6
Судебный процесс (хотя он не имел никакого отношения к тем сложным и запутанным процессам, о которых читал Гаал) продолжался недолго. Тем не менее Гаал уже не мог вспомнить как и с чего он начался.
Его почти ни о чем не спрашивали. Вся тяжелая артиллерия была направлена против самого Сэлдона. Хари Сэлдон, однако казался невозмутимым. Гаалу он казался единственным человеком, сохранявшим спокойствие во всем мире.
Слушателей было немного и все они были из знатных семей Империи. На процесс не допустили даже представителей прессы и было сомнительно, знают ли вообще во внешнем мире о том, что Сэлдона судят. Ярко выраженная враждебность к подсудимым ощущалась во всей атмосфере заседания.
Пятеро членов Комитета Народной Безопасности сидели за высоким столом. Они были одеты в алые с золотом мундиры и блестящие пластиковые шапочки, показывающие их принадлежность к юриспруденции. В центре стола сидел начальник Комитета Линг Чен. Гаал никогда еще не видел никого из великих князей так близко и наблюдал за ним с восхищением. В течении всего процесса Чен едва сказал несколько слов. Он ясно дал понять, что все эти пустые разговоры ниже его достоинства.
Прокурор процесса проконсультировался со своими заметками и продолжал допрос Сэлдона.
— Итак доктор Сэлдон сколько людей вовлечено в сейчас в проект, главой которого вы являетесь?
— Пятьдесят математиков.
— Включая доктора Гаала Дорника?
— Доктор Дорник — пятьдесят первый.
— О, значит, их все же пятьдесят один? Подумайте хорошенько, доктор Сэлдон. А, может быть их пятьдесят два или пятьдесят три? Или еще больше?
— Доктор Дорник формально еще не зачислен в нашу организацию. Когда это произойдет, он будет пятьдесят первым. Пока что нас пятьдесят, как я уже говорил.
— А случайно вас не сто тысяч?
— Математиков? Нет.
— Я не говорю о математиках. Насчитывает ли ваша организация сто тысяч членов самых разных профессий?
— Если говорить о самых разных профессиях, то цифра, может быть, верна.
— Может быть? Я бы сказал, что она просто верна. Я бы сказал, что количество людей вовлеченных в ваш проект, равняется девяносто восьми тысячам пятистам семидесяти двум.
— Это только вместе с женщинами и детьми.
Прокурор повысил голос.
— Я утверждаю, что в проект вовлечено девяносто восемь тысяч пятьсот семдесят две личности. Не выкручивайтесь.
— Я согласен с приведенными цифрами.
Прокурор сверился со своими заметками.
— Давайте сейчас отложим этот вопрос и вернемся к тому, что мы уже обсуждали. Не повторите ли вы нам, доктор Сэлдон, ваши соображения, касающееся будущего Трантора?
— Я уже говорил и еще раз повторяю, что от Трантора останутся одни руины в течении пятисот лет.
— Вы не находите, что ваше утверждение просто нелояльно?
— Нет, сэр. Научная правда выше любой лояльности и нелояльности.
— А вы уверены, что это утверждение представляет собой научную истину?
— Уверен.
— На каком основании?
— На основании математической психоистории.
— Вы можете показать, что ваши математические построения верны?
— Только другому математику.
Прокурор ехидно улыбнулся.
— В таком случае вы утверждаете, что эта ваша истина настолько невероятна и сложна, что она находится вне понимания простого человека. Мне кажется, что любая истина должна быть менее загадочна и понятна всем.
— Она ясна очень многим. Физика энергетического перехода известна нам под названием термодинамики. Она была ясна и правдива на протяжении всей истории человечества, начиная чуть ли не с мифических веков, и тем не менее даже в этом зале наверняка присутствуют люди, которые сами не смогут сконструировать парового двигателя. Сомневаюсь, что даже ваши заслуженные члены Комитета…
Тут один из судей наклонился к прокурору. Шипящим голосом он произнес несколько слов, которые никто не расслышал. Тот покраснел и перебил Сэлдона.
— Мы собрались здесь не для того, чтобы выслушивать ваши речи, доктор Сэлдон. Мы поняли ваши соображения. Но разрешите мне предположить, что эти соображения нацелены на то, чтобы нарушить доверие народа к имперскому правительству и что вы это делаете в каких-то своих целях.
— Это не так.
— Далее, разрешите мне предположить, что ваше предсказание катастрофы через пятьсот лет вызывает смуты и беспорядки как раз на протяжении этих лет.
