое орденское орудие, перед которым не устоит ни один замок. Любую стену рушит с километровой дистанции.

– Впечатляет, – усмехнулся Бурцев. – Но не очень. Неужели для вашего вездехода других дел не нашлось, кроме как волочить через пол-Пруссии бомбарду?

– Вообще-то мы-то как раз посланы не во Взгужевежу, а за танком. А с обозом этим нам просто по пути.

– За танком? – не понял Бурцев. – Каким танком?

– На переправе через Древенцу вышел из строя «Тигр».

– Подбили что ли?

– Застрял на отмели у брода. Увяз – лошадями и волами вытащить не получается. Нам приказано эвакуировать машину и доставить к ближайшей ремонтной базе. В Куржектниковский замок.

Ну что тут скажешь? Тягловая скотина, впряженная в «Тигр»… ремонтная база за стенами замка… С ума сойти можно! Бурцев лишь покачал головой.

– А чтоб к переправе тягач не порожняком гнать, мы должны помочь союзникам – «Бешеную Грету» до Древенцы довезти, – продолжал пленник. – А то ведь, чтобы тянуть одну такую бомбарду со всем припасом, еще один обоз не меньше этого нужен.

– И не жалко топливо-то жечь?

– С топливом у нас все нормально, – пробурчал немец. – Снабжают хорошо.

– Цайтпрыжки? Регулярно подкидывать своей цайткоманде «посылочки» из будущего фашисты могут ведь и без всякого цайттоннеля. Правда, в одностороннем порядке и лишь во время, помеченное присутствием континиумного стабилизатора.

Шарфюрер вздохнул:

– Цайтпрыжки.

Посетовал:

– Стояли бы платц-башни, где надо, да чтоб открыты все были – никаких проблем и не возникало бы: перебрасывай куда угодно хоть танк, хоть бомбарду. А так… Во Взгужевеже башня разрушена…

Ага. Разрушена. Два века тому назад. В результате взрыва подземного арсенала…

– …и раскопки там идут секретные, так что никак не сунешься – запрещено. И – Кульмская платц-башня тоже не действует. Еще есть одна башенка неподалеку тут, в лесу, – но и от нее толку никакого…

Все верно: и на кульмской старой мельнице, и в вайделотском святилище стоят магические блоки. Сыма Цзян в свое время постарался.

– …Вот и приходится своим ходом через пол-Пруссии туда-сюда таскаться.

Блин! Что-то разговорился, разоткровенничался шарфюрер. Аж подозрительно как-то. И на дорогу все чаще поглядывает. С чего бы?

– Почему остановились здесь? – повинуясь внезапному наитию, засыпал немца вопросами Бурцев. – Почему утром, когда самое время ехать? Чего ждали? Кого? Куда удрать пытались на вездеходе?

– Да охраны они ждали, – неожиданно вмешался Скирв. Толстяк поигрывал толстым древком рогатины. Не терпелось, видать, пустить оружие в ход. – Провожатых своих.

– Какая еще охрана? Какие провожатые? – недоумевая, повернулся Бурцев к жмудину. – В обозе ведь были и рыцари, и кнехты оружные.

– Были, – согласился Скирв. – По прусским владениям ордена с такой охраной ехать можно безбоязненно. Но скоро – польская граница, за ней пойдут Добжиньские земли. А там этого мало. Туда немцам соваться без надежного отряда провожатых, что любую атаку из леса отразить сможет, опасно.

– Хм-м, а надежный отряд – это что? – поинтересовался Бурцев.

– Большая колдовская колесница вроде… – Скирв повертел головой, указал на «Опель» с торчащим из радиатора обломком копья, – ну, хоть бы вроде той вон. И с пяток колесниц поменьше, на трех колесах…

«Мотоциклы!» – догадался Бурцев.

– …и десяток-другой хранителей небесных или как их там еще… И чтоб у каждого – по ручной бомбарде, что стреляет без перерыву-умолку. А еще – пара дюжин тевтонских рыцарей с конными стрелками. Только с такими провожатыми орденские обозы и едут отсюда дальше.

– Ты уверен, Скирв?

Жмудин фыркнул:

– Чай, не первый день я и мои ребята следим за орденской дорогой, да счет ведем, сколько и чего к границе подвозится. Каждый обоз именно здесь, в этом самом месте, останавливается и ждет, покуда из приграничья провожатые не прибудут.

Вот, значит, как?! Бурцев повернулся к пленнику:

– Слышь, ты, шарфюрер недорезанный, ты что же мне зубы заговаривал и время тянул, да?

Немец не ответил. Отвернулся. Бурцев взял эсэсовца за подбородок. Повернул к себе:

– Когда должен подойти конвой?

Снова молчание. И снова – взгляд на дорогу. Полный надежды взгляд. Значит, скоро…

– Что, опять говорить не хочет? – осведомился Вальтер.

Эсэсовец вздрогнул. Но – молчок. Рот по-прежнему на замке.

– Да он, собственно, уже сказал все, что нужно, – пробормотал Бурцев.

Не подумав о последствиях, ляпнул.

– Ясно. – Вальтер быстро, с небрежностью профессионала, поднял заряженный арбалет. Вдавил спусковую скобу.

Выстрелил швейцарец неожиданно, навскидку. Почти не целясь, выстрелил. Наверное, немец не успел даже испугаться по-настоящему.

Мишень теперь была больше: не яблоко – ростовая человеческая фигура. Расстояние – меньше: в упор почти. Не промахнулся, в общем, Телль-младший.

Щелк, дзынь, хрусть – и промеж глаз пленника торчит оперение. Голова шарфюрера – шар с оттопыренными унтами – намертво пригвождена к стволу. Ставь хоть яблоко, хоть стакан с водой – не упадет, не опрокинется, не шевельнется уже.

Народ охнул.

Вайкнул по своему обыкновению Хабибулла. Не восторженно уже – удивленно.

Одобрительно гоготнул Скирв.

– Так и надо! – подкрутил длинный ус пан Освальд.

Бурцев сплюнул с досады:

– Вальтер!

Туды ж тебя растуды ж!

– И часто ты так… пленных допрашиваешь?

– Всегда. – Телль спокойно зачехлял арбалет. – Пленных немцев – всегда. Лишний раз поупражняться в стрельбе – оно никогда не помешает…

Бурцев только покачал головой. Вай времена, вай нравы, короче… Ну, не мог он к такому привыкнуть – и все тут. Цивилизация накладывает-таки на человека отпечаток. Глубокий, неизгладимый, нестираемый. И никуда не денешься.

– А вообще-то это за Берту, – тихо добавил Вальтер.