Глава 38
Каволата! Вот уж каволата так каволата! В самом деле, похоронная процессия уплыла давным-давно. Перевернувшиеся разбитые и изрешеченные пулями лодки потонули. На плаву оставались лишь две белые гондолы. Те, на которых приплыли венецианские гвардейцы-копейщики, Ядвига, Освальд, Бурангул, Збыслав и Дмитрий. Лодку Джеймса, Бурцева и Сыма Цзяна потопила моторка с крестом. Кондотьерская гондола, привязанная к берегу, тоже никуда не годилась: в борту и днище зияли частые пулевые отверстия. Внутри плескалась вода. Далеко на такой посудине не уплывешь. А две гондолы на десятерых — слишком мало.
— Кому-то из твоих людей придется остаться здесь, — сказал Джеймс. — Ненадолго. Мы за ним вернемся.
— Вернемся? Ты сам-то веришь в это?
Брави отвел глаза:
— Но. В этом не будет нужды. Гвардейцы дожа нас опередят. Или немцы. Но кем-то нужно пожертвовать, чтобы дать возможность спастись остальным.
Бурцев хмуро глянул вокруг:
— Сколько человек должно остаться?
— Я бы оставил самых тяжелых. Двух. Еще лучше — трех.
Самыми тяжелыми были Гаврила Алексич, Дмитрий и Збыслав. Хотя нет, Збыслав ранен: литвин все еще держался за голову. А под глазами — синева. Не иначе как сотрясение мозга. Легкое — скоро пройдет, но пока Збыслав вояка плохой...
— Останутся двое, — твердо заявил Бурцев.
— Даккордо. Думаю, остальные доплывут благополучно. Я сам поведу одну лодку и покажу, как управляться с веслом. Это не очень сложно...
Бурцев отошел к здоровякам-новгородцам. Шепнул негромко:
— Гаврила, Дмитрий... Мне нужен один доброволец для важного и опасного дела. Очень может быть, что дело закончится смертью.
Вперед шагнули оба. Хмурые, мрачные, решительные. Готовые на все. Вот так всегда...
Бурцев махнул рукой:
— Тяните жребий.
Оставаться выпало Алексичу.
— Только один? — Брави уже стоял рядом. Хмурился недовольно...
— Вторым буду я. У меня тоже вес немаленький.
Такого поворота Джеймс никак не ожидал. От былой невозмутимости не осталось и следа.
— Почему ты?! — понизил голос папский шпион-убийца. — Твое место в гондоле, Василий.
— Эх, сказал бы я тебе, брави, чье место в ганд... Да не буду — все равно не поймешь!
— Это ты не ничего понимаешь, русич! — киллер взволнованно шептал уже в самое ухо. — Кнехт-лазутчик говорил, что твоя персона больше всего интересовала Бенедикта. Значит, и дож в первую очередь пожелает захватить тебя. И потом, кроме меня только ты знаешь, где мы будем искать убежище. Если тебя схватят, если под пытками вызнают о «Золотом льве»...
— Не доверяешь, Джеймс?
— Ну, не то чтоб... — бесстрастный брави совсем смутился. — И все же не понимаю почему?
Да уж куда тебе!
— Во-первых, я не привык прятаться за чужие спины. А во-вторых, ты прав: для Хранителей Гроба и дожа лишь я один представляю ценность. И, смею заверить, для Папы Римского — тоже. Так что пусть у тебя даже не возникает мысли выкрадывать и переправлять в Рим кого-либо из моих ребят — это бесполезно. Ну а в-третьих... — стволом «вальтера» Бурцев оттолкнул Джеймса от своего уха, — вот эта штуковина однажды уже отпугнула гвардейцев дожа. Так что впредь они будут бояться меня больше, чем кого-либо из нас.
Он, действительно, очень рассчитывал на это.
— Но твой железный дито не может извергать руморэ смерти вечно!
— Как-как ты сказал? Дито? Руморэ?
— Палец. Шум...
Бурцев развеселился. Оригинально! «Вальтер», наверное, еще никто так не называл.
— Да, все верно. «Шума смерти» в моем «железном пальце», действительно, осталось немного. Но, надеюсь, гвардейцам дожа об этом неизвестно. И давай закончим наш спор, Джеймс. Время дорого. Ступайте к лодкам. Грузитесь и отчаливайте по-быстренькому. А мы с Гаврилой как-нибудь сами доберемся до твоего «Золотого льва».
Брави вздохнул:
— Идите вдоль каналов в восточном направлении. Главное для вас — попасть на портовые улицы. А уж там к «Золотому льву» вас проведет любой моряк. В таверне найдете хозяина. Узнаете его по красной роже. Не ошибетесь — вряд ли во всей Венеции сыщется вторая такая пунцовая физиономия. Спросите у него британца Джеймса. Меня позовут. И на вот еще, возьми... Здесь золото. Много золота.
Он протянул мешочек кондотьера. Кошель был пухлым и увесистым, внутри позвякивало.
— Бери-бери, не стесняйся. В конце концов, ты мне сегодня жизнь спас.
— Спасибо! — изумленно поблагодарил Бурцев.
Кажется, с самого начала он ошибался насчет этого парня. В чем в чем, а в жадности папского брави обвинить нельзя. Жмоты не расстаются с презренным металлом так легко.
— Но зачем нам столько-то?!
— А чтоб ваши проводники были сговорчивее и расторопнее. И хозяин «Золотого льва» тоже. Сарацинские мешочки в Венеции открывают двери, развязывают языки и заставляют людей быстрее переставлять ноги. Это почти такое же верное средство, как перстень дожа.
— Так, может, нам все же стоит взять не деньги, а перстень дожа?
— Нет. Я снимал его с кондотьера не для того.
— А для чего же?
Вместо ответа Джеймс зашвырнул печатку синьора Типоло в грязные воды канала.
Ого! Еще один нехилый поступок! Этот брави, действительно, совершенно равнодушен к золоту. А вот Бурцеву, честно говоря, было немного жаль массивного золотого колечка с рисунком тонкой работы.
— Не расстраивайся, русич, — Джеймс улыбался. — Носить перстень дожа теперь опасно. Оставлять здесь — неразумно. Перстень будут искать, а тот, у кого его найдут, неминуемо погибнет. Возьми вон лучше чиавону.
Брави протянул палаш кондотьера. Что ж, хороший совет. Бурцев взял. Когда в «железном пальце» закончится «шум смерти», стальная чиавона ой как пригодится.
— Даст Бог, еще свидимся, Василий.
Судя по глазам Джеймса, не так чтоб очень он на это рассчитывал. Хотя очень хотел...