— Это верно.
— И что простым своим предсказанием вы надеялись вызвать эти смуты, чтобы возглавить их затем со своей стотысячной армией?
— Прежде всего это неправда. И если будет проведено расследование, то оно покажет, что не более десяти тысяч человек находятся в призывном возрасте, да и те никогда не проходили военной подготовки.
— Скажите, вы действуете как чье-либо доверенное лицо?
— Я сам являюсь главой моей организации, мистер прокурор.
— Вы абсолютно не заинтересованное лицо? Действуете только в интересах истины?
— Да.
— Что ж, посмотрим. Скажите, доктор Сэлдон, а можно изменить будущее?
— Несомненно. Этот судебный зал, например, можно взорвать через несколько часов. В таком случае будущее, несомненно, изменится, хотя и совсем немного.
— Опять выкручиваетесь, доктор Сэлдон, может ли быть изменено будущее всей человеческой расы?
— Да.
— Легко?
— Нет. С большим трудом.
— Почему?
— Общее направление психоистории для Галактики с таким количеством густонаселенных планет содержит в себе огромную энергию. Для каких-то изменений она должна встретиться с чем-то, обладающим не меньшей энергией. То есть, в процессе должно участвовать либо не меньшее количество людей, либо, если их число невелико, колоссальное количество времени. Вы меня понимаете?
— Думаю, что да. Трантор не будет разрушен, если очень большое количество людей решит действовать так, чтобы этого не было.
— Все верно.
— Каким же должно быть это количество? Сто тысяч?
— Нет, сэр. Это ничтожно мало.
— Вы уверенны?
— Примите во внимание, что на Транторе проживает сорок миллиардов человек. Далее, учтите, что тенденция разрушения затрагивает не только один Трантор, но и Империю в целом, а в ней находится около квинтиллиона человеческих существ.
— Понятно. Тогда, возможно, сто тысяч человек могут изменить эту тенденцию, если они и их потомки будут трудиться на протяжении пятисот лет?
— Боюсь, что нет. Пятьсот лет — это очень короткий срок времени.
— А! В таком случае, доктор Сэлдон, нам остается сделать только один вывод из всех ваших утверждений. Ведь в вашем проекте занято сто тысяч человек, и тем не менее, их недостаточно, чтобы изменить историю Трантора за пятьсот лет. Другими словами, они не могут предотвратить разрушение, чтобы они не делали.
— К великому сожалению, вы правы.
— А с другой стороны, вы собрали эти сто тысяч человек не для какой-нибудь нелегальной цели.
— Совершенно справедливо.
Очень медленно и торжественно прокурор произнес:
— В таком случае, доктор Сэлдон, слушайте меня внимательно, что я вам скажу. Для какой цели вы собрали эти сто тысяч человек?
Голос прокурора стал резок. он захлопнул свою ловушку, загнал Сэлдона в угол, сделал так, что тому нечего было ответить.
Среди зрителей пробежал шум, докатившийся волной даже до членов суда. Последние тоже завертелись на своих креслах, сверкая красным золотом одежд. Все, кроме главного судьи.
Хари Сэлдон остался невозмутим. Он ждал пока утихнет шум.
— Я собрал их с целью снизить до минимума эффект будущей катастрофы.
— Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать.
— Но ведь это так просто. Грядущее разрушение Трантора не является событием самим по себе, изолированным в схеме человеческого развития. Оно будет актом очень сложной драмы, которая началась много веков назад и которая близится со все возрастающей скоростью. Я говорю, джентльмены, о развивающемся упадке и падении Галактической Империи.
Шум публики перешел теперь в глухой рев. Возбужденный, красный прокурор пытался перекричать его.
— Вы открыто объявляете, что… — и умолк, потому что крики из публики: «Предательство», достаточно ясно высказывали его точку зрения.
Главный судья медленно поднял свой молоточек и вновь уронил его. Звук гонга пронесся по всему залу. Когда он смолк, затихла и публика.
Прокурор перевел дыхание.
— Понимаете ли вы, доктор Сэлдон, что вы говорите об Империи, которая существовала на протяжении двенадцати тысяч лет, несмотря ни на что, и которая всегда не чувствовала по отношению к себе никаких других чувств, кроме любви и преданности народа?
— Я осведомлен и о настоящем положении вещей и о прошлом Империи. Не желая высказывать неуважение к суду, я могу утверждать, что знаю немного больше, чем любой из присутствующих здесь, в этом зале.
— И вы предсказываете полную катастрофу?
— Ее предсказывает математика. Я не хочу высказывать никаких моральных суждений. Лично я очень жалею, что это должно произойти. Даже если допустить, что Империя — дурной метод правления, чего я кстати не говорю, та анархия которая последует за падением будет намного хуже. Мой проект заключается в том, чтобы бороться с этой стадией анархии. Падение Империи, джентльмены, сокрушающее и происходит оно совсем нелегко. Оно предопределено бюрократией, падением инициативы масс, уменьшением любознательности и сотней других факторов. Такое положение вещей продолжается веками, как я уже говорил, и движение это слишком огромно, чтобы его можно было остановить.
— Но разве не очевидно, что Империя так же сильна, как и всегда?
— Эта сила только кажущаяся, но ничего вечного нет. Даже прогнивший ствол, господин прокурор, когда буря ломает его пополам, кажется нам могучим. Посвисты этой бури сейчас слышны в ветвях нашей Империи. Послушайте слухом психоисторика и вы услышите треск.
— Мы здесь, доктор Сэлдон, — нерешительно начал прокурор, — не для того, чтобы выслу…
— Империя, — твердо перебил его Сэлдон, — исчезнет, и хорошее исчезнет вместе с ней. Исчезнут все накопленные ею знания, исчезнет порядок. Начнутся бесконечные межзвездные войны, зачахнет галактическая торговля, население уменьшится, планеты потеряют связь с центром Галактики… Так будет.
Из зала раздался неуверенный тонкий голос:
— Навсегда?
— Психоистория, которая может предсказать упадок, может сделать также и выводы относительно последующих темных веков. Империя, джентльмены, как это уже тут говорилось просуществовала двенадцать тысяч веков. Грядущие темные века продлятся не двенадцать, а тридцать тысяч лет. Вторая Империя возникнет, но между ней и нашей цивилизацией родится и умрет тысяча поколений страдающего человечества. Мы должны бороться с этим.
Прокурор, оправившись после своеобразного шока, произнес:
— Вы противоречите сами себе. Только что вы говорили, что не можете предотвратить разрушение Трантора, а следовательно и упадка, так называемого упадка Империи.
— Я не говорю сейчас, что мы можем предотвратить этот упадок. Но пока еще не поздно уменьшить тот период, который за этим последует. Является возможным, джентльмены, уменьшить период анархии до одной тысячи лет, если конечно, моей организации будет позволено действовать сейчас. Мы сейчас находимся на очень тонком отрезке исторического пути. Вся огромная, нахлынувшая на нас масса событий может быть отклонена чуть-чуть от этого пути… но только чуть-чуть… И несмотря на всю мизерность такого отклонения, его может быть вполне достаточно, чтобы избавить человечество от тысячи лет нищеты и страданий.
— И как вы предполагаете это сделать?
— Сохранив человеческие знания. Сумму этих знаний не в состоянии охватить ни один, ни тысяча человек. С нарушением их социальных связей научные знания раздробятся на тысячи, миллионы кусочков. Отдельные личности будут иметь колоссальные знания о ничтожно малых фактах, не имеющих особо большого значения. Большинство фактов растеряются в поколениях. Но если сейчас мы соберем материалы обо всех известных нам фактах, они никогда не будут потеряны. Грядущие поколения будут основываться на них и не будут вновь открывать давно известные истины. За одну тысячу лет можно будет проделать работу тридцати тысяч лет.
— Но ведь это пустая… — перебил его прокурор.
— Вот и весь мой проект: тридцать тысяч людей со своими женами и детьми посвящают себя подготовке и изданию «Галактической энциклопедии». Вряд ли я доживу до того, чтобы просто увидеть, что их работа по-настоящему началась. Но к тому времени, как Трантор падет, их труд будет завершен, и копии Энциклопедии появятся в каждой крупной библиотеке Галактики.
И вновь главный судья поднял и уронил свой молоточек. Хари Сэлдон спокойно сошел с помоста и сел на скамью рядом с Гаалом. Он улыбнулся и сказал:
— Ну, как вам понравилось это представление?
— Отлично, — ответил Гаал. — Но что произойдет сейчас?
— Они отложат судебный процесс и попытаются придти к частному соглашению со мной.
— Откуда вы это знаете?
— Будем откровенны, — сказал Сэлдон. — Я этого не знаю. Все зависит от главного судьи. Я изучал его много лет. Я пытался анализировать его действия, но вы сами его знаете, как рискованно подставлять причуду отдельной личности в психоисторические уравнения. Тем не менее я надеюсь.
